Избранное: Миссис Дэллоуэй. На маяк. Флаш. Рассказы. Эссе

Этот роман можно сравнить с редким коллекционным вином многолетней выдержки. Когда открываешь книгу, и читаешь первые страницы, это так же как открываешь вино, вдыхаешь его терпкий закупоренный запах. Потом вино отдыхает, и ты наливаешь его в бокал, рассматривая его на свету. Так же ты рассматриваешь миссис и мистера Рэмзи, знакомишься с их детьми, гостями, и прислугой.
Делаешь первый глоток вина, пробуя его на вкус, и участвуешь в ужине и беседах, которые ведутся за столом. И так глоточек за глоточком, ты наслаждаешься неспешностью жизни за городом.
Перерыв, даем первому чувству от вкуса вина уйти. Так же и в книге пару отрывочных рассказов. И вот мы переносимся в день через 10 лет. Только теперь количество персонажей поубавилось, так же как и вино в бутылке уменьшилось.
Смакуя остатки вина, мы смотрим на отца и детей, которые таки отправились на маяк.
И вот когда закрываешь книгу, в принципе очень простую в сюжете и очень глубокую в своих размышлениях. У нас остается такое великолепное ни с чем несравнимое послевкусие. И если вы когда-либо будете читать Вулф, вы обязательно узнаете ее творение по аромату, цвету и женским судьбам, так же как и вино, если еще одна бутылка окажется у вас в руках.

Какой же длинный был день у Клариссы Дэллоуэй.
Скучный и длинный.
Чтобы вовлечься в эту книгу, чтобы ее принять и настроиться на ее ритм, нужно быть человеком, который никуда не спешит. И у которого нет срочных дел. Он, наверняка, живет один. Спокойно просыпается, неспешно завтракает, а потом удобно усаживается где-нибудь на веранде или в кресло и принимается читать. Стрелки на часах идут, идут, а ему все равно. Он не следит за временем. Он погружен в поток сознания Клариссы Дэллоуэй.
Роман оказался очень тягостным. Я не знаю, что хотела Вирджиния Вулф сказать новым для того времени термином, как поток сознания, приняв его за основу своей книги, но в случае с "Миссис Дэллоуэй" этот прием мне показался неуместным. Герои скучные. Мне неинтересно и не хочется плыть по течению их жизни. Я заставляю себя делать это.
К тому же за всю книгу интересных мыслей наберется на страницу от силы.
Но вот в чем не отказать Вулф, так это в красочной речи. Когда все-таки удается прорваться сквозь нагромождения настоящего и прошлого, сквозь моменты существования Клариссы, тогда вдруг оказываешься рядом с одним из героев и будто видишь перед собой этот послевоенный Лондон и слышишь будничный шум его улиц.
Еще запомнился внутренний трагический монолог мистера Смита.
Книга не закончилась, а просто оборвалась, на одном вот из таких потоков сознания. И я с облегчением вздохнула.

Всего 154 страницы, на которых разворачивается огромный спектр человеческих чувств, целая энциклопедия. Аннотация сообщает, что перед нами история о детстве, любви и браке, но это только далеко не полный перечень. Это - поэма о живописи, о трудном мастерстве вести хозяйство, воспитывать детей, заботиться о муже, это гимн красоте невзрачной английской природы. Эта книга, сюжет которой можно пересказать в трех фразах, раскручивается как спираль, уводя нас все дальше в глубины человеческой души. У Вулф очень музыкальный язык, удивительно метафоричный, яркий, гипнотический. В какой-то момент, погружаясь в отрывки чужих мыслей, составляющих остов повествования, начинаешь осознавать, насколько люди одиноки. Сидя за одним столом, живя в одном доме, мы всегда остаемся наедине с нашим восприятием мира.
Сказать, что это история одного дня, изменившего жизни всех героев, - это ничего не сказать. Это история одного из таких дней. И за пределами выверенного, вьющегося повествования, на мой взгляд, кроется оптимистическая вера в то, что каждый прожитый нами день - самый важный в нашей жизни.

Первые 30 страниц этого потока сознания словно ушат ледяной воды: мгновенный дискомфорт, бросает из жара в озноб, а зубы меж тем отбивают сумасшедшую чечетку - иррациональность и нелогичность повествования настолько сбивает с ног, что конь, борщ,22. Далее повествование не становится более логичным - но уже свое сознание меняется и позволяет этому потоку свободно нести себя. Чувствуешь себя бесплотным духом, роющимся в голове , казалось бы, совсем случайных незнакомцев,связанных единой нитью - тобой. Теперь я точно не хочу уметь читать чужие мысли - книга книгой, но постоянно быть в таком потоке - стена, 17, 28.

О Вулф мне нужно говорить долго и особенно. Моя любовь продолжалась к ней давно, успела закончиться и перерасти в молчаливое согласие со всем, что она написала. Несмотря на то, что "своим творчеством Вулф доказала кризис, нежизнеспособность такого творческого метода". Да еще и я ее исследователь, что и вовсе делает любую попытку критики невозможной. Будто бы и повержены эдвардианцы, но вместе с этим все резче видна обреченность ее творческого метода.
Пробегусь по малой прозе. Именно Вулф привнесла в новеллистику свой замечательный принцип мистического душевного опыта, антинатурализма. Ее рассказ может быть построен на размышлении о пятне на стене, когда мысль движется от одной точки к другой, на отрывистых бессвязных репликах людей, прогуливающихся по Королевскому ботаническому саду.
Действительность хаотична и абсурдна, единственный маяк - внутренняя жизнь, неуловимые психологические связи внутри. Именно поэтому рассказы построены по принципу психостенографирования, потока сознания. Именно этот непрерывный бытийный поток и наслаивается на поток реальности, определяя отсутствие ярко выраженного героя, хронотопа произведения.
Так и в Дэллоуэй - события разворачиваются на протяжении нескольких часов, охватывая при этом всю жизнь, хронотоп сбивчив и нарушен, да и не нужно его. Как исследователь, я не могу утверждать, что это блестящая черта писателя, а как женщина, страдающая мигренями, чувствующая в унисон с ее героями, я говорю вам - это прекрасно. Метафоры тонки, певучи, они, будто бумажная мозаика, моментально складывают и так же быстро разбивают образ.
*читаю всегда в оригинале, если только не нужно сравнить с лексикой перевода. очень развивает живую английскую речь, образность, если вы, конечно, планируете писать на английском.

Отсутствие сюжета и перегруженность текста сложными синтаксическими конструкциями и витиеватыми фразами должны быть оправданы. Это не тот случай. Метафоры не вызывают восторга своей оригинальностью, тривиальные рассуждения о жизни, облеченные в изящную форму, скучны. Возможно, мой способ мышления (субъективное восприятие реальности, поток сознания, как угодно) принимает другие формы, отличные от тех, что у героев романа..Но тот самый "поток сознания" не вызывает ни доверия, ни отклика, ни сопереживания.

«На маяк» — книга-атмосфера. Нет сюжета, нет главных героев — только люди, их чувства, одиночество и попытки понять друг друга.  

Это произведение про жизнь как она есть: рождение, смерть, тихие радости, невысказанное. Вчера человек был — сегодня его нет, остались только «а что, если бы…».  

Первая часть — яркая, живая, пролетает на одном дыхании. Вторая — медленная, будто Вулф намеренно тянет время, не давая дойти до финала. А когда он приходит, понимаешь: счастье — в мелочах. В том, чтобы просто быть рядом с тем, кто тебя понимает без слов.  

Финал — как мазок кисти на картине. Кажется, ничего не произошло, но после — ощущение, будто прожил целую жизнь.  

Если хотите не «прочитать книгу», а почувствовать её — это точно ваш вариант.

Есть только море и светская жизнь. Есть только волны и война. Есть только корни и боль.

Таких грустных книг я давно не читала. В книге очень много всего. Много всего тонкого, важного, человеческого и грустного. Такого же грустного как сама жизнь.

В книге описан день одной из светских дам, устраивающей вечером приём. Она спешит по делам и встречает разных людей на улицах Лондона, как в лодке, скользящей по волнам, перемешиваются мысли персонажей, их чувства, времена, события, лица, у каждого своя боль, свои заботы, что-то высмеяно, что-то показано совершенно чётко, на контрасте чувств некоторые моменты вызывают ужас, книга об одиночестве в толпе, когда не происходит экзистенциальной встречи, когда не к кому обратиться за помощью, никто не может помочь, душа человека заперта в коробке человеческого тела, подобно деревьям неспособна выразить свою красоту и чувства, потому что есть определённые правила, мораль того времени, которая не сильно изменилась сейчас.

Книга вне времени. Легко читается. Быстро заканчивается.

«На маяк» растворяется в повседневности: проявления природы сильнее чувственной прозы Вулф, пение птиц за окном, вой прибоя и пьяная речь, доносящаяся с балкона, обезглавливают книгу; краски эмоций сереют, разбиваются о белое стекло волн бесконечных внешних раздражителей. Тщательно отобранные, хаотично разбросанные по памяти осколки реальности, ускользающие от глаза, от уха, от сердца, за которыми Вулф долго охотилась, наверное, всю свою жизнь расставляя медвежьи капканы по запутанным лесам мысли, ускользают от тебя снова и снова, если не уделить внимание месту для чтения, ведь настроение и место- главные враги любой книги. В прошлом году, удачно прикупив «миссис Дэллоуэй» на скидках, я этого не сделал, бился над ней среди родственников и скошенных газонов, и от того влепил книге тройку на ливлибе (будто пятизвездочная система оценивания о чем-то может говорить).

Я читал «на маяк» урывками в аэропортах, ресторанах, машинах, чужих домах и на природе. Все было не то- я скучал и от того забывался, путался, и еще больше скучал. Для этой книги, для большой прозы Вулф, нужна «своя комната», как бы пошло это ни звучало, и для меня «своей комнатой» стали мое место 13А в самолете и ванная в номере отеля. Как только я оказался в своеобразном вакууме, книга заиграла новыми, яркими красками;  я был пленен горным течением и дал ему свое молчаливое согласие нести мое сознание в прекрасное неизвестное, больше мне не нужно было по несколько раз перечитывать одни и те же главы, что, конечно, позволило мне лучше прочувствовать роман, но было утомительно.

Человек, который описывает прозу Вулф с помощью словосочетний «модернисткий роман» и «поток сознания», сжимает бесконечно длинные коридоры воздушных замков человеческой души в кулак и крошит их словно куски мела. Он убивает поэзию текста, игнорирует игру с ритмом, обесценивает работу ученого-натуралиста, посвятившего годы на наблюдение за дикими животными, словами и эмоциями. «На маяк» одна из немногих книг в которых я увидел эмоции восхищения и благодарности- до безумия сильные, но немые, никогда не оформленные в слова и не высказанные вслух. Вулф накидывает в корзину и маслят, и груздей, и даже волнушек и все-все-все, несмотря на то, что сейчас сезон белых, а места в корзине не так много; ее персонажи восхищаются особенностями друг-друга, неоднородностью, постоянством и переменчивостью. Читая вулф ты веришь, что она любит все это, этих людей, этот мир, просто любит. Может быть, «На маяк» не о любви, кто его знает, о чем она, ведь замыслы автора всегда размываются тысячами интерпретаций, но для меня- о любви. 

В конце своего небольшого рассказа хочу привести отрывок из книги, как то суммирующий мои слова:

«И должны быть такие любящие, чей талант- выделять элементы вещей и соединять их, наделив не присущей им целостностью, из разных сценок, из встреч разных людей [..] создавать то единое, круглое, к чему тянется мысль, чем играет любовь.»