Поклониться тени

Признаюсь, не сильно принимаю стихи Иосифа Бродского. Он для меня больше Мастер, чем поэт. Его слова больше обращены к моему интеллекту, чем к чувствам.

И потому удивителен мой восторг от прочтения эссе: "Набережная неисцелимых". Суровая красота зимней Венеции, предана Иосифом Бродским и поэтично, и мистически, и профанно. Ритм этого эссе сроднен стиху. Метафоры нанизаны иногда так густо, что трудно выдохнуть. Но иногда повествование опускается простых бытовых деталей, что придают ему истинную подлинность.

Зимой в Венеции холодно, промозгло, одиноко. Но безумолчная, неземная красота этого города только тогда неспешно открывается несуетливому человеку. Зимой ты в Венеции не турист, а гость, почти родственник. И зимой возникает другая любовь. Любовь без глянца, любовь без экзальтации... Любовь - навсегда.

"И я поклялся, что если смогу выбраться из родной империи, то первым делом поеду в Венецию, сниму комнату на первом этаже какого-нибудь палаццо, чтобы волны от проходящих лодок плескали в окно, напишу пару элегий, туша сигареты о сырой каменный пол, буду кашлять и пить и на исходе денег вместо билета на поезд куплю маленький браунинг и не сходя с места вышибу себе мозги, не сумев умереть в Венеции от естественных причин".

Вот-вот и я тоже...

Есть такой анекдот.
В зоопарке, переселяя из клетки в клетку, проводили медведя мимо вольера с бегемотами. Медведь замер, как вкопанный, в сильнейшем волнении: Эх, таким бы хлебалом да медка покушать!
Так и я – читая венецианское эссе Бродского, мечтал не просто побывать в Венеции, но увидеть ее теми же глазами, тем же сердцем, тем же одиночеством, как видел ее Иосиф Бродский. Гениальный поэт, Бродский написал эссе так, что его хочется заучить наизусть. И, когда-нибудь потом, когда подарит мне, наконец-то, судьба эту жемчужину из короны морской царицы, прочесть его, этот город, так, как прочел его Бродский.
Читая, наслаждался богатством языка автора, его образностью и точностью. Радовался, как ребенок, находя неожиданные повторы в различных частях текста. И, уникальный случай! Эти повторы не раздражали, а были тут – как раз к месту, придавая некую рифмованность, цикличность, лентомёбиусную замкнутость и фантастичность этого эссе.
Что не понравилось – отрывочность отдельных частей друг от друга, отсутствие стройности повествования. Возможно, сознавая это, Бродский и применил прием, который я назвал рифмованностью.

Книга посвящена Роберту Моргану, американскому художнику и по совместительству другу Бродского, который жил неподалёку от воспетой набережной.
В целом, данное эссе – этакая ода городу. Городу, который автору был мил и куда последний стремился, раз за разом пересекая Атлантику. Городу, где на кладбище Сан-Микеле в 1996 году и был погребён поэт.

Заприметив название, я ожидала от этого произведения кое-чего другого, но я и не разочаровалась. После книги остаётся ощущение, будто ты провёл одинокий и приятный зимний уик-энд в этом городе гондол и рыб. Кроме того, Иосиф Александрович покоряет описаниями:

В строках проглядывается тоска по родным краям, Петербургу и вместе с тем угадывается масштабность личности поэта.
Иосиф есть один из тех литераторов, отражение коих как нельзя чётче разглядывается в их произведениях. Так в воде можно разглядеть дома и людей, снующих по итальянской «Фондамента дельи Инкурабили». Понятия не имею, насколько верны мои суждения, однако он представляется мне человеком сдержанным, даже несколько холодноватым, но не отталкивающим. Серьезным, иногда разбавляющим свою суровость ноткой тонкого юмора. Очень начитанным и изредка меланхоличным. Влюблённым в Венецию и... неисцелимым.

Как правильно оценивать эссе?
Какой процент личного отношения к теме можно допустить при анализе чужого текста?

Не то чтобы я ненавидела Бродского, нет, но и фанатом его я не являюсь, скорее мне всё равно на его творчество.

С другой стороны, я очень люблю Стамбул, его историю, узкие улочки, мечеть Айя-София, маленькие открытые кафешки, но больше всего, конечно, монумент "Республика".

Хватит размусоливать!
Мне совершенно не понравилось эссе.
Сначала Бродский долго и, без преувеличения, уныло рассуждает о Византии. Я уже устала закатывать глаза, тяжко вздыхать и ждать, когда уже начнётся про наше время. Бродскому откровенно не нравится Стамбул, турки, а ещё "грязные улочки". Снобизмом веет даже сквозь года. 1985 год на дворе! Турция 60 лет идёт к европеизации, Ататюрк уже сделал всё, что мог и даже больше.
Вторая треть посвящена, конечно, Константинополю, но опять размусоливание о древней Греции.
Часть про Стамбул ещё более "токсичная" и мерзкая. Мне ДЕЙСТВИТЕЛЬНО было неприятно.

Небо, как Черное море,
Растеклись звезды в Босфоре,
Ночь повисла на минаретах,
Пальцы жжет сталь пистолета.

Ночь длинна, а на рассвете,
Встреча у старой мечети,
Между пальм тени и шопот,
Может там турецкие копы.
Александр О'Шеннон - И Стамбул-Константинополь

Спасибо американским литературоведам Профферам за издание Бродского и заботу о нем. Впрочем, в отличие от категорического утверждения Эллендеи Бродский среди нас») о том, что Набоков хорош прежде всего в прозе, а ИБ в поэзии, я часто думаю, что наоборот. У Набокова мне нравятся больше стихи, а вот проза изрядно раздражает - все эти шарады-крестословицы на каждом шагу, ни слова в простоте - зачем мне-читателю такое «счастье»!

Стихи же Бродского очень разного качества. Есть великолепные образцы с клокочущей в них энергией, но много и довольно мутно-заунывных строк. А вот эссеистику поэта я ценю все больше: «Меньше единицы» - шедевра автобиографической прозы, «Путешествие в Стамбул» - великолепное интеллектуальное эссе и т.д.

Конечно, читая Бродского приходится преодолевать множество предрассудков, советских еще суеверий и юредятины со стороны его «друзей». Но он сумел победить.

Любовь к Иосифу Александровичу родилась в моем сердце несколько лет назад, когда я услышала песню Светланы Сургановой на его стихи «Неужели не я?..» Тогда все и началось. Его стихи я смаковала. Читала не спеша, боясь быстрым изучением его поэзии разрушить все то священное, хрустальное, такое необыкновенное, что есть в его стихах. Не буду кривить душой, если скажу, что тогда, когда я была более юной, думала, что только я могу по-настоящему понимать стихи Иосифа Александровича, чувствовать глубину его одиночества, разделять эти чувства. И когда я видела, что кто-то тоже любит Бродского, во мне просыпалась жуткая ревность: «Нет, нет! Не имеют права любить его, читать его стихи, они же все равно его не понимают». Время шло, любовь крепла. Да, я могла не читать стихов Бродского месяцами, упиваясь при этом поэзией Цветаевой, Есенина, Ахматовой, Мандельштама. Но раз за разом я возвращалась к нему. К несравненному Иосифу Александровичу. Но вот прозу все эти годы я старательно избегала. Почему? Наверное, я боялась какого-то разочарования. Почему-то мне было невдомек, что можно и прозу писать так же потрясающе, как и стихи.
Но вот пришло время… И я приступила к чтению «Набережная неисцелимых». Это было просто невероятное. Такое приятное и одновременно колючее погружение в мир Бродского, в мир его страшного одиночества, в мир его идеально построенных предложений, глубины мысли, глубины наблюдений. Так мог видеть и писать только он. Так мог чувствовать только он. Пока читала, ловила себя на мысли, что на многих описанных моментах мне хотелось плакать. Вроде бы никакого трагизма душераздирающего не было описано, но вот само описание, весь тот смысл, который он вложил между строк, заставляет просто рыдать. Сопереживать ему, разделять его одиночество.
Это эссе настолько живо написано, что неоднократно создавалось впечатление, что это живая беседа. Что я не просто читаю книгу, а веду живой диалог с Бродским. Ведь на каждое его предложение, написанное в книге, мне хотелось что-то ответить, спросить, задать вопрос, рассказать свое. Это просто феерично.
Я с тоской закрывала последнюю страницу книги.
Я Ваша! Ваша навеки, Иосиф Александрович! И, как сказал мой любимый священник отец Андрей Ткачев – Я кланяюсь вашей тени, Иосиф Александрович.

Венеция. Одно это слово и я сразу же представляю красивый город с узкими улочками и каналами. По воде мерно плывут гондолы, а парочки восхищаются местными видами. Город-мечта, который благодаря такому живому описанию Бродского приобрел свои особенные черты. Красота текста, так же как красота города - захватывает дух. В этом небольшом произведении все так прекрасно, что хочется самой очутиться в этом городе и пройти по всем местам, которые посетил автор.

В японской литературе есть великолепный жанр - "Дзуйхицу", что можно перевести как "вслед за кистью". Он включает в себя многое: и описание природы, и разные события, но самое главное - рассуждения автора. Они, его мысли, идут свободным потоком, плавно перетекая из одного в другое, часто делая неожиданные заключения. Именно к этому жанру я бы, наверное, отнесла это произведение Бродского вместо безликих "эссе". Или в крайнем случае "стихи в прозе", потому что почти каждый пассаж, каждый абзац хочется выучить наизусть и проговаривать вслух.

Честно скажу, к Бродскому я относилась очень настороженно, в частности из-за поголовного увлечения им девочками и девушками переходного возраста и чуть старше. Но, возможно, мне стоит пересмотреть взгляд на это. В конце концов Венецию, один из своих любимых городов, он представил просто блестяще.

P.S. И мне было очень грустно читать в конце: "Перевод с английского ..."

перечитала перед поездкой в Венецию на пару дней (в первый раз читала больше двадцати лет в студенчестве) -- и поразилась, насколько же Иосиф Александрович старый брюзга, мизогин, зазнайка, да и вообще крайне неприятный человек. очень несовременно быть таким свободным в суждениях -- того и гляди отменят )))) ну это так, заметки на полях. никто из людей не удостоился положительной оценки, разве что по Сьюзан Зонтаг не прошелся. видать, уважал! а про город лучше трудно написать. про город упоительно.