The Kindly Ones

Очень непростая книга, которую невозможно читать быстро - необходимо обдумывать, сопоставлять события, поражаться как-бы отстраненности героя от происходившего вокруг, как будто это его не касалось (впрочем, он и объясняет все это просто - хорошо проделанной работой и выполнением приказов). Да, можно сказать, что какие-то моменты запали в его душу и не отпускали на протяжении жизни, но, это просто как констатация факта - да, неприятно, но что поделаешь, приказ - выполнение не обсуждается). Повествование ведётся от лица оберштурмбаннфюрера СС Максимилиана Ауэ. Это странный человек, его психика нарушена, но его ни грамма не жалко, он вызывает только отвращение и ненависть. Он такой какой есть, каким хотел быть и каким стал - с одной стороны он - юрист по образованию и интеллектуал, читающий умные книги и умеющий наслаждаться литературой и искусством, с другой - больной, грязный извращенец, со своими страхами и неуёмной похотью. Конечно же, понимаешь, что образ главного героя скорее собирательный (сотканный из, казалось бы, всевозможных пороков, которые только существуют) и ни о каких мемуарах скорее всего не идёт речь, но очень познавательно было посмотреть на происходящее глазами воина СС, отстаивающего свои идеалы и заглянуть в закулисье армии Вермахта - посмотрев на отношения внутри и услышав мысли и ощутив реакции этих людей.
Это очень трагичная книга, с описанием ужаса, страшных подробностей уничтожения, непонятной ненависти к евреям, цыганам, да и к славянам вообще, и в то же время, они не должны поражаться тому справедливому возмездию, которое их настигло. Роман интересен и отвратителен одновременно, его не возможно бросить, хоть он и вызывает смешанные чувства. И можно было бы поставить оценку выше, если бы не так много смакования извращенных фантазий героя и его гомосексуализма ( их действительно слишком много для одной книги).
P.S. Я слушала роман в исполнении Михаила Кителя - чтец просто великолепен! Создаётся впечатление, что действительно слушаешь не персонажа книги, а живого человека, и ловишь себя на желании возражать ему, кричать на него, ударить его, плюнуть - в конце концов. Спасибо исполнителю за погружение.

Про эту книгу можно твердо сказать, что я прожил ее вместе с главным героем. Почти месяц реального времени, ни одной страницы по диагонали. Речь о «Благоволительницах» Джонатана Литтела. Разумеется, мой читательский опыт не является универсальным, кого-то эта книга отпугнет своим объемом, кого-то монотонностью повествования, вниманием автора к мелочам, кому-то она покажется этически неприемлемой. Но никто не сможет отрицать, что эта книга – литературное явление и событие. Хотя бы потому, что в наш век твиттера мало кто пишет такие толстые книги, равные по дерзновению замысла толстовской «Войне и миру» (хотя сам Литтел находит это неизбежное сравнение пошлым).

Литтел оказывается в гораздо более сложной ситуации чем Толстой, который писал о в общем-то однозначно трактуемых событиях, никто ведь не стремился к пересмотру войны 1812, завершившейся для всех консенсусно, даже для проигравшего все и вся Бонапарта. Дерзкий американец взялся писать о социуме, упоминание которого является табу в современном мире. О раздавленном во 2-й мировой войне Третьем Рейхе. О сумерках богов, наступивших для Германии. И неизбежном Холокосте. Его лирический герой, от лица которого ведется повествование – эсесовец Макс Ауэ, участвует во всех мыслимых военных преступлениях. Вместе с ним мы оказываемся у первых расстрельных рвов в Галичине, в гекатомбе Бабьего Яра, где герр Ауэ добивает раненых евреев, на Северном Кавказе, где рафинированные интеллектуалы из СС часами спорят о том, подлежат ли уничтожению горские евреи, прогуливаемся тенистыми аллеями Аушвица, бесстрастно наблюдаем самоубийственное крушение Рейха. Мы смотрим на мир глазами утонченного, хорошо образованного, рефлексирующего убийцы. Толстой с его наивными психологическими этюдами на этом фоне кажется золотушным ребенком. Так, что да, Литтел прав, сравнение пошлое.

В «Благоволительницах» есть два слоя (это очень грубо, в рамках беглой рецензии). Первый – это бесстрастное документальное письмо, основанное на тщательно выверенных исторических фактах и тонких деталях, мгновенно раскрывают ситуацию. Солдатам расстрельной команды в Бабьем Яре, отдыхающим от расстрелов, привозят на обед кровяную колбасу, и палачей начинает рвать. Сын коменданта Аушвица щеголяет в обновках: «Папа принес из лагеря». Офицер карательной команды обнаруживает в русской деревне умирающую беременную бабу, делает ей кесарево сечение, а его командир разбивает голову новорожденному: «Зачем плодить унтерменшей?». Зло обыденно, буднично, естественно. Это монотонное описание беспрестанного кошмара, в который превратилась жизнь миллионов людей в течении нескольких лет мировой бойни, выгодно отличается от всякого рода гуманистического антивоенного и антифашистского бреда, которым нас всех перекормили «чтобы это больше не повторилось». Литтел, я убежден, не ставил перед собою ни одной позитивной и гуманитарной задачи, и потому у него получилось попасть в цель. Привычные штампы про ужасы войны неприложимы к этому удивительному тексту, когда постоянно ловишь себя на мысли, что ты начинаешь проникаться сложностями быта айнзацкоманд, бесконечными заседаниями комиссий, где до хрипоты спорят об оптимизации процесса массовых убийств. Эсесовцы интригуют, подсиживают друг друга, выпивают после работы, говорят о музыке и философии. Словом, человеческое, слишком человеческое.

Второй слой – не менее важный – галлюцинозно-декадентский. После того как пуля попадает в голову Ауэ в Сталинграде, он совершает трип, возрождающий в памяти «Мифогенную любовь каст», в преддверии падения Берлина он уединяется в доме своей сестры-близнеца, чтобы провести несколько дней в горячем эротоманском бреду. С детства Ауэ, этот цветок зла, испытывает влечение к сестре, по сути, влюблен в свое отражение. Он предается запрещенным в Рейхе гомосексуальным утехам, его любовников убивают или он их сам убивает. Весь этот старый, добрый либертинаж в духе де Сада на фоне рационального, устроенного по науке, конвейера смерти, выглядит практически умильно и трогательно. И здесь играя на провокации, отказываясь от какой бы то ни было попытки выстроить нравственное алиби («зато в душе он человек хороший») Литтел попадает в точку. Впрочем, герр Ауэ и не нуждается ни в каких алиби и оправданиях, он такой, какой он есть, не хороший и не плохой. Герой своего времени. «Если Германия пошла за человеком, который всеми силами стремился приблизить сумерки богов, то она должна пройти этот путь до конца».

Роман Джонатана Литтела - книга из тех, которые способны свести с ума, вынести за пределы добра и зла, туда, где вам приветливо помашет рукой Фридрих Ницше, и вернуть обратно, в пустыню холодного человеческого одиночества, в персональный ад. И вот тогда по вашему следу пойдут Благоволительницы.

Начну с конца. Вернее, с итога:
Я не уверена, что лично мне нужна была такая книга о Второй мировой.
Я не уверена, что этот роман нужно (и можно) читать всем.
Я не уверена, что эта книга должна нравиться — для другого она написана.
Я точно знаю, что равнодушным она не оставит никого.
Я точно знаю, чтобы увидеть и услышать то, о чём кричит в "Благоволительницах" Литтелл, просто необходимо продраться через эти горы дерьма и нечистот. Нельзя остаться чистеньким, даже если ты только читатель.
Я точно знаю, что эту книгу я не буду перечитывать никогда. Я и так её запомнила очень хорошо...

А теперь о моих впечатлениях, о книге, о войне...
Я готова была к взрыву мозга, к неприятию, к брезгливому отторжению. Но этого совершенно не было. Меня почему-то абсолютно не тронули горы говна, тошнотворные сны главного героя, запретная половая жизнь его же (хотя, а как же чистота истиных арийцев?!), какой-то неприглядный натурализм бытовых сценок (к примеру, рука, подтирающая Ауэ в туалете или о потоках вшей, бегущих с трупов). А не было этого потому, что другие сцены заставляли вздрагивать и трястись в ознобе. Я даже была благодарна автору, что он позволяет вынырнуть из настоящего ужаса и взглянуть на похоть и неприглядность.
Офицер элитных войск СС Максимилиан Ауэ — один из исполнителей нацистской программы «Окончательного решения еврейского вопроса». Действие романа охватывает Украину, Крым, Северный Кавказ, Сталинград, Германию, Польшу, Францию. Начинается всё с массовых расстрелов евреев, в которых Ауэ не принимает сначала личного участия. Нашего эстета и интеллектуала коробит эта грязная сторона жизни. Он много рассуждает о смерти, о необходимости этого шага, о неправедной роли евреев в истории. Он брезгливо морщится, когда от выстрелов в голову мозг, кровь и осколки костей попадают на лица палачей, он жалеет еврейскую девочку, мать которой лежит в яме мёртвой, и передаёт ребёнка солдатам с нелепой просьбой — "быть к ней добрее..."
Но спираль войны закручивается всё туже.
Ауэ попадает на Кавказ, затем в осажденный Сталинград. Война забросит его и в Берлин, в Министерство внутренних дел, и в страшный Освенцим. Но на самом деле совершенно неважно где и когда окажется очередной винтик или шестерёнка страшной Машины Войны — она запущена и делает своё дело без отдыха, без сожаления, без оглядки на то, чтобы "посчитать и прослезиться"...
И вот тут-то и стоит озвучить (на мой взгляд) самую важную мысль романа: нам повезло, что нас там не было. Нам повезло, что всё это происходило не с нами и не на наших глазах.
И это, действительно, так. Можно сколько угодно рассуждать об идее, героизме, патриотизме и истине. Но, желательно, в мирное время и на любимом диване.
Не поймите меня неправильно: для меня подвиг нашего народа не подлежит никакому сомнению и образы героев войны для меня святы.
Да и мысль о неучастии не настолько свежая и новая, но вот пронзила она меня по ходу этого романа и не отпускала до самого конца. Ведь противостоять государству практически невозможно. А если ты ещё и веришь во все идеи? А если для тебя ещё не открылась другая правда? А если...
Наблюдай. Иди и смотри. Захочешь — увидишь, а нет — ...

И главный герой здесь потрясающий. Не в том смысле, что очень понравился или достоин подражания. Как раз наоборот. С одной стороны — умён, воспитан, эрудирован, образован. С другой — готовый пациент психиатра — тут и убийство матери, и инцест (отношения с сестрой-близнецом), и какая-то нереальная любовь к отцу, который оказался негодяем, и другие расстройства психики.
Нет к нему ни жалости, ни симпатии, а вот какой-то животный интерес (рассмотреть, распробовать, надкусить, узнать, почувствовать..) присутствует. И это тоже гадко как-то...

Да ещё безобразные злобные старухи со змеями в волосах, с бичами (факелами) в руках, преследующие преступника. Вы же их видели, правда?
Благоволительницы, которые взяли след...

Ужасно. И просто здорово!

Desine sperare qui hic intras

Lansciate ogni asperanza voi ch’entrate

Вы пройдете все семь кругов ада. Почему семь – спросите вы? Потому что вам придется протанцевать все семь тактов Максимилиана Ауэ по количеству глав, отмеренных Литтеллом для своего героя, прослушать всю музыку человеческой траедии 20 - го века: от Токатты до Жиги. Вы пройдете все круги ада Второй Мировой войны и не надейтесь, что хоть на одной страничке у вас получится отдышаться или сделать небольшую передышку. Вам предстоит погрузиться в непрекращающийся кошмар, кошмар, продолжающийся на всех семистах страницах романа. Не надейтесь, что вам предоставят глотнуть воздуха или дадут передышку. Lansciate ogni asperanza voi ch’entrate.

В истории литературы я не знаю ни одной подобной книги. То, что эта книга гениальна, у меня нет никаких сомнений. Гениальна она не формой, ни языком, ни образами, ни задумкой, хотя все это в романе на высоком литературном уровне: форма и содержание выверены, сбалансированы и дополняют друг друга; образы яркие, выпуклые, сочные, психологически достоверные и реальные настолько, что удивляешься и думаешь – где подсмотрел Литтелл эти характеры, где увидел или услышал стон русского раненого солдатика в Сталинграде, шепчущего: мама, мама, я хочу домой; задумка не нова, конечно же, есть достаточное количество книг, написанных от лица немецких офицеров, но здесь задумка глобальна – глазами немецкого офицера мы увидим всю войну, начиная с вторжения немцев на Украину, и в данном случае поражает размах задумки и объем проделанной работы, не только архивной, но и внутренней, психологической работы.
Так вот гениальность романа в другом. Для меня, во всяком случае. У меня очень часто возникает вопрос: как целая нация могла принимать участие во всех тех чудовищных деяниях, которые обрушились на мир 1 сентября 1939 года и продолжались шесть лет. Как могла нация, культурная нация сотворить все то, что она сотворила? Как могла произойти трагедия Бабьего Яра, как можно было спокойно стрелять в детей, стариков и женщин, сваливать их в ямы и добивать, ступая по трупам и умирающим. Один из ответов предлагает Литтелл в своем романе: сначала ты читая все то, что творили немцы, читая о расстрелянных НКВД, о зверствах ОУН, ты ужасаешься, но по мере чтения, абсолютно лишенного авторского текста и авторского мнения (на первый взгляд, конечно же), ты начинаешь привыкать. Привыкание – вот одна из важных составляющих этой книги. Вот так и привыкали расстреливать одни люди других людей. Смерть становится ремеслом, калеча психику навсегда. И когда начинается филологическая часть книги об исследованиях кавказских языков, ты словно включаешься в это исследование, тебе интересно, тебе увлекательно, только потом приходит осознание, что они выясняют евреи ли Bergjuden или нет, и от этого зависит поведут ли их в газовые грузовики или нет – как ушат холодной воды. Чудовищные вещи становятся обыденностью и интересным интеллектуальным развлечением. Это удивительный эффект. Эффект, которого нет в наших книгах о войне, которые эмоционально окрашены всегда. Да, пожалуй, это единственная книга в которой есть этот эффект. Повествование Ауэ интеллектуально, очень образно, в какой-то степени кокетливо – он порой словно заигрывает с читателем: посмотрите, как мне все это не нравится; посмотрите, как меня тошнит, как мне плохо в этом находиться; посмотрите, мне нравится, как играет еврейский мальчик, я несчастен из-за любви (это ты потом узнаешь из-за какой любви несчастен Ауэ), мое детство было кошмаром.
Естественно возникает сочувствие – обычный человек, юрист, попал в эту мясорубку. И многие ловятся на этот момент, относя Ауэ к ''обычному'' немцу, ''как обычный человек становится винтиком нацистской машины''.
Но тут все не так. Если вы хотите про обычных людей, становящихся винтиками, то лучше почитать книги Ганса Фаллады или Генриха Бёлля. С Ауэ история совсем иная.
Теперь немного вернемся к Литтеллу и одному из мнений, что авторской позиции почти нет в тексте, он как бы симпатизирует Ауэ. На минуточку задумайтесь о том, кто такой Ауэ. Извращенец, с психологической проблемой. Инцест. Убийство. Сексуальные извращения. Вот таким рисует Литтелл чистоту нации. Вот таким голосом говорит герой его романа. Голосом извращения. И меняет его не война и не все те ужасы, свидетелем которых был Ауэ, вдруг будят в нем психологические извращения. Нет. Возможно, война послужила катализатром. Но главное, что это у него наследственное – папочка тот еще был извращенец. Возможно лишь, что третий глаз, открывшийся у Ауэ под Сталинградом, послужил той дверцей из которой все и полилось. И вот тут у Литтелла очень интересно понаблюдать за возможным отношением к происходящему: да, обычный человек мог быть винтиком в чудовищной машине нацизма, но руководящие должности, то есть все те, у кого была власть в руках – нормальными человеческими качествами, такими, как сострадание и милосердие, не обладали. И уж совсем авторским стебом видится вся эта программа ''по улучшению питания'' заключенных в концлагерях, какая составляющая важнее: политическая или экономическая. Вы только задумайтесь, что ни у одного из этих исследователей не возникло даже мысли: что же мы творим? Как мы можем уничтожать людей, таких же, как и мы?
Да, у них вызывали омерзение истощенные люди, да, морщились, когда узнавали, что нерентабельных работников, то есть детей, женщин и стариков просто сразу отправляли в печи – не культурно. Эстетически было неприятно смотреть на испражняющихся под себя истощенных и забиваемых до смерти людей. Но милосердия ни в одном из исследователей нет.
Или это привыкание? Своеобразная психологическая защита. Задумайтесь.
Еще одна великолепная вещь есть в романе Литтелла – это цикличность истории. Цикличность человека. Все в этом мире повторяется из века в век. Войны, пытки, извращения, психологические травмы – вся наша жизнь почти древнегреческая трагедия. Человек остается все таким же, несмотря на все достижения цивилизации, человек все равно тот же. Древние греки нам уже рассказали о человеке почти все. И так ли уж отличаются Максимилиан Ауэ и его мать от Ореста и Клитемнестры? Уна от Электры? А Эринии от двух полицейских?
Все внутри человека. Мерзость ли, милосердие ли – все внутри. А у каждого свои Эринии. Но милосердия к читателю в этой книге не будет. Иногда так нужно. Иногда нужны такие книги. Чтобы хоть что-то понять, хоть в чем-то разобраться.
Это мерзкая и гениальная книга.

Ауэ... Почти что мультяшный дядюшка Ау. Как бы не так!..

Обычно каждый год в дни празднования Победы советского народа над фашистской Германией я читаю какую-то военную книгу. В ознаменование и в память. Мои деды воевали на той войне, и даже мой отец хватил её полной мерой — 1927 года рождения, он сначала был на оккупированной немецкими войсками территории СССР, а затем в марте 1945 года был призван на действительную и даже успел повоевать, получив контузию да 2 боевых медали. Так что память о той войне я свято чту, я и вся моя отнюдь не малочисленная семья.
И потому, узнав, что бонусная игровая книга как раз на военную тему, я искренне обрадовался — не нужно будет читать что-то отдельное. Рано радовался...

Дальше много мыслечувств по поводу прочитанного

Взвесить бы эту книгу на весах. И начать с взвешивания по шкале эмоциональной. Думаю, что у многих, у большинства читателей стрелка весов дойдёт до ограничителя шкалы, а у некоторых, возможно, начнёт гнуться под весом переживаний, страхов и ужасов, горя и страданий уже не самого читателя этой книги, а тех людей, которые так или иначе в ней упомянуты — всех тех миллионных жертв политики расового геноцида, проводимой идеологами Третьего тысячелетнего Рейха. Впрочем, разве идеологи фашизма и антисемитизма претворяли эту политику в конкретные действия? Дело идеологов — мыслить и оперировать высшими категориями — народ, раса, «окончательное решение еврейского вопроса» в Германии и во всей Европе... А придумывать конкретные механизмы — как собрать в определённом месте сотни тысяч евреев, как их транспортировать в нужное место (если пеший переход в любых погодных условиях под дулами автоматов, под истошный лай надрессированных собак, да в сопровождении истошного ора солдат и треска автоматов можно назвать транспортировкой?), как сделать так, чтобы эти тысячи людей были умерщвлены наиболее рациональным способом — это задача уже не идеологов. Но если не их, то кого?

Немцы славятся своей исполнительностью и правопослушностью, своими педантизмом и последовательностью. И потому бонзам наци можно особо не ломать голову, как решать непростые задачи по ликвидации миллионов европейских евреев — больших трудностей в подборе кадров для выполнения этих функций не предвидится. Просто нужно взять необходимое количество немцев, неважно, с каким образованием и культурным уровнем, и назначить их на службу в айнзатцкоманду, зондеркоманду, в другое спецподразделение. И дело будет в шляпе. Да, многих будет тошнить и выворачивать во время этих акций; да, некоторые будут находиться в состоянии сильнейшего стресса и стрелять с выкаченными глазами и бессвязным ором сквозь ощеренный рот — всё это неважно, важно, что всё равно будут стрелять, и стрелять, и стрелять. А самые воспитанные и благородные собственноручно подведут к эсэсовцу-исполнителю потерявшуюся еврейскую девочку и заботливо скажут при этом с глубоким чувством собственного милосердия «Будьте к ней добры».

Казалось бы, что тут ещё можно написать, всё сказано — стрелки эти фашистские — явно отпетые патологические негодяи, со свихнувшейся совестью и искалеченной нравственностью и моралью, а многие из них просто полубезумные полулюди. Но не всё так просто. Хотя бы потому, что многие из нацистов и фашистов разных уровней и степеней на самом деле в обыденной жизни были довольно обыкновенными людьми (я говорю сейчас не об Эльзе Кох). И к участию в акциях относились как к тяжёлой, грязной, кровавой, но необходимой работе — так же, как относится к своей работе мясник, забойщик, боец, убойщик, резчик — синонимов у этой профессии много, но суть одна. Впрочем, откуда мне знать, как относится к своей работе тот, кто работает на бойне? Да и тем более, что те, кого он забивает — всего только коровы, лошади, свиньи и прочие животные, идущие тысячеголовыми мычащими стадами и квохчущими стаями на бойню и переработку. Чего тут переживать, да и тем более, что привыкаешь — ведь это первую забитую свинью помнишь, но когда они сливаются в сотни и тысячи голов, то уже никак к этому и не относишься...
Но ведь, наверное, и многие члены всех этих зондеркоманд и айнзатцкоманд тоже просто относились к убиваемым уже и не как к людям, а так же, как мы относимся, например, к тараканам и клопам, или к крысам? Разве мы как-то скорбим или переживаем, когда человеческие спецслужбы проводят акции по дератизации или дезинсекции наших городов, квартир и подвалов? А когда ты искренне убеждён в необходимости расовой зачистки населения целого континента, или завоёванной страны, или взятого чужого города, или небольшой польской, украинской или белорусской деревушки — тогда уже просто выполняешь трудную работу мясника... нет, даже не мясника, но чистильщика, того, кто в грязной своей работе возможно видит уже нечто едва ли не благородное (по отношению к людям своей высшей арийской расы)...

Личность нашего дядюшки АУ господина Ауэ довольно примечательна. Ну, понятное дело, что у человека своеобразная психика (мягко сказано!). Его плотское любовное чувство и самцовское влечение/отношение к своей не то что просто родной — к сестре-двойняшке — уже довольно выразительно характеризует этого человека. Но помимо этого наш герой ещё и пассивный гомосексуалист (в данном случае термин пассивный обозначает пассивную, т.е. женскую роль герра Ауэ в гомосексуальных отношениях с партнёрами) с активным отношением к этим своим особенностям — он всегда сам ищет себе партнёров. И вот эта психологическая двойственность личности не может не сказываться на психическом статусе господина Ауэ (впрочем, здесь уже тема для разговора с сексопатологом или психиатром, коими я не являюсь). Тем более, что над ним постоянно висит дамокловым мечом страх разоблачения и немедленного суда и, возможно, казни — СС не терпела гомосексуалов в своих рядах... и в никаких других рядах тоже. И конечно же, эти нюансы не могли не сказаться на особенностях его поведения. И потому не вызывает ни тени сомнения, кто является убийцей матери Ауэ — просто для нас остаётся нераскрытой тайной, был ли этот поступок Ауэ осмысленным и осознанным, или же он совершил это двойное убийство в помрачении и аффективно, а память милосердно спрятала трагические события в своих тайниках...

Ауэ является убеждённым сторонником национал-социализма. Он вступает в партию ещё до прихода Гитлера к власти, и потом последовательно поступает на службу в СД. И, будучи последовательным национал-социалистом, он совершенно некритично воспринимает все партийные идеологические тезисы как безусловные и подлежащие неукоснительному выполнению. Даже если эти тезисы гласят о необходимости умерщвления миллионов других людей. Впрочем, я клевещу на Третий Рейх. Потому что сначала они предложили программу переселения всех евреев из Германии в другие страны Европы, и только потом уже стали искать, находить и проводить более радикальные шаги по решению еврейского вопроса. Но в данном случае это уточнение неважно, а важно, что Ауэ, будучи законопослушным исполнительным немцем, не подвергает ни грану сомнения необходимость проведения акций и спецопераций, и участвует практически во всех фазах их проведения. Да, поначалу он чурается грязной и кровавой работы и уклоняется от прямого участия в расстрелах женщин, стариков и детей сколько может, однако, когда ему напрямую было предложено идти в ров Бабьего Яра и стрелять, то он идёт и стреляет. А потом вешает девушку-партизанку — да, не он выбивает табурет из-под её ног, но он вместе с другими эсэсовскими офицерами надругался над ней, глумливо чувственно целуя перед казнью.

И страшно как раз не это, а страшно то, что наш ГГ довольно образованный и воспитанный человек, не бесчувственная машина для убийства, а сознательно относящийся ко всему служащий государства. И потому, пренебрегая и брезгуя непосредственным участием в убийствах невоенных людей, он охотно и рационально выстраивает механизмы для решения всех этих задач. И когда перед Рейхом во весь рост встают уже далеко не призрачные варианты поражения в войне и начинаются операции по перемещению спецконтингента Аушвица и других лагерей вглубь территории Германии (боятся всё-таки нацисты и всемирного обнародования своих действий, и ответных справедливых реакций мирового сообщества), то наш насквозь гуманный Ауэ заботится о снабжении заключённых минимально необходимым (высчитанным буквально по калориям) количеством продуктов питания и кое-какими тёплыми вещами на время следования — но заботится не в силу гуманных соображений, а просто потому, что так будет выгодно самой Германии для продолжения войны, потому что более здоровые заключённые смогут продуктивнее работать на заводах Рейха и выпускать какое-то количество военно необходимой продукции. Конечно, эти заключённые всё равно потом умрут — цинично рассуждает Ауэ, — но они хотя бы принесут какую-то пользу, нежели будучи просто убитыми, замученными или умершими в пути следования. Да и немногим ранее, когда война ещё кроваво топчется на территории СССР, Ауэ постоянно спорит со сторонниками тотального уничтожения евреев в лагерях смерти — спорит потому, что считает, что эти заключённые должны отрабатывает своё содержание в 5 рейхсмарок, потому что так диктуют экономические и финансовые расчёты. И ни о какой гуманности тут даже речи нет. Голый рационализм и прагматичная цифирь.

Довольно большое место и по смыслу и по объёму книги занимают картины и картинки сексуальных развлечений, оргий или перверзий, как с участием нашего героя, так и без него, но невольным свидетелем которых он является. Поскольку в послесловии русского переводчика говорится, что сам автор никак это не обсуждает, то нам остаётся только догадываться, для чего всё это включено в книгу — то ли чтобы ярче оттенить нюансы личности главного героя книги и нарисовать более полную (в его, автора, понимании) картину германского общества тех времён, то ли прорываются уже особенности личности самого Джонатана Литтелла. В любом случае, картинки эти добавляют довольно сильно к тому и так существующему в силу высокой эмоциональной напряжённости книги дискомфорту — многие места так и хочется просто перелистнуть, а пальцы руки, перелистнувшей мерзкие страницы, тщательно вытереть... Но читательская и игровая добросовестность таки заставили прочитать книгу от корки до корки, оставив брезгливый осадок.

Нужна ли эта книга? — этот вопрос поневоле возник ещё в самом её начале и продержался до самого конца чтения, перекочевав затем уже сюда, на эти страницы. Каким бы странным это не показалось, но книга эта, по моему разумению, вполне заслуживает той литературной премии, которой она отмечена. Потому что — а как иначе вызовешь разумное критическое отношение у современного человека к тем событиям, которые были в Германии, в Европе и на территории СССР, оккупированной германской армией? Потому что более старые книги о фашизме, о Нюрнбергском процессе, или о доктрине Розенберга, о расстрелах в Бабьем Яре, о Собиборе, Маутхаузене, Освенциме и Майданеке, Саласпилсе, Дахау и прочих лагерях смерти, или документальные книги о сути СС и идеологии нацизма, вряд ли кто-то захочет читать в поиске литературного интереса или развлечения... Потому что на волне нынешнего обеливания немецких нацистов и их пособников происходит реинкарнация их взглядов и убеждений, происходит их героизация, и в конце-концов угроза реваншизма нацистов и фашистов всех мастей становится всё более явной и открытой. Мир вновь встаёт на порог открытого противопоставления разных воинствующих идеологий и вооружённых противостояний различных социальных систем. И над всем этим зловеще развевается саван старухи с кроваво-ржавой косой в костлявой руке. Вновь Эринии-Благоволительницы берут след...

PS С днём Победы, друзья! 9 мая 2014 года

Когда я произношу слово «благоволительницы», то представляю себе не богинь мести, а этаких дам среднего возраста - что-то среднее между надзирательницами морали на лавке у подъезда и хищными благотворительницами Чарльза Диккенса в «Холодном доме». Благоволительницы, наверное, должны благоволить своему объекту, и о да, они ему благоволили, да еще как! Офицер СС Макс Ауэ обладает почти что суперсилой, он - очень везучий гаденыш, хотя во многом его везение заключалось в том, что Томас Хаузер считал его своим другом. Ауэ, как бы он ни кичился своей образованностью, все-таки часто проявляет себя человеком недальновидным и даже наивным. Он предпочитает в работе ясные формулировки и четкие приказы, в то время как внутренняя структура Рейха устроена таким образом, что приказы порой надо понимать с точностью до наоборот. 

На Медузе написали, что Максимилиан Ауэ прошел путь от отрицания плебейской нацисткой идеологии до ее принятия и оправдания, но честно сказать, я увидела в его пути нечто иное. Я увидела, скорее долгий путь от оправдания своих действий вроде бы как к осуждению, но после к скатыванию обратно к оправданиям. 

И, однако, как мило, что он начинает свой рассказ с обращения «люди-братья» и как бы сразу отвечает на возражения читателя, который несомненно воскликнет: не брат я тебе, гнида нацистская. Он отвечает: постойте, постойте-ка, а вы бы что делали на моем месте? 

И с ним сложно не согласиться, когда он произносит свое кодовое «что это в сущности вопрос случая, с какой стороны расстрельного рва ты окажешься, вот он, мол, оказался с той, убивающей стороны, но мог бы лежать и на его дне». Или что там, где виноваты все, не виноват никто. Но он ошибается: там, где не виноват кто-то конкретный, виноваты все. Еще точнее сказать, что там, где не виноват никто, ответственность понесут все.

Несмотря на то, что я признаю его точку зрения, излагаемую в первой главе, мне было очень неприятно ее читать. Как будто там, где он готовит благоприятную почву для своего долгого рассказа, мне заранее становится тошно от его старческой философии «что было, то прошло». Свой  цинизм он выдает за мудрость, но если бы он действительно постиг мудрость, то наверное бы не испытывал проблем с тем чтобы нормально посрать.

Расскажу про посрать. Посрать в этой книге любят. Учитывая, что и немецкий, и французский языки принадлежат  к анально-экскрементальной группе по типу бранной лексики, частое упоминание фекалий и испражнения носит весьма пикантный оттенок.

Его герой меняет локации и должности, и хотя по большей части он выполняет не грязную работу, однако, видит он достаточно. Я ознакомилась с «Благоволительницами» в формате аудиокниги и довольно быстро поняла, что не стоит ее слушать в вечернее время. Вторая глава длиной в 8 часов (а может и больше) описывает события на Украине, которые вкупе с событиями сегодняшнего дня предстают совершенно чудовищными. 

Потом локации меняются, Ауэ работает то над одним, то на другим, переезжает туда-сюда, даже попадает в Сталинград, и вроде бы накал страстей спадает, и вот под конец книги я вновь теряю бдительность и решаю добить книгу побыстрее и слушать ее и по вечерам (все-таки месяц уже прошел). Конечно, я об этом тут же пожалела, блуждания Ауэ по Германии, в которую уже вошли русские войска, и встреча с одичавшими сиротками совершенно выбила меня из колеи, и я снова не могла спать ночью, думая, зачем я  родила ребёнка в этот жестокий мир.

Книга изобилует трансгрессией, но не хогвартской, а литературной, когда автор стремится преодолеть установки и нормы  с использованием радикальных шоковых методов. Литтел достигает этого через радикально натуралистичное описание смерти, насилия, секса, испражнения. Похожим приемом пользовался Ремарк в «Западном фронте», где он максимально реалистично описывал дизентерию, голод, вши, от которых одежда его героев ходила ходуном, пока просто лежала кучей на земле. Он был мастером убивания любой военной романтики. В этом преуспевает и Литтел. И в отличие от Ремарка не стесняется употреблять слова вроде «просраться». Говно зовет фекалиями, испражнениями, каловыми массами, но поверьте, меньше вонять они не начинают.

Крайне любопытно, как проявляются психосоматические расстройства у Ауэ и других героев книги с таким тяжелым бэкграундом, как работа в Айнзатц-группе во времена Третьего Рейха. Так, после массового расстрела в Бабьем Яру 

«когда вскрыли консервы и солдаты обнаружили в банках кровяную колбасу, они пришли в бешенство и подняли ужасный крик. Гефнер, весь последний час приканчивавший раненых, вопил и швырял открытые банки на землю: «Что за бордель здесь устроили?»; за моей спиной громко рвало солдата ваффен-СС. Я тоже побелел, от вида колбасы меня мутило»

 Наш герой, по его словам, ни в чем не виноват (а вы бы что на его месте делали, а?), ему не приходилось особо кого-то убивать, кроме одного раза; он даже не искал эффективный решений, просто составлял исторические и этнологические справки, анализировал обстановку, состояние офицеров и солдатов, писал какие-то отчеты, которые возможно никто и не читал, свое повышение получил за то, что составил красивый альбом с фотографиями. Ничего такого страшного не сделал, говорит нам герой, но вот гаденький сверчок все свербит и свербит в жопе, ни посрать нормально не получается, ни переварить ужин в желудке, чтобы не выблевать его. Пока сам Ауэ доказывает, что все нормально, все по плану, организм упрямо дает понять своему офицеру, что все идет не так, что мир глубоко болен.

В «Напевах» происходит настоящая феерия трансгрессии и полная рванина. У Ауэ едет кукуха и он уже не контролирует ни свой разум, ни время. Я подозреваю, что он местами сильно привирает и недоговаривает, или опять-таки из-за того, что у него едет чердак, он утрачивает некие воспоминания. В частности, я думаю, что он прочитал не только те письма Уны, которые он озвучил, но и те, которые позже вывезли полицейские. Возможно, некоторые письма он сам уничтожил. Как мы выясняем, в отношении семейных вопросов его память очень избирательна.

Было любопытно почитать послесловие Сергея Зенкина и захотелось побольше узнать о коллаборационизме на Украине, Кавказе и в Крыму. Об этом упоминается на уроках истории, но как-то вскользь; полагаю, там есть о чем поговорить. Прочитала также, что книгу планировали издавать на Украине, но непременно с комментариями украинского историка, с чем Литтелл не согласился. Интересная история также произошла с русским изданием, из которого редактор выбросила около 20 стр текста: «Внутрифразовые сокращения, сокращения повторов и стилистически неудачных абзацев», к которым, например, причислили сон Ауэ, в котором Рудольф Хёсс пришел к нему в комнату и начал дрочить.

Это не удивительно, книга может шокировать и травмировать. Я сама, когда слушала ее вечером, потом долго не могла уснуть из-за навязчивых трансгрессивных образов, преследовавших меня. Конечно, я не рискну рекомендовать эту книгу всем подряд, я сама пришла к ней только вот сейчас по некому внутреннему зову. Но если какая-то из тем в вас отзывается, то не стоит проходить мимо.

Признаюсь честно, я откровенно побаиваюсь современных произведений на тему Второй Мировой войны, Холокоста. Одно дело, когда пишут непосредственные свидетели, другое - когда те, кто об этом лишь что-то читал. И так как сама я не знаток того времени, мне каждый раз остаётся только надеяться, что автор действительно серьёзно подошёл к вопросу и обошёлся без исторических ляпов, а всё произведение не написано ради хайпа на "популярной теме" как, например, "Мальчик в полосатой пижаме" или "Два брата". Оказалось, что этот роман не просто спекуляция на Холокосте, но ярко выраженное неуважение к этой страшной странице истории 20 века.
Здесь как бы два повествования и одно похоже было призвано замаскировать другое. Описание окончательного решения еврейского вопроса скрывает роман извращений, причем, к сожалению это становится окончательно понятно лишь в предпоследней главе. Я согласна с критиком Митико Какутани: "В самом деле, роман объемом практически в тысячу страниц читается как мемуары коменданта Аушвица Рудольфа Хёсса, переписанные плохим подражателем Жене или де Сада, – либо находящимся под воздействием всевозможных наркотиков рассказчиком из “Американского психопата” Брета Истона Эллиса, многажды перед тем пересмотревшим “Ночного портье” или “Проклятых”.".
Начал автор в принципе неплохо, единственное, что настораживало - это странная зацикленность автора на человеческих экскрементах. В очередной раз я "восхищаюсь" писателем, умеющим лить словесную воду, понимаю, что многим, наверное, не дают покоя лавры Л.Н. Толстого, но всегда хочется им сказать - ребята, для того, чтобы весь объём был наполнен смыслом - нужен недюжий талант, но мода последнего времени диктует свои правила: если роман претендует на мега серьёзность, он просто обязан быть огромным. Здесь же всё-таки много лишнего: автор погрязает либо в философии, либо грешит чрезмерным вниманием к деталям, либо зачем-то описывает бредовые сны ГГ. Из-за этого чтение напоминает качели: то очень интересно, потом скучно, далее вроде бы темп произведения ускоряется, затем опять болото. Окончательно всё впечатление портят заключительные главы, которые автор, похоже, писал под воздействием тяжелых наркотиков, так как там связь с реальностью просто теряется.
Ну, и конечно же, чего стоило ожидать от американского автора, советские солдаты здесь максимально кровожадны: убивают всех кого увидят с особой жестокостью, а женщин до этого еще и насилуют, причем всех: от старух до маленьких девочек, как хоть кто-то в Германии в живых остался - загадка.

Из плюсов могу отметить лишь довольно подробное описание работы айнзацгрупп и вообще СС. В эти моменты, я ловила себя на ощущении, что читаю обычный производственный роман: есть задача - в данном случае "окончательное решение еврейского вопроса", исполнители над ней работают, сталкиваются с определенными трудностями, обсуждают возможные пути реализации, и при этом абсолютно не задумываются о ее чудовищности, и вот это очень страшно.

В целом же, роман не стоит потраченного времени, очень гадко, что кто-то такое пишет и печально, что кто-то такое издаёт.

Очень противоречивые чувства. Если оценивать книгу объективно, то это мощное, глубокое произведение, отлично написанное и раскрывающее извращенный и уродливый внутренний мир одного нациста. Но если прислушаться к своим впечатлениям, то это крайне неприятная вещь, книга-пытка, беспросветный мрак и торжество пороков, жестокости и мерзости над тем, что называется "общечеловеческие ценности". Я точно не стану перечитывать ее.

Образ Максимилиана Ауэ, офицера СС, очень двойственный. За внешней интеллигентностью, любовью к музыке и литературе, за показными хорошими манерами скрывается очень жестокий, хладнокровный и порочный человек. Автор даже сгустил краски, изображая его таким. Жестоким, ненавидящим собственную мать, но вожделеющим свою сестру и при этом обладающим гомосексуальными наклонностями. Его образ - это образ фашистской Германии. С виду развитая, цивилизованная страна с богатой культурой, а внутри кровожадный монстр с низменным желанием истреблять народы.

Вместе с Максимилианом мы погружаемся в события Великой Отечественной войны, от оккупации Украины в 1941 году и Сталинградской битвы до падения Берлина в 1945-м. Несомненно, историческая ценность книги очень высока. Видно, что автор проделал колоссальную работу!

Но вот что мне не понравилось больше всего - это отсутствие справедливого финала. Главный герой не хлебушек украл, а был соучастником военных преступлений и творил дикие вещи. При этом не понес никакого наказания, вышел сухим из воды и начал жизнь с чистого листа (не спойлер, об этом сказано в самом начале).

Более того, он еще и поучает:

Я взялся за данное произведение, получив лестный отзыв от уважаемого мной человека. И только по этой причине дочитал Благоволительницы до конца.

Как и прежде, сразу отмечу - произведение мне не понравилось.
Данная рецензия будет уместна только тем, кто ищет в книгах то же, что и я. Так чего же я ищу? Эволюцию персонажа, интересный сюжет, надежду, достойный вывод, над которым можно задуматься, здоровая философия, художественность повествования. Как вы уже поняли, всего этого в данном произведении я не нашёл, отсюда (отчасти) и низкая оценка.

Многие из тех, кто разделил моё впечатление, отмечали, что после произведения хочется помыться. Кто-то называл его тяжёлым и мерзким из-за обилия неприятных сцен. Я скажу так, реальность, запечатлённая в исторических сводках, намного ужасней. Само осознание, что творилось в те времена, поражает до глубины души. Этот же текст скорее сомнителен и примитивен.

Итак, первое, что меня удивило, это выбор автором стиля повествования (разве автор, в таком случае, не ассоциирует себя с героем? - не утверждаю, а скорее интересуюсь) и самого ГГ - нациста с отклонением.

Второе, что меня возмутило, это подмена понятий и странные попытки персонажа книги оправдать свои действия сомнительной философией. Да, его размышления не только не трогали меня, а даже раздражали и злили.

Я привык ассоциировать себя с ГГ книг, а если не ассоциировать, то проникаться их внутренним миром, а тут... извините, это не представляется возможным. Когда тебе отвратителен ГГ, его поступки и мысли, книгу читать сложно. Но что самое главное, в конце у меня возник резонный вопрос: "Для чего это было написано?"

ГГ пытается себя оправдать (но автор вроде как нейтрален), громких выводов о собственных деяниях не делает, даже заслуженного наказания толком не получает. То что он остаётся с "горькими воспоминаниями" или чем там ещё, меня абсолютно не трогает. Вот я и спрашиваю, для чего всё это было? По смысловой составляющей книга напомнила мне "Заводной апельсин", там я тоже недоумевал, почему "это" ввели в ранг современной классики. Мне просто рассказали историю какого-то подонка с психическими отклонениями. Какова культурная ценность данного произведения и почему оно должно было меня восхитить? И вот мы подходим к самому главному...

Негатив вызвали не описанные мерзости (к подобному я отношусь весьма спокойно), а подмена понятий в современном мире. Бестселлерами и классикой становятся произведения с ГГ-ми настоящими психами и подонками во всем смыслах этих слов. И нет, эти люди не идут по пути исправления, их не настигает карма, они просто живут и здравствуют, рассказывая о своей "непростой" судьбе.

В современной литературе я заметил ещё кое-что: чем серьёзней ты испачкаешь в грязи память об СССР, тем выше взлетишь и скорее попадёшь в топ-списки. Но это отдельная тема для дискуссии, которую тут открывать я не намерен. Просто небольшое наблюдение.

Итого, мы имеем лишённое смысла произведение о сомнительном ГГ, живущему по принципу: наши враги тоже были не ангелами, поэтому я делал, что должно. Для кого оно было написано, для чего? Я не понял.

Удивлён рейтингу книги, получается, что вхожу в небольшой процент недовольных и тех, кто усмотрел в книге проталкивание идей несколько иного рода (вполне сомнительных и, в каком-то роде, даже разрушительных для общества).

Историю нужно знать и помнить, но черпать её не из вот таких книжонок, а из добротной исторической литературы, основанной на архивных данных. Не давайте запудрить себе мозги, и заставить думать, что чёрное может быть белым. Относитесь к подобному чтиву критически.

Рекомендовать книгу, конечно же, не буду, особенно, если вы ищите в литературных произведениях то же, что и я. Чтение Благоволительниц считаю бесполезной тратой бесценного времени, а ведь сколько ещё хорошей литературы не читано...

Прочитать книгу у меня получилось намного быстрее, чем изложить свои впечатления на бумаге. Не знаю, найдутся ли слова для этого у меня и сейчас. Но я все же попробую максимально честно рассказать о прожитых вместе с «Благоволительницами» днях. Все написанное ниже - очень личное.

Книга читалась не легко. Масса подробностей, выписанных до мельчайших деталей, заставят любого нормального человека обливаться холодным потом. Умение автора заставить читателя поверить в реальность событий поражает. Казалось, что даже запах происходящего можно почувствовать, читая эту книгу. Мне особенно больно было читать первые главы. В них нацисты пируют на территории Украины, в моих любимых и родных городах Киеве и Житомире. Вы знаете, я неоднократно бывала в месте, где прототипы дядюшки Ауэ оставили свои следы: колодец, в который немцы бросили людей, а сверху лошадь, чтобы никто не мог выбраться; руины церкви, в которой были сожжены почти все жители села…. Да, это не такие масштабные убийства, о которых речь идет в книге. Но от этого они не становятся незначительными, или такими, что с легкостью забываются народом. Одно могу сказать с уверенностью: работа над книгой была проделана колоссальная. В тексте легко узнаются родные мне места.

То, что я написала – это не сюжет из книги, это истории моей земли. Но вся книга пестрит подобными деталями. Действительно, там было о чем написать. Сцены убийства тысяч мирных жителей поражают своей жестокостью. Больше всего ужасает то, с каким цинизмом немцы относились к завоеванным народам. Для них они были не людьми. Так, мусор, который можно выбросить, или же использовать в своих целях, а потом убить. Как можно было додуматься до того, чтобы ставить людей в очередь на смерть? А что, стояли же они перед этим в очередях за хлебом. Пусть теперь постоят и в такой очереди. У них ведь нет чувств. Как скот на бойне! Ужас! Засыпанный обнаженными телами овраг, сухой треск пулемета, ужас и кровь, запах бойни. Десятки тысяч жизней, оборвавшихся по приказу развратных извращенцев, даже не понимающих, что они творят... Ах да, ведь они еще и не забывали о сувенирах. Фото на фоне трупов – любимый сюжет для писем родным. И все это делалось с огромным цинизмом, который автор отлично показал.

Нет, я не могу об этом писать. Это мой Киев, мой родной город, чтобы передать весь ужас произошедшего надо обладать огромным талантом. Как Литтелл. Это гениальная книга, но я никому не могу ее посоветовать, потому что она разрывает сердце, переворачивает душу и заставляет вздрагивать от ужаса. Она прекрасна и ужасна одновременно. Может ли уродство быть притягательным? Да, может. И "Благоволительницы" яркое тому подтверждение.

Я думаю, уже понятно, о чем книга. Только есть в ней еще один пикантный момент. Главный герой имеет нетрадиционную ориентацию. Да, он научился это скрывать и прожил удобную во всех отношениях жизнь. Еще и пытался найти какую-то романтику во всем, что произошло с ним. Ведь он – представитель могучей нации, нации – победителя. Только вот не сильная это нация, которая слепо идет за одним человеком, даже не пытаясь осознать свои действия.

Впервые об этой книге я услышала от тети (сестры отца). Она переслала своей маме (моей бабушке) экземпляр на французском. Конечно же, я книгу утащила. И со словарем читала. Читала ОЧЕНЬ долго. Поэтому книгу везде таскала с собой. Вместе с ней я приехала в гости уже к родителям мамы. Так вот, мой дед был в шоке от этой книги. Он буквально за ночь ее пролистал. Даже этого знакомства ему было достаточно для того, чтобы прозвучали слова: "Этой дряни (книге) в моем доме места нет!!!!" Это были слова человека, который в шестнадцать лет ушел на фронт и вернулся с осколком в голове. Прошло почти десять лет. Дедушки моего уже нет. Но даже второе прочтение не сделало эту книгу легче для меня. Каждое слово вызывает боль.

Вот мы, возможно, второе, третье, четвертое поколение после войны легко читаем эту книгу и анализируем события, восторгаемся мастерством автора. А задумывались ли мы хоть на секунду, какое к ней отношение у самих участников описанных событий?..

Мой крестный застал своего сына с сигаретой в 6 лет. Он придумал замечательный способ отучить от курения сына на всю оставшуюся жизнь. Посадил его на табуретку, дал сигарету и заставил глубоко затянуться и проговорить длиннющее предложение. Только после этого разрешил выдохнуть дым. Вот, мол, именно так нужно курить. Ребенок после такой глубокой затяжки плакал и кашлял с полчаса. Теперь ему уже 30. Но он до сих пор не курит и на сигареты не смотрит. Так и эта книга может послужить достойной страшилкой для тех, у кого в голове зреют какие-то нездоровые мысли. Почитайте - и вы сполна сможете насладится всеми последствиями возможных античеловеческих действий. Ибо все то, о чем написал Литтелл, иначе как преступлениями против человечности не назовешь.