Золотой Храм

Все мое отрочество окрашено в тусклые, сумрачные тона. Я страшился черного мира тьмы, но и белый свет дня для меня был чужд.

Размышления о том, что есть Прекрасное в широком смысле всегда казались мне занятной мыслью, которую мне нравится думать. В какой момент Прекрасное общепонятное, красивое и приятное любому глазу, становится отклонением или извращением, которое приятно малому числу людей, а для общества выглядит неприемлемо? Перестаёт ли Прекрасное в этот момент существовать вовсе, превращается ли оно в нечто противоположное своей сути, или оно остаётся тем же, тогда как в действительности меняется лишь мнение наблюдателя?

Красота сюжета «Золотого храма» – нечто более глубокое, чем просто эстетичная и приятная глазу картинка. Юкио Мисима словно поместил строки своего романа не на бумажные листы, а на подвергнутый замысловатой огранке драгоценный камень. В огранке будто нет ритма, рёбра влетают одно в другое под непривычными углами, луч мысли преломляется по непредсказуемой траектории, ломается на прозрачных поворотах, путается и рвётся; одна идея втекает в другую, отражается в третьей, пересекает четвёртую и отступает перед пятой, которую вы бы и не заметили, если бы не прошли по этому пути. Суть сказанного может меняться в зависимости от того, на какую грань, под каким углом, в каком настроении и под каким освещением вы на этот камень смотрите. Вероятно, правильнее будет сказать, что меняется не сама суть, но лишь ваш собственный взгляд на неё, потому что все процессы в этот момент существуют только в вашем сознании.
Значит, красота зависит исключительно от сознания? Может ли тогда существовать Суть как таковая, Прекрасное как явление, не привязанное к чьему-то мнению и восприятию?

В «Золотом храме» – может. Весь роман как размеренная медитация, погружающая вас в душу заикающегося монаха, оглушённого своими мыслями, и даже его заикание сплетается с размеренным ритмом сердцебиения спящего человека, обретает порядок и смысл.

Если взять на себя исключительное право препарировать душу главного героя – Мидзогути – и разложить её части на секционном столе, чтобы приколоть ярлык-объяснение к каждой детали, то зрелище может предстать достаточно печальное, поскольку образ мышления Мидзогути с трудом может уместиться в условные рамки нормальности и обречено на ярлыки-диагнозы. Он мнителен, подвержен навязчивым состояниям, а иногда пугающе жесток по отношению к миру, ожидая от него удара, который тот ему не наносит, а потому Мидзогути стремится уязвить, уколоть, вспороть его первым, словно в расплату за его бездействие. Он малодушен и хитёр, зол и обескуражен, человек со снятой кожей и тревожной душой, распахнутой Вечному, но не людям. Он неоднозначен, как любой живой человек. В его душе гнездится тьма, острая и болезненная тяга к Прекрасному в его естественной и чистой сути, жажда познания этой сути, глухая ярость, рождённая из чувств, которые он неспособен осмыслить самостоятельно. Его мир строго ограничен его сознанием и территорией обители, где он проходит обучение. Если монашеское затворничество это в какой-то мере выбор, сделанный его родителями, то его затворничество как личности в социуме – выбор исключительно личный. При этом его не назвать одиноким, потому как у него есть храм – выражение вечного движения Прекрасного в статичной физической единице. Сожжение Кинкакудзи – это не столько акт вандализма, сколько ритуальное освобождение вечности, заключённой во времени.

Размышления Мидзогути о красоте и смерти, об уродстве и пылающем сознании, о том переломном моменте между мыслью и действием (когда мысль настолько воспроизвела возможность действия в воображении, что его и не нужно совершать, ведь этот момент уже прожит) стоят того, чтобы вернуться ещё к этой книге однажды, когда захочется корить себя за излишнее размышление и отсутствие активного действия, или когда почувствуете необходимость подставить измождённое лицо холодному ветру осенней печали.

Японская литература для меня – это нечто такое, что я не могу до конца понять и пропустить через себя, потому что русская ментальная конституция отличается от японской. Да, я знаю, что у них «сакура», у нас «вишня», у нас «водка» - у них «саке». Но есть понятия и предметы, а ещё существует философия и психология восприятия, что даже у людей одной расы не всегда совпадает.
Золотой храм – самое прекрасное, что только может существовать на Земле по мнению рассказчика. Это некий символ, олицетворяющий красоту и знаковость. Я видела Золотой храм на фото и скажу честно, что моему взору представлялись и более восхитительные объекты.
Мидзогути – ребёнок простого священнослужителя. Мальчик заикается и испытывает затруднения в общении со сверстниками. Возможно, Мисима изобразил себя в этом герое. Я могу и ошибаться, но мне так показалось. Мидзогути отдаётся своим грезам, он защищается от жестокой действительности, представляя себя выдающимся человеком.
Роман странен и своеобразен, впрочем, как и всё японское. Читать или нет, решайте сами, но после знакомства с героем и абстракцией Золотого храма у меня осталась пища для размышлений.

Ох, как же жалко, что книга попала мне не в лучший момент - не было возможности полностью погрузиться в атмосферу, раствориться в тихом спокойствии пейзажей японских храмов, дышать свежим горным воздухом, впитывать в себя отражения цветов и Кинкакудзи в прозрачной озёрной воде и наслаждаться прекрасным - прекрасным, которое скоро исчезнет из этого мира. Вообще, это полное погружение в спокойное, размеренное (какие бы драмы ни разыгрывались на страницах) повествование - отличительная черта японской литературы, и мне безумно, безумно нравится эта атмосферность, как будто лёгкая предрассветная дымка в воздухе. Не остётся слов, чтобы передать это ощущение - но хочется испытывать его вновь и вновь.

В романе Юкио бок о бок идут Красота и Уродство, и так не может продолжаться бесконечно - настанет момент, когда должно будет произойти столкновение, которое станет крахом. Крахом всего. Как бы ни старалось Прекрасное защитить, оградить, направить - человек сам делает выбор.

Мисима препарирует душу своего главного героя - и вот здесь и есть самая интересная и гениальная составляющая часть романа. Мисима вживается в кожу этого некрасивого заики, будущего монаха, который лелеет в мечтах образ Кинкакудзи, душу которого отравляют насмешки в детстве, кровавый эпизод и явные склонности к садизму. Логика его героя абсолютна не похожа на привычную нам. Мы не можем его понять до конца (умом - может быть, но настоящее понимание к нам никогда не придёт, как был уверен сам герой), но Мисима - понимает. Для героя нет ничего необычного в его ходе мыслей, наоборот, он единственно верный и единственно возможный, и ты получаешь возможность заглянуть в абсолютно другой, совершенно чужой мир: затягивающий, грязно-серый, но несомненно реальный. Особенно ясно это становится на последних строках - так просто и одновременно правильно заканчивает роман Мисима, ставит точку именно там, где нужно.

То же самое можно сказать и о второстепенных персонажах: и светлый парень, в котором главный герой не видит ничего, кроме света и своей противоположности, но в душе которого кипит буря страстей и презрения к себе самому, и противоположность это парня - косолапый калека, который идёт по жизни с непробиваемостью бульдзера, оставляя после себя чёрную выжженную полосу, и отец-настоятель, и мать главного героя, и мелькающие на всём его пути женщины, обречённые и в этой обречённости прекрасные, все они будто шагнули в книгу прямо с реальных, запылённых улиц послевоенного Киото.

Утончённый, атмосферный, завораживающий и реалистичный роман. У меня нет слов, чтобы говорить о нём, но в голове остались десятки картинок и мыслей.

Однажды, 2 июля 1950 года, монах-ученик пытаясь покончить жизнь самоубийством поджёг Золотой Павильон монастыря Кинкаку-дзи. У монаха были диагностированы туберкулёз и расстройство психики. На суде свой поступок он объяснял тем, что настолько презирает себя, что любое проявление красоты вызывает в нём ненависть и делает очевидным его собственное несовершенство.

Мисима Юкио рассказывает нам эту историю несколько иначе, уводя в сторону от болезненной психики и углубляя в отношения несовершенного смертного человека с абсолютной Красотой.

Мне кажется каждый хоть раз испытывал ощущение ошеломляющей красоты. Красоты потрясающей, захватывающей. Когда ты видишь или слышишь что-то бесконечно великое: огромную кровавую Луну, грозно гремящий водопад, непроницаемую черноту пещерного озера, симфонию любимого классика в исполнении виртуоза, гениальную картину в музее. Ощущение красоты переполняющей тебя сразу множеством чувств. И безграничной любовью, всепоглощающим счастьем и неутолимой печалью перед тщетностью бытия, восторгом и страхом. Красоты наполняющей и опустошающей одновременно.

Именно такую Красоту символизирует для героя Мисимы Мидзогути Золотой Храм.

Сначала Мидзогути знает о великолепии Золотого Храма только по рассказам отца и впервые сталкивается с красотой в лице соседки Уико. Здесь же понимает, что Красота для него недосягаема, что красота надменна и холодна. Здесь же он видит, что Красота может быть как вознесённой на пьедестал, так и поруганной, как божественной в самоотречении, так и покорной в предательстве. Но всё равно остаётся красотой. Здесь же он понимает, что красотой нельзя обладать, но её можно уничтожить.

Потом Мидзогути отправляется послушником в монастырь, он жаждет увидеть тот Храм, о котором говорил отец. Но...Встретившись со своей мечтой, разочаровывается. На первый взгляд Золотой Храм совсем не похож на представления мальчика. Однако, потом, когда послушник изо дня в день видит Храм, видит его в разную погоду, в разные времена года, при разном освещении - он постигает его красоту. И решает, что в самый первый раз Красота просто отвергла его, не показалась, не далась, снова.

Мидзогути заикается. Мисима гипертрофирует значимость этого небольшого несовершенства в представлении своего героя. Таким образом Мидзогути не просто всего лишь смертный человек перед лицем величественной красоты, а ещё и несовершенный смертный человек перед воплощением абсолютной красоты.

Мидзогоути живёт в постоянном стремлении приблизиться к Красоте, объять её, поглотить, забрать себе, но все попытки его тщетны. Лишь когда Красоте грозит уничтожение, когда она опускается качественно до состояния смертного человека, герой испытывает что-то похожее на равенство межу собой и Красотой. Невозможность несовершенства возвыситься заставляет искать способ принизить Красоту. Унизить или уничтожить.

Сгореть вместе, на ритуальном погребальном костре. Воссоединиться навсегда.

Но даже это невозможно. Даже смерть Красоты, как оказалось, не приближает её к несовершенству. Красота вновь отталкивает. И будет отталкивать каждого, кто пытается вобрать её материальность, пытаясь трансформировать её, а не себя.

Через 7 лет настоящий поджигатель умрёт в тюрьме, Но Золотой Павильон восстановят за два года до его смерти.

Как привлечь к себе внимание, не имея возможности высказать все то, что теснится внутри и рвется наружу, а не находя словесного выхода сжигает изнутри? Можно стать творцом и обойтись без слов. А можно совершать гадкие поступки, заходя в каждом следующем чуть дальше, и так до точки невозврата.
Герой выбрал второй путь. Заикание... Вечные поддразнивания сверстников, привели к замкнутости в себе. Болезнь и смерть отца, к жизни среди чужих людей в буддистском храме в роли послушника, хоть и с перспективами. Фон второй мировой и проигрыш в ней Японии явно не добавили света к мировосприятию. И лишь Храм не изменен, меняется лишь отношение героя к нему в течении всей книги.
Нет, не простая жизнь вовсе не оправдывает его ни в одном из его поступков, но лишь в очередной раз показывает куда может завести дорожка самооправданий. Чем гаже становится герой, тем прекраснее Храм на него взирающий с полным равнодушием. И явно не тот сгорел в всё очищающем пламени.

Героя "Золотого храма" с лирическим героем баллады Where The Wild Roses Grow Ника Кейва и Кайли Миноуг роднит маниакальная одержимость уничтожить прекрасное, что волей случая попадает к ним в руки. Их понимание неуловимости красоты отвратительно, оно искажено и вывернуто наизнанку. Вот что бывает, когда внутренний мир человека долгое время варится в котле собственной исключительности, не трансформируясь естественным образом под влиянием внешних обстоятельств.

В основе разрушения красочных тибетских мандал или сложных фигур из костяшек домино тоже лежит принцип мимолётности прекрасного, но "так долго строить храм и сжечь за миг лишь может тот, кто этот храм воздвиг (с)". Да, красота быстротечна, миг её может быть краток, но гибнуть она должна от естественных причин, а не по чьей-то больной прихоти.

Все таки литературу Японии можно любить всем сердцем или не любить вовсе, не понимать. Я отношусь ко вторым наверно . И хотя я вижу хороший слог, интересные метафоры, красивые предложения, сравнения, но мне они не трогают душу. Я просто многие из них не понимаю или не принимаю. Мне чужды и непонятны и не хотят приниматься никак обычаи Японии, хотя я пыталась не раз читать ,но те традиционные церемониальные обычаи мне просто непонятны, поэтому многое в книге также прошло просто мимо, или даже вызывало раздражение.
В принципе интересный сюжет, но сам посыл мне не раскрылся до конца, я просто не хотела понимать его неверно. А про героя книги и его друга мне просто стыдно даже говорить- вызывали просто омерзение своими поступками, своими речами, своими мыслями. Какие то навязчивые идеи в форме Золотого храма, который так или иначе мешает жить герою и он его уничтожает. К слову храм конечно красив, особенно вместе с окружающей средой . Но как можно винить его в своей жизни или жизни и деяниях других людей , не понимаю. Все таки его психическое здоровье наверно более уродливо, чем его внешняя оболочка. Уж больно герой зациклен на своем так называемом уродстве- а ведь это всего лишь заикание, причем иногда даже проходящие, например при разговоре на английском. Странно было читать, как все он воспринимает по другому, все хочет перевернуть. Возможно виноваты и окружающие- мать , которая откровенно говорит сыну, что он урод, и ждущая , что он даст ей богатство, сытую жизнь, которую она не получила от мужа была просто отвратительна. А уж эпизод с мужчиной при живом муже это за гранью. Да и отец и учитель не смогли найти подход к нему- может отсюда его нелюдимость, его протест.
Может если бы я не прочла предисловия , я бы по другому отнеслась к книге, но Акунин рассказав о жизни и смерти автора подготовил меня к книге и я воспринимала ее уже с другого ракурса. Поступок , что автора , что героя книги мне остался непонятен и совсем неприятен- я их сравнивала и все отвергала.
И хотя я повторюсь, слог замечательный, но многие мысли в книге были на для меня.
Японцев мне наверно не понять никогда. А может просто именно автор не мой.

Очень давно собиралась почитать Юкио Мисиму, и вот, наконец, представился прекрасный случай. И надо сказать, опыт получился очень и очень удачный.

Буквально недавно читала «Молчание» Сюсако Эндо, и я поразилась тому, как они перекликаются. Обе книги про религию, более того, мне кажется, они обе показывают читателю буддизм с не очень приятной стороны. И если у Мисимы картинка как-то более менее еще ничего, то у Эндо вообще волосы на голове шевелятся от того, что творили люди. Хотя, что уж там говорить. Недавно, опять-таки, прочитанный мною "Хмель" Алексея Черкасова - показывает нам не менее страшные картины православного старообрядчества…В общем, везде можно найти много чего интересного в религиозных традициях. Причем, судя по всему, это относится абсолютно ко всем религиозным конфессиям.

Ну, я слегка отвлеклась, хотя, для некоторого сравнения книг разных авторов это, наверное, полезно.

Что касается непосредственно «Золотого храма».

Вот за что я в первую очередь люблю японскую литературу, так это за неспешность и планомерность повествования. В книге каких-то стремительных событий не происходит. Сюжет развивается плавно, без толчков и качелей. И, как ни странно, мне это очень и очень нравится. При этом, несмотря на такое спокойное повествование, автор ни на секундочку не дает заскучать или как-то отвлечься.

Совершенно потрясающий главный герой. Подозреваю, что у него не просто дичайший комплекс неполноценности, но и какое-то психическое расстройство. Иногда его становится жалко, а иногда он вызывает бурю отрицательных эмоций. Очень здорово автор нарисовал нам его с психологической и эмоциональной точек зрения.

Кроме того, тут еще и масса второстепенных героев повествования, которые обладают ярко выраженной индивидуальностью и отлично прорисованы.

Почему снизила оценку – за некоторую «натуральность» сцен. Меня практически невозможно напугать или как-то шокировать. Но тут некоторые сцены были «противными», если можно так выразиться.

А в целом – чудесная, очень качественная, философская литература! Буду с удовольствием знакомиться с автором дальше.

В середине прошлого века в японском городе Киото местный монах сжёг буддийский Храм. Это событие Мисима положил в основу своего провокационного романа. В нём же показал обратную сторону монашеской жизни. По ходу действия священники и монахи у автора не только медитируют, учатся и работают, но ещё и пользуются услугами проституток, любят выпить и не прочь на всё это одолжить денег.

На протяжении всей книги главному герою (монаху-поджигателю) постоянно встречаются два коана: об убийстве Будды и об убийстве котенка. Коан – это вопрос или загадка в дзэн-буддизме. Цель коана – достижение просветления или понимания его сути. «Будда» и «котенок» здесь имеют иносказательный смысл, обозначающий «Золотой Храм». «Храм» – это зависимость человека. Это то, что человек любит, боится потерять или к чему стремится. И, чтобы избавиться от этого всего, необходимо «убить Будду» – убить то, что любишь всем сердцем. То есть разрушить Храм.

Главный герой проходит путь от почитания, любви и даже обожествления Храма до полного к нему разочарования. В конце концов, он сжигает его. И мы понимаем, почему он это делает. Золотой Храм оказывается пустышкой. Он красив лишь снаружи. Внутри же его населяют люди, далекие от красоты, люди – подлые, жадные, завистливые. Храм – это обман. Но в тоже время – это воплощение красоты, которое не отпускает, которое не дает почувствовать себя свободным.

Мисима вновь меня удивил. До этого читал у прочих о тибетском и индийском буддизме. Но здесь влияние японского менталитета на религию оказалось колоссальным. Автор описывает мир, где люди противоречивы. Где каждый обособлен и зациклен на себе. Где торжествует культ самоубийства, который имеет исторические корни. Всё это смешивается с учением буддизма, и на выходе мы имеем невероятно красивое и глубокое по смыслу произведение.

Я понятия не имею, что можно написать о Юкио Мисиме, чтобы это в полной мере отражало то, что он делает. Назвать это магией? Но магия тогда - чёрная.
Он завораживает. О чём бы он не писал - во всём Красота. Красота с большой буквы. Но всегда отравленная болью или смертью.
Золотой храм - не исключение. Вся книга - ода красоте. Ода величественному и вечному храму Кинкакудзи. Храм здесь, как красота способная порабощать. Как красота, которую необходимо уничтожить, ради жизни. И это не спойлер, поскольку сама книга была написана Мисимой под впечатлением от сожжения этого храма неким молодым монахом, так что этот роман смело можно считать интерпретацией тех событий.

Но это лишь вершина айсберга. Помимо всего прочего, Мисима удивительно психологичен. Он с хирургической точностью препарирует своих персонажей и добирается до самого дна. Поэтому его романы многогранны. Кто-то увидит здесь один лишь храм своим сиянием заслоняющий весь белый свет, А кто-то увидит на месте храма что-то ещё. Абстрактную красоту или же просто стену, которую выстроил комплексующий заика между собой и миром. А кто-то ещё прочитает это, как книгу о гордыне или о поиске себя, поиске своего места в мире.

В общем, рассуждать можно бесконечно, но мне кажется, пока сам не прочитаешь, никогда даже приблизительно не поймёшь, что такое книги Юкио Мисимы. Он уникален.