Собрание сочинений

Своей удивительной возмутительностью книга напоминает обезглавленную птицу, оставленную в подарок мягкосердечной барышне городским великовозрастным дурачком.

Существует множество статей, анализирующих филологическую, историческую и литературную ценность произведения; желание ознакомиться с оными удовлетворяется за несколько часов, а потому здесь будет сугубо эмоциональный сумбур, приправленный субъективным восприятием, не претендующим на истину.

Язык Набокова схож с непостоянностью летней погоды. На рассвете зыбок, прохладен и горьковат свежестью, а в зените тучен, сладок, сочен, вязок и ярок – и доказывать кому-то иное я не возьмусь. Я в совершенном восторге от того, как Набоков лёгкой рукой плетёт невообразимые узоры словами, на составление которых кому-то другому потребовалась бы вся изобретательность и искушённость. Наблюдение за развитием Набоковской мысли напоминает путешествие по саду экзотических растений, где беззащитность полупрозрачных прожилок на гладких листьях на поверку оказывается убежищем для смертоносного яда. Медали оказываются без обратной стороны и боковых граней, любой блеск скрывает под собой золото, а прописные истины разбиваются в пыль. Вектор его филологических изысканий - в отношении идей личностного бессмертия, будущего (или отсутствия такового) русской словесности, существования дарованной гениальности и воспитания оной – кипуч и влиятелен, утягивает читателя по миражному пути, ведущего, по сути, в никуда.
В никуда, потому что за красивыми идеями, за восхитительными формулировками, за прекрасными оборотами речи персонажей, за блеском, мишурой, дорогой кожей и элегантным парфюмом скрывается мелочность, может, даже зависть, брезгливость и будто некая закостенелость.

«Дар» вмещает в себя злобную антипатию Набокова к Чернышевскому, растянутую на много страниц, подсвеченную на постаменте презрительности со всех сторон. Отечественные читатели увидели роман только в 1990 году, когда Чернышевский ещё занимал знаменательную веху в советской литературе. И тем страннее совершенная индифферентность читателей и критиков к вздорной фельетонной выходке Набокова, изуродовавшей личностную и литературную ценность Николая Гавриловича. Казалось бы, от романа не должны были оставить и камня на камне, а то и вовсе оставить без внимания. Однако, вышел такой конфуз.
Корни антипатии Набокова к Чернышевскому лежат за пределами отношений «читатель – писатель» и даже «писатель – писатель». Если принять во внимание вполне объяснимое противостояние Набокова и Чернышевского как литературных деятелей, при ближайшем рассмотрении в «Даре» проглядывает через прохудившуюся ткань сюжета совершенно иррациональная, вздорная и удручающая набоковская ненависть, впитанная будто бы в детстве с чужих слов.

У каждого где-то на задворках сознания есть люди, без прямого знакомства вызывающие отторжение на метафизическом уровне, кажущиеся склочными бездарями, не заслужившими своих успехов, и чем им приходится в жизни больнее, тем сердцу приятнее. Но Набоков посвятил такому человеку целый роман под видом оскорбительного, обличающего судьбу поколения памфлета.

Написанная прекрасным языком завистливая книжонка. Рассчитывайте на эстетическое удовлетворение, не более. Потому что под лакированными перчатками у стоящего перед вами фокусника лишь одна пустота – вас обвели вокруг костлявых пальцев не по разу.

Очень отвратительно ночью понимать, что жизнь Цинцината - это жизнь как у многих людей. Просыпаешься словно в комнате, условно говоря в камере, чувствуешь омерзительность всего происходящего, омерзительность того, что ничего не происходит, с тобой разговаривают как с дебильным, и ты ожидаешь смерти, потому что она все равно рано или поздно ко всем придет.
И как-то противно очень, что она может прийти в лице вот такого дурака - Пьера, например.
Это такие ночные тоскливые мысли. Бывают еще утренние тоскливые мысли, но они уже чуть другие. Или днем совершенно другое дело, днем не так давит эта фатальность происходящего. Днем все идет так, что ну и ладно. Днем можно бродить по Тамариным садам и все сносно, зимой можно бродить пока ноги не начнуть неметь, а летом пока голова от жары не закружится. А потом приходить и падать в кровать, с ощущением, что тебя словно морозит. спать в бреду, снимать с себя слой за слоем. И видеть сны о избавлении, или наоборот, сны о том, что попадаешь в полный тупик. Как повезет.
Главной фигурой для меня был Библиотекарь. Какой-то все понимающий, отрешенный мужик. Пришел - ушел. Вот так выглядит примерно смерть, такая, как на картинках смерть. Но на самом деле Библиотекарь в книге не символ смерти, а символ Понимания.
Какое-то безусловное понимание, всепроникающее понимание и если бы нужно было описать библиотекаря как нечто нечеловекоподобное, то он походил на протяжный вздох. Может быть протяжный вздох умирающего.
И все в этой книге красиво и пронизано чувством предвосхищения чего-то, все чувства мечутся от надежды на спасение, до страха скорой развязки. И это описние эшафота, когда следишь глазами за происходящим, но изнутри, когда сковывает страх. И финал. "а что можно было так сделать?"
В книге вообще очень много интересных деталей, стеб над литературой, абсурдность в некоторых местах. Все эти родственники, когда чувствуешь свою вину, а хотелось бы чтоб тябя обняли в последний раз. И еще с героем сильная связь. словно сам Цинцинат это скафандр, в который ты постепенно облачаешься.
В общем. искренне советую не читать эту книгу, тем более на ночь, да и вообще не читать. Советую выйти в Тамарины сады и стать деревом. И кричать при этом, шевеля листочками "Все в сад! все в сад!".

Интересное произведение. Нехарактерный для Набокова жанр, освоенный все тем же его знаменитым, "фирменным" языком.

Содержание романа на высоте - главный герой в плену собственного сознания. Персонажи тоже хороши - Марфенька, Пьер, Эммочка, мать Цинцинната - все они, как и задумывалось автором, вызывают отторжение. Множество отсылок к литературным произведениям разных времен - тут и образ паука (Байрон), и Фауст (точнее его оперное воплощение), и Салтыков-Щедрин, и Лермонтов и много кого еще, в общем автор на славу блеснул эрудицией =)

Вроде бы все на своих местах, однако, лично для меня есть одно НО...это тот самый язык Набокова. Почему-то такой жанр, как абсурд не вяжется в моем сознании с витиеватым словоблудием мэтра. Сухой и лаконичный стиль того же Кафки или поток сознания Беккета кажутся более уместными. Словесные изыскания Набокова несколько отвлекают и порой кажутся неуместными, хотя возможно на то и была ставка - соединение противоположного. Чтож, вполне в духе абсурда, но "не мое". Абсолютно.

«Отчаяние» — роман, который оставляет странное послевкусие. Стиль Набокова безупречен: каждая фраза отточена, каждая метафора ослепительна. Но за этой красотой — пустота, ведь Герман, при всей его риторике, в конечном итоге оказывается жалким и смешным.

Герман Карлович — типичный набоковский «ненадёжный рассказчик», но с трагикомическим оттенком. Он считает себя гением, сравнивает с Достоевским и даже с самим Богом, полагая, что его план убийства и подмены личности — шедевр. Однако его уверенность разбивается о простую истину: он не так умен, как думает. Его «гениальное» преступление построено на иллюзии сходства с жертвой, которое существует лишь в его воображении.

Я не могу сказать, что испытываю к нему симпатию, но он заставляет задуматься о природе самообмана. Сколько людей, подобно Герману, живут в плену собственных иллюзий, считая себя исключительными, тогда как окружающие видят лишь их нелепость?

Набоков мастерски играет с читателем, заставляя его то верить Герману, то сомневаться в каждом его слове. Роман наполнен литературными аллюзиями — от «Преступления и наказания» Достоевского до гоголевского «Носа». Но если Раскольников мучается совестью, а Голядкин сходит с ума от раздвоения личности, то Герман упоён собой до последней страницы.

Мне особенно нравится, как Набоков разрушает четвёртую стену: Герман то и дело обращается к «читателю», словно приглашая его стать соучастником. Но это ловушка — чем больше он говорит, тем очевиднее его безумие.

Оценка: 5/5 — блистательно, жутко, беспощадно.

Набоков - неприятный автор.  Его тексты затягивают своей повседневностью, кажущейся простотой и будничностью, а потом бьют наотмашь, пинают, щипают, царапают и не знают жалости.  А ещё Набоков не боится зла, он берет его и показывает со всех сторон, крутит, ставит вверх ногами, позволяет заглянуть внутрь.  Сочувствия или симпатии зло не вызывает, только отвращение до физической тошноты.
Немолодой знаток искусства заворожен юной красотой бедной девушки.

Беда в том, что знаток женат, у него подрастает очаровательная дочь, а бедная девушка не пытается сопротивляться пороку. Однажды её не очень опытное сердце разбили и чувствовать она так и не научилась, только желать. Сила её желания такова, что рушатся судьбы, умирают люди, торжествует темная безнаказанность. Никаких счастливых финалов.  Никакого искупления.

Набоков с легкостью влюбляет читателя в мир Германии прошлого века, слегка игрушечный, полный милых, затейливых вещиц. Воплощение стиля бидермейер. Но как фарфоровая статуэтка этот мир требует трепетного обращения, никак не удара молотком с размаха. Молодая голодная девчонка без стыда взбирается по социальной лестнице, чуть иначе поставь автор акценты и читательские симпатии были бы на её стороне. Выбралась со дна, нашла покровителя. Молодец. Только героиня отрицает рост, в принципе расти и меняться не хотят почти все персонажи романа. А если их заставляют это сделать, финал плачевен. С переменами, с изменением перспективы, если обращаться к названию, мир становится настолько чуждым, что смерть и безумие гораздо ближе.

Если в мире серой морали покажется, что ориентиры сбиты, то нужно читать этот текст. Он хорошо напоминает где граница. И что случается, если её пересечь.

Все меньше и меньше нечитанного Набокова, моего любимого американского писателя.
Небольшая повесть, повествование ведется от лица Германа. Он рассказывает нам, как однажды прекрасным днем неподалеку от Праги с ним случилось чудо - он встретил своего двойника, и уже тогда в его голове стал зреть план. Встреченный им Феликс оказался бомжеватым мужичонкой, падким до денежек, так что Герману не составило в последствии особого труда уговорить его занять свое место. Хоть и упоминается периодически, что у Германа были финансовые затруднения в шоколадном деле, все же это не главное, почему он идет на преступление - его завораживает сама идея, он как художник лепит свое творение.
Идея вроде бы не нова (и это будет ясно даже по освещающим преступление газетам) - убить вместо себя подставное лицо и получить деньги от страховой компании при помощи горюющей женушки. Но что-то в какой-то момент пойдет не так, о чем Герман узнает будучи уже в бегах и описывая все события в дневнике, якобы для того, чтобы передать рукопись достойному писателю, который опубликует их и весь мир узнает о гениальном преступнике и преступлении.
В книге много отсылок к Достоевскому, всегда любила, как Набоков стебётся над писателями.

Тем, кто привык рассматривать каждое из произведений, без поиска потайных смыслов и интересуется сугубо вопросами осмысления жизни и смерти, судебными процессами, и ощущениями человека в местах лишения свободы... Предлагаю обратить внимание на следующие книги:

Харпер Ли - Убить пересмешника
Уильям Фолкнер - Осквернитель праха
Жан Поль Сартр - Стена. Избранные произведения (сборник)
Альбер Камю, Жак Ферандез - Посторонний
Франц Кафка - Процесс (сборник)

Без глубинного взгляда и в этом произведении среди множества строк, состоящих из переживаний главного персонажа можно, не испытывая трудностей в поиске, найти череду страданий и рассуждений о театральности жизни. Мучения ожиданий предстоящей смертной казни и возможности хвататься за жизнь... Вопросы любви и осмысления прошлого. Всё это приправлено изящным слогом, прелестью фирменных метафор, яркими образами персонажей и сюжетными поворотами в нитях хитросплетённого повествования.

Без способности или желания разглядеть незатейливый фокус с картами, произошедший внутри сюжета — произведение можно оценить, максимум на 3,5—4 пункта по объективной шкале. Это максимум, не смотря на сюжет, метафоры и мою неимоверную предвзятость к автору. Но задумавшись, всего на пару секунд я увидел загаданную мной девятку треф в рукаве сияющего писателя. На ней было написано о том, что это довольно спорное произведение... Как цвет и фасон вычурной одежды, которая становится менее привлекательной, оказавшись поверх мечтательных изгибов обнажённого тела. Но вы бы удивились... Как она идёт остальным... Мне повезло.

В списке литературы представленном выше иносказательность предоставлена в более слабых вариациях, либо отсутствует вовсе. Это не делает их хуже в сравнении с данным произведением, лишь перекликается дальними отголосками судебных процессов и списка терзаний. Я только взял смелость рекомендовать схожие по отголоскам книги. Не более. Заметьте, что среди них не встречаются антиутопии...

Для любителей метафор и иного смысла...

Думаю, будет достаточно легко разглядеть казнь инакомыслия и свободы в лице главного персонажа. Осознающего бутафорию жизни, не испытывающего радость от затёртых шаблонов, без попыток бежать... Лишь осознавать, когда всё закончится. В романе представлен, как гомерический смех над плачевным будущим, так и бессмысленность жизни среди людей, переставших творить... В произведении много терзаний. Ожидания. Попыток достучаться до сути... И так много свободы... Пускай и в самом конце...

Надеюсь, что Вам понравится этот авторский мир, состоящий из шахмат и механических пауков. Длинных тоннелей и приветливых соседей по камере. Детских рисунков и лицемерия. Способности творить и оставаться призрачной массой. Иллюзий и способности мыслить...

Сегодня... Это произведение безусловно является самым слабым, среди написанных автором. Самым слабым по внутреннему отголоску, но вызывающее самые искреннее впечатления графоманства и полёта мысли среди танцующих строк. Я танцевал среди них... Под четвертую из прочтённых мной, произведений В.Набокова...

"Смерть... Зачёркнуто... Казнь..."

Помните, что однажды всё рухнет... Читайте хорошие книги!

Признаюсь честно, я впервые открыл для себя творчество Владимира Набокова, признаюсь честно, я пожалел, что это не произошло раньше.

Немного саркастичная манера повествования, удивительная точность и какая-то особая чистота описаний меня поистине восхитили, мои отзывы о книге - сплошь восторженные. Сюжет довольно простой, но развивается он интересными переходами между главами, каждый раз цепляет, заставляет продолжать чтение.

Очень понравился литературный стиль автора, по-моему, ему подходят эпитеты "вкусный, глубокий", мне понравилось.

По-поводу сюжета: здесь в главной роли особый любовный треугольник, в котором есть неусмиримая страсть, есть дикая привязанность и предательство, есть тщеславие и эгоизм. В общем, всё то, что делает литературное произведение весомым, позволяет познать грани человеческих характеров, вся полнота человеческих страстей, желаний и страхов.

Перед нами мальчик. Как сейчас принято говорить с "особенностями развития". Кто он гений или дурачок? И так ли отличаются эти два понятия?

Непросто воспитывать ребенка. А "особенного" вдвойне... Мать занята собственными переживаниями и отношениями с мужем. Отец ищет в сыне какую-то исключительность, хоть какую-то, чтобы было за что его любить и гордиться им.

Но исключительности в мальчике нет....успехи в школе его посредственны.

На музыкальном вечере скучающая тётя, троюродная сестра матери, даёт мальчику простейший урок игры в шахматы... Через несколько дней в школе Лужин наблюдает шахматную партию одноклассников и чувствует, что каким-то образом понимает игру лучше, чем играющие, хотя не знает ещё всех её правил.

Маленький Лужин уходит в мир шахмат и больше из него не возвращается.

Шахматная партия длиною в жизнь или жизнь как шахматная партия. Вначале пешка - маленький нелюдимый мальчик... И вот пешка становится ведущей фигурой - одаренным и безумным (хотя как понять грань между гениальностью и сумасшествием) шахматистом - Александром Ивановичем Лужиным, и в итоге... случилось, то что случилось. Финал закономерен.