Мой очень жизненный путь

Пишу эту рецензию с обещанием написать еще одну. Так в чем же дело, почему сразу не написать ту - вторую, обещанную. А дело в том, что эта рецензия - плод моих воспоминаний о книге, а вернее, даже не о книге, а о её сокращенном варианте, опубликованном в свое время в замечательном (без всякой иронии) журнале "Трезвость и культура". Было такое издание, выходившее на рубеже 80-х и 90-х годов прошлого века в качестве пены от горбачёвской антиалкогольной реформы. В нем и была впервые опубликована поэма Ерофеева, а я, будучи в ту пору студентом, старался не пропускать "громких" новинок.

Так чего же я тороплюсь делиться воспоминаниями о прочтении не полной версии книги, чего проще было бы взять теперь уже доступную полную версию - перечитать её и написать обстоятельную рецензию. Обещаю так и сделать, потому-то и пошла речь о возможной в будущем второй рецензии на ту же самую книгу, но сегодня я невольник игры "Несказанные речи", подписавшись на неё я думал, что читал всю книгу целиком, и только сейчас открыл для себя, что тогда - в "Трезвости и культуре" - было не всё.

Ну, и пусть не всё, но я помню, как мне это понравилось. Не могу сейчас анализировать, почему оно мне понравилось, наверное, потому, что это был потрясающий глоток свободного слова, свободного не от политики, идеологии и прочей туфты, которая тогда облетала даже быстрее, чем следовало бы, а свободного от привычного и повседневного. Кажется, глупость написал, куда уж привычнее и повседневнее беспробудное пьянство наших сограждан, свидетелями коему всем нам приходилось быть.

Но в том-то и дело, что у Ерофеева книга не о пьянстве, совсем не о нем, а о трагедии русской интеллигенции. Пьянство, да какое там пьянство - самый настоящий алкоголизм, инструмент примирения с жизнью. Только это не значит, что интеллигенция жертва - коммунистического режима, национальных традиций, культурного антуража, нет. Если она и жертва, то только собственной неприкаянности и неприспособленности. Когда я читал поэму, а было это во время отбытия долга по поддержанию жизнеспособности советского сельского хозяйства - на картошке, то процесс чтения сопровождался и обильными возлияниями. Получался своеобразный, ни с чем не сравнимый и уже, боюсь, неповторимый, симбиоз прочитанного с прочувствованным и пережитым.

Четвертый курс истфака - уже довольно зрелый в интеллектуальном плане народ, а с нами были еще и преподаватели, которые не только разделяли наши увлечения местными продуктами самогоноварения, но и направляли их. Как поэтично называли мы приобретаемый самогон, помню, я сам рисовал этикетки для прикола, чтобы пить было веселее: "Косорыловка", "Табуретовка", "Зверской свиньи пойло"...

Мы и были той будущей интеллигенцией, которой предстояло со временем спиться, и многим, надо признать, это с успехом удалось. Причем, как иллюстрация к поэме Венички, самыми невозвратными оказывались самые интеллектуально одаренные. Один из них по имени Валера, фамилию я, естественно опущу, был практически двойником Венечки, ходячая энциклопедия, знавший наизусть почти всего Шекспира, способный развернуть дискуссию по любому предложенному вопросу - классический русский алкоголик- интеллигент.

Так и Венечка в своих монологах о жизни и выпивке легко и непринужденно ориентируется в вопросах философии, истории, политики и культуры. И характер посещающих его галлюцинаций тоже непростой, не грудастая соседка Маня является перед его затуманенным алкогольными парами взором, а Сфинкс, пусть он без хвоста и головы.

Трагедия автора и его героя в неумении распорядиться своими способностями и талантами, в потрясающей лени и фатальной зависимостью от духа травы. Любой человек, зависящий от никотина, алкоголя или наркотиков, находится в плену у "духа травы", плену, примиряющим с самим собой, с неустроенностью, с маргинальностью. И, несмотря на всё это, Венечка еще не окончательно спившаяся скотина, он еще имеет какое-то стремление к совершенствованию, к попытке изменить себя. У Венечки таким далёким маяком, путеводной звездой, является районный городок во Владимирской области - Петушки. Туда он и стремится, к своей любимой и ребенку, в надежде на чудо своего перерождения.

Но судьба знает, что это ничего не изменит в Венином существовании, он и любимую пропьет, потому что так ему проще и понятнее, и утопические Петушки так и не наступают, пьяный Веня возвращается в Москву - в свой Вавилон, чтобы пасть от рук четырех всадников Апокалипсиса - это и есть Конец Света, неизбежный для каждого. Скорее всего главный герой умер от острого алкогольного отравления, он столько всего вылил в себя во время своего экзистенциального путешествия в электричке, но какое это имеет значение от чего он умер, гораздо важнее, как он жил. А, судя по тому, что Венечка это и есть Ерофеев, то именно этот алкоголик-интеллектуал, в отличие от большинства других, жил не напрасно, потому что сумел оставить после себя потрясающий документ, описывающий внутренний мир большой части русской пьющей интеллигенции.

Видимо, не разглядела я той глубины, которую должна была бы разглядеть (судя по мнению авторов некоторых рецензий на эту книгу) за пьяными бреднями русского интеллигента. Кто-то пишет, что книга эта, возможно, про великого русского философа, другие считают, что она повествует об оступившемся ангеле со сломанным крылом. Не буду спорить, возможно, все так оно и есть. Я не в состоянии разглядеть всей этой трансцедентальности за пьяной русской харей, не имеющей воли к жизни. Мне противны все эти пьющие последние романтики и последние философы, которые напившись, видят сфинксов и ангелов. Многие пишут о том, что это и есть образ русской души и русского человека, и что каждый прочитавший почувствует это. Ох, чур меня! Если таков он русский человек, я лучше буду считать себя татаркой, благо какие-то капли крови мне это позволяют. Некоторые пишут о том, что непьющим такие произведения вообще не рекомендуются. Может, они и правы. Хотя я бы не отнесла себя к абсолютным трезвенникам, но впечатления от перепоя-похмелья мне не нравятся настолько, что я предпочитаю ограничиваться одним-двумя бокалами вина, коктейля или сидра.

У этой книги один-единственный плюс - в том, что она короткая. Была бы она даже чуть-чуть подлиннее, думаю, не выдержала бы и бросила на середине. В последней трети проглянул какой-то луч надежды в лице иронии о политической и исторической действительности - революции, сходки, собрания, пленумы, но быстро угас и даже многочисленные цитаты и аллегории на библейские сюжеты, марксистскую теорию и мировую классику, не спасли, а можно сказать, что и усугубили. Да-да-да, трагедия русского человека, в том, что он пьет, что он не имеет воли к сопротивлению, что он страдает от действительности, которая перемалывает его в труху. Слышали не раз, читали не раз, в жизни наблюдали не раз. Так, блин, "вставай и иди" (с) Ерофеев. Какого ... на печи (в электричке) валяешься?! Не понимаю и не хочу понять этой апатии и бессмысленности.

Видимо, мне в принципе не стоит читать книги про алкоголиков, но почему-то уже второй год подряд, такие произведения всплывают в моем флэшмобном списке - тык. Пора, что ли, отдельно оговаривать в ограничениях, что такая литература не по мне? Двух отрицательных попыток, наверное, вполне достаточно, чтобы понять про себя - я не вижу глубины и трагедии за судьбами алкоголиков, а только вижу людей, которые портят жизнь себе самим и окружающим.

ЗЫ Из всех прочитанных рецензий зацепил анализ. И правда, интересно взглянуть на эту повесть с точки зрения экзистенциализма и символизма. Наверное, действительно, это про страх смерти, боязнь жизни, про общую ее бессмысленность. Снимаю шляпу перед flamberg , которая погрузилась на дно книги и подчерпнула столько всего интересного. Мне и плавать в ней было настолько неприятно, что о каком-либо погружении я уже и не думала.

"Москва-Петушки" - это вовсе не про алкоголь, не про постмодернизм, не про электрички и не про эрудицию, как многие ошибочно полагают. Это поэма про ангела. Ангела не падшего, а только оступившегося и сломавшего крылышко. Отныне ему скитаться среди людей, а его бывшие собратья будут лишь летать вдали, не в силах помочь. И алкоголь для него - это лишь средство временного возвращения обратно, попытка прикоснуться к тому, что ему больше не принадлежит. Стержень поэмы, на который нанизаны библейские аллюзии, ирония, шутовство и острословие, сдвоенный, как спираль ДНК - это одновременно вечное невозвращение и доброта, любовь, сострадание и человечность; единое в четырех чувствах. Эта блестяще написанная вещь Ерофеева - она в первую очередь нравственного содержания, а все остальное в ней весьма второстепенно.

«Мы немножко недоделаны и недоношены. Но в нас есть заколдованность».

В «Вальпургиевой ночи» можно увидеть художественную иллюстрацию известных фактов борьбы советской власти с диссидентами, отправляемыми в психиатрические больницы. Но при взгляде на пьесу с несколько иной точки зрения становится заметным более глубокий её смысл: своеобразная попытка разрешения героем проблемы человеческого существования. Невозможность достичь единения способна привести к безумию или смерти, так как отчаяние полного одиночества и отчуждённости можно преодолеть лишь путём ухода от внешнего мира. И при чтении этой трагедии вспоминаются произведения, не имеющие прямого отношения к СССР: «Над кукушкиным гнездом» Кизи и «Палата №6» Чехова. Старший врач больницы сразу ассоциируется со старшей сестрой Гнусен (Кизи), а палата №3 - с палатой №6 (Чехов). Если обратиться к символическим значениям, то число 6 связано с дьяволом, а 3 – символ Троицы, знак присутствия Бога. Однако события в третьей палате происходят именно в Вальпургиеву ночь, когда бывают сборища и разгулы нечистой силы.

Главный персонаж пьесы Лев Гуревич – в больнице «новичок… Бред правдоискательства, чувство ложно понятой чести и прочие атавизмы…». Внутренний мир обитателей третьей палаты – вся Земля: «Итак, я люблю Россию, она занимает шестую часть моей души». А внешний мир сосредоточен в замкнутом пространстве палаты, из которого нет выхода. «Зачем я здесь, коли здоров, как бык?». «Кричи-кричи – ни до кого не докричишься». Понятие "заколдованного круга", явно присутствующее у Чехова, прослеживается и в творчестве Ерофеева. Причём не только в этой пьесе, но и в прозаической поэме «Москва – Петушки», главный герой которой мыслил так: «Этот круг, порочный круг бытия – он душит меня за горло».

Самая глубокая потребность человека – преодоление своей отчуждённости и одиночества, так как осознание разобщённости – источник чувства тревоги и вины. И у поэта Гуревича «умысел был: разобщённых – сблизить». Наиболее часто встречающийся способ единения основан на подчинении группе, хотя большинство людей даже не осознают этой своей потребности подчиняться. А подчинение толпе даёт ощущение безопасности и спасает от переживания одиночества. Но обитателями третьей палаты такой способ преодоления отчуждённости (по сути своей являющийся псевдоединством) был отвергнут изначально, иначе они не оказались бы в психиатрической клинике «по причине их внутренней несклонности к социальной адаптации».

Другой путь достижения единства – всевозможные оргиастические состояния (испытываемые, например, в ритуалах первобытных племён и языческих обрядах), которые иногда могут вызываться с помощью специальных средств (алкоголь, наркотики). По подобному пути и пошёл Гуревич в Вальпургиеву ночь, плавно переходящую в первомайский рассвет Дня международной солидарности трудящихся: «Мы отмечаем сегодня вальпургиево празднество силы, красоты и грации! Ха-ха! Танцуют все!».

Итак, оргия! Преображающее действо начинается. Заменой слезам, порождённым отчаянием, становится карнавальный смех. Тяжесть на сердце прикрывается лёгкостью. А пародийные и ироничные речи смягчают ощущение безысходности. И всю ночь продолжают обитатели палаты «водку пьянствовать и дисциплину хулиганить». Но достигнутое подобным образом единство с миром, охватывающее и душу, и тело, является преходящим и вызывает необходимость повторения. Выбранный же героем радикальный способ разрывания порочного круга заставляет его пуститься в гибельную пляску со смертью.

Умом Россию не понять,
пока не выпито ноль пять,
а если выпито ноль пять,
то дело кажется не хитрым,
попытка глубже понимать
уже попахивает литром....©

Самая главная ошибка, которую я допустила в связи с Венечкой Ерофеевым и его шедевральной нетленкой, заключается в том, что я читала эту книгу дома. И трезвой. Эх, ну чего стоило взять ее с собой в пригородную электричку в выходной день, да пару литров пива (или винца, смотря какое настроение было бы) и расправиться с ней (и с пивком) за пару часов под неодобрительными взглядами бабушек-старушек?

Хотя я, конечно, и стратила, но первым знакомством несмотря ни на что осталась довольна. Слушала я книгу в замечательном исполнении Шнура (именно благодаря ему я в принципе соблазнилась исповедью интеллигентного алкоголика). В качестве бонуса - замечательные отбивки с бульканьем водочки, которые меня преследуют уже второй день - в общем, качество озвучки замечательное.

Повесть ох как хороша. Есть в ней что-то такое забористое, цепляющее за душу любого русского человека - то ли грусть вселенская, которой полна каждая страница, то ли близкая русской душе пьяная философия. И все это прячется за литрами "Столичной" и трехэтажным русским матом, надо только суметь разглядеть. Здесь же Венечка Ерофеев то ли пьянь подзаборная, то ли величайший русский философ. И поезд то погружающийся, то выныривающий из алкогольного угара. И Сфинкс с его загадками, и Митрыч с внучком, и контролер из Орехово-Зуево - грань между адекватом и пьяным бредом тонкая, едва ощутимая.

Эх, Венечка, Венечка... Интересно, был бы ты счастлив в нашу эпоху круглосуточных маркетов, когда не приходится ждать открытия магазина, чтобы похмелиться хересом?...

В общем, ТРАНСЦЕДЕНТАЛЬНО!

И напоследок - бонус. "Слеза комсомолки" в готовом виде). Есть у кого знакомые герои, которые сей шедевр таки приготовили?;)

Мир удивителен и разнообразен! Сколько в нем великолепия, сколько чудес! Человек, отдавший всю жизнь путешествиям, не увидит и тысячной доли того, что может его изумить и вызывать у него восторг.

Однако вселенная среднестатистического обитателя Старого или Нового Света узка до невозможности. Представим ее в виде мозаики. За фрагменты же таковой примем все те действия, которые человек выполняет изо дня в день, предметы, с которыми имеет дело, места, которые регулярно посещает, и, наконец, лица, с которыми постоянно сталкивается. Их-то и следует поделить на две категории. Все просто: к первой относятся те личности, с которыми человек знаком лично, ко второй - те, с кем его ничто не связывает. Ввиду многочисленности последней группы составляющие ее фрагменты будут чрезвычайно мелки. И потому рассмотреть их можно лишь вблизи, чего, безусловно, ни один человек не станет делать за ненадобностью. А зря! Наугад взятая частичка твоей вселенной может оказаться интереснейшей вещью.

...И Венедикт Ерофеев пытается всех в этом убедить, предоставляя читателям "Москвы-Петушков" возможность под микроскопом разглядеть внутренний мир… алкоголика.
Стоит сказать откровенно: уважения главный герой не вызвал. Да и мог ли? От всех поступков, от всех его псевдо-философских рассуждений так и несет перегаром. Диалоги же пьяниц, предоставленные в книге, в основной своей массе скучны и унылы.

А здесь должна быть шутка про то, что подобное произведение обязано было родиться именно в нашем государстве, но автор данной рецензии посчитал ее глупой и не стал включать в текст.

Во время прочтения поэмы (поэмы, мать всех отцов, поэмы!) у меня сложилось впечатление, что лирическому герою присущ извиняющийся тон повествования. Об этом свидетельствуют и кивки в сторону Куприна, Горького, Шиллера и Мусоргского, якобы тоже нешуточно увлекавшихся алкоголем, и некоторые слезливые отсылки к собственной биографии, да и заверения в том, что рассудок его всегда противится употреблению спиртного. Чем-то это напоминает совесть, мечущуюся в предсмертной агонии.

Все, что хотел, Ерофеев описал здорово. Но, если бы произведение было несколько длиннее, очень может быть, что я бы его и не дочитал. Вздохнул бы и закрыл книгу со словами: "Этого вполне достаточно".

Мдааа, какая пышная, содержательная аннотация. Какое громкое название "философская притча". А по факту имеем дневник запойного алкаша, у которого проблем-то выпить и опохмелиться. Ах да, есть еще 2 задачи: глобальная: увидеть Кремль, мужик никак до Кремля не дошел-не доехал за 30 лет; и краткосрочная задача: доехать до Петушков.
Как учат все психологи, всякие коучи, начинайте с малого и идите к большему. Так и пытается жить ГГ Веня наш Ерофеев. Проснуля - опохмелись, опохмелился - выйди в мир, вышел в мир - можно выпить, выпил - попробуй проснуться в знакомом месте.
Вот и эта поэма началась с великого похмелья и план-программы минимум на день - доехать до Петушков. Пока будем ехать от станции к станции, автор нам расскажет, как пьет, что пьет, где пьет, в каких количествах и пропорциях, поделится любимыми коктейлями, расскажет пару случаев из жизни. И пока будет ехать опять напьется в зю-зю и наконец увидит Кремль. Есть здесь и белочка-белая горячка, только Ерофеев обозвал её ангелами)) Философствует же ж, а не просто пьет.
В живописи есть Малевич, который сумел простой квадрат продать за миллионы, обернув его в философскую обложку. А здесь - Ерофеев с буднями запойного алкоголика и тоже в философской обложке... Ни Малевича, ни Ерофеева я не оценила и не поняла... вот такая я некультурная))

мало какая из прочитанных мною книг превзойдет эту по части экзистенциального отчаяния. и тут я употребляю слово "экзистенциальный" в том значении, которое ему придал сартр. отчаяние, рождённое полной иррациональностью и абсурдностью жизни, ежедневным столкновением душевных устремлений и требований быта.

венечка выражал все эти философские глубины через алкоголь. когда читаешь про бесконечные четвертинки, поллитры, сто граммы и убийственные коктейли, то следует помнить, что это не про выпивку (это лишь шелуха), а про поиск универсального рецепта от главного экзистенциального ужаса - страха смерти. смерть отрицает экзистенцию на понятийном уровне, оттого и поиски вечной жизни никогда не угасают.

петушки для вени были спасением от всего. практически землей обетованной. его должна была встретить там в одиннадцать белобрысая красавица с белыми глазами и рыжей косой (ремарка в сторону: белые глаза меня очень напрягали. при всём богатстве воображения белесые глаза не вписываются в мой портрет красивого человека). веня мечтал об этой встрече так, словно от этого зависел вопрос жизни и смерти (впрочем, так оно и оказалось на деле). с неё петушки начинались и ею же заканчивались. собственно, никого и ничего кроме этой белоглазой дивы в петушках не было, но и её более, чем достаточно, чтобы стремиться туда с такой силой.

а уж за петушками его ждал младенец (читаем - сын), продолжение его самого и, следовательно, единственный доступ к вечной жизни - опосредованно через передачу генотипа и фенотипа потомку.

но он не доехал туда, загадочным образом вернувшись назад в москву. впрочем, не такая уж это и загадка, если вернуться на секунду в реальный мир и вспомнить, сколько он умудрился выпить и в каких сочетаниях. то есть, веня, скорее всего, банально уснул в поезде, проспал конечную и перенаправление вагона и проснулся уже на пути обратно в москву. но это обыденное объяснение из реальной жизни, мало имеющее отношение к тому, что автор хотел сказать и что читатель способен увидеть.

мистическое возвращение в москву подразумевает, как мне кажется, тщету и бессмысленность побега от смерти. как говорится, все там будем, так или иначе. возможно, если не бежать от неё (смерти), то процесс будет приятнее и безболезнее. так, веня мог доехать до петушков, повидаться со своей белоглазой рыжей красавицей, принести стакан орехов младенцу и лишь потом на его пути попались бы те роковые четверо со странными лицами.

кстати, подозреваю, что четверо с ножом - это те же ангелы, напевавшие разное главному герою до тех пор, пока он не улыбнулся. не могу ничем подтвердить свое подозрение кроме расплывчатого "мне так кажется". не доверяю я ангелам, которые врут. а эти врали на голубом глазу, как минимум про херес на курском вокзале.

гибель главного героя так же бессмысленна, как тот фрагмент его жизни, который мы увидели. и вряд ли кто вспомнит веню, изобретателя безумных коктейлей, кроме младенца, выговаривающего букву ю. да и тот забудет, стоит ему немного подрасти.

и тут читатель, располагающий себя выше главного героя на ступеньках социальной эволюции, гордо расправляет плечи с мыслями, что он не такой. и глубоко ошибается. его смерть будет так же бессмысленна хотя бы потому, что она не может быть осмысленной с точки зрения экзистенциализма.

В стародавние времена, независимо от степени вовлечённости в алкогольную зависимость, а тем более, если ты человек непьющий или даже непьющий и интеллигентный, положено было восторгаться повестью Ерофеева "Москва-Петушки". Я тогда не могла отделаться от ощущения, что все эти восторги похожи на глубокомысленное обсуждение философских глубин "Чёрного квадрата" - столь же пафосно и надуманно. Но квадрат-то ладно, а вот этих спившихся интеллигентов каждый ведь видел во множестве, но ведь почему-то не пришёл в восторг?
Ну и ладно, прошло очень много времени, и я решила, что пора вернуться к знаменитому имени. В этот раз пьеса. Оговорюсь, что пьесы я предпочитаю на сцене, а не в бумаге, так что те, кто искренне возмутится моими замечаниями к тексту, уже имеют аргумент, вполне себе весомый.

Лёва Гуревич попадает в дурку. Ясное дело, тут надо броситься искать подоплёку про советскую принудительную психиатрию, но - это не первый раз, до такой степени, что в какое-то из предыдущих "посещений" он уже успел закрутить роман с медсестрой, а главная причина попадания - алкоголизмус обыкновеникус. Впрочем, как и у большинства его соседей по палате. Каждый несёт свой отдельный бред: кто по деревенским лугам и полям скучает, кто жрёт с аппетитом настольные игры, кто устраивает суды для шпионов, продавших Камеруну Курилы. Друг друга они не очень слышат, зато сразу все без исключений расслышали, что Гуревич может достать выпить, потому что увёл ключ от нужной комнатки у этой самой медсестрички. Пятилитровая канистра с не совсем нужным спиртом идёт по кругу, градус бреда поднимается вместе со степенью опьянения, и ...

Вот опять не получилось у меня глубокомысленно проникнуться идеями, рождёнными от алкогольных паров)). Поэтому с облегчением прочитала последнюю ремарку:

Милосердие? Помилуйте - разве в них насильно вливают? Почему-то, скажем, Чехов не писал свои рассказы после пары бутылок бормотухи, а вроде интеллигентный человек... Тут скорее дело в общем состоянии души, как главного героя, так и его сопалатников-собутыльников:

Ни-к-кому-не-рас-положенность - неуклюжее, но правильное слово...

Страшное проклятье висело когда-то над Веничкой, куда бы он ни пошёл, куда бы ни поехал, вечно он попадал на Курский вокзал. Страшное проклятье висит до сих пор над "Москвой-Петушками", сколько бы лет ни читали это произведение, а всё твердят, что оно про алкоголиков. Ясен красен, что оно про алкоголиков! А "Моби Дик" — про китобоев. А "Лолита" — про педобира. Но ведь важно не столько "про что книга", а "о чём она", не так ли? Нюансец.

Говорить про "Москву-Петушки" горько, страшно и больно, потому что это — каждый раз заглядывать в зеркало. И не потому что я много пью, да отстаньте вы уже, я и вовсе не пью. Веничка продолжает традицию "лишнего человека", лишнего не по своей воле, а его тематические сентенции — лишь его личный способ медитации. Ну, у Пелевина грибочки люди тоже не от хорошей жизни в книжках жрут, его же никто не обзывает нарко... А, да, опять подловили. Китобои, наркоманы, проститутки. Сталина на вас нет.

Катится Веничка к своей петушковой Мекке, а всё никак не докатится, тяготит его проклятье Курского вокзала. Ну что ж, тогда только одно ему остаётся — смириться. Пусть будут Петушки посреди Красной площади, пусть будут Петушки посреди проклятущего Курского, пусть Петушки всегда будут вместе с ним в чемоданчике, дабы никогда там не заходило солнце и не отцветал жасмин. А что ещё ему остаётся? Кому нужен Веничка в этом мире? Государству, которое подсовывает ему вымя вместо хереса? Этой, с белесыми ресницами? Разве что младенцу, который лучше всех знает букву "Ю", но когда он вырастет достаточно большим, чтобы знать ещё хоть что-то кроме этой буквы, то любезные господа подскажут ему, что ничего путного от такого забулдыги ждать не надо. И ему он будет не нужен.

Вот так и профукали божьего человека с ангелами за плечами. Даже не пропили, а просрали, самым форменным образом.

Хоть песню поминальную про него прочитайте, хриплым да воющим голосом. Потому что "Москва-Петушки" — она и есть, причитание по утерянному и необретённому.