Исповедь маски

Берримор, а что это у нас за шум под окнами?
Это гей-парад, сэр.
А чего они хотят Берримор?
Свободной однополой любви, сэр.
А что, разве кто-нибудь им запрещает жить как они хотят?
Нет, сэр.
Так что же они так громко кричат?
Пидорасы, сэр.

За несколько десятилетий своей социальной экспансии, гомосексуалисты добились значительной терпимости со стороны традиционно ориентированного общества. Появились понятия гомофобии, проблемы меньшинств открыто обсуждаются, в их защиту произносятся громкие речи и устраиваются не менее громкие концерты. Меня искренне интересует на что направлено столько усилий? Чтобы кучка недомужчин чувствовала себя равными со всем остальным гетеросексуальным миром? Увы, эти усилия напрасны, ибо никакие привилегии и равенства не искупят их изначальной ущербности. Возможно, мое мнение далеко от столь модной нынче толерантности, но если честно, мне откровенно наплевать на гомосексуалистов и их трудности. Мне не хочется видеть их на экране, не хочется читать о них книги и посвящать им даже крохотную толику своего времени.

Представьте себе мое разочарование, когда открыв книгу знаменитого японского писателя, вместо увлекательного и тонкого сюжета я получила нытье страждущего гомика, склонного при этом к рефлексии и мазохизму. Что, простите, должно было мне понравится? Восхищение волосатыми подмышками подростка, или наслаждение запахом солдатского пота? И это автор пафосно называет своей исповедью – рассказы, где и как он предавался дурной привычке (иными словами просто др***л). Да об этом может рассказать любой мальчишка, не называя это своей исповедью. И удивление мое лишь возросло, с просмотром хвалебных рецензий на этот «шедевр». Из 120 читателей - 48 отметили книгу 5 звездами, 28 – 4-мя, и 31 –поставили 3 звезды. Я просто преклоняюсь пред такими ценителями, но разделить их восторги к сожалению не могу, и остаюсь в меньшинстве, все больше опасаясь что скоро свои права придется отстаивать уже нам – тем, кто придерживается традиционных взглядов в устройстве семьи и мира.

Во многом автобиографический, герой романа считает свои мысли и желания недостойными не потому, что сам уверен в этом, а потому что таковыми их видит мир вокруг. Хотя нет, не совсем так. Он подмечает, что думают и чувствуют окружающие из их случайных реплик и шуток и делает вывод, что отличается от остальных и что факт этот нужно тщательно скрывать. Он видит красоту в трагедии, его возбуждают "смерть, кровь и мускулистое тело", и даже в набегании волны на берег он видит обезглавливание.

Кими не расколот конфликтом внутри себя, он расколот конфликтом между внутренним и внешним собой. А своей инаковостью он самозабвенно наслаждается. Гомоэротические фантазии с садистским уклоном становятся для него маркером собственной избранности. Уже выйдя из школьного возраста, он не ищет способа изучить свою сексуальность, не делает попыток завести реальные отношения с мужчиной, найти тот круг общения, в котором сможет хоть ненадолго быть настоящим. В обстановке послевоенной Японии вокруг это было бы, к сожалению, сопряжено с риском и опасностью, но подобных мыслей в голове Кими даже не возникает. Может, потому что тогда окажется, что никакой он не уникум, что и другим, самым обычным земным людям присуще влечение к лицам своего пола. И что даже те жестокие сцены, что он часто прокручивает в голове, тоже не его исключительная черта. А этого болезненное самолюбие героя позволить себе никак не может.

Сейчас, когда к радужной аббревиатуре ЛГБТ постоянно добавляются новые буквы, «Исповедь маски» может показаться безнадёжно устаревшей. Однако душевные терзания главного героя романа, пытающегося разобраться в себе и найти определение его «ненормальности» вряд ли имеют срок годности.

Несмотря на то, что в книге затронута достаточно деликатная тема гомосексуализма (в некоторых странах запретная и по сей день), Мисима умудрился описать это на высоком уровне. Детально, достойно, достоверно.

Главный герой, рано обнаруживший у себя гомосексуальные и садо-мазохистские наклонности, усиленно пытается вписаться в общество, в котором девиация не принимается. По сути он одинок, ему не с кем поговорить о своей непохожести на других, а посему единственным выходом из положения становится его лицедейство, как он сам об этом говорит. Надеть маску, спрятать истинного себя, притвориться «нормальным» - вот чем занят взрослеющий молодой человек.

Он читает книги о сверстниках и поступает так, как поступили бы они, говорит то, что сказали бы они. Он пытается влюбляться в сестёр одноклассников, чтобы сменить «полярность». Однако вопреки ожидаемому эффекту, получается наоборот:

В английском языке существует афоризм Fake it till you make it (то есть «Притворяйся, пока это не станет правдой»). И значительную часть своей жизни главный герой только этим и занимается - он притворяется. Однако терапевтический эффект этой фразы никогда для него не возымеет действия... маска, которую он надел давным давно, уже стала его лицом...

Я с величайшим трудом подбиралась к этой книге, и это при том, что я почитательница творчества и таланта самого эксцентричного писателя Востока, побаивалась разочарования и непонимания этого произведения. А, следовательно, боялась отчуждения. Как я ошибалась!!! Это произведение я бы посоветовала прочитать и сделать это незамедлительно.

У Юкио Мисима было много масок. Он умудрялся, безжалостно обнажая свою душу, срывая маски, вновь оставаться в маске. Умение, вернее искусство, рассказать о себе, не обнажаясь – это великое искусство. Он сказал о себе очень многое и в то же время остался закрытым.

В детстве наш герой в маске обожал читать сказки и прочел их несметное количество, но появляющиеся в них принцессы никогда ему не нравились. Нравились только принцы. Особенно те, которые погибали или были обречены на злую судьбу. Он любил читать про юношей, которых в сказке убивают. А я вообще боялась читать сказки. Особенно братьев Гримм. Злые они, бессердечные, и я с нетерпением ожидала счастливого конца, но ребенку мучительно страшно ждать доброго конца.

Он жил в мире фантазий, губительных для плоти. Плоть слабела, но зато многократно крепла и закалялась сила воображения. В ту пору еще не слышали о книгах де Сада и собственные кровожадные фантазии (он называл их «Театром убийств») питались сценами из «Камо грядеши», где на арене Колизея казнили первых христиан.
То есть с детства наш герой в маске предпочитал разобраться в том, что есть зло и добро. Зло выделялось своей необузданностью, вседозволенностью, наконец, его боялись, наконец, там была кровь и смерть, там жили свирепые драконы. Он не любил счастливые концы сказок и придумывал свои - жесткие. А добро было слишком надуманным для него, так как он жил в мире лицедеев и выдумки. Так уж сложилось его детство, детство замкнутого в общество деспотичной бабушки, ребенка.

Итак, машина самообмана набирала обороты…
Ранней юности свойственно (и в этом ее беда) верить в то, что достаточно избрать своим кумиром Дьявола, и он исполнит все твои желания.

В том момент с восхитительным превосходством наш герой в маске пытался разобраться с тем, что творилось у него с телом, куда рвалась душа, и безмолвствовало сердце.
Следует намекнуть, что прелести противоположного пола оставляли его совершенно равнодушными. Но при этом он всерьез мечтал о любви к женщине. Когда же опустошающая усталость гнала эти мечты прочь, он испытывал гордость, считая, что рассудок преобладает над чувствами.

Я и сам не понимаю, отчего это.

"Исповедь маски" в переводе Чхартишвили...
Это история взросления. Молодой человек, с виду самый обычный, в школьной форме рассказывает нам о своих переживаниях. О том периоде, когда готов петь серенады под окнами, о том периоде, когда шутки о сексе перестают быть шутками и перерастают в серьезные переживания. И он пишет о свойстве человека любоваться красотой другого человека, о предвоенном времени в Японии, о своих тайных мыслях... Да все думают о сексе, о любви, о возможности этот мир изменить, не у всех получается только и у всех бывало такое, что в автобусе, на улице встречаешь человека и просто не веришь, что такая красота возможна
Автор достаточно красочно показыват предвоенную Японию, период нарастания милитаризма, но не восхищается и не ругает военщину, потому что он более интересуется собственными мыслями и чувствами своей молодости.

Приступая к чтению данной книги, я ожидала большего. Хотя чего ? Вроде-бы всё здесь присутствует : слог автора достаточно хороший, интересный сюжет и завязка и откровенность на должном уровне и даже больше, которая тем не менее не шокирует, а может вызвать только уважение к человеку, решившемуся допустить посторонних в тайники своей души и тела. И кажется, что всё есть для интересной и неоднозначной истории. Но мне постоянно и настойчиво мешало восприятию и возможности целиком и полностью погрузиться в текст определённая дотошность автора , складывающееся и всё возрастающее по мере продвижения вглубь впечатление, что меня хотят убедить в своей непохожести на других, поразить своей исключительностью п при этом про себя ещё упиваясь всем этим.
И хотя я не ханжа, брезгливо морщась носик и делающая вид, что такого нет на свете , люблю читать про рефлексию, внутренний мир героя, его поиски себя , здесь было чувство чувство театральности, игры на публику.
Надежда была на финал, который расставит все точки над "i" и придаст смысл этому душевному эксгибиционизму, но она почила в бозе, оставив после себя ещё больше вопросов и вызвав недоумение: "Зачем это было?"

Кто объяснит, откуда у иных людей берётся устремление ткнуться носом в собственную вавку и старательно её расковыривать, при этом то ли страдая от боли, то ли той болью наслаждаясь, и совать расколупанные кроваво-гнойные язвы окружающим под нос, приговаривая «Вот посмотрите внимательно, какая беда у меня приключилась». А потом или упиваться сочувствием, или, если сочувствие не произошло, уползать в тёмную норку, где снова теребить ту любимую болячку и страдать вдвойне, теперь ещё и от чёрствости ближних и жестокости окружающего мира. А ведь кто-то любит читать о таких интересных людях, усиленно ковыряющих ранки, но этот «кто-то» не я.

Меня главный герой раздражал. Можете даже в меня чем тяжёлым кинуть, но книгу оцениваю как очередные страдашки «нитакова как все», только теперь за авторством классика японской литературы. Не знаю, правда, насколько книга автобиографична и стоит ли заодно не любить Мисиму как человека, но я знакомством с ним разочарован. Возникшие книжные ассоциации от «Исповеди маски» ведут к «Доктору Живаго»: и там, и там война, рушится привычный мир, нечто новое и покаместь непонятное приходит ему на смену, гибнут люди, распадаются семьи, и где-то на периферии перестройки мира топчется слабый и неуверенный человечек, периодически целуя в маковку свой коханый эгоизм. Отличие в основном в том, что герой Мисимы подсвечен изнутри нежно-голубым цветом.

Для 1949 года публикация книги о гомосексуализме стала ох каким смелым шагом. Особенно такая откровенная, почти на уровне душевного и телесного эксбиционизма. Мисима, стремясь продемонстрировать свою нетаковость, практически вывернулся наизнанку, но ощущение от его литературного стриптиза неприятное. Кстати, о стриптизе: представьте, что приходите вы на эротишное шоу, а там вместо подтянутой кошечки отирает пилон траченая молью гражданка, которую в такт музыке одобрительно хлопают по бокам собственные жировые складки. Прочувствовали всю горечь своего разочарования? Вот примерно с таким чувством я и листала странички, ведь вместо действительно интересного человека, живущего интересной жизнью, мне предлагают скучный интровертированный суррогат. Даже внутренняя жизнь героя не интересная, она извращённая. И гомосексуализм тут ни при чём, настораживает безудержное фантазирование о том, как Кими пытает, расчленяет и убивает прекрасных юношей. Уж простите, но это симптом, нечто подобное прокручивал в своей больной голове маньяк Сергей Головкин. А потом воплощал. У Кими до воплощения дело не дошло, но он упивается воображаемой болью и кровью, грезит о смерти, в том числе и собственной, забрызгивая слюной вожделения окрестности, и тут, словно по заказу, — война. Иди добровольцем на фронт, юный самурай, там же масса возможностей умереть героически красиво, ты ведь так мечтал об этом... но стоп, кто это там, сверкая пятками в авангарде, чешет в бомбоубежище, как только та самая смерть, принявшая вид американского бомбардировщика, становится ужасающе реальной?..
Н-да. Так вот в чём дело: боль и смерть прекрасны и удивительны только тогда, когда они не относятся к герою, когда страдает кто-то другой. Приятственно читать-мечтать о чужих кровь-кишках, а принять муки самому чёт ссыкотно.

Трус. Трус и эгоист. Льются абзацы восторженного текста, посвящённые волосатым подмышкам, чужим и собственным, а трагедия родной страны удостаивается одного предложения. Ещё одним предложением герой оповещает возможных интересующихся о смерти близкого человека. Этакий почти путинский лаконизм в духе знаменитого «Она утонула» (с). На фоне многословных рефлексий такое пренебрежение к окружающим, которым не удалось затронуть эротические струны в душе Кими, почти возмутительно. Люди, родные и не очень, лишь жалкие статисты в его театре одного актёра, раз за разом проигрывающего в своей голове кровавые пьесы. И как актёру обойтись без маски?

Каждый из нас играет в жизни какую-то роль: роль «порядочного человека», «хорошего сына», «роковой женщины». Неограниченный простор для ношения масок даёт интернет, тут какие только звери не водятся — и «интеллектуалы», и «острословы», и «светские персоны». И вроде бы проблем никаких и нет, как говорится, носи на здоровье. Проблемы появляется только тогда, когда в «маскарад» оказываются втянуты, причём помимо своей воли, другие люди. Так, милая, симпатичная девушка Соноко должна помочь нашему герою отыграть роль «настоящего мужика», и она, бедолага, послушно старается, привлечённая манящим светом великого «замужа». Мне жалко таких девушек, обычно юных и наивных, — а другие и не поведутся, — которых цинично используют парни-геи, пыжась изобразить из себя «нормальных». Бедолага Соноко силится понять, что вообще происходит в их какбэ отношениях, но не может, и не сыграть ей в жизни Кими королевишну, потому что её удел — стоять с подносом, на котором покоится так называемая гетеросексуальность, и бормотать «Кушать подано». Хотя как знать, что там ещё нагородит наш герой с женщинами, потому что книга прерывается внезапно, словно Мисима располовинил рукопись и вторую часть по примеру старшего товарища Гоголя спалил в печке.

Книга о подлеце, эгоисте и трусе, но язык её пожалуй что хорош. Мисима наблюдательный человек, чуткий к деталям, умеющий передать как эмоциональное, внутреннее состояние человека, так и сиюминутное настроение окружающего мира. Что морской пейзаж, что заснеженный город одинаково противопоставлены крохотной фигурке бесконечно одинокого мальчика, которому нравится боль. Чужая.

Ужасный и... наверное - да, прекрасный в своей откровенности роман. Исповедь человека, практически с детства вынужденного носить маску. Маску обычности и традиционности. Маску, которая вписывается в общепринятые каноны. А что же под маской?
«Исповедь…» - мой первый подход к творчеству эпатажного японца. И к началу нашего знакомства я знала о нем не так уж и много: рос хилым и болезненным ребёнком, до 12 лет воспитывался истеричной бабушкой, в 30 занялся бодибилдингом, в 33 женился, судя по всему, не по большой любви, в 45 покончил с собой, совершив харакири. Написал кучу романов, пьес и новелл. Сам занимался постановкой своих произведений, а так же выступал как актер. Первая публикация сочинений состоялась, когда Мисиме был 21 год.
К тому, что писатель был одержим эстетикой смерти, статья в Википедии меня как-то не подготовила. И поэтому откровения героя о своих фантазиях несколько шокировали. Но я, несмотря на все признаки того, что "Исповедь..." очень автобиографична, все-таки до конца не понимала (или не принимала), что все - буквально все - Мисима писал о себе. Я разделяла детство болезненного ребенка под пятой авторитарной истеричной бабушки и фантазии о смерти с обилием крови. Я разделяла несложившиеся отношения с Кунико/Соноко и - фантазии о мужчинах и смерти с обилием крови.
Но после прочтения статьи Григорий Чхартишвили - Жизнь и смерть Юкио Мисимы, или Как уничтожить Храм я осознала, что все - правда. И это жутковато - для меня - понимать, где именно черпал Мисима свое вдохновение. Конечно, у каждого писателя своя муза, но когда эта муза смерть, причем в довольно извращенных видах... Даже не знаю, надо ли мне продолжать знакомство с творчеством автора... Хотя положительные отзывы, вроде бы, располагают, да и не все произведения такие вот... болезненные. И писал Мисима, надо отдать должное, великолепно. Даже морщась на, мягко говоря, странных эпизодах, я не испытывала желания бросить книгу и забыть и про нее, и про Мисиму вообще. Мне хотелось узнать, что же дальше, что там еще - под маской внешне спокойного и очень "традиционного" юноши. Хотя я и не всегда могла уложить в голове все те страсти, которые бушевали в душе мальчика. Но,как ни странно, именно эти страсти подталкивают узнать, что еще рассказал миру загадочный Юкио Мисима.

Среди книг, которые можно охарактеризовать словом «понравилось», бывают такие, после которых глаза светятся восторгом, внутри бурлит фонтан восхищения и об этом тут же хочется рассказать всем знакомым книгочеям. А бывают такие, после которых хочется спокойно посидеть с закрытыми глазами, не пытаясь выразить то особое чувство внутри, разобрать по полочкам героев и себя, и абсолютно спокойно сказать «Шедевр». Еще ни одну книгу я с такой уверенностью не относила во вторую категорию, как «Исповедь маски».
Тонко. Виртуозно. Психологично.
Тонкость произведения в том, что ты никогда не знаешь, что правда, а что ложь, что детали биографии, а что – вымысел, и, наконец, что думает герой на самом деле – не говоря уже об авторе такого романа-обмана. Я спохватилась, что нельзя всему верить на слово только тогда, когда «маска» напомнил, что лжет и самому себе как дышит, не представляя своего существования без этого, создавая перевернутый внутренний мир, совершенно отличный от настоящего.
Виртуозность в изящных фразах, мастерстве стиля – такого взрослого, что не веришь своим глазам, когда читаешь, что автору было всего 24. Нюансы настроения, тени на реальности, детали, имеющие совершенно особое значение - те, которые возникали у каждого, но кто ни за что не взялся бы их описать. Не знаю, кто бы сделал это лучше Мисимы.
Психологичность – такое грубое слово после утонченного письма этого японца до кончиков ногтей – в медицинской точности, с которой он будто под микроскопом рассматривает свои переживания, чувства, мысли, прошлое и свою жизнь. И несмотря на этот сухой анализ, демонстрирующий отточенную логику, ни на секунду нельзя забывать, что это логика лицедея.
Здесь должно быть еще какое-то слово, обозначающее общий восторг – но всякие «великолепно», «потрясающе», «божественно» смотрятся в отношении этой книги невероятно глупо. Потому что она заслуживала бы слова такого же особенного, как она сама.

Наверно, мне надо было читать эту книгу гораздо раньше, лет в 14, чтобы она произвела на меня то самое, нужное впечатление — внутренний диалог со своими демонами, с зарождающейся и разгорающейся чувственностью, с желанием жить и желанием не жить. Внутренняя вина и стыд, любовь, поиски красоты и стремление надеть маску, чтобы влиться в общество — всё это есть в книге, ведёт борьбу, пытается найти компромисс, договориться и попытаться сосуществовать вместе, не нанося самому себе ущерба. Да, однозначно, стоило читать гораздо раньше, а не тогда, когда уже за сорок и ты сам научился усмирять своих внутренних демонов, надев именно те маски, которые полагается носить по каждому случаю.

Итак, попробую рассказать без спойлеров, которых на самом деле достаточно в любой рецензии и они очень сильно искажают восприятие книги, настраивая на определенное настроение, которое будет там, но его там может и не быть, потому что всё только в глазах и уме читающего. А аннотация вполне правдиво рассказывает, что будет в книге, с этим я совершенно согласна. Перед нами молодой человек примерно 22 лет, который рассказывает о себе и о том, как он докатился до такой жизни: расстается не со своей девушкой в низкопробном танцевальном зале, глядя на разлитый по стулу напиток и при этом он чувствует совсем не то, что должен бы испытывать. И вот это самое важное — здесь не будет тех описаний и тех чувств у героев, которые должны быть, никаких "должно быть". Здесь будут размышления о том, что не стоит размышлений, взгляд на то, что не стоит взгляда, мысли о том, что уже давным-давно решено. И вместе с тем самое важное, самое главное, самое чувственное и эротичное скрыто, спрятано, завешено и даже никакого намека на замочную скважину, чтобы подглядеть, нету.

Готовы встретить все художественные воплощения Святого Себастьяна, начиная с самой первой мозаики в Равенне середины VI века и до самых последних, которые даже и картинами назвать нельзя? Вот эта книга похожа на каждую из них — в ней есть целомудренность и цинизм, невинность и похоть, грех и невинность, жизнь и смерть. Каждому чувству, каждой эмоции найдется место и сказать, что книга мерзкая — значит, не прочитать всё остальное, потому что большая часть уделена тому самому вечному противопоставлению — жизнь и смерть. Никаких победителей, никаких проигравших, наслаждение жизнью перед порогом смерти и упивание смертью в разгар жизни.