Синдром Петрушки

От этого романа у меня мурашки по коже и волосы вон на затылке шевелятся. А еще мозг немного в недоумении. Нет, серьезно, сижу сейчас обдумываю, что вот, сейчас прочла. Драму, семейную сагу, историю про любовь-одержимость, психоделику, мистику? Все вместе? Убойная смесь, короче. Жуткая, странная.

Это мир кукол. Весь роман им посвящен. Наш мир - кукольный театр, все в нем марионетки, а кто-то выше дергает за ниточки. Хотя, не обязательно сверху, может даже кто-то рядом. Возможно, люди разделены на два типа, кукловоды и их игрушки. Педиофобам вход сюда запрещен, хотя нет, могут и войти. Нервы отменно пощекочут себе. У меня же к куклам нейтральное отношение, я их не любила в детстве, но и не прям боялась, просто с ними скучно. В общем, не зацикливалась. Но вот начитаешься такого, и будет всякое-разное мерещиться. Вон стоит на полке, миленькая девочка, и смотрит пристально на меня, своими мертвыми глазами...
Дьявольщина, тьфу!

Книга многогранна, она зыбка, от нее веет потусторонним. Как выше я описала, это смесь разных жанров, абсолютно нельзя выделить что-то одно, грани расплываются. Слишком мутно и неясно. Тут есть магия кукол, магия любви и магия проклятия. Сюжет замешан на чертовщине и на психически ненормальных людях. Так и хочется воскликнуть: "Да они же тут все того, по ним сумасшедшим плачет, Боже, куда я попал!". И в тоже время все такое обыденное, реалистичное, как само собой разумеющееся. И от этого становится еще больше не по себе.

В главе произведения стоит любовь талантливого кукольника Пети и девушки Лизы. О, это не просто чувство, это целый кипящий котел. Это огонь, сжигающий все вокруг, это страсть, одержимость. Это завораживающий танец двух безумцев. Танец кукольника и марионетки. Вот она высшая ипостась любви! Извращение/проклятие/ сумасшествие/ад в сердце. Каково это, любить так, что пожирать души друг друга?
"Они были похожи на детей, что пережили оспу, выжили, но навсегда остались с изрытыми лицами. Эти двое стали жертвой особо свирепого вида любви: страстной, единоличной, единственной; остались в живых, но навсегда были мечены..."

Замечательный роман, сильный, живой. Его тяжело читать. Увлекательно, интересно, необычно и очень атмосферно, да. Но к концу устаешь, чувствуешь себя морально раздавленным. Кто-то пишет: сказка, романтика... Ну, не знаю, если только кошмарная сказка, по мне так здесь нет ничего святого. Зато впечатлений и эмоций сколько... Вагон и маленькая тележка! Сильная вещь, но посоветовать кому-либо ее не решусь, слишком необычная, странная.

- Петр Романыч, - сказал я. - Позвольте объясниться: я волнуюсь. Вы - страшно талантливая сволочь.

Что-то я даже забыла, что не написала рецензию на эту прекрасную книгу. Пора исправляться. Правда, с момента прочтения прошло уже некоторое время, и бурные эмоции улеглись, но попытаюсь оставить несколько слов на память.

Как и все романы Дины Рубиной - это история любви. Красивая, романтическая, очень насыщенная особым, узнаваемым языком автора, драма о том, как не надо любить. Или может лучше сказать - как не стоит любить.

Главный герой - кукольник Петр, или просто Петька, как привыкли его называть близкие. Куклы вошли в его жизнь ещё в раннем детстве, и с тех пор он не мыслит себя без них. Как и без жены Лизы, которую тоже впервые увидел, когда той было всего год. Ещё тогда у него появились стойкие ассоциации при виде красивого младенца, что это кукла. Он и нянчился с ней, не взирая на насмешки приятелей, как с куклой. И даже когда поженились, не изменил своего отношения.

Лиза, хрупкая, болезненная, с огненными кудрями, терялась в тени его любви и чрезвычайной опеки. Для неё это было подавляющее чувство зависимости, которое только усилилось после смерти их сына, который родился с редким генетическим заболеванием «синдромом Петрушки», носителем которого была Лиза. Вот уж глумление судьбы. Это было наследственным проклятием её рода. И это был приговор их отношениям.
Нет, любовь Петьки не прошла. Но их танцевальный номер, который приносил славу и заработок, стоял под угрозой. И кукольник придумал хороший выход - он сделал куклу, точную копию своей жены.

Бедная Лиза! Отныне она не может честно ответить, кого он любит больше, её, или этого двойника, и это страшно. И без того хрупкое здоровье подорвано, и психика не может выдержать навалившихся испытаний.

Рубина прибегла к испытанному методу. Повествование ведётся от лица двух персонажей. Самого Петра и его друга-детства, который заведует психиатрической клиникой в Израиле, где Лиза периодически проходит реабилитацию.
Оказывается, это тот ещё треугольник. Любовный, жизненный, психологический. Борька Горелик тоже привязан к Лизе. У него свой любовь, тихая, тайная, безответная.

Возможно покажется, что я тут наспойлерила, или переписала сюжет. Ни в коем случае. Роман настолько глубок, драматичен, наполнен тайнами и интригами, что мои несколько слов ничего не значат.
Эти сюжетные веточки, броски в прошлое, даже отсылки к войне и семейным хроникам. А секреты и тайны, глубоко и прочно спрятанные, но сплывающие неожиданно и немного даже страшно? А колорит еврейского Львова? О, этот незабываемый говор! Так ещё только в Одессе говорят. Или говорили, будет правильнее.
И незабываемый экскурс в Иерусалим, Прагу, Германию. И это всё как-то гармонично, уместно. Красиво, хочется обязательно добавить.
Рубина умеет удивлять, ошеломлять. Кого-то даже злить. Но равнодушными не оставит. Её герои становятся родными, даже самые неприглядные. А вот второстепенные часто напоминают о ценностях жизни.

Меня просто потрясла эта последняя глава перед эпилогом. И Борькины слова, этого несчастного соломенного вдовца, так и звучат в ушах: – Нет, сукин ты сын! Не сметь!!! Не куколка! Ты слышал? Она – не ку-кол-ка!!!»
Кстати, я бы тоже отдубасила Петьку, вот только не нравится мне это увечное «как собаку»…

Ф/М 2019
6/7

Как же подступиться?

Начну с того, что Дина Рубина числится в моих любимых писателях. Временами мне кажется, что уровень мастерства и нащупывания человеческого нутра у нее под стать с незабвенными русскими классиками. И та же – тоска и неприкаянность героев, несуразность сложных судеб, достигающая местами накала трагизма, а временами – и трагикомизма. Пожалуй, именно это и так пленяет меня в творчестве Рубиной – умение в каждой затрепанной судьбёнке увидеть трагическое, а значит великое, и подтрунить над ним, то есть внести комичность, а с ними и жизнь.

Все герои Рубиной носят изрядную долю инаковости и потустороннести, и в большинстве своем – скитальцы искусства. Что из этого следует, думаю, вы и без меня понимаете – большие чувства, непоправимые ошибки, искупления длинною в жизнь и больше.
Не исключение и этот роман, в нём вы найдете и трагизм, и комизм, и людей искусства, и небанальные судьбы, и исковерканные души, жаждущие любви, и повороты сюжета, на которые способна только реальная жизнь – с их разворотами на 180 градусов, а потом снова на 180 – к исходной точке. Кроме того, в «Синдроме Петрушке» - изрядная доля мистики, но не сказочно-подростковой, в которой приведения указывают место клада, а жутковатой мистики старины, когда куклы оживают, но забирают душу, а старинные проклятия меняют судьбы целых поколений, где бы и с кем бы они ни жили.

Самое главное – Рубина как всегда из воздуха умеет создать плоть и кровь. Люди, города, судьбы, оживают под ее дуновением и забирают читателя с собой, в свой мир.

Кстати, о городах. Невероятно точные, живые – Львов, Прага, и кусочек Израиля. И чарующее ремесло кукольника. Очень хороший роман.

Книга какая-то темная, тяжелая, мистическая, как все говорят - готическая (прочитав ее стало понятно, что такое книжная готика), и самое странное, даже непонятно почему! Наверное, из-за языка, какой-то он здесь скрытный что ли, и непонятно, кто перед тобой, кукла или женщина или вообще ничего нет?

Отдельные истории переплетаются между собой, сначала простые, позже наполняются мистикой, проклятиями, семейными заветами, и это все как то удивительно уживается с современностью, с географией, с персонажами. Хотя, когда сюжет из истории семейных проклятий резко переносится в современный Израиль, немного мутит - слишком уж быстрые переключения. Тяжело адекватно описать все, прочитанное, потому что в каком-то смысле и книга не совсем адекватная, на грани реальности.

Очень классическая история о том, как кукловод полюбил свое творение, которая перерастает в любовный треугольник или четырехугольник или пятиугольник... (кто разберет? непонятно...)
Развязка сюжета заставляет плохо спать по ночам, и вообще, нервно как-то после нее жить стало.

Но, безусловно, эта книга - маст рид для всех.

Оставлю пару слов себе на память об этой книге, а заодно расскажу Наде почему, как мне кажется, эту книгу стоит прочесть.
Во-первых, Рубина замечательно заплетает интригу. И не одну! Столько скелетов вывалится на вашу утомленную голову во время чтения этого романа, что это почти чрезмерно. Тут будут семейные драмы, предательства, страсти и любовь, невероятные тайны, странные события... Не только главные, но и многие второстепенные персонажи расскажут свои истории. Словом, это крайне занимательное чтение!
Во-вторых, она так прекрасно описывает взаимоотношения куклы и кукольника, что чувствуешь себя ребенком, впервые увидевшим это одухотворенное волшебство. Надо сказать что мне, выросшей за кулисами, никогда не удавалось в кукольном театре ощутить эту магию, но благодаря Рубиной я начала верить, что такое возможно! :)
В третьих, автору, как правило, изумительно удается портрет места действия. И "Синдром Петрушки" не исключение. Тут таких мест несколько: Львов, Саратов, Ленинград, неназванный город на Сахалине, а также Прага и Иерусалим. Лучше других, на мой взгляд, удались Львов, Саратов и Прага, но тут я всерьез оценить результат не могу, поскольку не бывала. Кстати, как раз поэтому хотелось бы понять - эта притягательность описанных автором незнакомых мне городов сохранилась бы, если бы Рубина рискнула сделать героем своей книги мой волшебный Питер?
И, в четвертых, тут совершенно замечательные второстепенные персонажи. Такие зарисовки, небольшие портреты людей, яркие, живые, которые понравились мне еще в когда-то прочитанных рассказах автора.
Но кроме названных очевидных достоинств, книга не лишена некоторых не менее явных недостатков.

• На мой взгляд, количество безумия на единицу текста здесь зашкаливает. Большая часть сюжетных ходов обусловлена сумасшествием. Герой - так вообще описан каким-то маньяком. Ну не верю я в мальчика, который может с восьми лет играть в ребенка, как в куклу. Вообще, медицина тут может понадобиться не только героям, но и читателю. Иногда, право слово, чересчур.
• Автор активно использует недоговоренности и недосказанности, навевая некую мистическую атмосферу. Наверное, это не так плохо, просто я этот прием очень не люблю. Мне уж либо притчевое волшебство, либо внятный реализм.
• Странный пропуск в семейной истории Петра и Лизы - довольно подробно про детство, когда она вполне нормальной была, веселой, капризной; потом сразу - больница, поломанная кукла, ненависть к Эллис, а вся середина - какой-то скороговоркой. И не сага получается семейная, с развитием характера, а какой-то сумбур, ррраз! - и все по-другому.
• Очень (!!!) придуманное, искусственное имя. Не просто Петя-Петр-Петрушка, но еще и непременно Уксусов, чтобы профессия стигматом впечаталась. Вот этому я не поверила. Тут - точно перебор.
• И еще есть излишества в тексте. Большей частью мне построение фраз очень нравится, но местами - все слишком вычурно, слишком витиевато. Получаются красоты текста ради красот текста. И смысл убегает... Хотя вообще - язык вкусный, образный. Впрочем, без мата я бы легко обошлась. Но это уже мои собственные погремушки. :)

Это абсолютно волшебная сказка, которую приятно было бы прочесть, когда-нибудь в предрождественские дни, сварив глинтвейн и забившись с ногами в кресло возле елки, и, вдыхая легкий аромат хвои и ловя игры отражений в стеклянных шарах, включить Minor Swing и углубиться в кукольную историю.

Особо интересна она будет тем, кто понимает, что такое бесконечно проецировать на мир свои фантазии, бесконечно мучиться от невозможности выразить свое Я доступными физическими способами. Проблемы Кукольника поймут те, кто вынужден выплескивать себя через посредников, будь-то блоги в интернете, рисунки, музыка, танцы, да что угодно - что позволяет сбросить тлен социального давления и выплеснуть наружу бурлящее внутри Креацио, эдакую бесконечно творческую и сумбурную сторону личности. И пока мы живем в рамках "так принято", "так надо" и "так делают все", наши творения проживают за нас жизнь без запретов и глупых ограничений. И тогда наша свобода становится отчасти заложником того, что делает нас свободными.

Такой вот парадокс. И да, пара исключений. Сказка - она-то сказка, но только для взрослых: слишком уж недетское отношение к куклам, слишком уж неигрушечные проблемы возникают между людьми, слишком неочевидна грань между добром и злом. Да и волшебство здесь совершенно особое: готичное, полное мрачным духом старой Праги с ее хмурым романтизмом и клубящимся мистицизмом. Дивная харизма негативизма таится в уголках вырезанных кукольных губ, в излишне пестрой одежде, в таких слишком живых марионетках, в их темных тайнах и некой порочной власти над якобы водящими их людьми. Поразительно, но люди и куклы выглядят одинаково ярко - со своим набором потрясающих особенностей и болезненных секретов.

Рубина умудрилась органично сплести очень разные вещи, и - более того - сделать их невероятно реальными, до болезненной осязаемости шероховатого дерева под пальцами. За это ей смело можно простить нередкую излишнюю велеречивость, порой тягучую, до невозможности, страсть к описаниям как героев, предметов, так и их действий. Фактурность письма и любовь к создаваемому совершенно скрадывают фигуру самого автора, которая разве что лукаво улыбается своими же воспоминаниями о разных городах и людях. С не менее хитрой самоиронией Рубина еще и обыграла эпиграф к роману, мелькнув в этой совершенно неважной истории бледной тенью.

Это сказка о патологии, история в красках кукольного театра, который незаметно сплетается с атмосферой готической психушки. Жизнерадостность отдельных эпизодов ярко контрастирует с сепией воспоминаний и коричнево-мрачных путешествий по разуму Петрушки. Вы можете представить себе ребенка, который зловеще ухмыляется и потирает ручонки, называя себя Трикстером? На "Синдром Петрушки" очень просто посмотреть как на беллетризированную историю болезни: возьмите, например, синдром множественных личностей. Или же нет, стойте - это прекрасно обыгранный фетишизм, проснувшаяся первобытная тень в творческом человеке, который обожествляет игрушки, становлясь их властелином и их же рабом. Хотя нет, может это все-таки тончайшая мистическая история психологии творца, его творения и творения как акта. Эх, да и важно ли это?

Нежно и очень трогательно проявляются здесь города, Львов и Прага, два столпа славянской романтики, готики и легкого мистицизма. Хотя Львов скорее детская, умилительная аура волшебства и забавных слегка карикатурных образов: лощеный вдовец, самоотверженная прачка, добродушная тетушка. Прага - вариант похардкорнее, с нотками триллера, истерики и борьбы в подвалах подсознания. И до удивления сочные образы, что я даже торопел - бывают ли такие люди на самом деле? И во всем этом - легкая кукольность, театральность - герои будто сами порой ощущают тонкие нити у своих рук и ног. Блестящая притча (история?) про золотую нить и ее обыгрывание в финале достойны как минимум аплодисментов.

Итого: очень атмосферно, живо и ярко. Уважающим триллеры и jazz noir пойдет на ура.

"Главное же - Лиза, моя Лиза, моя "главная кукла"... вовсе куклой не была. Она, как и моя мать, была навсегда и до конца - человеком."

Книга, история, драма, сказка, готика, семейная история, история любви и болезненной страсти, безнадежности и вечной надежды, книга о настоящем художнике, создателе, кукловоде, манипуляторе. Книга о судьбе, о предназначении. И еще о многом другом. Книга-калейдоскоп, мозаика, картина, книга-матрешка, книга-кукла, книга-игрушка, книга-кубик Рубика. Здесь так много всего, что умещает в себя в моем представлении замечательный роман. А язык, стиль. Это что-то густое, съедобное, веское, пульсирующее, но не надоедающее. Абсолютная магия. А персонажи... целая песня. Они не просто живые и объемные, они выпуклые и кричащие, они плачущие и страдающие, они погибающие и возрождающиеся в любви, в искусстве, в творчестве.

Весь мир теперь кажется кукольным театром. Все в нем игра, манипуляция, дерганье за ниточки. Человек - кукла в руках Господа Бога, дьявола ли, матушки-природы, судьбы, собственной генетики. Человек играет с человеком, человек - баловень судьбы, или же, наоборот, несчастливец. Даже, делая себя сам, он манипулирует кучей других людей и самим собой. Пытается обмануть себя, контролировать, изменить. Человек создает куклу. И играет с этой куклой, как создатель с человеком, играет, проживая жизнь свою и этих кукол. Кукла - не живая, и не мертвая, она кукла, но не просто предмет, она создана по образу и подобию человека, она дает возможность человеку почувствовать себя могущественным. Она из другого, потустороннего мира. В нее можно вдохнуть жизнь, и испугаться, а можно из человека забрать все жизненные соки и превратить в тряпичную куклу на ниточках.
Это история о настоящем творце, Петрушка Уксусов, он сам человек-кукла, и он же кукловод. Лиза, она человек, человек со страстями, и в то же время в глазах Пети она кукла, любимая кукла. Это история о двойниках. Есть ведь еще и Эллис, почти живая, которую можно любить, к которой можно ревновать, которую можно убить. Это книга о настоящих, болезненных, лихорадочных страстях. Страсти между людьми и людьми, между мужчиной и женщиной, между человеком и куклой, страсть к своему предназначению, которое и преображает, и растворяет в себе.
Судьба ведет и Лизу, и Петрушу. Легко ли зависеть от хромосомных нарушений в роду, от страшного синдрома, легко ли зависеть от удивительной и могущественной куклы, беременного Корчмаря? А легко ли входить в абсолютную зависимость от создания кукол и игры в них, легко ли зависеть от страсти?...

Это книга об удивительно красивых городах - Прага, Львов, Питер... Сахалин, Москва. Основными для меня были чудесные Прага и Львов. Прага действительно очень сказочный, кукольный, необыкновенный город. Там все дышит сказкой, историей, игрой, со всех сторон на тебя смотрят куклы- статуи, изображения различных персонажей, вымышленных и реальных. Настоящие театральные подмостки. Кажется, что именно там куклы и оживают.

Книга до дрожи, до слез, до снов, цветных снов, где танцует свой танец Петрушка и Лиза, танец жизни и судьбы. Красивый роман о необычных, увлеченных людях... Книга о Жизни, о судьбе, о больших и маленьких манипуляторах. Магия, волшебство, реальность, люди и куклы, люди и судьбы, любовь и страсть.... Роман-наслаждение...

Дальше...

Прочесть на одном дыхании книгу Рубиной - не только "Синдром Петрушки", любую, - просто невозможно. Меня это удивило по той причине, что у Рубиной, во-первых, очень красивый язык, во-вторых, сюжет безумо интересен, в-третьих, настолько колоритных персонажей в одной книге я давно не встречала. В чем же проблема? Что мешало мне книгу проглотить, облизнуться и перейти к другому произведению?

Ответ я нашла в одном интервью с Диной Рубиной, в котором она рассказывает о своем творческом процессе: работая по 11 часов в день, она пишет не более страницы, обычно по паре абзацев, которые затем многократно переписываются, исправляются и дополняются. В моменту окончания романа, писательница знает свое произведение наизусть, но после выхода книги - сознательно забывает, освобождая место для нового. Именно в этом и состоит секрет: произведение, в котором отточено каждое слово, просто не может быть быстро усвоенным; такую книгу нужно поглощать дозированно, переваривать постепенно. "Синдром Петрушки" мне понравился безумно, и читала я его с огромным удовольствием, но это не позволило мне прочесть книгу быстро. Кроме того, я очень часто отвлекалась: после какой-нибудь фразы я могла задуматься, уставившись в стенку или, напротив, кинуться в интернет в поисках дополнительной информации об авторе, о местах, где разворачиваются события, о "кукольный болезни" и тд. Читать книги Рубиной одновременно и сложно и приятно.

Мне бы не хотелось подробно говорить о сюжете, скажу только, что это своего рода интерпретация шекспировского "Весь мир - театр, и люди в нем актеры", а в центре повествования двое людей с психическими отклонениями - Петр Уксусов, Петрушка, кукольник, человек не от мира сего с проблемами в социальной адаптации, и Лиза, миниатюрная девушка, носитель генетического отклонения Синдром Ангельмана, или Синдром "счастливой куклы", или Синдром "Петрушки", идеальная кукла для своего кукловода.

Эту книгу можно было бы даже назвать триллером, но в ней нет атрибутов, присущих указанному жанру. За то в этой книге есть то, что вынудит поежиться от дискомфорта, что может пробить маленькую трещину в стене комфортного мира, которой окружил себя читатель. И конечно не забываем, что кукла - это не просто предмет, созданный руками человека, это гораздо большее, это человеческий двойник, издревле вызывающий у разных народов страх. И это двойничество, прекрасно поданное в романе, не может не заставить стыть кровь в жилах.

Книгу рекомендую к прочтению как "must read" современной отечественной прозы. Других крупных произведений у Рубиной я еще не читала, но, как мне кажется, вряд ли какое-то из них встанет в один ряд с "Синдромом Петрушки", но я очень надеюсь, что ошибаюсь, так как хочется еще нечто подобного. Знакомство с автором несомненно продолжу спустя некоторое время, так как, как я уже сказала, надо сначала эту книгу до конца переварить.

Эту книгу мне посоветовал известный актёр Евгений Миронов. Звоню как-то ему, говорю: "Скукотища, не знаешь чего почитать?" А он—
Окей-окей, эту часть я сочинил. Ну а что с того? Рецензию сочинить можно, а байку нет?? [на самом деле Миронов говорил об этой книге в телепередаче "Белая студия" на канале Культура, а в этом году снялся в экранизации, которая ещё не вышла на экран]

У меня есть тетрадь, в которую я выписываю имена персонажей каждой прочитанной книги. Так вот, в этот раз я записал в тетрадь 2 предмета. Это куклы Корчмарь и Эллис. Они лишь наполовину действующие лица, но я не мог их не отметить, потому что в книге они были живыми. Нет-нет, никакой магии вуду или проклятия, как у куклы Чаки (помните такую куклу-убийцу из американского фильма?), просто мастерство кукольника, оживляющего их своими руками. После этой книги я стал по-новому смотреть на моего большого игрушечного мишку, сидящего с понуренной головой в кресле; на статуэтку-флейтиста, стоящую на полке - вообще на любой предмет!
В русском языке все имена существительные делятся на "одушевлённые" и "неодушевлённые". Кто такой "удушенный"? Тот, которого удушили. "Подкошенный"? Которого подкосили. "Одушевлённый"? Которого одушевили. Кому же дана способность одухотворять? В контексте этой книги (где человек рассматривается как марионетка в руках Создателя) правильным ответом будет: Бог. Он дал нам жизнь, одухотворил; если порвём с ним нити, мы падём ниц. В более узком смысле одушевить предмет, сделать его одушевлённым может сам человек. Человек может не только оживить куклу или игрушку, имеющие человеческий образ; он может вложить душу в какое-нибудь занятие или дело: в ужин, в стих, даже в постройку собачей конуры.
Таким образом, если заняться неблагодарным делом и попытаться извлечь из произведения главный смысл, то, по-моему, он в том, что нам под силу любую вещь, событие или действие сделать живым, ярким, красочным, душевным, если вложить в это частичку своей души.

Хотя он был для меня на втором плане, нельзя обойти стороной описанный здесь любовный треугольник, уникальный тем, что одним из его углов была кукла. Однако Эллис олицетворяется настолько, что как будто бы действует в романе самостоятельно, наравне с Петькой и Лизой. И уже не поймёшь, кто из двоих огненноволосых созданий кукла в большей степени, ведь Лиза для Пети тоже в какой-то мере является марионеткой, его собственностью - он сам её нашёл, "воспитал", обеспечил (одел, обул - даже сам шил для неё обувь), холил и лелеял, возил как багаж по разным городам и весям... Да и сама Лиза непроизвольно воспринимает себя, как кукла, когда играет с руками Пети, которые водят её, которым она подчинена. Однако, кукла лишена воли - Лиза же, проявив волю и храбрость, подавляет это, если позволите, "восстание машин" и побеждает в борьбе в Эллис. На примере Лизы мы видим, что предмет можно сделать одушевлённым, но сделать человека неодушевлённым не получится.

Это роман философский, любовный, психологический и чуточку приключенческий. Я рад знакомству с современным русским автором!

И когда на землю прольются первые аккорды «Минорного свинга», когда ветер судьбы подхватит и унесет в порыве известных па, она поймет, что снова теряет чувство реальности. Только запрокинет голову, взметнет негаснущим пламенем волос в воздухе и покорится. Шаг, первый, второй – вслед за ним, в унисон его движениям. Плыть на руке, отстраняться и льнуть к груди. Повторять и повторять сложный рисунок упоительного танца, в котором каждый порыв есть чувство, потаенная эмоция, сжигающая изнутри. В глазах медового оттенка отразится усмешка, но лишь на секунду, ведь со следующим поворотом головы лицо изменится до неузнаваемости, до бездонной грусти, до тихого отчаяния. А рядом бьется его сердце, то замирает, то бешено скачет, в такт сложному контрапункту синхронных движений. Затуманенный взгляд и любимые теплые руки, вновь и вновь перехватывающие нити, заставляющие признать поражение.

И в этом стремительном вихре движений, пока земля уходит из-под ног, ей снова привидятся хранящиеся в глубине души картины. Далекий, родной Львов, растворившийся в паутине уютных улочек, в говоре, причудливо соединившем русскую и польскую речь. Ей вспомнится и Сахалин. Город его детства, где на сопках уснули оставленные синтоистские храмы, а в бухтах плещется глубокое синее море. Воскреснет по памяти детство, переливы маминого голоса, навечно запечатлевшиеся в памяти, и … Марты-и-и-н. Такой далекий и близкий одновременно, то появляющийся, то исчезающий.

– Забери меня, Мартын! Забери меня отсюда!!!

Но неведомый кукловод тянет и тянет за нити, добиваясь синхронного шага. Ему не расскажешь, что на задворках сознания всегда хранится далекая улыбка хрупкого малыша. Сына. Ему и не нужно объяснять. Ведь эта боль денно и нощно разрушает и его самого, рвет душу на части. Заставляет сжимать в бессилии руки, погружаться в молчание, помнить. Она не оставляет ни на минуту – ни за ширмой, ни в тесном плену больничных комнат, ни в уютной Басиной кухне.
А так хотелось бы вздохнуть полной грудью и, наконец, почувствовать себя живой. Вдали от всех этих кукол, с немым укором взирающих из каждого угла, вдали от своей копии - легкой, точной, притягательной, день за днем крадущей его у нее. Так хотелось бы на минуту забыться в красоте зимней Праги с ее хороводом лавочников и мастеров, диковинной гипсовой прелестью ангелочков, зверей и лиц, примостившихся на карнизах старых домов. Так хотелось бы вновь почувствовать себя … любимой! Бежать со всех ног, делить одно чувство на двоих, проживать и проживать то далекое лето, затаившее счастье в эскимо на палочке, в совместных прогулках и недолгих встречах.

- А потому хватит! Ты слышишь, перестань! Я решу сама, кем мне быть, и уж точно как-то смогу без этих нитей. Да и ты совсем не кукловод! В тебе бьется большое и доброе сердце, оно любит и сможет прекратить этот головокружительный танец, найти ключик к замысловатой кукле с секретом и обрести покой.

И пусть повиснут руки, пусть ноги застынут в произвольном, неуклюжем па. Лишь бы только закончился этот бесконечный акт самопожертвования. С последними аккордами свинга они остановятся, но останутся рядом. Уже более не соединенные танцем и все же неразлучные. Ведь есть нечто куда более крепкое этих навязчивых нитей. Есть любовь. И потому она не уйдет. Она будет здесь. Смахнет огненную прядь со лба и широко раскроет глаза навстречу счастью и новому дню. Ведь, в сущности, кто она… Думаете, кукла? Как бы ни так. Она дышит и чувствует. Она – человек. Она – это я. Она – это ты.

• Я сам ее видел вчера на экране, Борька, видел! Плавает, как рыбка: еще страшилище, но такая красотка – просто куколка!