Рецензия на книгу

• 

  voyageur7 ноября 2012 г.

  Это абсолютно волшебная сказка, которую приятно было бы прочесть, когда-нибудь в предрождественские дни, сварив глинтвейн и забившись с ногами в кресло возле елки, и, вдыхая легкий аромат хвои и ловя игры отражений в стеклянных шарах, включить Minor Swing и углубиться в кукольную историю.

  Особо интересна она будет тем, кто понимает, что такое бесконечно проецировать на мир свои фантазии, бесконечно мучиться от невозможности выразить свое Я доступными физическими способами. Проблемы Кукольника поймут те, кто вынужден выплескивать себя через посредников, будь-то блоги в интернете, рисунки, музыка, танцы, да что угодно - что позволяет сбросить тлен социального давления и выплеснуть наружу бурлящее внутри Креацио, эдакую бесконечно творческую и сумбурную сторону личности. И пока мы живем в рамках "так принято", "так надо" и "так делают все", наши творения проживают за нас жизнь без запретов и глупых ограничений. И тогда наша свобода становится отчасти заложником того, что делает нас свободными.
  
  Такой вот парадокс. И да, пара исключений. Сказка - она-то сказка, но только для взрослых: слишком уж недетское отношение к куклам, слишком уж неигрушечные проблемы возникают между людьми, слишком неочевидна грань между добром и злом. Да и волшебство здесь совершенно особое: готичное, полное мрачным духом старой Праги с ее хмурым романтизмом и клубящимся мистицизмом. Дивная харизма негативизма таится в уголках вырезанных кукольных губ, в излишне пестрой одежде, в таких слишком живых марионетках, в их темных тайнах и некой порочной власти над якобы водящими их людьми. Поразительно, но люди и куклы выглядят одинаково ярко - со своим набором потрясающих особенностей и болезненных секретов.

  Рубина умудрилась органично сплести очень разные вещи, и - более того - сделать их невероятно реальными, до болезненной осязаемости шероховатого дерева под пальцами. За это ей смело можно простить нередкую излишнюю велеречивость, порой тягучую, до невозможности, страсть к описаниям как героев, предметов, так и их действий. Фактурность письма и любовь к создаваемому совершенно скрадывают фигуру самого автора, которая разве что лукаво улыбается своими же воспоминаниями о разных городах и людях. С не менее хитрой самоиронией Рубина еще и обыграла эпиграф к роману, мелькнув в этой совершенно неважной истории бледной тенью.

  Это сказка о патологии, история в красках кукольного театра, который незаметно сплетается с атмосферой готической психушки. Жизнерадостность отдельных эпизодов ярко контрастирует с сепией воспоминаний и коричнево-мрачных путешествий по разуму Петрушки. Вы можете представить себе ребенка, который зловеще ухмыляется и потирает ручонки, называя себя Трикстером? На "Синдром Петрушки" очень просто посмотреть как на беллетризированную историю болезни: возьмите, например, синдром множественных личностей. Или же нет, стойте - это прекрасно обыгранный фетишизм, проснувшаяся первобытная тень в творческом человеке, который обожествляет игрушки, становлясь их властелином и их же рабом. Хотя нет, может это все-таки тончайшая мистическая история психологии творца, его творения и творения как акта. Эх, да и важно ли это?

  Нежно и очень трогательно проявляются здесь города, Львов и Прага, два столпа славянской романтики, готики и легкого мистицизма. Хотя Львов скорее детская, умилительная аура волшебства и забавных слегка карикатурных образов: лощеный вдовец, самоотверженная прачка, добродушная тетушка. Прага - вариант похардкорнее, с нотками триллера, истерики и борьбы в подвалах подсознания. И до удивления сочные образы, что я даже торопел - бывают ли такие люди на самом деле? И во всем этом - легкая кукольность, театральность - герои будто сами порой ощущают тонкие нити у своих рук и ног. Блестящая притча (история?) про золотую нить и ее обыгрывание в финале достойны как минимум аплодисментов.

  Итого: очень атмосферно, живо и ярко. Уважающим триллеры и jazz noir пойдет на ура.

  79

  421