Возвращение Чорба

Строго говоря, вообразить что трусоватый интеллигент может решиться на отчаянный шаг нелегко. Нелегко – не значит невозможно. Об этом и решил нам поведать Набоков. Оперируя своим излюбленным оружием, словами, лавируя ими со всей подобающей серьёзностью, ибо хоть история и тривиальная, но опять же, как её преподнесёшь. А уж почистить апельсин или сервировать стол согласно не просто литературному этикету, но своему природному дарованию, Владимир Владимирович умеет как никто другой. Безусловно таких историй сто вагонов и сто тележек к ним в довесок. Покус в том, что финал рассказа весьма интересен и таинствен. Читающий спешит сделать один вывод, тут же другой, но рассказчик знает своё дело, можете не сомневаться.
Чтобы сделал мужчина, если бы ему изменила жена ? Смотря какой мужчина и смотря под каким градусом он пребывает в данную минуту. (Под градусом имеются ввиду не обязательно винные пары, а психологическое состояние человека). Как вы догадываетесь вариантов масса и нет смысла их все перечислять. Набоков нарисует. Набоков увлечёт и покажет, как может быть и, или, как могло бы быть. А уж верить ли его рассказу, каждый решит по своему. В любом случае без внимания эту то ли притчу то ли быль оставлять негоже.

В этом сборнике есть рассказ «Пассажир», который некоторым образом очень точно резонирует с основной мыслью всей книги.
Суть в следующем: попутчиком главного героя рассказа (писателя) становится некий неизвестный человек (лица его мы не видим), который, думая, что за ним никто не наблюдает, на протяжении всей ночи в поезде сотрясается в отчаянных рыданиях. Наутро поезд приходит на станцию, где его проверяют несколько полицейских инспекторов: оказывается, что накануне ночью на этом поезде из города сбежал преступник — ревнивый муж, убивший свою жену и ее любовника.
И тут наступает тонкий момент (впрочем, для вдумчивого читателя не неожиданный): рыдающего попутчика инспекторы, проверив, отпускают, и переходят в следующее купе. Он оказывается невиновен. Он не преступник.

Герой рассказа делает заключение, что жизнь очень часто дает нам, казалось бы, готовый материал для литературы, но почти всегда выясняется, что материал этот несоизмеримо глубже, чем мы поначалу думаем. Замысел жизни всегда оказывается стократ великолепнее и масштабнее, чем то, что мы видим на поверхности.
А что же до истории плачущего человека — ее нам никогда не суждено узнать. Как и в жизни.

Вот примерно с такими мыслями я и дочитывал эту книгу: со смутным беспокойством, расстройством из-за всей этой несуразицы, коей полнятся многие из набоковских рассказов, но с не оформившимся вполне ощущением, что все это — все его рассказы — были предназначены для чего-то большего.
Для какого-то масштабного сюжета, режиссером которого могла быть сама жизнь. Для какой-то поражающей воображение многоходовки на несколько поколений и сотни человеческих судеб, на сведение которой воедино ушла бы целая жизнь.
Их предназначение было воистину грандиозно, но завершили они свой путь в сборнике рассказов — да еще и не очень популярном, по мнению многих.

Нет, я не жалуюсь...

Нет, я не жалуюсь, автор молодец. Наверно.
Просто чтение его произведений в таком формате смахивает на попытку рассмотреть слона в дверной глазок, или, скажем, монумент Родины-Матери на почтовой марке — понятно, что ни к слону, ни к монументу претензий нет, вопросы лишь к этому узкому, крошечному каналу восприятия, сквозь который мы пытаемся протиснуть в себя эту громаду.
Также и с некоторыми рассказами: магии авторского слова банально тесно в рамках малой литературной формы.

Автор выписывает свое словесное кружево просто превосходно, все читательские «эстетические рецепторы» буквально торжествуют — впрочем, применительно к Набокову это и не ново.
Но вот центр, если позволите, восприятия смысла в мозгу сигнализирует о неполадках: что во всем этом есть, кроме формы?
Для чего написана добрая половина этих рассказов, кроме как для того, чтобы создать мимолетную зарисовку, стоп-кадр жизни, который отпечатается на «сетчатке» лишь на секунду, ни на йоту не повлияв на то, что претенциозно и высокопарно можно назвать «процессом понимания жизни»?

Некоторые рассказы хороши именно в этом своем качестве: просто что-то нарисовать, донести атмосферу без попыток раскрыть какой-то смысловой аспект бытия. К таковым, например, с удовольствием отнесу «Письмо в Россию», «Рождество», «Грозу», «Катастрофу», «Благость» и «Ужас» — в них не нужно ловить смысл и какой-то фундамент. Ими просто нужно наслаждаться, как теплым дыханием картин Кинкейда; ловить в своем воображении визуальный ряд и довольствоваться лишь им.
Есть и другие — «Бахман», «Подлец» и «Картофельный эльф» и почти уже приключенческая «Сказка» — эти миниатюры подкупают мастерским нагнетанием напряжения, умелым взведением пружин до крайнего состояния, когда ты, читатель, даже уже поняв, чем все закончится, не можешь отложить книгу, а хочешь, всенепременно хочешь дочитать эту зарисовку до конца, чтобы из мозга твоего уже вынули этот острый и ядовитый шип, и испытываешь, наконец, почти физическое облегчение, когда рассказ подходит к своему, пусть и стократ ожидаемому и предсказуемому, концу.

Наименее интересными (однако, в применении к данному сборнику, правильнее сказать «приятными») показались первые рассказы — «Возвращение Чорба», «Порт», «Звонок», ну, и «Путеводитель по Берлину», пожалуй, хоть и в меньшей степени.
Их атмосфера кажется мне чем-то неблизким и незнакомым. Их сюжет кажется и вовсе нагромождением несуразных случайностей: кто-то к кому-то пришел, кто-то с кем-то поговорил, что-то увидел — и теперь чего?
Не буду их осуждать, просто корректно сведу к тому, что их я, вероятно, просто не понял (а в скобках уже менее корректно отмечу, что понимать там, на мой взгляд, не особо есть чего).
Будем считать, что это автор так «разгонялся-разминался». Ну и пусть, что на целых три рассказа — главное, что весь остаток дистанции он держал очень неплохую планку.

Вот еще что: эта книга идеальна в качестве стопроцентно верного совета (или даже подарка), если вы не знаете вкусов человека, но хотите преподнести действительно умный и приятный совет/подарок. Она может понравиться в разной степени, но не понравиться вообще — по-моему, не может.

Хорошо.

Всё-таки Владимир Набоков чересчур правдивый писатель. Его за это можно любить, а можно ненавидеть, но что есть то есть.
КЭ рассказывает об изнаночной жизни цирковых артистов. Писатели редко трогают эту тему, а жаль, потому что в этом волшебном сундучке можно найти много интересного.
Главный герой – человек маленького роста, то бишь карлик, с инфантильным характером. Кажется, раздражающий инфантилизм есть обычная защита от несправедливости и жестокости внешнего мира.
Набоков пишет и режет по живому без анестезии. Этот писатель оставил после себя великое литературное наследие.

Вполне читаемо, хотя я как-то по привычке думала, что не доберусь до финала. Так у меня уже бывало с произведениями Набокова, когда начинаю я бодренько, а потом книга с укоризной на меня смотрит и в конце концов отправляется обратно на полку. Не знаю даже, почему до сих пор у меня не проснулся интерес к прозе Набокова, а когда и просыпается, то почти сразу засыпает. Все ж таки признанный мировой общественностью литератор, а я зеваю... Неудобно получается.

В общем, суть тут такова: талантливый музыкант Бахман знакомится с госпожой Перовой, не очень-то молодой и уже в возрасте. Бахман блистает на сцене (хоть и недолго), и новая знакомая посещает все его концерты. Бахман выпивает, но даже это не отталкивает госпожу Перову, и связь их длится целых три года, ни омраченная даже претензиями мужа Перовой. Осенняя любовь, талант и признание, мировая слава. Вроде бы все хорошо... Но недолго. Перова скоропостижно отбывает в мир иной, а Бахман в итоге спивается и теряет славу. Всеми забытый, он заканчивает свой жизненный путь в маленьком швейцарском приюте Святой Анжелики.

Вот такой вот рассказ. Что-то в нем есть из «Защиты Лужина». (Это единственная книга Набокова, которую я дочитала до конца.) Бабья жалость героини к неприспособленному к миру гению, наверное.

Непонятно, как она могла его любить. Тайна женского сердца! Я видел собственными глазами, как в одном доме, где они были вместе, маэстро вдруг защелкал на неё зубами, как обезьяна, и знаете — за что? Она хотела ему поправить галстук.

В общем, история из разряда «про внутренний конфликт», и в таких вещах Набоков мастер. Нет, Мастер. Очень это по-набоковски. Совершенно особенная манера в нескольких словах обрисовать и человеческие страсти, и пороки, и стремление ввысь. При этом не самый интересный сюжет выбран для рассказа, нет в нем каких-то особых героев или поворотов. Но есть в нем похвальное стремление автора пожалеть своих персонажей в их повседневности, и сделать их запоминающимися.

Рассказ повествует о возвращении Чорба из длительного свадебного путешествия. Вот только вернулся он без жены... В снятый им номер в захудалом отеле, к нему наносят визит родители жены, застав там весьма неприятную сцену, а Чорбу предстоит объяснить им, где же их дочь и что всё это означает...
Хороший рассказ, но немного недопоняла смысл. Здесь говорится о потере, горе, осмыслении и смирении. Чорб везде ищет, то что потерял, в надежде что, повторив всё заново, сможет отпустить, смягчить своё горе.
О жене Чорба сказано очень мало, а точнее почти ничего, даже имени у неё нет, но по кратким упоминаниям, она мне очень импонирует. Она сама выбрала своего мужа, не смотря на всё недовольство родителей, поступив им наперекор.
Ситуация в отеле, конечно, очень неприятная для Чорба и автор не стал описывать чем она закончилась... Бедный Чорб

Умеет, умеет Мэтр играть словами. Умеет сказочно и роскошно фокусируя, не в смысле концентрируя внимание глаза на каком-то объекте, а именно извлекать из недр души своей речистые и велеречивые обороты, иногда пышные, как дамы на полотнах Бориса Михайловича Кустодиева, а иногда тревожно-короткие, как отдельные китайские или японские слова.
В случае со звонком, Владимир Владимирович отходит от привычных его перу фокусаций, а средотачивает внимание читателя непосредственно на сути. Удаётся ли ему растревожить душу ? А вот это смотря в каком возрасте вы прочтёте рассказ «Звонок». И опять же в некоторой зависимости от того…а впрочем обо всё по порядку.
Представьте себе, что вы живёте за границей и порядочное число времени не видели ту, что дала вам жизнь. Логично, что представить трудно. И тем не менее. Не утрачивая надежд вы ищете…Набоков не заламывает руки, не делает своего героя Николая Степановича особой нон грата. Вы не услышите его внутренних размышлений и излияний. Однако это совсем не значит, что человек он бесчувственный и бессердечный. Напротив. Его дальнейшие действия и поступки скажут за себя.
Тонкой незримой нитью связывает Владимир Набоков мать и сына. Они разные, но от того ещё сильнее и крепче, эта тонкая нить.
P.S. Прочитать этот рассказ может каждый, а вот ощутить боль разлуки, способен наверно только тот, который очень долго не видел мать…

Рассказы Владимира Набокова похожи на гроздь ярко-красной рябины. Алые ягодки такие сочные, такие ощутимые, смотришь — и жаждешь дотянуться, сорвать, попробовать. И вот, гроздь в твоих руках, одна из ягод лопается, неловко приплюснутая большим пальцем, и алый сок течет по руке, вынуждая его испить. И вот твои зубы обхватывают ягоду с двух сторон, отсоединяют от черенка и ягода лопается на языке. Невыносимый гадкий терпкий вкус горечи! Сплевываешь красную кожицу, пытаешься сглотнуть, а внутри стоит обида — неужели такая прекрасная ягода может давать такую отчаянную горечь?

Вот и рассказы Набокова, что рябина, — обернуты в замысловатую игру слов, пропитаны прекраснейшими эпитетами, текст похож на художественную картину или на праздничный стол: здесь столько цветов — и гранатовый, и персиковый, и фиалковый... А позже раскусываешь рассказ — продвигаешься к финалу, к развязке — и чувствуешь горечь от невыносимости этого бытия: горечь утраты, горечь измены, горечь болезни под названием любовь.

Хочется обо всём и по чуть-чуть, поэтому в двух словах о пятнадцать рассказах.

«Возвращение Чорба» — о том, как медовый месяц может обернуться трагедией.
«Порт» — о случайной «портовой» встрече с той, с которой были близки когда-то в прошлой жизни.
«Звонок» — про позабытые родственные связи и то, насколько близкие люди могут быть чужими.
«Письмо в Россию» — о прошлом и о России, которых больше не вернуть.
«Сказка» — булгаковские фантасмагорические мотивы и хитрое исполнение желаний.
«Рождество» — страшно о том, что любой человек, даже самый маленький, смертен.
«Гроза» — про богов-людей и то, как литература может проникнуть в жизнь, изменив взгляд человека.
«Бахман» — о великой любви до гроба и о самопожертвовании.
«Путеводитель по Берлину» — про уходящее мгновение прекрасного города, оставшееся в тексте, а значит в вечности.
«Подлец» — высмеивание дуэли в заграничной берлинской жизни, дуэль не будет существовать без России.
«Пассажир» — про спор критика с писателем и про то, как можно выудить историю даже из носка (поэтическое описание носка достойно прочтения, оно занимает целых полстраницы).
«Катастрофа» — ночь, улица, трамвай... нелепая случайность...
«Благость» — даже в самой грустной ситуации можно найти что-то светлое, если сконцентрироваться не внутри, а вовне.
«Картофельный эльф» — о невозможном счастье, которое возможно лишь благодаря смерти.
«Ужас» — про горе, которое спасает нелепое человеческое существо от мыслей о бессмысленности бытия.

Если коротко, то так. Если длинно, то нужно читать.

Читать обязательно, во-первых, чтобы понять, как становятся великим писателями, ведь именно в этих рассказах можно уловить первые шаги мастера, а во-вторых, чтобы увидеть в писателе живого человека со всеми мыслями-чувствами, со всем невыносимым багажом памяти-истории-жизни, со всеми мелочами и нелепостями. И найти в этом себя.

Это так важно — найти себя в том, кто останется в мире навека и будет своими текстами рассказывать обо всех-всех людях с их маленькими горестями и слабостями, с их радостями и невыносимой прекрасной любовью, с их мгновениями и моментами, о том, что умрёт, но благодаря словам останется вечным. За это нескончаемое спасибо и вместо громких аплодисментов минута молчания.

Жизненная драма главного героя - смерть его сына - полностью опустошила смысл существования. Воспоминания, страдания, глубокие терзания отца в канун Рождества. Символом обретения надежды в произведении является как сам праздник Рождества, так и описанный Набоковым момент превращение из кокона в бабочку "сморщенного существа величиною в мышь"

Оно стало крылатым незаметно, как незаметно становится прекрасным мужающее лицо. И крылья – еще слабые, еще влажные – все продолжали расти, расправляться, вот развернулись до предела, положенного им Богом, – и на стене уже была – вместо комочка, вместо черной мыши, – громадная ночная бабочка, индийский шелкопряд, что летает, как птица, в сумраке, вокруг фонарей Бомбея.
И тогда простертые крылья, загнутые на концах, темно-бархатные, с четырьмя слюдяными оконцами, вздохнули в порыве нежного, восхитительного, почти человеческого счастья.

Удивительно пронзительный рассказ о том, что даже в самые черные мгновения жизни иногда получаешь нить надежды, которая позволяет жить дальше. Случайно наткнулась на короткий рассказ Набокова с таким светлым праздничным названием "Рождество", которое вроде бы обещало чудесное радостное повествование. Но нет. С первых строк вместе с героем рассказа автор погружает нас в пучину его скорби. И тем поразительнее контраст между началом и окончанием повествования, когда казалось бы незначительное событие дает надежду на возрождение и останавливает героя на пороге непоправимого поступка.