Хочу быть сильным

Ветхие покосившиеся дома, ободранные куры, последние копейки в кармане, вечный запах перегара, ходики на стене да вырезки из «Огонька» - вся эта «немытая Россия» сквозит в каждой авторской строке.

И столько здесь душевной тоски, боли, какой-то нерастраченной нежности ко всему, что тебя окружает. И крепкое словцо, которое здесь, кстати, к месту. И всё это на фоне Пушкинских мест, что придаёт прозе какую-то романтику и меланхоличное настроение.

Вот и автор стоит перед выбором, где же: «там, за бугром», где всё чопорно и по букве закона или «здесь, на Родине», где каждый уголок напоминает о детстве, а матом не ругаются, его используют в качестве эпитетов.

Он-то знает, что здесь дом родной. Но вечные обстоятельства.… И любовь.
Говорят, что можно вывезти себя из родного места, но родное место из себя никогда. Да и свой менталитет не спрячешь,… а язык, жесты, мимика, настроение, юмор…

И сидят местные интеллигенты на завалинках, пьют водку, бьют жён и любят, неистово любят Родину. А тем «предателям» сочувствуют или завидуют, кто как умеет.

Читайте. Это интересно, это обычное необычно, это к размышлениям...

В "Заповеднике" Сергей Донатович иной. Он не похож на Довлатова из "Чемодана" с его сарказмом и легким отношением к жизни. Даже не похож на себя из "Компромисса" или "Зоны". Довлатов в этой повести другой - злой, разочаровавшийся, уставший от своего бессилия изменить свою жизнь.
Хоть "Заповедник" и написан с фирменным Довлатовским юмором, но считаю, что самая трагичная его книга. Нет-нет, сначала может показаться, что книга смешная. Множество курьёзных моментов происходит с героями на протяжении всего повествования, что заставит улыбнуться читателя не один раз. Однако, дочитав книгу до кнонца, понимаешь, что история вовсе не смешная, а скорее это боль и страдания, описанные спустя года, когда в жизни писателя все наладилось и боль отступила.

И что я так долго игнорировала Сергея Довлатова? Все вокруг его читали - а я со школьной скамьи уперлась, что не люблю советскую прозу...Нужно было выдержать столько лет, чтобы открыть для себя совершенно новый мир. Вот стоило только начать - начала я, впрочем, не с него, а с Венечки Ерофеева - а дальше не остановиться.
Есть литература и есть публицистика, и в наших реалиях, к сожалению, одно подчас подменяет другое. У Довлатова - Литература. В небольших по форме и объему произведениях столько смысла, что не знаешь подчас, как же его не расплескать… Зачерпываешь горстям свежие, льющиеся фразы и наслаждаешься.
У Довлатова - тоска… Печаль, ирония, добродушное, не осуждающее понимание. Принятие данности. Нелепой, пошлой, гнетущей данности. Но - свежесть. Читаю и думаю - нет, хорошо, что сейчас, не оценила бы, не смогла бы взглянуть со стороны.
У Довлатова - каждая фраза годна для цитирования; точность. емкость, невероятная образность языка. Хочется читать вслух и слушать ритм текста.
А что до сюжета… Право же, кому нужен сюжет, когда книга читается как песня? Он там есть, но я не скажу о нем ни слова - не буду лишать вас удовольствия открывать это чудо самостоятельно.

В своей первой попытке написать рецензию, хочу начать и поделиться с Вами впечатлениями о Сергее Довлатове. Большой писатель и удивительно чуткий человек. Если, еще не довелось читать его рассказы, то впереди Вас ждет сказочно реальная, чудесно бытовая, греющая сердце - советская эпоха! Но, мы видим ее глазами писателя: добрыми, умными и искрящимися образцовым сарказмом и глубоким пониманием.
Трагикомичные, сатирические, смешные от( и до) грусти , вовлекающие в процесс чтения все дальше, и дальше!
В период своей юности наш герой служил надзирателем отдаленной колонии, в настоящем советском лагере, в Сибири. Этот опыт лег в основу первого полноценного цикла про зону. Не буду и дальше пересказывать биографию, лучше прочитайте этот замечательный диалог молодого репортера и рабочего:

«Мне хочется спросить. Вы были надзирателем, это опасно, рискованно?
Алиханов неохотно задумался.
— Риск, конечно, был. Много водки пили. Лосьоном не брезговали. На сердце отражается…
— Я имела в виду заключенных. Ведь это страшные люди. Ничего святого…
— Люди как люди, — сказал Алиханов, откупоривая третью бутылку.
— Я много читала. Это особый мир… Свои законы… Необходимо мужество… Вы мужественный человек?
Алиханов вконец растерялся.
— Люба, — сказал он.
— Лида.
— Лида! — почти закричал Алиханов. — Я сейчас достану шесть рублей. У меня гуманные соседи. Возьмем полбанки и сухого. Что-то я плохо соображаю.
«— Откуда у вас этот шрам? Не скромничайте, пожалуйста…
— Это не шрам, — воскликнул Алиханов, — это фурункул. Я расчесал… Извините меня…
— Я все-таки хочу знать, что вы испытывали на Севере? Фигурально выражаясь, о чем молчала тундра?
— Что?
— О чем молчала тундра?
— Лида! — дико крикнул Алиханов. — Я больше не могу! Я не гожусь для радиопередачи! Я вчера напился! У меня долги и алименты! Меня упоминала «Немецкая волна»! Я некоторым образом — диссидент! Вас уволят… Отпустите меня…»
Отрывок из книги: Довлатов, Сергей. «Голос.» Азбука-классика, 2005. iBooks.
Этот материал может быть защищен авторским правом.

Почувствовали? О чем молчала тундра. Видите, эти типажи, это не стереотипы, это грани людей, окружающих, отражение себя самого, вытащенные из глубин и вылитые в четкую форму. 4 прочитанных тома собрания сочинений, представляют из себя калейдоскоп рассказов, историй, реальных и выдуманных, ситуаций на грани абсурда. Нет, в них не унижается образ советского человека ( а по сути нас), нет злости, есть справедливость, глубина, понимание. Конечно, советская реальность представлена не с лучшей стороны, но и есть за что, она абсурдна и иррациональна. Система (левиафан) видоизменяет и извращает отношения между людьми. Ложные связи, фасадные.
Но, я уже увлекся, вернемся к тексту)

«Друзья шли по набережной. Свернули на людную улицу. Поблескивали витрины. Таяло мороженое. Улыбались женщины и светофоры.
— Посмотри, благодать-то какая! — неожиданно воскликнул Шаповалов.
— Живут неплохо, — поддакнул Чикваидзе.
— А как одеты!
— Ведь это — Запад!
— Кругом асфальт! Полно машин! А солнце?!
— Еще бы! Тут за этим следят!
Возникла пауза. Ее нарушил Шаповалов.
— Датико, я хочу с тобой поговорить
— И я.
— А ты презирать меня не будешь?
— Нет. А ты?
— Может быть, того… Ну, как его?.. Убежища попросим… Опять же, частная торговля…
— Ночные рестораны!
— Законы джунглей!
— Торжество бездуховности!
— Ковбойские фильмы!
— Моральное и нравственное разложение! — зажмурился Чикваидзе…»

Отрывок из книги: Довлатов, Сергей. «Собрание сочинений в 4 томах. Том 1.» Азбука, 2000. iBooks.

Поскольку, опубликовать свои работы Довлатов не мог, он каждый год упорно отсылал рукописи в издательства. В ответ :
«Из журнала «Юность»:
Сергей, привет!
Все было именно так, как я предполагал. Конечно же, рассказы не прошли. Конечно же, не по литературным меркам. Всякая лагерная тема наглухо закрыта, доже если речь идет об уголовниках. Ничего трагического, мрачного… «Жизнь прекрасна и удивительна!» — как восклицал товарищ Маяковский накануне самоубийства.»
Довлатов, Сергей. «Собрание сочинений в 4 томах. Том 3.» Азбука, 2000

Я уверен, что Чехов не сделал бы ни одного оборота в гробу, узнав что в такое сложное для страны время, кто то , также кропотливо запечатлел время и жизнь. Для начла - рекомендую прочитать Заповедник. Пройдитесь с по дорожкам пушкинского музея, пообщаетесь с женским коллективом, выпейте, читайте..

«— До Нового года еще шесть часов, — отметил замполит, — а вы уже пьяные, как свиньи.
— Жизнь, товарищ лейтенант, обгоняет мечту, — сказал Фидел»

Не признать выдающегося литературного таланта автора - значит быть черствым дураком.
Но "Заповедник" (да и не только, а вся манера подачи, самое суть) - это трагедия несвоевременного таланта.
Довлатов мастерски, виртуозно, но бережно обращается со словом. Как жонглер в китайском цирке, подбрасывающий четырехсотлетнюю фарфоровую вазу. Писателю достаточно буквально двух слов, чтобы дать читателю точные портреты, емкие описания состояния души или природы. И всегда удивительно не пошло, легко, остроумно. Блестяще!
Но есть в этой книге и кокетство. Такое кокетство пьющей интеллигенции. Всё время сквозит это - вот, мол, я - гений, оттого и пью. Или пью оттого, что гений непризнанный. Но я ведь слышал, мне говорили - "Ты-гений", и мне так хочется соответствовать и хочется знать, что все это знают. Сейчас! Но можно и после смерти, но лучше сейчас, а то как же...?
В общем автор в "Заповеднике", как и герой (одно же и то же лицо) занят, по большому счету, только собой и своими творческими проблемами и вопросами пьющих гениев, как явления среди эмм...
гениев..?. или диссидентов? или..писателей?... или может русской интеллигенции?!?! как явления вообще...
Сюжет есть история из жизни автора, но сюжет вторичен. Образы вздыбливаются НАД сюжетом, слово подавляет события произведения.
Быть может, случись Довлатов в другое время в его произведениях кроме него самого и его мучений было бы место еще чему-нибудь, а с другой стороны, может все так как должно быть и у всего свое место и время.
"Заповедник" это очень грустное произведение, и такое тонкое и даже жалостливое. Трогательное. Аж щемит.
А еще, представляя себе автора, я вижу мужчину с такой вечно загадочной, лукавой полуулыбкой. Как будто вот он что-то такое знает, что нам - всем остальным не гениям - знать не то чтобы не положено, но попросту невозможно.

Каждый раз, беря в руки книгу Довлатова, физически ощущаешь тоску и безысходность. А еще охватывает непонимание, как автору удается так писать: что ни строчка - цитата, ушедшая в массы. В Пушкинские горы приезжает не нашедший себе место в Петергбурге писатель, но не за красотами приезжает, а подзаработать в летний период экскурсоводом. Борька пьет отчаянно, местами интеллигентно, цитируя по памяти стихи, его труды не печатаются да и отношения с женой и дочкой натянутые. Сбежав от проблем и кредиторов в Заповедник, он встречает там таких же философов-неудачников, диссидентов, пьющих от безысходности и на зло системе. "Очарование" момента нарушает приехавшая в гости формальная жена Таня, которая десять лет смотрела на потуги непризнанного гения сквозь пальцы, терпела пьянство и хроническое безденежье. Она решается на эмиграцию и дает мужу последнюю соломинку, приглашая его поехать вместе с ней и дочкой. Но примет ли Борька возможно единственное важное в его жизни решение или опять его несостоятельность победит? Слог у писателя колоритен, ёмок и тосклив. Система многих талантливых людей надломила и бесхребетного Борьку по-русски жалко, соглашусь с автором: "Кто живет в мире слов, тот не ладит с вещами."

Единственная честная дорога - это путь ошибок, разочарований и надежд. Жизнь - есть выявление собственным опытом границ добра и зла... Других путей не существует.

Собственно говоря, я даже не знаю, что такое любовь. Критерии отсутствуют полностью. Несчастная любовь — это я еще понимаю. А если все нормально? По-моему, это настораживает. Есть в ощущении нормы какой-то подвох. И все-таки еще страшнее — хаос...

Такая смешная книжка, а последняя страница почему-то резко вышибает слезинку. Так вот мы боремся с шуточками-прибауточками, живем все потихоньку, 10 раз падаем - 11 поднимаемся, а концовка все равно скидывает в темную яму непроглядной безнадеги. Наверно, чтоб неповадно было нормальным людям писателями становиться. Походу, "Заповедник" - это просто расширенная версия эпитафии Буковски: "Не пытайтесь".
Ну и цитатки, ясен свет.

• Что с вами? Вы красный!
• Уверяю вас, это только снаружи. Внутри я - конституционный демократ.

• Знаете, я столько читал о вреде алкоголя! Решил навсегда бросить... читать.