Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Дар. Отчаяние

Про эту книгу уже столько всего сказано, что вряд ли мне удастся добавить что-то новое.
Язык Владимира Набокова потрясающий, но ты словно увязаешь в болоте. Первые страницы я вообще плохо понимала, что происходит, и пыталась углядеть сквозь все эти метафоры и витиеватости хоть какой-то осмысленный сюжет. Слава Набокову, сюжет появился, а потом бум! и книга про Чернышевского. Как так.. Где Федор, где Марианна Николаевна, где была я, что вообще случилось? Приходилось возвращаться назад и внимательнее вчитываться в текст. Однако я ни разу об этом не пожалела.
Роман определенно не на один раз, он мне безумно понравился, его можно открывать на любом месте и смаковать каждую фразу. И лучше всего делать это медленно и вдумчиво.

Такого Владимира Владимировича я еще не знал. После геометрически-двухмерной «Защиты Лужина», претенциозно-безыдейного «Подвига», кинематографически-слабовольной «Камеры Обскура» Сирин пишет лукаво-обманчивое, игривое «Отчаяние», где ведущееся от первого лица повествование смеется над читателем, иронизирует над миром, Богом и Достоевским, и, как всегда, остается восхитительным образчиком элегантной витиеватой прозы.

Архетипная тема двойников, на первый взгляд, является лейтмотивом книги — помимо рассуждений героя, толкующего ее читателю, мы и сами замечаем отдельные рефрены, вплоть до повторяющихся слово-в-слово избранных строк.

Но, все-таки, наверное, роман не об этом. Даже в «Защите Лужина» подобные повторения были более глубокими, аллегоричными. В «Отчаянии» же, на мой неопытный взгляд, рассказывается о невероятном самообмане, и присущем ему, еще более неслыханном эгоцентризме. Герман настолько привык жить в собственных изящно и талантливо сочиненных иллюзиях, что вышел за пределы реальности: в окружающих его людях он видит не плоть и кровь, разум и чувства, а созданные собственным воображением образы; действо, представленное в книге, субъективно от первой до последней строчки, и я чувствую, что не имею права судить о ком-либо, кроме главного героя: все прочие персонажи изображены через его кривое извращенное зеркало, и, наверное, лишь сам Набоков может догадываться, какими были Феликс, Лида, Ардалион в реальности. И здесь мы вновь возвращаемся к первой, очевидной теме двойственности, вся книга — лишь одна сторона медали, другую же предстоит воображать читателю.

Несмотря на несколько рванную фабулу, на бесконечные отступления и подтрунивая, роман имеет четко выраженный ритм, непостоянный, но болезненно энергичный, когда строчки мелькают перед глазами, а знаки препинания кажутся атавизмами, шлагбаумами, тормозящими экспресс чтения.

Как и многое из творчества Набокова, «Отчаяние» не трогает до глубины души, не заставляет испытать катарсис, переосмыслить прожитое; зато позволяет получить поистине редкое удовольствие совершенно другого рода: интеллектуальное, литературное, эстетическое, снобское, в конце концов. За это и люблю.

"Дар" виявився для мене занадто естетським - якраз через ці якості якось стикнувшися з Набоковим, а потім ще обтяживши враження "Лолітою", я на довгі роки і вирішив для себе, що проза у нього безсюжетна, присвячена виключно смакуванню слів і не надто моя. Все виправила доленосна сорокінська збірка "Русский рассказ ХХ столетия", з якоï я почерпнув для себе Сологуба, Терца, знову знайшов щось цінне у Горькому, згадав Андреєва і поновив інтерес до Набокова.
Але до "Дару". Я не вловив авторський задум (і не знайшов свій), а без нього твір виглядає саме як безцільне перетікання з картинки в картинку. Можливо, Набоков ставив для себе якийсь власний літературний експеримент, але він для мене так і не став зрозумілим. Тому твір залишився низкою не виправданних сюжетно і нічим не пояснених переходів від в'ïзду героя у нову квартиру (з по-набоківські прискіпливо і образними описами деталей) до життя літсалону його знайомих; візит матері буквально з нового абзацу міг перетікти у спогади про ентомологічні подорожі батька, щоб так само різко винирнути у роман у романі про Чернишевського, після чого перетворитися на історію кохання. Це невпорядкований і далеко не повний перелік сюжетиків, з яких і складається "Дар". Ïх там сила силена.
Все сподівався, що наприкінці Набоков все це, як він вміє, майстерно об'єднає, і ти аж задихнешся від заздрощів, як же він таке зміг утворити і як непомітно підвів до загальноï ідея. Якщо він це зробив, то знову так тонко, що я не побачив і не зрозумів. Отже, маємо набоківські бездоганну мову, вражаюче вміння порівняти, побачити (і яскраво подати) деталь, але все це так і залишилося для мене розрізненими картинками з життя руськоï еміграції у Берліні.
"Отчаянье" натомість повна протилежність "Дару". Це добре збита, майстерно виписана повість про doppelganger'a, яка під кінець перетворюються на детектив у стилі Конан Дойля. Сама ідея Doppelganger мені, чесно сказати, не близька. Що такого жахливого у власному двійнику, я не розумію. Але це вже особисті особливості, які в цьому випадку враження від твору не зіпсували (сарамагівський "Двійник", сконцентрований повністю саме на темі Doppelganger, якраз залишив по собі невдоволення від базового нерозуміння теми). Сказати, що це найкращий для мене твір Набокова, не можу, але й критикувати його ніби нема за що. Весь набоківський арсенал у ньому очевидний.

Владимир Сирин, он же Набоков, очень особенный писатель. к его книгам приятно обратиться, когда накатывает легкий сплин. тогда филигранный язык, необычная метафоричность и образность, неторопливость, легкая ностальгия по царской России, которая проходит через многие произведения, оказываются как нельзя кстати. таков и Дар.
несмотря на множество вставных элементов (здесь и творчески переработанная биография Чернышевского, и светлые воспоминания Годунова-Чердынцева об отце-натуралисте, и история жизни юноши-эмигранта Чернышевского, с которым главный герой не был лично знаком), несколько сквозных тем (творческий процесс, жизнь в эмиграции) и любовную линию, в романе до последней главы практически ничего не происходит. мы погружаемся то в воспоминания героя, то в его поток сознания, то следим за жизнью молодого бедного писателя-эмигранта, живущего в Берлине.
Дар - роман о написании романа, о жизни, о любви, об отношении к окружающему миру очень творческого человека. то тут, то там мы видим следы личности автора: Берлин, в котором Набоков жил, бабочки, мелькает тень сюжета Лолиты, мысли о русской литературе, даже возлюбленная Годунова-Чердынцева неосязаемо напоминает жену самого Набокова.
роман очень хорошо вписывается в творчество автора, но читать его без особой любви к творчеству и личности самого Владимира Владимировича, наверное, не стоит. просто потому что постигнет разочарование.

Проглотила "Дар" за три дня. Причем сначала казалось, что книга будет идти ужасно медленно и нудно, но потом появилось чувство, что я не могу от нее оторваться, так стала важна судьба главного героя.
Причем сам герой вызывает скорее отрицательные ощущения,по крайней мере лично у меня: человек, которому практически невозможно жить во всей этой бытовухе, которого не волнует ни мнение окружающих, ни деньги, ни внешний вид или вещи. Большую часть времени он страдает, его тяготит всё - его временная работа, необходимость соблюдать минимальную гигиену, время потраченное на пустых людей - всё, что занимает ценное время, которое можно было бы потратить на то, что есть смысл его жизни - выражения своего дара на бумаге.
Немного злая, немного ироничная, и конечно по-набоковски стильно и витиевато написаная книга подарила много мыслей и оставила небольшое ощущение незавершенности.

Романы Набокова напоминают мне матрешек - каждый из них с секретом. Например, "Защита Лужина" - это книга о шахматисте, поэтому сама она решена в форме шахматной задачи.

"Отчаяние" является "достоевщиной", возведенной в n-ую степень. Сюжет вдохновлен Достоевским, стиль намеренно срывается в пародию на Достоевского ("знакомый взволнованный говорок") и даже посреди главного места действия романа торчит... желтый столб! Желтый - это, как мы помним со школы, цвет Достоевского. Даже само имя классика напрямую упоминается целых , четыре раза в относительно небольшой книге.

При этом "Отчаяние" написано не как подношение Достоевскому (Набоков не любил его как писателя), а скорее как пародия, гротеск и набросок тонкого, едва заметного анализа. Скажем так, когда герой, от лица которого ведется повествование (в форме дневника), оценивает свою писанину, то тут будто звучит голос автора, оценивающего "достоевщину". Сложно? Вот в таких вывертах и прелесть Набокова для меня. Сложные, но изящные построения, сдобренные остроумными мелочами - настоящее сокровище для внимательного читателя. Конечно, эта литература требует перечитывания, что мало подходит для нашей современной жизни...

Наверное, лучший способ читать данную книгу - это предварительно перечитать два-три романа Достоевского, потом с размаху влететь в "Отчаяние", а затем основательно охладиться в соответствующей главе набоковских "Лекций по русской литературе" . Не гарантирую, что после этого не захочется еще раз открыть Достоевского, но перечитывать великих писателей, вооружившись точкой зрения Набокова, очень увлекательно.