Хочу быть сильным

я взялась читать довлатова только потому, что иду в марте в табакерку на одноименный спектакль, и неплохо было бы изучить мат.часть. но больше, наверное, не возьмусь.

сейчас я на середине "заповедника"вроде написано хорошо, и мата лишнего нет (вот у сорокина лишний мат), и персонаж не идиот (вот у ерофеева идиот). и даже, в общем, про одиноких филологинь у него точно написано, цинично, но точно.
но с лирическим героем у нас тут какая-то катастрофа. я не могу слушать такого рассказчика, алкоголика, который говорит женщине, своей жене: "я не делал умышленного зла" (неточно, но так смысл яснее). и я не могу слушать алкоголика, который говорит про другого алкоголика, что в нем де есть что-то аристократичное. да, я просто, наверное, не могу слушать алкоголика. я не могу слушать слабость. я не могу больше слушать про то, что ах, я так не понят, не признан, черт, наверное я бездарность (ну, пожалуйста, уговаривайте, переубеждайте меня!!), мне так тяжело, я пойду и залью это горе. это слабость и декадентство, по-моему, а я вот моральных слабаков в книгах очень не люблю.

довлатов, несомненно, очень хороший писатель. чтобы создать героя, способного вызвать такое отторжение, - нужен огого какой талант, героев, которые и правда герои писать попроще. но писать о таких людях и очень опасно. он может вызвать сочувствие, и тогда все, что правильно, перевернется с ног на голову, потому что нечему здесь сочувствовать. почему - я уже выше написала.

Я не очень большой фанат советской литературы, но "Заповедник" подкупает меня темой - я больше 15 лет каждый год езжу в Пушкинские Горы и люблю это место всей душой. Конечно, не познакомиться с классикой Пушкиногорья я не могла.

"Заповедник" - книга смешная, и в то же время пропитанная тоской. Смешная, потому что ситуации и выходы из них у героя бывают забавные. Мой любимый момент - как герой, проводя экскурсии в музее и не зная, что говорить в одной из комнат, находит гениальное решение проблемы. Еще лично меня в какой-то мере веселит узнавание - и 2020е годы многое в Пушкинских Горах осталось прежним. Это не плохо и не хорошо, это просто небольшой бонус для меня. Но сюжет - печальный и хеппи-энда нет, и это совершенно не спойлер для довлатовского произведения. И основная тема - тяжелая, но насущная для того времени: неприятие родины и неприятие тебя на родине, эмиграция, чувства уезжающих и чувства остающихся. И алкоголизм, конечно, куда без него.

Что по итогу? Печально посмеяться и проникнуться некоторой безнадегой. И любить Довлатова за эту жизненность и откровенность.

В чём не упрекнёшь Довлатова — так в неизменном умении впрыснуть порцию светлой печали в ироническое течение жизни. В данном же рассказе печаль имеет скорее депрессивный серый оттенок похмельной неразберихи и сумятицы без сюжетной целостности и внятного итога.

Лирический герой, будучи старшим библиографом и пребывая в отношениях со стюардессой, проводит у неё очередную ночь, которая всё никак не может кончиться: в гости после только что ушедшего назойливого приятеля решает явиться взбалмошная актриса. Три непохожих характера ютятся друг с другом в четырёх стенах несколько часов, чтобы наутро разойтись каждый своей дорогой. Находясь, судя по всему, на территории автобиографического очерка (или его плавной имитации), автор аккуратными мазками рисует портреты двух женщин, даруя одной истерично-артистичный образ, а из другой вылепляя спокойную, сдержанную, дисциплинированную скульптуру, идеальную внешне, но внутренне — отстранённую и холодноватую. Обе грамотно играют в своём амплуа — только первая становится заложницей профдеформации и превращает в спектакль бытовые реалии, а вторая, наоборот, отдаёт всю себя лишь на сцене борта самолёта, ибо внизу, вне парящих облаков, уже не видит смысла в лицедействе, обнажая колючую и честную сущность, но оставляя те же привычки и манеры.

Пронизанные незримой червоточиной одиночества, персонажи разными методами пытаются компенсировать её, то требуя социализации и теплоты, то, напротив, избегая контакта ради гармонии с собой. В искусстве тонкой рефлексии Сергею Донатовичу сложно предъявить претензии: он может совершенно неожиданно остановить действующее лицо посреди улицы либо поутру около окна и с барского плеча одарить осознанием бренности и тленности всего сущего — и этот жест будет более чем ощутим в будничной суете. Потому-то на последних страницах возникают извечные вопросы о том, кто есть мы и что есть в нас, а странная, необъяснимая тоска, порой пронизывающая строки, в своей неколебимой достоверности, отнюдь, не смеет сомневаться. Однако из-за сокрытой глубины причин и следствий, из-за обрывочности мысли и сценической лаконичности, из-за невесть к чему ввёрнутого финального аккорда, навевающего банальные толки о конечности существования и чуде избежать подобной участи, сия новелла вызывает крайне противоречивые чувства. Пройдясь сугубо по верхам изложенных мотивов, писатель, как всегда, демонстрирует талант и способность быть смешным и грустным в любой ситуации, но облечь старания в нечто складное и органичное на сей раз ему почти не удаётся.

Написанный то ли в 1966-м, то ли в 1968-м, то ли в 1971-м году, этот рассказ, вышедший в паре сборников и журнальных публикаций, выделился на фоне прочих тем, что Довлатов здесь, по обыденности напрямую орудуя инструментарием бытового реализма, в присущей ему иронической манере без уничижительной патетики умудряется оседлать сразу трёх «китов». Во-первых, он удивительно просто и ясно прописывает окружающую действительность, скованную в вещах, явлениях и наблюдениях; во-вторых, оригинально раскрывает характеры персонажей, в том числе в свете предыдущего фактора; в-третьих, фрагментарно прибегает к эпистолярным выдержкам, дабы дополнительно подчеркнуть призму видения мира главной героини. Мира, кстати, отнюдь несовершенного, но способного сблизить совсем непохожих личностей в рядовых обстоятельствах.

Звягина Варя — стержень повествования, единая орбита движущихся через неё планет. Ситуация переезда вынуждает её обратиться за помощью к недавним любовникам, — состоявшимся и потенциальным, но не свершившимся, — дабы перенести гору нажитого имущества в новые апартаменты и не остаться в одиночестве. Откликаются только трое, и с каждым Сергей Донатович знакомит нас посредством флэшбеков: в них выясняется, что кавалеры после свиданий так или иначе оказываются у девушки дома, а это чревато весьма предсказуемыми пикантными последствиями. Каждого Варвара задокументирует в свой личный дневник, приукрасив детали их встреч так пылко, пафосно и сентиментально, что игра в нахождение лишь десяти отличий между явью и сном будет априори бессмысленной. Увы, ни простецкий майор Кузьменко, ни режиссёр-интеллектуал Малиновский, ни молодой и наивный Лосик взаправду не обладают тем набором качеств для типажей из любовных романов, коими наделила их всё прекрасно понимающая о скупой на чувственность людской сути, но не желающая соглашаться с ней хотя бы на тетрадных страницах гримёрша погорелого театра. Вот и получается, что нелинейная структура изложения, перетекающая из прошлого в настоящее и обратно, из бытия в фантазию и наоборот, так же дробит восприятие, насыщая фабулу спектром портретных зарисовок и постепенно сближая читателя с действующими лицами.

Аналогично на обогащение воображения работают присутствующие локации: старая коммуналка в центре Санкт-Петербурга, комната виновницы торжества, сценические кулисы, трамвайный душок, уличный запашок, кузов грузовика и обретённая квартира, ещё настолько не обжитая, что газон снаружи и то красноречивее. Перемещаясь из пространства в пространство, мы сами вскоре незаметно для себя подмечаем на подсознательном уровне, как писатель тонко и метко одушевляет неодушевлённое: предметы интерьера или повседневные образы намекают на свою уникальную историю — будто на расстоянии вытянутой руки есть параллельная вселенная, состоящая из шёпотов и криков, неслышимых для ушей обывателей. Упомянутые человеческие шаржи, затерянные в нескончаемом потоке себе подобных, занятые разгребанием пыльной суеты либо круговым побегом от неё, отражаются в обширном отражении целой эпохи, что тоже когда-нибудь неизбежно покроется трещинами и рассыплется в прах, как ворох потерявших роскошь комодов и антресолей.

Соседствуя с экспонатами времени и не придавая им фатального значения, четвёрка курсирующих персон, конечно же, мужественно и с энтузиазмом преодолев пьянку в честь новоселья, приведёт нас к катарсису светлой печали. Авторский стиль, уже тогда укрепивший привычные огневые позиции, под оболочкой юмора и бытописания кроет ключевой козырь — осознание важных истин о себе, других и всех нас вместе взятых. О неосуществимой, но порой так ярко мелькающей надежде застыть в моменте с теми, кто тебе дорог, и никогда их не отпускать. О незаменимой теплоте, дружбе и связи, а также об их бренности пред роком вечного, бурного, неуёмного течения жизни. О том, что приходим сюда одни — и уйдём так же.

На сей раз у Сергея Донатовича вышел классический слоёный анекдот с советским душком, примечательный за счёт лаконичной иронии, пропитавшей каждый элемент повествования.

Согласно сюжету, к отставному полковнику, грезящему прогрессивными взглядами, является в гости нерадивый дальний родственник, чьё простодушное попрошайничество в какой-то момент подкрепляется железным сорокоградусным аргументом, а дальше, минуя станции партийных лозунгов разных эпох, эти двое сближаются, да так, что происходящее приобретает ярчайший оттенок космической фантасмагории. Неожиданный поворот ведёт через чудесный трип-путешествие к финальному твисту, в насмешливой манере завершающему весёлую попойку двух людей полярного класса и статуса, которым никогда не сойтись в продолжительном братании из-за упрямства одного из них, временно прерванного сугубо по причине пристрастия к спиртному.

В целом перед нами хороший представитель короткой прозы Довлатова, который доступно иллюстрирует основные цепляющие крючки его юмористической подкованности. Описывая до оскомины бытовую ситуацию, писатель норовит не только блеснуть историческими отсылками (их значение здесь совершенно условно, хоть и любопытно), но и в доходчивых эпитетах изобразить добрый конфликт между «старшим» и «младшим», убеждёнными на собственном опыте, что опьянение на некоторый миг делает друзьями даже совсем непохожих личностей. И вряд ли это можно счесть за намеренную пропаганду нездорового образа жизни — как бы то ни было, тут виной лишь издержки авторской реальности, аналогично далёкой от идеального распорядка, зато доверху наполненной столь необычными впечатлениями.

Во время чтения я задыхалась.

Мне тяжело и не интересно читать про алкоголиков, а в Заповеднике не алкоголик разве что маленькая дочка главного героя. Во время чтения я тонула в душной, липкой атмосфере всеобщего алкоголизма, обреченности, тоски и безысходности, и мне это ощущение вообще не понравилось.

Да, написано просто и с юмором, но в то же время неприятно, пошло и невыносимо душно. Не мой автор.

Сюжетно порадовало только одно -

В остальном ни одной хорошей эмоции книга не вызвала. Даже юмор не спас общее впечатление. Видимо, не мой автор и совершенно не моё произведение.