
Ваша оценкаРецензии
HaycockButternuts16 сентября 2021 г.Что наша жизнь? Игра!
Читать далееДа, ты прав, кудрявый Гений! Жизнь наша не более, чем игра. Какая - это уже вопрос второй. Кто-то любит ломберный стол, кто-то - компьютерный джойстик, кто-то срывает голос на стадионах. И ни те, ни другие, ни третьи даже не подозревают, точнее до поры не задумываются, что все они - участники самой главной и важной Игры между Жизнью и Смертью.
Да, тот кто изобрел шахматы, безусловно был величайшим мудрецом. Или величайшим насмешником. Ибо абсолютно все и все мы подчинены именно этой доске из 64 клеток. И чья-то изящная, но неумолимая рука передвигает и передвигает по ней фигуры, создавая новый и новые комбинации.
Шахматы - это странное магическое зеркало. И, стоя друг против друга, фигуры видят, по сути самих себя, но.. другого цвета. Черный видят белое, а белые - черное. И каждая из фигур борется не с противником, а со своим собственным отражением в его глазах.
Кто такой Лужин? Прежде всего - он отражение своего отца. Тоже Лужина. Потом - отражение Валентинова. Отражение некоего Туратти. Его жизнь - система зеркал. Как если вы вдруг встанете с зеркалом возле зеркала. Бесконечно длинный коридор, словно состоящий из сотен крохотных дверей - вон, вон, там еще одна! И еще! Где? Где, та самая, за которой... Что там?!
Прежде чем отпустить, он глянул вниз. Там шло какое-то торопливое подготовление: собирались, выравнивались отражения окон, вся бездна распадалась на бледные и темные квадраты, и в тот миг, что Лужин разжал руки, в тот миг, что хлынул в рот стремительный ледяной воздух, он увидел, какая именно вечность угодливо и неумолимо раскинулась перед ним.Открылась бездна звезд полна;
Звездам числа нет, бездне дна..Вся суть этого гениального романа-загадки сосредоточена всего только в двух финальных фразах:
«
Александр Иванович, Александр Иванович!» — заревело несколько голосов.
Но никакого Александра Ивановича не было.Партия завершена. Король не голый. Он мертвый. И у него отныне более нет ни лица, ни имени. В романе вообще нет ни одного имени, кроме вот этого, последнего оклика. Все герои безымянны. Может быть потому, что на земле мы носим не имена, а лишь их фикцию. А наше настоящее имя знает лишь Некая сила, которая призовет всех в День Страшного суда?
"Защита Лужина" - роман о единственной попытке стать самим собой, не подчиниться чужой воле. Но в тот момент, когда Король торжествует, игра заканчивается.
Finita la commedia. Проиграл Лужин или все-таки выиграл? Набоков, до этого словно тень следовавший за своим героем, комментируя каждый его шаг, сознательно отстраняется, давая каждому читателю романа сделать самостоятельный вывод.
Помимо всего прочего, есть еще одна непостижимая загадка этой книги - ее язык.
Когда вас в очередной раз спросят, "что такое осень?", не мудрствуйте лукаво, а просто скажите: "Над жнивьем по бесцветному небу медленно летела ворона". Этим коротким предложением, кажется, сказано все. И каждое последующее объяснение уже лишнее, как одинокий телеграфный столб за окном поезда.
Острота и филигранность набоковских фраз иногда достигают такой мощи, что даже теряешь суть происходящего в романе, а только следишь и следишь за этим алмазным резцом, высекающим какие-то совершенно невероятные мысли и образы:
Мир, сперва показываемый, как плотный шар, туго обтянутый сеткой долгот и широт, развертывался плоско, разрезался на две половины и затем подавался по частям. Когда он развертывался, какая-нибудь Гренландия, бывшая сначала небольшим придатком, простым аппендиксом, внезапно разбухала почти до размеров ближайшего материка. На полюсах были белые проплешины. Ровной лазурью простирались океаны. Даже на этой карте было бы достаточно воды, чтобы, скажем, вымыть руки, – что же это такое на самом деле, – сколько воды, глубина, ширина… Лужин показал жене все очертания, которые любил в детстве, – Балтийское море, похожее на коленопреклоненную женщину, ботфорту Италии, каплю Цейлона, упавшую с носа Индии. Он считал, что экватору не везет, – все больше идет по морю, – правда, перерезает два континента, но не поладил с Азией, подтянувшейся вверх: слишком нажал и раздавил то, что ему перепало, – кой-какие кончики, неаккуратные островаКстати, к вопросу присутствия Набокова в школьной программе. Не думаю, что учащийся старшего класса учебного заведения, которое раньше называлось средней общеобразовательной школой, а теперь имеет сотни названй и их модификаций. сможет полностью постичь всю необъятную глубину этих книг ( "Лолиту" однозначно выбрасываю на обочину. кому интересно - читайте мою рецензию на сие хулиганское творение ВВН). А вот в программу по русскому языку я бы набоковские тексты включила с дорогой душой. Просто , чтобы подростки хоть иногда слышали как звучит по-настоящему язык их родины.
За сим завершаю. Читайте Набокова. Это очень полезное чтение для ума и мысли.
441K
namfe8 мая 2021 г.Читать далееКнига начинается с эпизода, в котором героя лишили имени, а заканчивается тем, что от человека остаётся одно лишь имя. Имя неизвестное читателю ранее, имя повторенное дважды будто эхо, имя и больше ничего.
Что мне осталось ныне... только имя.
И получается история человека без имени, с призрачной жизнью, в черно-белом лабиринте комбинаций, которые он силится разгадать, но они всегда оказываются сильнее его, какую бы защиту он не применял.
Очень страшная история человека, который не может открыться миру, чтобы понять его, или мира, которому не нужны такие люди, как Лужин, полные неведомой воды, которая уплывает сквозь пальцы, когда пытаешься ее разглядеть, или понять. Будто между человеком и миром стеклянная стена, сквозь которую очень трудно пробиться, и они существуют отдельно друг от друга, при том человек оказывается в более трудном положении, ибо он остаётся один на один со своими мыслями, со своими комбинациями. А равнодушный мир танцует свой танец и даже не замечает отсутсвие ещё одного танцора.
И если в детстве отстранённость ребёнка от мира обусловлена его малым опытом взаимодействия с ним, то дальше с годами, он так и не приближается к людям, и читать мне становилось труднее с каждой страницей. И казалось что текст создаёт третью реальность: то распадается на отдельные красивые звуки, то вновь сливается в мелодию и сам становится героем романа. И попадает в неуловимую бездну безумия.
Очень страшно.441K
Nurcha5 марта 2019 г.Отец однажды, в Ордосе, поднимаясь после грозы на холм, ненароком вошел в основу радуги, - редчайший случай! - и очутился в цветном воздухе, в играющем огне, будто в раю. Сделал ещё шаг - и из рая вышел...
Дуб - дерево. Роза - цветок. Олень -Читать далее
животное. Воробей - птица. Россия -
наше отечество. Смерть неизбежна.
П. Смирновский.
Учебник русской грамматики.Сейчас будет рецензия с возрастным рейтингом 18+! :)
Когда я читаю книги Владимира Владимировича , меня охватывает литературный экстаз...У меня учащается пульс, холодеют пальцы рук, в животе просыпаются бабочки, ток проходит через всё тело, мурашки разбегаются, а в голове поселяется туман блаженства. И улыбка не сходит с лица...
Нет, я вполне серьезно :) Не знаю, почему на меня так действуют книги Набокова, но я схожу с ума от его речевых оборотов, философии, религии и жизненного опыта. Мне он кажется таким сексуальным!!! И при этом я прекрасно понимаю людей, которые не могут читать его произведения. Этой ой как непросто! Я не хочу сказать, что я прямо-таки безумно опытный читатель, который его понимает, но могу сказать однозначно, что я его чувствую каким-то неведомым мне образом. Возможно, где-то он мне непонятен, но он мне очень близок.
Ну это же безумно красиво! Послушайте только!
К примеру: различные, многочисленные “а” на тех четырех языках, которыми владею, вижу едва ли не в стольких же тонах – от лаково-черных до занозисто серых – сколько представляю себе сортов поделочного дерева. Рекомендую вам мое розовое фланелевое “м”. Не знаю, обращали ли вы когда-либо внимание на вату, которую изымали из майковских рам? Такова буква “ы”, столь грязная, что словам стыдно начинаться с нее. Если бы у меня были под рукой краски, я бы вам так смешал sienne brulee и сепию, что получился бы цвет гутаперчевого “ч”; и вы бы оценили мое сияющее “с”, если я мог бы вам насыпать в горсть тех светлых сапфиров, которые я ребенком трогал, дрожа и не понимая, когда моя мать, в бальном платье, плача навзрыд, переливала свои совершенно небесные драгоценности из бездны в ладонь, из шкатулок на бархат, и вдруг все запирала, и никуда не ехала, несмотря на бешеные уговоры ее брата, который шагал по комнатам, давая щелчки мебели и пожимая эполетами, и если отодвинуть в боковом окне фонаря штору, можно было видеть вдоль набережных фасадов в синей черноте ночи изумительно неподвижные, грозно алмазные вензеля, цветные венцы…А юмор...
Я ничего не помню из этих пьесок, кроме часто повторяющегося слова «экстаз», которое уже тогда для меня звучало как старая посуда: «экс - таз».Теперь что касается непосредственно этой книги. Тут ничего особенного не происходит. Эдакое плавное повествование, описывающее повседневную жизнь писателя (очень много отсылок к произведениям самого Набокова и его биографии). Но скажу честно - было местами скучновато. Особенно та часть, где пересказывается книга про Чернышевского. Только за это снизила оценку. А в целом мне очень понравилось!
Слушала книгу в исполнении Вячеслава Герасимова, коего очень люблю. Его голос на 100% сочетается с Набоковым.
P.S. Боже мой! Какой обалденный мужчина! Какой взгляд!!! :)
442,7K
Tarakosha15 декабря 2016 г.Об игре, в которой нет победителей.
Читать далееРазве вам мама не говорила в детстве, что брать чужое не хорошо ?
фраза из телепередачиЧеловек предполагает, а Бог располагает.
Ну почему так ? Почему не получается у нас с Набоковым ровных отношений ? То восторг , то равнодушие , причем абсолютное . После Лолиты было ясно, как день, что нужно дальше читать автора, что самое известное его произведение не всегда самое лучшее и интересное. Потом была его Камера обскура , подарившая бурю самых разнообразных чувств и эмоций после прочтения. И насколько мне понравилась она, настолько здесь я осталась равнодушной практически, когда история не задела, не всколыхнула никаких струн души. Хотя надежды были самые радужные.
Даже не нужно начинать читать книгу, чтобы понять о чем она будет. Само название , если вдуматься , таит в себе ответ. Все старо, как мир. И предсказуемо, как смена дня и ночи. Только от понимания оного не становится ни легче, ни интереснее. Мне показалось все каким-то пресным. Какие-то слабенькие страстишки, увлечения от безделья. Ни одному из персонажей я не сочувствовала, ни за кого не переживала. Да и о ком там можно переживать, кому сострадать ? Кто-то сам роет себе яму, другие вполне счастливы, пребывая в мире и согласии с самим собой.
Читая, лишний раз убеждалась , что скука порой толкает людей в бездну их страстей и пороков. Когда все есть : деньги, наряды, поездки за границу и многое другое, что подразумевает под собой термин обеспеченность, такие особы, как Марта в погоне за новыми ощущениями, не находят для себя ничего лучшего как завести банального любовника, причем даже не своего круга, ни своего положения, ни своего уровня, готовые пойти на все в угоду своим желаниям. А жизнь -то она такая , берет свое и отказаться от того, к чему привык ох как сложно. И рано или поздно приходится выбирать и принимать решения.
В данном случае у меня даже нет особого желания дискутировать на эту тему и сотрясать воздух всем известными банальностями о моральных устоях и принципах, о развращенности и тому подобное, потому как все ясно и недвусмысленно, но возвращаясь к истории, рассказанной автором, хочется добавить, что , на мой взгляд, ни король, ни валет не тянут на заявленные им роли. Особенно валет , под которым подразумевается невзрачный любовник. Пользуясь уже не предложенной автором карточной терминологией, а позаимствовав термин из другой игры, можно сказать, что он просто пешка, пешка в чужой игре, которую при необходимости сдадут на милость победителям, не испытав при этом никакой ощутимой потери. И король, мне показалось, мелковат. Живет в своем мире и не видит того, что делается у него под носом. Не зря говорят, что мужья узнают все самыми последними. Вот она ирония судьбы. Мне хотелось увидеть от него как от короля какого-то действия, пусть даже пресловутого коварного плана мести, но не тупого равнодушия и безразличия. Пресно, как заезженная пластинка.
Конечно, обязательно нужно сказать о мастерстве автора, так лихо закрутившем сюжет, где до последней страницы не знаешь, чем все закончится и поэтому в невероятном напряжении ждешь развязки, тексте , наполненном разнообразными метафорами и аллюзиями, читая который испытываешь невероятный восторг и эстетическое наслаждение, где уже чувствуются задатки будущих великолепных произведений.... Все это присутствует в определенной мере, но в исполнении нет еще того изящества и легкости, которым наполнена та-же Камера обскура .P.S. Выяснила ответ на свой вопрос : почему? .Заглянула в библиографию и все стало ясно. Оказывается, по времени написания это второй роман. Поэтому и чувствуется, что автор "набивает" руку, обретая свой неповторимый стиль.
Ну что-же, тогда меня ждет Отчаяние , после которого, надеюсь, не наступит отчаяние.44530
zhem4uzhinka1 мая 2015 г.Читать далееМного слов уже сказано об «Алисе», так что расскажу лучше об этом издании.
Оно прекрасно. Со всеми этими интерактивными штучками, которые нужно открывать, дергать и крутить, с разными объемными картинками и многочисленными пояснениями на полях в книгу проваливаешься, как в ту кроличью нору. Комментарии по тексту и детям будут понятны, и для взрослых представляют интерес. Иллюстрации очень красивые, каждый разворот хочется подолгу рассматривать, замечая все новые и новые детали оформления. Составители продумали все до мелочей. Читатель не просто путешествует по Стране чудес вместе с Алисой, но и как будто сидит за плечом у самого Льюиса «Додо» Кэрролла, пока тот записывает свою замечательную сказку.Короче, у книги только один недостаток: «Алиса в зазеркалье» в этот том не поместилась. А мне кажется, там гораздо больше вещей, нуждающихся в пояснении. Надеюсь, издательство и за «Зазеркалье» тоже возьмется.
44902
hands_away6 июля 2009 г.книга настолько попала в мое настроение, что я во время ее прочтения чувствовала себя потомком цинцинната:
в мире нет ни одного человека, говорящего на моем языке; или короче: ни одного человека, говорящего; или еще короче: ни одного человека
люди осудили Человека за то, что он Человек.
9 из 10.44138
bastanall26 декабря 2022 г.Человек, отпустивший прошлое
Читать далееЛев Глебович Ганин, 25 лет, эмигрант, Берлин: всё раздражает, особенно соседи по пансиону, из которого пора выселяться, да и из страны пора уезжать, но нет сил даже порвать с любовницей, вызывающей уже даже не раздражение, а отвращение. И вот случайное знакомство вырывает его из настоящего и бросает в сладкую пучину воспоминаний.
Лёва, 16 лет, подросток на каникулах, Воскресенск: всё прекрасно, особенно девушка, которую он встретил, гуляя по окрестностям после выздоровления, и которая стала его первой любовью.
Пожалуй, это роман о молодом человеке, который, находясь в эмиграции, вспоминает первую любовь, случившуюся с ним ещё на родине, много лет назад. Конечно, он не может не идеализировать девушку, которую вспоминает, — так уж устроена наша память. Но трагичность начинается с того, что юный Лёва, который в тот год болел, как будто предсказал свою любовь — по сути он влюбился в выдуманный образ, что наложился на девушку, которую он встретил чуть позже.
Но кроме этой глубины чувств к одному человеку в книге есть ещё и чувства эмигранта к покинутой им стране. Образ Машеньки, первой любви, образ юности и образ родины для Ганина сливаются воедино, накладываясь друг на друга. Даже то, что Ганин не помнил первой встречи с Машенькой, похоже на то, как человек не помнит первых лет жизни: это что-то, что было пред памятью, что-то изначальное и вечное, как судьба — или как Родина.
Описанные в дальнейшем мимолётные встречи Лёвы и Машеньки, их нежные свидания, узнавание друг друга, милая привязанность — всё это было историей первой любви, что неимоверно согревала сердца (наше, читающее, и Ганина, вспоминающее). Впечатление усиливалось из-за того, что берлинская реальность Ганина была полна раздражения, глухой злости и бессилия, слабости воли, невозможности что-то сделать с собой и со своей жизнью.
Но там, в прошлом, в России, жизнь была такой простой и славной, отношения с Машенькой — такими чистыми и светлыми, что от этого у меня даже щемило в груди. Вспоминались собственные шестнадцать лет, влюблённость и робость. В каком-то смысле Лёве с Машей даже повезло, между ними не было недопонимания, недомолвок, необоснованных претензий на жизнь другого. Такая первая любовь бывает только в книжках… Но читать об этом всё равно приятно.
Больше всего меня, пожалуй, интересовало, что с ними в итоге случилось, если спустя девять лет Лев Глебович Ганин оказался один, в Берлине, да ещё под чужой фамилией? Что вынудило их расстаться? Впрочем, если говорить начистоту, берлинский Ганин — достаточно неприятный тип, чтобы в прошлом попросту не захотеть жениться на своей первой любви. Отношения Ганина с Людмилой в настоящем явно показывали его с худшей стороны. Что в итоге случилось с милыми подростками, раскрывать не буду, но мне нравится, насколько не-идеальным автор показал своего героя. Реальные люди — довольно-таки неприятные существа.К слову о Людмиле (имя-то какое литературно русское!). В книге было три девушки: Машенька, Людмила и Клара — идеальная прошлая любовь, тягостная реальная любовь и любовь несостоявшаяся, безответная. Если уж Машенька вызывает ассоциации с Россией, оставшейся в воспоминаньях, — драгоценной и идеализируемой, — то Людмила для Ганина стала такой же неприятной и тягостной, как вся русская эмиграция, в среде которой он находился теперь. По аналогии для Клары напрашивается сравнение с Германией, где он теперь жил (у неё даже имя, подходящее для немок), но где так и не прижился. Не уверена, что автор закладывал подобные смыслы в этих героинь, но я не могу отказаться от них, — так они мне понравились.
Интересно, что относительно Машеньки Ганин не сомневался, что та его до сих пор любит. То случайное знакомство с соседом не только всколыхнуло память и сердце, но и стало обещанием новой встречи в ближайшем будущем, вот почему Ганин бредил прошлым почти неделю. Память о прошлом, заново пережитая любовь убедили его, что и Машенька относится к нему по-прежнему, поэтому Ганин радостно строил планы на их встречу. Впрочем, сейчас речь не о том. Про Клару мы знаем из её мыслей, что она любила Ганина безответно, бессловесно, хотя и считала непорядочным человеком, способным на преступление (была там ситуация, когда она подумала, что он собирается обворовать кого-то). Людмила его вроде тоже любила, но по-другому: грубо, навязчиво, скорее играя на его совести и нервах, чем искренне. При этом она считала само собой разумеющимся, что её чувства взаимны. Если продолжать развивать ассоциации, упомянутые выше, то значит ли это, что Россия бы любила своего человека даже в разлуке, продолжая идеализировать и тосковать? И что Германия приняла бы его в распростёртые объятья, готовая простить все недостатки и несовершенства? И что сообщество русских эмигрантов считало само собой разумеющимся, что Ганин разделяет все их чувства? Интересная мысль, стоит обдумать.
Итак, насколько нежной и сладкой и тёплой была память о жизни в России, настолько же мучительно описано бытие в Берлине. Выразительный контраст, не правда ли? Он нужен не только для того, чтобы приукрасить прошлое, он ещё и усугубляет картину настоящего. Ганину страшно не нравилось в Берлине. И город в целом, и русский пансион, и особенно люди, его населяющие. Этот островок русского быта, как бы вырванный из контекста, бесконечно его раздражал. Думаю, в какой-то мере герой передавал чувства Набокова, который писал этот роман, как раз когда жил в Берлине: совпадали их обстоятельства, их возраст, их прошлое — логично предположить, что и отношение к миру было одинаковым.
Героями романа стали русские люди. В прошлом — само собой, но даже в настоящем Ганина окружали сплошь русские эмигранты, а местные жители появлялись только в качестве безымянного фона. Так автор словно подчёркивал изолированность эмигрантского сообщества на временной «новой родине». Эмигранты в его представлении считали себя избранными героями, что бессильны спасти родину, а потому вынуждены отступить, — но никак не трусами и беглецами.
— Вы как — любите Россию?
— Очень.
— То-то же. Россию надо любить. Без нашей эмигрантской любви России — крышка. Там её никто не любит.Изо дня в день подобное заблуждение и узость взглядов не могли не набить оскомину. Поэтому я могу понять Ганина. Но была одна вещь в берлинских реалиях, которая мне запала в душу: с лёгкой руки «хозяйки» (точнее, автора) комнаты в пансионе нумеровались листками из отрывного календаря:
В комнате первоапрельской — первая дверь налево — жил теперь Алфёров, в следующей — Ганин, в третьей — сама хозяйка, Лидия Николаевна Дорн, вдова немецкого коммерсанта, лет двадцать тому назад привёзшего её из Сарепты и умершего в позапрошлом году от воспаления мозга. В трёх номерах направо — от четвёртого по шестое апреля — жили: старый российский поэт Антон Сергеевич Подтягин, Клара — полногрудая барышня с замечательными синевато-карими глазами, — и наконец — в комнате шестой, на сгибе коридора, — балетные танцовщики Колин и Горноцветов, оба по-женски смешливые, худенькие, с припудренными носами и мускулистыми ляжками.И время действия романа — апрель. Мне кажется, это тоже привносит какой-то символизм, ведь, с одной стороны, это очень холодный и муторный месяц, когда мир ещё не оправился от зимних холодов, но уже начинает постепенно оживать. Середина весны — равновесие между зимним «умиранием» и летним «возрождением». Ганин тоже застыл на этой грани, а потом всё-таки ухнул в лето.
(Кстати о птичках наших, о голубочках: возможно, придётся запретить и эту книгу, и всего Набокова, ведь его герой не мог порицать «голубиное счастие этой безобидной четы», то бишь Колина и Горноцветова. Такие взгляды на мир слишком современны для той «политики партии», что мы можем лицезреть сегодня, хотя уж почти сто лет минуло. О времена, о нравы… Если какие-то узколобые «специалисты» в данной деликатной теме захотят представить русскую литературу без Набокова, то всю национальную литературу можно сразу смело хоронить как обречённую на отчаяние, мрак, смерть и забвение. А хотя нет, постойте, подождите, Набокова же нет в школьной программе, да? Значит, я опоздала со своим пророчеством, оно уже сбывается.)
Из этого описания соседей по пансиону не очень-то понятно, чем они так бесят молодого человека, поэтому просто поверьте на слово. Алфёров в книге специально выписан неприятным типчиком (как-никак, он муж, не достойный своей жены). А вот Подтягин выписан просто старым и потерянным, и мне было его очень-очень жалко (кстати, и имя у этого русского поэта под стать: он вам и Антон, он вам и Сергеевич, как будто скрестили Чехова с Пушкиным, и я каждый раз вздрагивала, когда к нему по имени-отчеству обращались). Я благодарна автору уже за то, что он не умер у меня на глазах. Но ему настолько не свезло во всём остальном, что я порой даже думала: «Ну пусть бы Подтягину уже удалось увидеть Париж и умереть, как в той присказке, я согласна даже на это, только не мучай старика, автор!» Но как получилось, так получилось.
В итоге образ русского поэта, загибающегося в берлинском пансионе («в доме теней», как сказал Ганин), где Подтягин бесконечно и бессмысленно застрял, — этот образ стал как бы символом всей русской эмиграции тех лет: цепляющейся за русский быт, мечтающей увидеть родину хотя бы перед смертью, но бесцельно бредущей по жизни дальше, а иногда даже не способной к движению, застывшей, застрявшей, печальной, потерявшей смысл существования, даже не знающей, почему ей приходится умирать на чужбине…
Ганин от всего этого ушёл, освободился.
***
Об этом художественном образе стоит поговорить отдельно. Ганин не просто главный герой, что развивается с ходом времени. Сами его изменения буквально являются сюжетом романа. С психологической точки зрения он максимально достоверен, и, кажется, это единственный раз, когда автор настолько сильно списывает героя с себя. Ход разумный для 27-летнего автора, который пишет свой первый роман, — образ героя получается простым, сильным и максимально правдоподобным.
Характер Ганина можно понять уже по первой сцене, когда он застревает в лифте (какое модное, однако, происшествие для 1925 года) с неприятным соседом по пансиону. И внешний вид немолодого господина Алфёрова, и его фатализм Ганину не по вкусу, потому что сам Алфёров ему противен, то есть ганинская бурная деятельность в замкнутом пространстве уходит корнями в противостояние неприятному человеку. В принципе, так всё и повторялось в дальнейшем: чем сильнее Ганина угнетала ситуация, тем сильнее хотелось ей противодействовать. В начале романа этот персонаж страдал от «бессилья воли» — это было связано как раз с тем, что у него были деньги, ему больше не надо было бороться за выживание, оставалось просто уехать, хотя и непонятно, куда. Всё в порядке, с чем бороться? Разве что с Людмилой, которая тянула из него жилы, вынуждая остаться с ней, но противостояние такому «мелкому характеру» не сподвигло бы Ганина на Подвиг Отъезда. Он пошёл к Людмиле, только когда уже был уверен в победе. Так что обстоятельства располагали его к тлетворному разложению бездельем и бесцельем. А вот когда неприязнь к берлинской жизни в целом и к пансиону в частности достигла пика, Ганин как будто почувствовал вкус к жизни (но тут ещё надо помнить, что пик был в то же время, когда Ганин заново переживал прошлое, так что реальной движущей силой для отъезда в новую жизнь всё-таки стала любовь к Машеньке и освобождение от неё).
Но мне кажется, что если бы у Машеньки не был такой противный муж, так близко оказавшийся рядом с Ганиным, тот вряд ли задумал бы «выкрасть» Машеньку у мужа из-под носа (хотя всё равно окунулся бы в воспоминанья сладких дней любви, из которых почерпнул бы немного сил). Однако в итоге Ганин поступил совсем не так, как я ему тут приписываю сейчас. Почему же я уверена в этой странной, скажем так, боевитой черте его характера? Да потому что Набоков создал персонажа, очень похожего на реального человека, а людям свойственно принимать решения не только под давлением обстоятельств (в случае Ганина — в противовес им), но и под воздействием эмоций. Именно эмоциональное развитие в течение книги приводит к тому, что этот герой в финальной сцене просто встаёт и уходит. Это любому покажется неожиданным, но только люди, которые ничего не смыслят в эмоциях, назовут такое поведение непоследовательным и недостоверным.
А дело всё в том, что тоска по прошлому после разрыва — это естественный для нашей психики механизм, чтобы пережить утрату, отпустить прошлое и двигаться дальше. Люди, которые не плачут, подавляют эмоции, скрывают чувства, боятся потревожить память о прошлом или держатся за него зубами и ногами, — они застряли там и загибаются в своих нынешних жизнях подобно Подтягину. Ужасная участь, никому такого не пожелаешь.Тогда как Ганин, ставший главным героем книги, переживает всё и отпускает. Его изменения, оказавшиеся в центре сюжета, — это перемена в отношении к Машеньке и к Родине (что равнозначно в данном случае). В начале романа Ганин подавлен, но воспоминания о самых счастливых годах жизни наполняют его новой силой, открывают второе дыхание, и в память своей вечной любви к Машеньке Ганин даже собирается её увести из-под носа мужа. Однако, заново прожив все воспоминания, он насыщается им, приходит к полному покою в мыслях и чувствах — и теперь он способен на прощание. Поэтому в конце книги он полностью оставляет прошлое в прошлом. Можно сказать, Ганин перестаёт быть эмигрантом — человеком, вынужденно покинувшим родную страну, — и становится просто странником в поисках нового дома. Эмиграция в таком представлении начинает казаться болезнью ума, помрачением рассудка, а освобождение героя в финале — выздоровлением. Этому импонирует и душевный упадок героя в начале книги, который к концу превратился в воспарение духа: когда ты освобождаешься от прошлого, крылья так и просятся в полёт.
Тогда, спрашивается, почему бы не назвать роман «Ганин», почему же он назван по имени его первой любви, Машеньки? Вопрос интересный. Если взять роман Набокова «Пнин», там сразу понятно, чья фигура в центре сюжета. Но здесь фокус как бы смещается с того, кто уезжает, на того, кого он оставляет. Кого и что. О новой жизни Ганина нет ничего, что могло бы дать нам подсказку, как она сложится. Мы только знаем, что он отправляется в путь с новыми силами, готовый жить и сражаться. Но почти всю книгу его занимают другие чувства: тягость настоящего и сладость ушедшего прошлого. Чтобы, наконец, отринуть это, Ганин почти неделю смотрит сердцем на образ Машеньки, сохранившийся в памяти, даже сама ласкательная форма её имени как бы намекает, что роман назван не в честь этого персонажа, а в честь воспоминаний о нём. (К тому же, хотя автор почти весь роман называет Ганина Ганиным, на самом деле это даже не его фамилия, ведь он живёт в Германии по фальшивому паспарту, — и если бы роман назывался по фамилии главного героя, то с учётом этого факта суть романа исказилась бы для читателей, а важный для автора акцент сместился бы с памяти на фальшивое существование).
Для меня эта вымученная личным опытом история заканчивается нотой надежды, хотя за спиной у героя, покидающего Берлин, остаётся не только трепетно любимое прошлое, но и мрачный застой «дома теней», и тревожная подвижность железнодорожных артерий немецкой столицы, и даже экзистенциальный опыт Ганина в киносъёмках, после которых он впервые как будто задумался о мире идей и символов, что продолжат существовать, даже когда их создателей, людей, не станет. (Прекрасная сцена, оставлю для вас удовольствие пережить её лично). Этот опыт привёл героя к мысли о том, что та идеальная, образная, проще говоря, символическая Россия, за которую он держался вместе с другими эмигрантами, — она не нуждается быть спасённой ими, она продолжит существовать дальше, даже когда их не станет. Так не лучше ли уже сейчас жить дальше, двигаться дальше, не откладывая жизнь до точки невозврата, как делали это некоторые? Что ж, думаю, Набоков был прав, эмиграция — это не конец жизни. И сегодня его опыт актуален как никогда.
P.S. Замеченные мной особенности стиля — это колоритный русский язык, который Набоков увёз с собой в эмиграцию, и тайная жизнь вещей, как будто обладающих собственной волей. Но это только первый роман Набокова и третий, прочитанный мною у него, надо будет прочитать все русскоязычные его тексты, чтобы сделать полноценные выводы.
431K
2sunbeam812 августа 2022 г.Я буду любить мир, пока я жив. Ода жизнелюбию и ода самой жизни.
Читать далееГерой Ромена Роллана, Кола Брюньон, сначала кажется шутом гороховым, сидит себе да радуется жизни, подставив свои уста под кружки с вином и вкусной еде, особо себя не утруждая ничем. Даже не сразу поймешь, что у Колы и своя мастерская есть, а он искусный резчик по дереву. Счастливые истории и герои – тема явно непопулярная в романах и то ли поэтому, то ли потому, чтобы показать дураку-читателю, что уныние и пессимизм – это удел жалких людей, обрушивает на жизнь своего героя непростые испытания.
Жизнь во Франции 17 века - дело непростое. Войны, разграбления, разорения, а еще чума, которая чуть не убила главного героя, но ведь не убила же. И это самое главное для героя, как бы жизнь не отнимала у тебя любовь, близких, родной кров, даже твое искусство, все можешь принять и идти дальше, потому что жизнь – велика и щедра, надо только уметь брать.
Можно по-разному писать жизнеутверждающие книги, через страдания, через потери, через надломы литературных персонажей. А у Ромена Роллана тоже получилась жизнеутверждающая история, но такая позитивная и оптимистичная, что просто прелесть. Вместо учебника по поиску счастья.
431,1K
Kolombinka15 июня 2022 г.Всё пройдёт
Читать далееПервый раз читала "Машеньку" лет двадцать назад и сохранилось стандартное впечатление о романе, как о чём-то пронзительном, прозрачном, перво-влюблённом. Вот Ганин вспоминает юность, трогательную Машеньку и свою почти детскую любовь; картинка переливается в золотой листве и дрожит в каплях дождя, запахи черемухи и лип очаровывают - лёгкость и опьянение от книги. Серый берлинский быт понаехавших оттеняет светлую картинку памяти, маячит где-то на задворках.
Сейчас роман воспринимается иначе. Когда читатель уже старше Ганина. И живёт ближе к Берлину, чем к Петербургу. Другие акценты, другое настроение и понимание. На первый план выходит как раз быт эмигрантов. Мышка-хозяйка, несчастная Клара и пошлая Людмила, старик-поэт и парочка пыльных танцовщиков (кстати, не обращала раньше внимание на то, что Колин и Горностаев именно влюблённая пара). Общество "не пришей - не пристегни", потерявшие свою Россию, не нашедшие ни свой Берлин, ни свой Париж. Вечно в тоске по несбывшемуся.
Каждому из них нужно что-то понять и переосмыслить в прошлом и настоящем, чтобы получилось жить. Ганин проходит этот путь, подаренный ему судьбой и фотографией Машеньки. За несколько дней он переживает заново опыт первой любви, вспоминает звуки, запахи, прикосновения и чувства юности. Вновь превращается в человека, ждущего и предвосхищающего чудо. И отпускает его. Отживает прошлое, чтобы двигаться вперёд. Из немого, навечно застывшего на плохонькой киноплёнке статиста Ганин пробивается в главные герои своего фильма.
Не знаю, нравится ли мне Ганин или нет, но я рада за него. Несмотря на то, что он оставил всех женщин в романе несчастными. Одну бросил, другую не полюбил, третью не встретил. Даже хозяйка пансиона загрустила из-за отъезда симпатичного постояльца.
Близки и интересны редкие, но заметные размышления эмигрантов о России. О берёзках и правителях, народе и большевиках. "А вы Россию любите? Надо любить, надо. Потому что там-то, в России, её никто и не любит". До посинения спорить можно, да бессмысленно. Надо быть и русским, и уехавшим, и воевавшим, и пишущим стихи, и мужчиной, и женщиной, и всё это на рубеже 19 и 20вв ;) - чтобы опровергать написанное или соглашаться с ним. Но некоторые строчки отзываются очень сильно. И мысли находишь в тексте, похожие на свои. И общая атмосфера путанной щемящей разноликой тоски по России понятна и осязаема, как никогда.
Может быть, первую влюблённость в родину, надо отпускать так же, как влюблённость в "машеньку", не встречать её в каждом прибывающем поезде, не держаться за прошлое. Даже если оно кажется прекрасным.431K
grebenka21 февраля 2019 г.Читать далееНикак не могу определиться со своим отношением к Набокову. Язык его не восхищает меня. Много в нем холодных отстраненных красивостей, которые я не люблю. Да и героев своих Набоков не любит. По крайней мере в этой книге. Но читать было интересно.
Король, дама, валет. Богатый Король-Солнце, "Государство - это я". Здесь не государство, но есть его магазин, его дом, его жена. А потом появляется его племянник.
Дама - жена Короля. Ей скучно, муж ее раздражает, не пора ли завести любовника? А вот и подходящий экземпляр.
Валет. Тот самый племянник, любовник. Трудно определить его без привязки к Королю и Даме. Он никакой, он приложение.
Банальный любовный треугольник, но как известно все несчастливые семьи несчастливы по-своему. И здесь тоже все будет ожидаемо и неожиданно одновременно.
Но. Вот читала я недавно про другой любовный треугольник. Ирвин Шоу - Люси Краун . И там одни персонажи бесили меня до трясучки, другим (другому) я сочувствовала чуть ли не до слез, а здесь и автор отстранился, и я отстранилась. Не любят? - ну и пусть не любят. Какое нам собственно дело. В какой-то момент кроме брезгливости я к персонажам ничего не испытывала. И почему-то вспомнилась еще одна книга, Иэн Макьюен - Невинный, или Особые отношения . Она совсем не про любовный треугольник, но некоторой тошнотворностью обнаженности чувств напомнила.
Итого:- я читала эту книгу с интересом;
- я точно хочу прочитать еще одну книгу Набокова;
- я не полюбила ни героев, ни автора.
- я вряд ли кому-то посоветую эту книгу.
Вот как-то так.43994