Ослепление

Когда человек видит не то, что есть, а то, что хочет; когда он отказывается видеть то, что его окружает - для Канетти это и есть форма слепоты. Его персонажи зрячие, но все же ослепленные. Они витают в иллюзорных фантазиях о себе, но влачат жалкую жизнь, строят изощрённые планы по обману других, но в итоге обманываются сами. Маниакальная жажда денег движет многими из них, они всегда во всем правы в своих глазах, когда другие всегда виноваты.

Главный герой Петер Кин - синолог, не занимающий никаких академических должностей, но признанный ученый, живет и работает в окружении своей библиотеки. Он ведет быт довольно скромный, и ничто ему не дорого так же, как его книги.

Тереза же немолодая экономка, которая ухаживает за библиотекой в доме Петера, умудряется устроить так, чтобы выйти за него замуж. Один думает о том, что обеспечил своим ненаглядным книгам уход, другая, что получит любовь мужчины и статус жены, и, самое главное, финансы и капитал.

И когда эти двое окончательно перестают слышать друг друга, начинается такая свистопляска, что я хваталась за голову. И смешно и жутко было наблюдать за диалогами этих двух. Воистину, вавилонское смешение языков. С другими персонажами происходит ровно то же самое. Все они воспринимают реальность через своеобразные фильтры в своем сознании. По итогу мир, в котором они живут, существует исключительно в их головах.

И хотя их слепота не физическая, каждый из персонажей наделен ярко выраженными телесными особенностями. Кин - худой, словно скелет: настолько, что для окружающих он теряет человеческое достоинство. Он, как его назвали, "длинное ничто". У Терезы самый главный атрибут - синяя накрахмаленная юбка. Она практически часть ее тела, ее сила. Привратник - рыжий и имеет большие кулаки, которые сочетаются с его злобным тираничным характером. Фишерле - горбатый карлик, вообще "половинка человека". Это такие телесные метафоры искажений.

Персонажи как будто немного неполноценны, но сами считают неполноценными других. Они все больны крайней формой мизогинии, и единственная женщина среди них не является исключением. Ни один из них не способен встать на чужую точку зрения, что порождает кривизну и искажения в их взаимоотношениях и взглядах на мир.

Этот текст обладает многочисленными достоинствами, но мне было с ним очень тяжело. Я не ожидала, что он затянет меня в такую трясину человеческого помешательства и жадности. "Ослепление" называют продолжателем традиций Кафки и Джеймса Джойса, и это у него действительно есть. Это очень богатый текст, он полнится яркими образами, приемами, потоком сознания. В нем строгость замысла и стиля граничат с яркой образностью и гротескной гиперболизацией характеров героев.

Канетти исследует власть и массу, толпу и крайности. Это не легкое чтение, но я не жалею, что ознакомилась с этим романом. Монументальная вещь.

Долго можно говорить о многослойности романа, смыслах, заложенных в каждой главе, каждом диалоге, но всё же, я склоняюсь к тому, что если произведение озарило своим появлением (с разной степенью вложенного в слово «озарение» сарказма) мир — автору оно не принадлежит ни в коем случае, и глубины его читатель должен (хотя почему читатель кому-то что-то постоянно должен? — вот тут у нас мелькало предложение недавно — Достоевским печи топить, одобряю) вымерить сам, в силу, так сказать, своего интеллектуального развития, выражаясь авторским языком: «стоглавым цербером» охранять своё понимание прочитанного от сторонних посягательств.
Возьмём, к примеру, Толстого с его «Анной Карениной» и возьмём, скажем, меня. Друзья мои, я вообще не считаю Анну сколько-нибудь значимой героиней романа. Для меня она — некий фон, обрамляющий основную сюжетную линию, призванный отдалить от взоров… ну, положим, «курсисток, читающих Горького и Андреева, и искренне верящих, что не могут постигнуть их глубины» и далее по Бунину, ту философскую составляющую, суть которой Лев Николаевич с переменным успехом пытался донести до вашего покорного слуги. А слуге этому вполне, знаете ли, смешны споры громокипящие вокруг, с их великолепными дебютами в духе «А не шлюха ли Анна?», из которых вытекают прелестные обсуждения внешности спорщиц завершающиеся взаимными пожеланиями достижения скорейших успехов на всевозможных поприщах.

Не выбился из этой, скажем так, колеи и эпохальный (не меньше) роман Канетти «Ослепление», несомненно, не заслуживающий ни пятёрки, ни десятки. Есть подозрение, что останется он в веках, а для таких масштабов Лайвлибовских оценок несколько маловато. Но опять-таки тут мы подходим к стоглавому церберу и исключительной субъективности мнений.

Если совсем коротко, то роман о женитьбе на взаимном непонимании, собственной удалённости от социума, на представлениях, замешанных на этой удалённости и гротескном, как на первый взгляд кажется, изображении людей, мягко говоря, глубоко необразованных. Ведь если Кин представляется человеку мыслящему «собратом со странностями», то Тереза предстаёт каким-то порождением адовых бездн, бескомпромиссной тупости и отчаянного безумия. Мне кажется, тут вообще ни о каком гротеске речи быть не может. Сосуществование двух разумных видов доселе живших параллельно — пожалуй.

Мы с вами можем не согласиться с Кином, но мы можем понять Кина, терезы могут лишь желать его смерти. Чтобы убедиться в справедливости моих слов довольно просто выйти на улицу и прислушаться к гласу простого народа. Ну, не виноваты терезы в том, что они такие. Но это, конечно, я понимаю умом. А вот когда соседи-алкоголики начинают праздновать пришествие пятницы, как-то я начинаю склоняться всё больше к сердцу, и желать им того же. От души.
И мы подходим к тому, что у Канетти озаглавлено «Миллионным наследством», т.е.: все мы люди, хотим того же, и разница лишь во внешних, просто-таки косметически-неуловимых проявлениях, лишь копни.

И говорил-то я о романе в общем, а получилось, что лишь чуть приподнял завесу крохотной его части. Ни о потрясающем языке, образности, неочевидных идеях я даже речи не заводил. А такую колоритную фигуру, как Роберт Фишерле (Фишер, если угодно) я и вовсе выпустил сознательно. Хотя, наверное, оно и к лучшему, ведь начал я с того, что понимание знаковых вещей строго индивидуально. Впрочем, основную мысль о женитьбе на разных степенях непонимания автор проносит через всю, если можно так выразиться, трилогию. Хотя это, несомненно, исключительно моё скромное. Скажем проще: роман идёт в любимые, впечатлений от него хватит надолго, тем посетителям Лайвлиба, которых я бы охарактеризовал как «интеллектуалов с совестью» рекомендую категорически, наслаждайтесь.
И хотя вместо заключения мне очень хочется съязвить относительно моего последнего заявления, написать что-нибудь о своеобразии отделения агнцев от козлищ посредством и т.д. — наверное, сегодня я воздержусь. До скорых встреч, дорогие мои.

Казалось бы, с родным братом, переквалифицировавшегося из гинеколога в психиатры, можно не беспокоиться за душевный покой: специалист осмотрит и по необходимости полечит. Но не все так просто.
Петер Кин утверждается как известнейший синолог своего времени: его научные статьи о тонкостях восточной философии и культуры расхватываются коллегами как горячие пирожки. Кинь обладает одной уникальной особенностью: у него феноменальная память, позволяющая ему не заглядывать в книги в поисках нужных цитат - только наизусть, только хардкор.
А книг у Кина много: стены 4 комнат от пола до потолка заняты его бесценной библиотекой.
В какой-то момент у Кина появилась жена, в первый же день супружества ставшей ему смертельным врагом, сначала сыгравшая его из 3 комнат, потом и вовсе из его квартиры. Кин вынужденно вышел в большой мир, по которому до этого он проходил быстро и с закрытыми глазами, намеренно себя ослепляя, ведь все тщета, кроме книг.

Каждый герой в этой книге находится в своём контексте, и никакие два контекста не пересекаются друг с другом. Никто не слышит никого, никто не видит ничего, кроме того, что связано с его контекстом. У каждого - своя фишка: у Кина - книги, у его жены - завещание Кина, у карлика Фишерле - шахматы, лоточник озабочен теорией заговора.

Можно подумать, что действие происходит в сумасшедшем доме, однако не надо забывать: в психиатрической клинике слишком много здравых людей, в книге таких нет ни одного.

Вероятно, бродило в то время взамен былым призракам нечто по Европе, общее, в одновременно едином, но лоскутном культурном пространстве, бродило, да и забродило в руках родившегося в Болгарии, сначала заговорившего на ладино, затем на английском, но пишущего на немецком – магия не столько Германии, сколько Австрии и Вены? – писателя, пытавшегося «схватить столетие за горло», явлением вынесенным в заглавие романа, хотя, пожалуй, с не меньшим успехом можно его заменить и на французский вариант, и на английский, коли уж переводы породили три разных варианта, но различных ли, нет, скорее просто позволяющих чуть иной ракурс взгляда на «Ослепление».
Ассоциации крючочками, напоминающими монологи сгущенных до осязаемости призраков романа, цепляются и за лужинскую тему, и за разнообразнейший лексикон Терезы-людоедки, и принципом от противного разворачивают вспять Улисса и романы взросления Гессе. Еще более очевидно приходящие на ум имена не упоминает в ряду с Канетти только ленивый, а я вот как раз ленив.
Все логично и понятно: из ничего нечто возникнуть не может, и время, как и пространство находит свое отражение в литературе, а задумавший едва ли не только на пороге взрослой жизни цикл из восьми романов, а-ля Бальзак, «Человеческую комедию заблуждений», а в итоге оставшийся в истории автором по сути одного романа и труда, характеристику которого обычно дать затрудняются, мол, где-то на стыке искусства и науки, Канетти определенно нашел бы свое место на полках Кина, если бы тот из синолога обратился бы в культуролога, социолога или литературного критика, на худой конец, просто в читателя.
Но вернемся к нашим баранам, виноват, фигурам, призракам, схемам. Да, наверное, они могут сначала раздражать, даже злить, но пространство романное имеет свои законы, и привычные человеческие оценки на уровне эмоций к «Ослеплению» это зачем? Вовсе ни к чему. Здесь характеры разъяты на отдельные векторы до идеальных в своей завершенности черт, и дальше только либо что-то есть, но уже так есть, что дальше некуда, либо чего-то совсем нет, совсем-совсем. И вот этого, того чего нет, у каждого куда как больше чем того, что есть. Посему не найдется здесь ни одного диалога взаимного понимания, ни одного монолога, собирающего мир в голове, и – о, ужас! – для отображения подобного замечательно пригодился современный моносложный, рубленный пунктуацией стиль.
Развитие характеров? То, чего нет, не развивается. Пути-дороги? Либо недостижимые, либо закольцованные в антиодиссею. Чего еще здесь нет совершенно, ни на йоту, так это сентиментальности. Странно, но и циничным роман не назовешь, скорее беспристрастной картиной. Так какую же нишу – в многообразии литературном своего времени и это уже много – нашел для себя писатель, через полвека после первой, едва замеченной публикации «Ослепления», заслуживший Нобелевскую премию? Страшной, всеобъемлющей слепоты, в которой вместо человеков обнаруживаются лишь скалящиеся друг на друга похожие, но отталкивающиеся черепа без мира в себе и вокруг себя.

Роман об ученом-синологе, знавшем практически все и не знавшем ничего. С одной стороны - его научная деятельность, в которой он царь и бог - многочисленные научные трактаты и статьи, признание со стороны ученых, знание более десятка языков. С другой стороны - абсолютное непонимание человеческой жизни, человеческих страстей и особенностей. Это и свойственно ученым.
Он живет в своем замкнутом мире, книги для него заменили все: он скорее убьет себя, чем даст погубить какую-либо книгу. Работа для него - не средство для зарабатывания денег или возможности прославится в качестве великого ученого всех времен и народов (хотя он отдает себе отчет, что так и есть), а то, без чего он не может жить, это его жизнь, его пища и душа.

Повествование построено необычным образом - персонажей в книге немного, но каждый вводится не как это часто бывает - в начале книги, а потом сюжет переходит от одного героя к другому, а постепенно, по мере развития сюжета. По мере развития действующие лица и покидают книгу.
Например, горбатый карлик, Фишерле, сыграл значимую роль в жизни Кина (ученого), но сыграв ее, и покинул сцену.То же касается и других личностей, весьма интересных и колоритных. Единственное исключение составляет "мадам" - жена Ученого - Тереза. Ее присутствие отравляет не только жизнь мужа, но и чтение романа. Казалось бы, как ученого, оторванного от мира и людей могла привлечь какая-то женщина, далекая от книг, прочитавшая в своей жизни быть может один роман. Но если эта особа хитра и изворотлива и жадна до чужих денег, то такого напора и самый стойкий не выдержит.

Отношения между персонажами строятся на жадности и алчности. Все мысли пропитаны жаждой денег. Это и понятно, если учесть слои населения, описанные в книге. Каждый безумен по-своему, но все понимают одно: нужно урвать кусок от состояния такого же безумного ученого. Особенно интересно описание мыслей героев - они обрывочны, хаотичны, охватывают многое и ничего в целом - сумбур, царящий в головах, царит и во всей обстановке.
Сложно точно подобрать слова в описании подобного произведения - шедевр, согласна, достойно Нобелевской премии - не мне судить об этом. Не для широкого круга читателей, но для тех, кто взял в руки, она не отпустит и будет держать и крутить в свом безумном мире до конца .

Надеюсь да простит меня советчик, который дал рекомендацию, ибо с этой книгой не сошлись совсем. И такое бывает. Вроде тема мне не противна, общее направление истории меня притягивает, но вот стиль написания - совсем не моё. СОВСЕМ. Конечно я и смогла осилить только 12%, для некоторых книг это вообще ни о чем, только разогрев перед основными событиями, но мне предельно было скучно, предельно неинтересно что там будет происходить, рука тянулась больше к скроллингу ленты. В основном из-за скачущих карикатурных мыслей героев. Как бы нам и дают в аннотации, что персонажи и написаны специально до абсурда, но такую несообразность мой мозг не хочет воспринимать.

ЭТО НЕ ДЕЛАЕТ КНИГУ ПЛОХОЙ. Просто это не моя книга и не мой автор. Может я вообще очень глупая, раз не понимаю литературы, автор которой удостоился высшей награды - Нобелевской премии. Ну и ладно, буду жить с этим дальше)

Рецензия написана в рамках игры "Несказанные речи"
Книгу эту читала давно, поэтому рецензия будет по мотивам, такая же безумная и фантасмагоричная, как сама книга.
По-моему, в этой книге не было нормальных героев, хотя я помню только двух: профессора и старуху-экономку. И еще библиотеку, безумно любимую профессором так, как может любить интеллектуал-маньяк, у которого в голове сидит десяток дублей этой библиотеки, он ими жонглирует, но вожделеет к той материализованной. Он ее любит, трепещет над ней, и боится старухи.
Старуха не понимает в книгах, но она тоже, как ни странно, любит библиотеку, так, как может любить старая дева с повышенной чувствительностью к порядку. У меня такое ощущение, что она на протяжении всей книги стирает пыль с этих книг, а профессор дрожит. Я помню их противостояние, эту битву на протяжении всей книги. В чем же там был конфликт? Кто же мне скажет, в чем же там был конфликт? Но, когда запылал пожар, это было ужасно и закономерно. Сразу стало ясно, что он разгорался с первой страницы, и только ослепление не позволяло его предугадать.
А, может, я все это выдумала, я много раз хотела эту книгу перечитать, но так и не перечитывала. Может, я боюсь заразиться ослеплением? Не знаю, но это жуткая вещь и сильная вещь.

Книгу не поняла.

Зацепило:
Отношение к книгам специфическое - раз. Библиотека в голове.
Границы мира, границы личного пространства.
Ритуалы.
Отношение с женщинами - служанка, которая стала женой и отвоевывает квадратные метры у мужа и у книг.
Мир Кафки с блужданием по кругу.
Одиночество, страх. Предательство. Капитал.
Контраст - высокий интеллект ученого и примитивный алчный, даже не разум, а здравый смысл служанки.
Какое-то кривое зеркало, а не книга.

Тяжко читать. Но что-то в этой горе слов есть, точно есть. Но пока не хочу возвращаться.

Выдающийся синолог волею обстоятельств вынужден был столкнуться с миром за пределами своей огромной библиотеки. А там реальность послевоенной Европы! Настоящая жопа! Тысяча крон за килограмм картошки и полный фарш из австро-немецких проблем под эгидой психоанализа - того и гляди нарвёшься на какого-нибудь урода!

Понятное дело, что результатами первой мировой Канетти остался недоволен. В романе он стремится показать катаклизмы своего времени на сценах тривиального быта. Населяет книгу убогими ограниченными персонажами, страдающими в разной степени обманом зрения. Одержимая властью денег похотливая экономка, больной манией величия сутенёр и даже врач-психиатр, уповающий на идею всеобщего просвещения.

Темы человеческого фанатизма и социальной разобщённости, на первый взгляд, могут показаться читателю простенькими. Но следует помнить, что это также роман об угрозе фашизма и своего рода преамбула к научно-публицистическому исследованию «Масса и власть», которым писатель занимался более тридцати лет.

Стилистически "Ослепление" продолжает традиции Франца Кафки в сочетании с комедиями дель арте и являет пример того, как модернизм и реализм в литературе уживаются в рамках одного произведения. Мне очень понравилось.