Логотип LiveLibbetaК основной версии

Рецензия на книгу

Ослепление

Элиас Канетти

  • Аватар пользователя
    Аноним15 мая 2013 г.


    Долго можно говорить о многослойности романа, смыслах, заложенных в каждой главе, каждом диалоге, но всё же, я склоняюсь к тому, что если произведение озарило своим появлением (с разной степенью вложенного в слово «озарение» сарказма) мир — автору оно не принадлежит ни в коем случае, и глубины его читатель должен (хотя почему читатель кому-то что-то постоянно должен? — вот тут у нас мелькало предложение недавно — Достоевским печи топить, одобряю) вымерить сам, в силу, так сказать, своего интеллектуального развития, выражаясь авторским языком: «стоглавым цербером» охранять своё понимание прочитанного от сторонних посягательств.
    Возьмём, к примеру, Толстого с его «Анной Карениной» и возьмём, скажем, меня. Друзья мои, я вообще не считаю Анну сколько-нибудь значимой героиней романа. Для меня она — некий фон, обрамляющий основную сюжетную линию, призванный отдалить от взоров… ну, положим, «курсисток, читающих Горького и Андреева, и искренне верящих, что не могут постигнуть их глубины» и далее по Бунину, ту философскую составляющую, суть которой Лев Николаевич с переменным успехом пытался донести до вашего покорного слуги. А слуге этому вполне, знаете ли, смешны споры громокипящие вокруг, с их великолепными дебютами в духе «А не шлюха ли Анна?», из которых вытекают прелестные обсуждения внешности спорщиц завершающиеся взаимными пожеланиями достижения скорейших успехов на всевозможных поприщах.

    Не выбился из этой, скажем так, колеи и эпохальный (не меньше) роман Канетти «Ослепление», несомненно, не заслуживающий ни пятёрки, ни десятки. Есть подозрение, что останется он в веках, а для таких масштабов Лайвлибовских оценок несколько маловато. Но опять-таки тут мы подходим к стоглавому церберу и исключительной субъективности мнений.

    Если совсем коротко, то роман о женитьбе на взаимном непонимании, собственной удалённости от социума, на представлениях, замешанных на этой удалённости и гротескном, как на первый взгляд кажется, изображении людей, мягко говоря, глубоко необразованных. Ведь если Кин представляется человеку мыслящему «собратом со странностями», то Тереза предстаёт каким-то порождением адовых бездн, бескомпромиссной тупости и отчаянного безумия. Мне кажется, тут вообще ни о каком гротеске речи быть не может. Сосуществование двух разумных видов доселе живших параллельно — пожалуй.


    — Я спрашиваю в первый и последний раз. Кто рылся в моем письменном столе?
    — Можно подумать!
    — Хочу это знать!
    — Ну, доложу, может быть, я что-нибудь украла?
    — Я требую объяснения!
    — Требовать может любой.
    — Что это значит?
    — Так уж водится у людей.
    — У кого?
    — Поживем — увидим.
    — Письменный стол…
    — Вот я и говорю.
    — Что?
    — Как постелешь, так и ляжешь.
    — Это меня не интересует.
    — Он сказал: кровати хорошие.
    — Какие кровати?
    — Супружеские ложа хоть куда.
    — Супружеские ложа!
    — Так уж зовется это у людей.
    — Я не живу супружеской жизнью!
    — Может быть, я вышла замуж по любви? — Мне нужен покой!
    — Порядочный человек в девять уже…
    — Впредь эта дверь будет закрыта.
    — Человек предполагает, бог располагает.


    Мы с вами можем не согласиться с Кином, но мы можем понять Кина, терезы могут лишь желать его смерти. Чтобы убедиться в справедливости моих слов довольно просто выйти на улицу и прислушаться к гласу простого народа. Ну, не виноваты терезы в том, что они такие. Но это, конечно, я понимаю умом. А вот когда соседи-алкоголики начинают праздновать пришествие пятницы, как-то я начинаю склоняться всё больше к сердцу, и желать им того же. От души.
    И мы подходим к тому, что у Канетти озаглавлено «Миллионным наследством», т.е.: все мы люди, хотим того же, и разница лишь во внешних, просто-таки косметически-неуловимых проявлениях, лишь копни.

    И говорил-то я о романе в общем, а получилось, что лишь чуть приподнял завесу крохотной его части. Ни о потрясающем языке, образности, неочевидных идеях я даже речи не заводил. А такую колоритную фигуру, как Роберт Фишерле (Фишер, если угодно) я и вовсе выпустил сознательно. Хотя, наверное, оно и к лучшему, ведь начал я с того, что понимание знаковых вещей строго индивидуально. Впрочем, основную мысль о женитьбе на разных степенях непонимания автор проносит через всю, если можно так выразиться, трилогию. Хотя это, несомненно, исключительно моё скромное. Скажем проще: роман идёт в любимые, впечатлений от него хватит надолго, тем посетителям Лайвлиба, которых я бы охарактеризовал как «интеллектуалов с совестью» рекомендую категорически, наслаждайтесь.
    И хотя вместо заключения мне очень хочется съязвить относительно моего последнего заявления, написать что-нибудь о своеобразии отделения агнцев от козлищ посредством и т.д. — наверное, сегодня я воздержусь. До скорых встреч, дорогие мои.

    14
    849