Леонид Леонов. Собрание сочинений в десяти томах. Том 8

Чудесным языком написана эта грустная повесть о щемящей тоске по Родине. Мы так часто и много говорим о патриотизме, а вот, оказывается, есть чудесные литературные произведения, в которых эта тема - первая скрипка.
Героиня повести - молодая русская девушка Евгения, как все молодые, доверчивая и наивная. Вслед за любимым, она готова на тяжелые испытания, скитания и лишения, на бедность. Он, привычно, оказывается предателем и трусом. Только такой мужчина может бросить женщину, не сказав ни слова. Наш не-герой какой-то жалкий, озлобленный, совершенно не вызывающий симпатии. А в душе героини что-то шевельнулось, в очередной раз доказывая, что любовь зла. Разве то, что чувствует Женечка (мне именно так хочется ее назвать) к Пикерингу - на самом деле любовь?
Но главное - героиня отчаянно скучает по родным просторам. И прячет старую истертую газету, и вспоминает о старом сундуке в родительском доме. Но той, старой бывшей страны уже не существует, как и не существует больше молодой наивной девушки.
Автор предоставляет читателю лишь наблюдать за повествованием со стороны и это, возможно, единственный ее минус.

Книга меня разочаровала. Не состоялась она для меня.
Кратко – это антиутопия. Земля в преддверии мирового катаклизма. Идет ежедневное наращивание военного потенциала, газеты пестрят заголовками о создании новых видов вооружения. Тихий скромный клерк мистер Мак-Кинли хочет убежать от проблем. Как раз в это время случайно неким мистером Кокильоном изобретен газ, который позволяет усыпить человека на сколько угодно – на год, десять, сто, создаются специальные сальватории -хранилища . И мистер Мак-Кинли всеми правдами и неправдами (неправдами гораздо больше) хочет заснуть лет на двести пятьдесят вперед. И что из этого вышло.

Ну… вот и все. Когда-то давно был снят фильм по этой книге. И фильм остался в памяти только парой песен Владимира Высоцкого. Так вот, песни к фильму по книге оказались куда сильнее самой книги, сильнее по своему посылу, по своей идее.

Мы даже не станем выходить из вагона: только часок, от поезда до поезда, погуляем в одном глухом городишке за Ростовом… хотя там и для вашего обозрения нашлись бы нераскопанные курганы. Так и не сердитесь же, я сделана из э т о й земли, милый!

Срок написания повести – 1938-1963, но верилось едва: от нее так веяло XIX веком, что к действительным датам возвращали разве что упоминания Первой мировой и гражданских войн, да обстоятельства путешествия героев – на автомобиле. В остальном же: язык повествования – мерно текущий и связный в перечислении событий прошлых и насущных, приправленный иронией авторской и героев; героиня, именуемая по имени отчеству, в окружении мужчин, называемых по фамилии; некоторая часть сюжета, разворачивающаяся на Кавказе…

А история, в общем, о том, как в обстоятельствах ломки общественных отношений в России двое молодых супругов оказались разлученными; верней, как Евгения Ивановна оказалась одна-одинешенька в чужой стране, тогда как муж ее пропал, отправившись на заработки; короче, как мужчина бросил женщину, не в силах ее прокормить. К счастью, девушке повезло и на пути ее встретился неказистый, но заботливый и талантливый (я вслед за героиней влюбилась , конечно же, тоже) англичанин, обладатель профессии-мечты моего детства:

Как иные подносят рифмы и цветы, мистер Пикеринг дарил любимой женщине воскрешенные миры, лишь бы коснулась их рассеянной улыбкой…

Мистер Пикеринг был археологом. С ним Женни, Евгения Ивановна, отправляется в экспедицию, по окончании которой, уже супругами, они прибывают, намеренные возвращаться, к удовольствию героини, посредством российских территорий, в Тифлис. Каково же было удивление некоторых действующих лиц, когда в Тифлисе экскурсоводом четы Пикеринг становится бывший супруг Женни, считавшийся почившим?.. Воскресает подзабытое, скрещивают шпаги «живой» социализм Стратонова и «мертвая» история Пикеринга… В общем, становится интересно и так… так по-русски грустно и ностальгически.

И я искренне советую вам, друзья мои, очередного не самого читабельного автора, оставившего по окончании повести своей такое, знаете, тоже ностальгирующее послевкусие. Ностальгирующее по старой и доброй тургеневской, наверное, прозе; и захотелось перечитать тот же, об эмигрантах, «Дым» Ивана Сергеевича.

В конце повести указаны две даты: 1938-1963. В 1938 книга "не была допущена к печати" (очевидно вызывающий сочувствие образ женщины, выбравшей эмиграцию, и непарадное изображение жизни советской Грузии явились тому причиной). Леонид Леонов конца тридцатых годов - относительно молод (год рождения 1899), заслуженно известен, он автор нескольких повестей и пьес, пяти романов (они и сейчас вполне достойны чтения). У него уже свой стиль, непростой, выразительно-вязкий язык. Но через 25 лет к публикации книгу готовит уже другой Леонов. Писатель, переживший со своим народом Великую войну. Уже написан и достойно оценен "Русский лес" и уже более двадцати лет идет медленная работа над главной книгой его жизни - романом "Пирамида". В этом романе Леонов максимально глубок, сложен, философичен и одновременно актуален и надмирен (роман, который автор считал еще не готовым к публикации, был издан по настоянию близких к писателю людей в 1994 году, незадолго до его смерти).

Конечно, можно только предполагать, не будучи знакомым с первым вариантом повести, какие штрихи были добавлены автором к в общем-то незамысловатой истории, но читается она как размышление о судьбе маленького человека в большом, разрываемом войнами и революциями мире, об этих "странных русских", которые вдруг умирают от тоски по Родине, обретя покойное, обеспеченное и вполне благополучное существование на чужбине. Размышление о предательстве - женщины, убеждений, Родины. О стремлении состоявшегося человека к обретению личного счастья, о мудрости в отношениях мужчины и женщины. О людях "золотисто-сияющей" Кахетии - преданно любящих свою землю и умеющих честно трудиться на ней, об их праздниках, рожденных этой землей.

И еще непосредственно о том издании повести, которое читал я. Это - красивая книга. Строго-изящный шрифт золотого тиснения на молочно-белой обложке, суперобложка кремового цвета с повторением текста обложки, но уже коричневым цветом, удивительно не бликующая мелованная бумага, ляссе. И конечно - тонкая и выразительная графика В. Вагина.

Что наша жизнь? Война.
К такому неутешительному выводу пришел мистер Мак-Кинли и решил, раз уж есть такая возможность, отложить жизнь до лучших времен. Не собственные страдания и смерть пугают нашего героя, а ответственность перед будущими детьми. Дело в том, что мистер Мак-Кинли очень любит детей, любит общаться «с малышами, доверчивыми и бескорыстными гражданами земли», легко находит с ними общий язык и давно мечтает о собственных детях, но его останавливает страх.

Сбежать от «жизнеопасной эпохи» можно следующим способом. Не так давно химиком-любителем был открыт «коллоидальный газ», позволяющий погружать человека в анабиоз, ушлые коммерсанты грамотно воспользовались случайным открытием и построили глубоко в горах специальные убежища, сальватории, в которых за определенную плату можно «переждать» ближайшие 200-300 лет, «пока на планете не установится политическая погода, благоприятная для человеческого существования». Для мистера Мак-Кинли задача попасть в сальваторий – акт отчаяния, но другого выхода он не видит. А для решения это задачи нужны деньги.

И тут в романе проходит граница, техническая фантастика заканчивается и начинается другая, философская фантастика, ставящая не научные, а мировоззренческие вопросы. Бедный мистер Мак-Кинли, чувствующий в себе возможность и потребность стать любящим ответственным отцом, силою обстоятельств поставлен перед двумя мучительными дилеммами. Одну из них можно назвать «задачей Раскольникова» (чтобы достичь своей цели, герой должен убить человека), вторую – «задачей Растиньяка» (достижение цели позволит герою спасти свою жизнь и обеспечить будущее своим потомкам, но сделает его пассивным соучастником массового убийства). Моральные суждения, на которых основывается образ мыслей мистера Мак-Кинли и план его действий, подвергаются проверки с точки зрения личной совести, общественного мнения, религии и науки. Не буду говорить, какой довод оказался решающим, но, как и предупреждал автор в самом начале повести, бегство не состоялось. Есть вещи, от которых нельзя убегать.

Осенняя история, связанная с этим временем года не только, и не столько событийно, а по заложенному в нее смыслу, по этой изящной грусти и печали. Жизнь, срывающая людские судьбы со своего ствола, как ветер листья с деревьев.

Женя, одна из тех многих, кто оказался выброшенным и ненужным не только новой России, но и благополучному Западу. Дошедшая до критической точки ненужности, она встречается с профессором Пиккерингом. Вспомните «Пигмалион» Шоу, ведь именно герой с такой же фамилией обращался с Элизой как с благородной дамой, именно он помог ей измениться, а не грубый и невоспитанный в своем обращении Хиггинс. Какая аллюзия! Нет, не думаю, чтобы это было случайным у Леонова.
Леоновский Пиккеринг так же великодушен в своем рыцарском обращении с Женей. И вот она уже Evgenia Ivanovna.

Но что же случилось, дорогая Evgenia Ivanovna, что не дает вам покоя? Прах прежней жизни ластится и льнет к вам.
Прах в том, что прежняя любовь необратима и невозможна, она оказалось такой же короткой, как любовь Грибоедова и княжны Нины Чавчавадзе.
Прах в том, что любимый человек оказался мелок и убог.
Прах в том, что вчерашняя жизнь уже былое, новые обстоятельства готовят новую родину.
Все прошлое в прошлом, все прах.
Прах?!

Разве возможно для русского человека со свойственной ему тоской по родине, обретение новой родины? Ведь недаром возвращалась она в Россию, как в Храм. И эта заглавная буква в слове закономерна у Леонова.
У него многое закономерно.
Как встречающееся название селения «Алаверды». У этого слова немало значений. Одно из них, имеющие арабско-тюрские корни – «бог дал». Бог дал еще одну встречу с Родиной.

А все случившееся в дальнейшем? Тоже закономерность? Или это было лучшим для нее выходом?

Такая короткая, но захватывающая повесть. Честно говоря, прочитав, долго не могла осмыслить и сопоставить это со временем написания. Кажется, что это современное произведение, а никак не советских времен. Наверное потому что проблемы, которые тут затрагиваются актуальны во все времена.
Нам приоткрывают занавес и показывают жизнь и, увы, смерть хорошего в общем-то человека, пусть и ничем не выдающуюся личность, Евгении Ивановны. Почему-то, даже после прочтения, в мыслях она остается именно Евгенией Ивановной, или Женни, но точно не Женей, Женькой, или просто Евгенией.... Наверно из-за выпавших на ее долю испытаний и того достоинства, которое она чудом смогла сохранить.
Она прошла все стадии взросления души и ума: От наивности

Через лишения

и наконец к ЗАБВЕНИЮ.
И ее муж искренне пытался ее удержать. На мой взгляд очень оригинально и красиво

НО видимо, перенесенное ею и финальное испытание окончательно сломили эту типично русскую ЖЕНЩИНУ. Самозабвенно отдающую себя любви - любви к Родине, к матери, к предавшему ее Стратонову... и, к сожалению, на любовь к Пикерингу уже просто не осталось сил. Нет, она по прежнему самозабвенно отдавалась этому, но отдавать было уже нечего....
На фоне этой самоотверженности Стратонов смотрится жалко, тускло и, как не печально, типично для обыденности. Даже сейчас полно таких "красавцев"... Мне кажется всю его суть автор выразил одной фразой

Такие люди жалки и...и все...мимо них надо проходить и забывать....Слава богу Женни успела это сделать...

Теоретически, я понимаю, что должны были видеть в этой книге советские читатели: противопоставление живой, настоящей, пусть и трудной жизни советских людей мертвой науке и мертвому благополучию европейцев. Все не так просто, конечно, иначе бы никто не стал читать Леонова, там более сейчас. Но все-таки советская Россия обещает здесь жизнь тяжелую, но настоящую, а Англия - благополучную смерть.
С ней плохо, а врозь никак.
Я же сейчас вижу в книге настоящую, махровую антисоветчину. Не понятно, почему Юрия Даниэля надо было запрещать, а это - печатать. Здесь есть люди, которые умеют жить, работать, помогать, любить; веселые, гордые, настоящие люди. А есть - русские.
И мало что может быть хуже родины, которая сначала выгоняет тебя, а потом обманом заманивает в нищету, холод, голод, грязь, небрежение.
Это неправда, что Евгения Ивановна умерла. Пусть о ней так думают в России. Целее будет.

Была у моей бабушки в деревне корова. Звали ее по-доброму Манька, была она чёрная с белыми пятнами, отзывалась на любое ласковое слово и вечно жевала жвачку. Иногда посмотришь в ее огромные глаза, обрамлённые пушистыми ресницами, и столько в них мыслей плещется. А порою глянешь, так и тянет шлёпнуть ее легонько по носу пальцем да шепнуть: Ох и дура ж ты, Мария...

Вот где-то между этими двумя экзистенциями я и лавировала во время прочтения повести. То улавливала суть дела и принималась распутывать этот клубок из слов, мыслей, дел, чувств, событий, поступков... то стояла и вспоминала молочную бабушкину Маньку, с вечно нестабильной челюстью и настроем, что делаю, зачем это читаю, что хочу вычитать, непонятно...

Правильно было бы оценить на нейтральную оценку, конечно, но за мое неконтролируемое «Ах!..» в финале, добавляю звезду. И пусть дело не в том, что гражданину Леонову удалось нагнать страстей и порвать душу в клочья своими эмоциональными рассуждениями о революции, браке, эмигрантах, иностранцах и ещё много о чем... Нет, совсем нет. Автор усыпил мою бдительность мириадами слов, оборотов, цветастых велеречивых изречений, в которых сюжет утоп и даже не пытался выплыть. Мысль к концу этой, в общем короткой повести, уже отказывалась продолжаться, разум не следил за нитью повествования. Будто маленькая девочка за юбку мамы я уцепилась за Евгению Ивановну, надеясь, хоть ее не потерять... но вот ведь черт, Леонид!..

По существу, это было коротко, быстро и болезненно. Как пластырь. Нужная вещь, особенно, если кровоточит. У меня не кровоточило, так что процедура оказалась лишней. Но, думаю, в ту пору, когда произведение было написано, оно нашло свои открывшиеся мысли сердца. Уверена в том, что и в современном мире такие есть. Желаю вам встретиться с Евгенией Ивановной.