Chłopi

А ведь еще недавно так жили почти все, и ваши предки, и мои. Как бы не была история сконцентрирована на людях верхних уровней социальной пирамиды, а создавали для них излишки продовольствия вот эти миллионы мужиков. Я немного застал остатки этого старого порядка, когда вся жизнь была сосредоточена вокруг годового сельскохозяйственного цикла - копал огород, сажал, окучивал, поливал, полол, собирал, лущил, таскал, опять копал. Тяжкий это труд, монотонный и изматывающий, но именно он позволил нам, людям, выжить и размножиться.

Так что читайте этот кристально прозрачный, простой до предела при первом взгляде, а по факту неимоверно глубокий роман давнишнего польского лауреата Нобелевской премии. В нем деревенская жизнь затянет вас, сделает вас практически активным участником событий. Я нашел на карте Польши описываемое село, оно теперь носит добавочное название - Липцы Реймонтовские, есть и музей писателя, фестивали всякие проводят. Но, уверен я, нет там больше того старого порядка, который так мучительно прекрасно описал Реймонт.

Книга увлекла меня с самого начала. Она интересна и сама по себе, и как культурный факт. Написана и опубликована она во времена, когда изрядная часть современной Польши входила под названием Царства Польского в состав нашей с вами империи. Было интересно увидеть линии пересечения, особенности взаимодействия культур. Не ждите этого, это роман именно о крестьянской жизни, сконцентрированной на земле, и жизнь эта одинакова и в новых землях Оклахомы, и в заволжских полях, и в окрестностях Лодзи. Русский след сводится к петербургскому табаку, казенной бумаге по-русски да к смешанной денежной системе с пересчетом на рубли. Только в конце книги автора слегка понесло с русской школой.

Неожиданно в книге нет и польского национализма, даже в наивно-романтическом виде, который бытовал в XIX веке (ну, почти нет, в финале автора будто прорвало). Автор не умиляется обычаям, не льет (вслух) слез о потерянной независимости, не поет осанну славному прошлому шляхты. Реймонт спокоен и деловит, и это удивляет и располагает к нему. Беглый поиск позволил узнать, что по другому его произведению был снят шикарный фильм Вайды “Земля обетованная” о развитии капитализма в Лодзи, и мое удивление угасло, а уважения прибавилось.

А чего в книге много, так это жизни. Люди живут, пашут, любят, судятся, уходят в солдаты, грызутся, ненавидят, завидуют, раскаиваются. Все как всегда, как должно быть, но в этот раз вечная и бесконечная история так хорошо подана, так умело создана, что ею поневоле любуешься. Перед нами всего один год их жизни, если верить польской Вики, то год из 1890-х, так как автор упоминает косы, а они только тогда у поляков и появились, до этого были только серпы.

Мне было очень интересно читать про обряды, про бытовую магию поляков. Сразу вспомнился другой фильм Вайды - “Свадьба”, но там это был внешний, слегка слащавый фольклорный фон, а у Реймонта получилось гораздо более метко и реалистично. Встречалось мне как-то утверждение, что католичество заменяет полякам культуру. В этом что-то есть, если присмотреться. Церковь так переплелась с жизнью липецких мужиков и баб, что ничего другого у них нет. Прочный, внешне нерушимый порядок, все воспроизводящий себя.

Дальше...

Есть в книге мрачноватый, диссонирующий момент. Когда Реймонт писал ее, сельская и городская жизнь польских земель была сильно увязана с коммерцией местного еврейского населения. Корчма, разъездная торговля, перекупка и скупка у бедняков, операции с общинным лесом - все через них. И отношение к ним было ничем не лучше, чем в “Тарасе Бульбе“ Гоголя. Это довольно открытая ненависть, грубость, злость, при этом и сам писатель не скупиться на ядовитые детали, особенно в фигуре корчмаря. Но с позиции сегодняшнего дня, если вспомнить, что через несколько десятилетий немцы начнут проводить в жизнь “окончательное решение еврейского вопроса”, а поляки довольно активно в этом поучаствуют (о чем они крайне не любят вспоминать), этот подход начинает выглядеть зловещим, жутковатым.

Но таков был мир, в котором жили эти Борыны, Клембы и прочие Сикоры. Говорят, что Горький ненавидел крестьянство за прижимистость, кровавую сметку, за затаенную злобу и желание во всем найти свою выгоду. Все перечисленые черты есть и у липецких мужиков Реймонта. Но он просто и убедительно показывает откуда они появились, как нужда, голод, болезни пригибают людей, формируют их, делая вот такими, выживающими, зажатыми, раскрывающимися только после водки на праздник. Не нравятся? Но они нас породили.

P.S. Книжка очень интересная, хоть и изрядно мелодраматичная, очень любопытно читать, так и хочется узнать - кто же первый найдет спрятанные в зерне деньги, например. Но ведь и ведь и “Тихий Дон” можно назвать любовным романом, хуже он от этого не станет.

В процессе чтения, перевалив едва ли за треть объёмистого текста, делилась впечатлениями с vorona1405 :
— Я не понимаю, когда происходит действие! Семнадцатый это век или девятнадцатый, вообще не понять!
— Это же деревня, — мудро заметила Галя. — Век там может быть и семнадцатый, и двенадцатый, да хоть двадцатый. Это не играет роли. Значение имеет время года. Весна — надо пахать, лето — надо косить...
И я как-то сразу успокоилась (спасибо, Галя!) и продолжала читать: то с интересом, то с некоторым уже утомлением, то с тревогой и горячим сочувствием к героям, то с возмущением… И вот романище дочитан (ещё 15 февраля), а я вместо того, чтобы прилежно писать рецензию, трещу о «Мужиках» то в комментариях, то в личке… Тем временем яндекс-контекст не дремлет:

Тьфу, типун вам на язык. Дообсуждалась. Слишком часто, видимо, в моих мессагах встречалось слово «мужики».

Дальше...

Когда едешь в поезде и долго глядишь в окно на однообразный пейзаж, рано или поздно замечаешь странный эффект: земля поворачивается перед тобой, как сценический круг: ближний план уносится назад, дальний будто бы едет вместе с тобой, а центр остаётся неподвижным. Так и роман Реймонта: он совершает полный оборот, но круглый год — это лишь отрезок вечного пути, начало и конец которого теряются в бесконечности. Жизненный круг то зеленеет молодыми всходами, то волнуется зреющими колосьями, то тонет в непролазной осенней грязи, то пропадает из виду в снеговой заверти. И мы включены в этот круговорот, мы совсем рядом с героями романа — жителями одного маленького польского села, в котором, как в капле росы, отразился человеческий род.
Жить, чтобы пахать (в обоих смыслах), пахать, чтобы жить — есть ли смысл в этом спокон веков повторяющемся цикле? Родиться, чтобы сносить семь пар железных башмаков, изглодать семь каменных хлебов, родить себе подобных, чтобы и они жили так же — и уйти из жизни: в муках, забытым всеми, как Куба; приготовившись к этому, спокойно и горделиво, как Агата; не сознавая происходящего, превратившись почти в растение, как Мацей… Смерть есть смерть, и до неё какое-то время ©
Но где же смысл жизни, где тот центр притяжения, та ось, вокруг которых совершается вращение? Это, несомненно, земля. Можно сказать, что земля на мужиках держится. Но равно справедливо и другое: мужики держатся за землю. Держатся исступлённо, зубами и когтями, готовые принести ей в жертву и себя, и окружающих, как бы близки они им ни были. Всё в романе Владислава Реймонта на неё завязано. Каждый её клочок — предмет раздоров и страстей. И когда земля вдруг остаётся без своих рабов и слуг, владельцев и господ — кажется, что огромная тарелка мира опасно накренилась, и всё с неё соскальзывает к краю, к хаосу. Не может земля без мужиков.
Почему именно без них? Просто потому, что нужны их мужицкие силы, чтобы обрабатывать землю-кормилицу. Бабам с этим не справиться, просто физически возможностей не хватит, не говоря уж о том, что у них куча других забот есть: с хатой, огородом, детьми, скотиной, печью, прялкой… У автора (а может, только у его героев — Реймонт не даёт точно этого понять, оставаясь за кулисами своего повествования) на этот счёт другое и твёрдое убеждение: это потому, что баба глупа, баба не человек, баба — ей бы только языком мести, лясы точить, истерики закатывать, нормальных мужиков по рукам-ногам своей дурацкой любовью пеленать, эх, бабы!
Наиболее ярко этот стереотип волею автора проявляется в одном из ключевых героев — Антеке Борыне. Вот эпизод, в котором его безответную и покорную до поры до времени супругу Ганку прорвало наконец: она бросает Антеку в лицо одно обвинение за другим, всё, о чём она так долго молчала — об измене мужа, о том, что он фактически бросил семью на произвол судьбы, о том, что ему до жены и детей никакого дела нет… После тяжёлой сцены Антек, видите ли, «долго не мог… понять, что нашло на Ганку…»
Честно: я не могла удержаться от горького смеха. «Нашло», главное дело. На неё нашло, понимаете? С его-то точки зрения всё нормально же было.
Да и в дальнейшем — послушайте-ка этого красавца:
«Молчи и слушай, когда я говорю…»
«И ещё то тебе скажу, чего ты своей глупой головой не разумеешь: если я хуже собаки стал — так это из-за тебя, из-за того, что тебя полюбил, понимаешь ты, из-за тебя!»
«Совсем я ошалел! Иисусе, до чего баба может довести человека!»
Баба — человека. Вот она, квинтэссенция противопоставления. И автор, кажется, целиком согласен со своим мужичьём. Хотелось бы, впрочем, перевернуть ситуацию хотя бы мысленно: а если бы это баб в тюрьму упекли полным составом? Как мужики без них с хозяйством бы управились? Подозреваю, что получилось бы нечто вроде грубоватой кинокомедии в голове мелькают кадры с доением коров, приготовлением еды в печи, няньканием детей и пр. А вот без мужиков земля осталась — это и впрямь трагедия. Так что за нобелевку польскому романисту наверняка сплошные мужики голосовали.
Если без сарказма, женщины в эпопее Реймонта действительно выступают в основном как злая разрушительная сила. И никакие страсти, никакие чувства их не оправдывают. Горько за пол, к которому принадлежу.
Не буду вдаваться в любовные хитросплетения, которые пронизывают книгу: тут их на изрядный сериал хватит, да и в других рецензиях об этом подробнейшим образом написано, зачем повторяться. Но справедливо будет кивнуть: да, за время чтения романа судьбы персонажей становятся близкими, понятными, почти родными. И когда страниц буквально за тридцать-сорок (в пересчёте на бумагу) до финала читаешь что-нибудь такое:

Я решил, что не буду писать рецензию на «Мужиков». Да, абсолютно честно — я не буду писать рецензию на эту книгу. Сейчас расскажу почему.

Эмоциональный фон: злоба, зависть, гордость.

К тому моменту, когда в документе с рецензией появились первые внятные строки, я уже успел прочитать половину книги и раз десять переписать вступление. Писать о судьбе маленького человек это уже даже не мейнстрим, а явное признание в нетрадиционной ориентации; впрочем, как и мусолить любую из вечных тем литературы. Начать с какого-либо другого штампа и взяться за рассмотрения текста по обычной схеме мне тоже совсем не улыбалось. Я понял, что мне вообще не хочется писать рецензию на эту книгу и даже неутомимый генератор внезапных идей С. П. в этот раз дремал внутри меня, всячески игнорировал все призывы и отказывался комментировать сложившуюся ситуацию; его не подкупил даже Чивас Ригал, а это по своей силе воздействия сравнимо с коварством происков Сатаны, когда он донимал жаждущего в пустыне Иисуса.

Проблески: щедрость, человечность, наивность.

Бывает такое, что прочитаешь — и не хочешь писать. Не потому, что плохо или слишком хорошо, а уж вариант «мне нечего сказать» будет самой наглой ложью в данном случае. Впрочем, наверное от того и не хочу, что есть очень много чего сказать по поводу уже очень хорошо сказанного, — видимо, сомневаюсь, что смогу сказать лучше и паду в неравной борьбе, отброшу лишь блеклую тень от великого и монументального. Лучше один раз самому прочитать книгу, чем услышать сто мнений о ней. Поэтому, мне действительно не хочется ничего говорить о «Мужиках», чтобы не дай Бог не пошатнуть чьё-либо намерение прочитать её.

Главная особенность: контрасты.

Не хочу писать рецензию на «Мужиков» прежде всего из-за обилия тем в романе. Это весь гербарий классической литературы. Там и противостояние крепостных с помещиками, и любовные коллизии-треугольники, и метания одного героя на тему люблю, и метания другого героя на тему ненавижу, и всякие мощны параллели, предательства, сильные и слабые характеры, зависть, проблемы отцов и детей, мужья тираны, дремучий патриархат, положение бедной женщины, отклонения и нормы, и народный дух, и этнология с фольклором, и далее всё прочее по тексту — я не знал за что взяться и не был уверен, что стоит за что-либо браться. Прочитав «Мужиков» я ощущал себя гурманом в огромнейшем винном погребе с полной свободой выбора: за что взяться, что схватить, за что уцепиться и куда полететь?.. а может оставить коллекцию нетронутой? Так и не решил, за что взяться; писать очередной «третий том» не хотелось; С. П. всё подло молчал; Чивас выдыхался из стакана и кончался из (sic!) бутылки. В общем, я окончательно понял, что не буду писать рецензию на «Мужиков» — решил я, закрыв ноутбук.

Общее настроение: бессилие, фатальность, уныние, безысходность.

Мне нравятся крупные произведения. Эпические полотна на много страниц, гораздо больше обычного романа. Авторы над ними работают годами. Такие тексты продуманы, отточены до идеала, они содержат множество всего, они просто неимоверно вместительны и разнообразны, многогранны, всеобъемлющи. Причём, эти мнения и грани вертятся и показываются читателю с разных сторон. В таких книгах есть всё и несмотря на это их очень легко и приятно читать. При долгом чтении вживаешься в книгу, всё выглядит как длинное реалити шоу, за котором ты наблюдаешь сезон за сезоном и сам становишься частью шоу. Всё это применимо и к «Мужикам».

Интеллектуальная атмосфера: мракобесие, безграмотность, невежество, слепая покорность, христианство.

Всегда при чтении таких книг радует, что ты живёшь на сотню лет позже описываемых событий и тебе не надо ничего из всего перечисленного делать и терпеть, тебя не держат за никчёмный биоматериал (по крайней мере делают видимость, что это не так) и, вообще, у тебя есть интернет, квартира, машина, работа, сорок девять дней оплачиваемого отпуска в году, сладкие тортики к утреннему кофе, вечерний виски и прочие радости двацпервого века. Есть социальное страхование, больничная касса, различные программы по переобучению и трудоустройству, бесплатное образование и обилие доступных курсов, консультаций со специалистами. Бедные семьи получают какую-то помощь, есть кухни с питанием для бездомных и ночлежки, раздачи гуманитарной помощи и далее по списку. И в конце концов тебе не надо пахать поле, рубить дрова, работать на сенокосе и заниматься миллионом других тяжёлых сельхоз работ с самого утра и до заката, семь дней в неделю; а ты всего-лишь должен восемь часов пять дней в неделю протирать элегантные брючки, сидя в офисе, а по вечерам отдаваться интернету, книгам, спорту, шоппингу и прочим гедонистическим прелестям двацпервого века — всего этого нет в «Мужиках».

Первые литературные ассоциации: «Анна Каренина», «Гроздья Гнева», «Братья Карамазовы».

Есть тексты, про которые нельзя говорить понравились они или нет. Они могут понравиться или нет, но это уже личные предпочтения в способах мастурбации, о которых приличному человеку в приличном обществе лучше молчать. Зачем кому-то говорить о том, что тебе нравится в Джоконде не улыбка, а проработка теней или идеальный размер её груди? Или, что арбузы тебе нравятся не за их вкус, а за то, что они не растут в Канаде? Все только хотят говорить о том, что нравится им (а всем нравятся разные вещи), но вот слушать то, что нравится другим — это удел проституток и психотерапевтов. Короче, «Мужики» могут нравиться или нет, но говорить об этом не стоит — поэтому я не хочу писать на них рецензию, где надо об этом говорить.

Экономическая обстановка: бедность, голод, пьянство, тяжкий труд.

Если бы тогда был ютуб, соцсети, инстаграмм и твиттер, то скорее всего этот роман не появился бы. Зарисовки из жизни, пойманные моменты, случайные бытовые сцены, диалоги, мысли. Массовое топит уникальное. Впрочем, уникальное всегда может быть таким только на фоне массового, если его, конечно, получается обнаружить в этой массе. Роман «Мужики» уникальный, потому что он появился из самого простого материала, ничем казалось бы не примечательного.

Социальная атмосфера: семейное насилие, скандалы, сплетни.

Рассматривая вещь люди по разному её видят. Кто-то видит целое, кто-то членит на частные проявления. Читатели часто видят в книге только героев, сюжетные линии связанные с ними, события, стиль. В ВиМ мы видим Пьера, Наташу, Болконских, видим там балы, политику, битвы; и мало кто смотрит на это как на частички составляющие целое и видит это целое. Мало кто видит в таких крупных произведениях единую целую картину, суть, которая не является сложением отдельных персонажей, событий, пиров и войн, а именно всем этим одновременно вместе взятым и во взаимосвязи. Заметьте, роман не назван «Болконские и Безуховы» или «Наташа и Пьер», нет, — он назван «Война и Мир». Будет тяжело и получится не точно взять и говорить о чём-либо отдельном в отрыве от этого целого, начать рассматривать героев, события или стиль — поэтому, я не буду писать рецензию на «Мужиков».

---

После долгих терзаний и размышлений, изучения конспектов и черновиков, после долгого совещания с наконец-то заговорившим С. П. и со специалистами, я всё же решил, что точно не буду писать рецензию на «Мужиков» — причины изложены выше. Dixi.

"Общая кухня - это рассадник
всех психологических конфликтов".(с)
Трудно сказать с чего всё началось… с рождения ли красавицы Ягуси с белокурой косой или горячего и упрямого Антека, со смерти хозяйки дома Борыны, а может, слетело со злого языка Ягустинки, перепрыгнуло на другие языки, да понеслось по деревне, может по недогляду ксендза.
А скорей с того момента, когда старым жителям и новому подросшему поколению стало трудно уживаться бок о бок. Разрослись Липцы и стало так тесно, что гляди в оба, как бы не растоптали в гневе или не защелкали тебя злые бабьи языки.
Трудно сказать наверняка об истоках черных туч, сгустившихся над деревней.
Но сколько бы не била судьба зажиточных хозяев, сколько бы не грызла нищета бедноту голопятую… время идет, совершая очередной круг.
Осень. Время быть суровым "хомяком".
В неистовом порыве сгребать под себя все, что плохо лежит, все что доступно на уровне вытянутой руки, будь то пробегающая животина или радующая глаз женщина.
Чувствует народ напрягшимся загривком холода, запасается, забивает закрома.
А Борына, как самый зажиточный хозяин деревни, не только запасами вызывает лютую зависть, а рьяным желанием и стремление быть счастливым.
Зима. Время быть "собакой".
Зима лютая и кусает за бока, особенно голые и голодные. Вот народ и мерзнет как собака, голодает.
Зимой нет работы, вот и бродят вокруг, высматривая, чем бы поживиться.
От того и бабу свою, и добро нужно охранять особенно бдительно.
Весна. Время крутиться "белкой в колесе".
Еще не оправившись и не отъевшись, еще без нового урожая, народ крутится белкой. Опасное время брожения мыслей о справедливости.
Время, когда молодость кипит, не желая пропускать вперед, все норовит взять в руки бразды правления в хате.
Лето. Время впрягаться "лошадью".
Самое богатое и благодатное время. Но есть ли минута подумать и прислушаться к себе, к своим чувствам, есть или время наводить порядок и призывать людей одуматься, стать дружнее и добрее. Нет, надо впрягаться в тяжелую работу, ведь скоро время нового урожая, да и холода не за горой.
Вот так и ходят они по кругу, так и движутся… и некогда им остановиться.
Так может, беда сгущалась потому, что нет у них ни времени, ни желания быть просто человеком, оглянуться назад, отступить, покаяться и склонить голову (главное не чужую, как многие привыкли, а именно свою), усмирить гордыню.
Нищий народ – страшное дело. Зверский оскал. И если вокруг нет опасности, нет врага, против которого они способны встать плечом к плечу, то оскал не пропадает, просто он меняет направление на того, кто рядом.

Автор прекрасно показал всё нутро холопское. Всё сознательное и бессознательное, что движет и заставляет цепляться мертвой хваткой, лишь бы выползти из голодного болота нищеты.
При всем этом какую страсть, какую любовь, оторванную от земного, превозносит над всем этим автор. Так потрясающе осязаемо люди парят над землей, излучая чистое свечение счастья, не замечая ничего вокруг. Но и тогда найдутся желающие крепко дернуть за ногу, опустить на землю, грубо ткнуть мордой в дерьмо. Что бы не один, самый большой мечтатель не забывал что он тонущий лягушонок и надо бить лапами, взбивать масло.

Как жаль расставаться с этим местом. Грязь в колено, и люди, если уж на чистоту, по большей части говно.
Вот только так это было искренно, так это было живо, так живописно и с любовью описано.
Оказалось совсем не трудно прикипеть душой к этим людям, с бурлящей кровью, с потребностью периодически пускать эту кровь, звериным желание бороться за свое земное или небесное счастье.
Я влюбилась в эту природу, грозное небо, громкие грозы, палящее солнце и злую метель.
Суровая книга про суровое холопьё.
Книга, мимо которой я скорей всего прошла бы не задумавшись. Рада, что этого не случилась.
За неё легко можно отдать ни один десяток хороших книга.
Это Книга, на которую не жаль ни секунды потраченного времени.
Без сомнения, я советую и буду советовать всем читателям!!!!!!!!!

Житие наше таково, что любая макулатура находит своего восторженного потребителя. Броская реклама, дифирамбы господ критиков, искусственно созданная шумиха - и всё. Продажи повысились, полки потребителей уставлены неизвестно чем. В то же время благородную, но непереизданную классику надо раскапывать по заплесневелым подвалам, чем с успехом занимается countymayo . Дорогие петербуржцы и жители области, "Мужиков" Владислава Реймонта можно взять у меня почитать, если заинтересует рецензия.

Итак, перед нами год в польской деревне. Год календарный, сельскохозяйственный. Сытная осень со свадьбами, тревожная зима с Рождеством и убийством, голодная весна с надеждами, трудное рабочее лето. Реймонт сам был сельский уроженец и с замечательным знанием дела, влюблённо описывал работу на земле, религиозные и народные обряды, традиционную мораль, обычаи. Но за этим ласковым, трепетным любованьем стоит чёткое ощущение того, что как идут мужики (chlopi) в поле – твёрдым шагом, так же вместе, соборно, твёрдым шагом в случае чего пойдут и убивать.
Традиционное общество для Реймонта, как и для всех, кто это традиционное общество не по книжкам знает, а на своей шкуре испытал, - не рай земной, не идеал, а тяжкая ноша. Пока тянешь – тянешь, под завистливыми взорами односельчан. Но споткнёшься и упадёшь – от родных-то увидишь ли помощь, не говоря о соседушках?
У каждого жителя деревни своя судьба, своя роль в великом спектакле под названием «Обычай». Нищие нужны – и вполне сытая-довольная семья Клембов выгоняет старую Агату побираться, чтобы под шумок украсть её перину. Перину Агата тридцать лет собирала по пёрышку, чтобы «мягко было помирать»… Нужна Баба-Яга – и Козлова каждый год ездит в Варшаву получать на воспитание подкидышей и каждый год их хоронит, а деньги пропивает. Нужна потаскушка – и Магда в студёную ночь рожает на паперти, пока вся деревня, в том числе и папаша ребёнка, весело гуляет в корчме. Но не дай Бог, если ты чуть-чуть, хоть на миллиметр выбиваешься из представлений окружающих о том, как должно…

Немножко про характеры:

Борына - крепкий хозяин, гарант традиции. Он настоящий мужик во всех смыслах этого слова: умный, хваткий, маниакально трудолюбивый, в меру жестокий, когда нужно быть жестоким, никому не прощавший и не спускавший. За все свои шестьдесят лет он ничего не сделал зря, по зову души, потому что захотелось так. Лишь однажды оступился, и вот тут-то великая Традиция ему и отомстила… Ведь всё предсказуемо. Брак могучего старца и восемнадцатилетней девахи-кровь с молоком обречён на неудачу. Но под пером Реймонта эта в общем-то смешная неудача приобретает такой былинный размах, что хочется снять шапку. Дом Борыны, маленький мирок со своими законами и порядками, разваливается на глазах из-за одной ошибки. И конечно, финальная сцена с его участием… не то Микула Селянинович, не то Святогор, и всепобеждающая тяга земная.
Антек, сын старого Борыны – это уже совсем иной типчик. Деревенский Лад ему нужен, только пока гарантирует безопасность и спокойствие. А как только он превращается в гнёт – простите, но я на это не подписывался. Антек умён, способен и на предприимчивость, и на хитрость, и на самый негероический обман. Он ничему и никому не предан, кроме того, что в данный момент пригодится. Будут у него душевные терзания, метания, но выберет он… удобство и комфорт. Знаете, что моя бабушка про него сказала? Типичный современный мужчина: на ёлку влезть, рыбку съесть и не ободраться.
Ганка, жена Антека – о-о, это нечто. У Ганки призвание – быть несчастной. Всё у неё есть, и всё ей не так. Молодая Старуха из «Сказки о рыбаке и рыбке». И нудит, и нудит, и бухтит, и бухтит, а спросишь: «Ну чего тебе не так?», ответит: «Как же, всё!»
Юзя, младшая и балованная дочка Борыны – вершина мастерства Реймонта как писателя. У неё нет ярких личностных черт, вызывающих особенностей. Подросток и есть подросток – в меру весёлая, в меру нахальная, в меру бессовестная и несговорчивая – настоящая, чистая, открытая девочка, а не полупрозрачный идеал. Ей очень подходит друг и спутник Витек, самый удачливый из сирот Козловой. Это прелестный лентяй с артистической душой, созерцатель, а созерцателей в крестьянстве не любят.
Ягна, уменьшительно Ягуся – молодая жена Борыны, из-за которой, собственно, и весь сыр-бор. Её на ЛивЛибе невзлюбят, как и Катю Кабанову, мадам Бовари, Анну Каренину. А зачем мужу изменяла? грозно спросят многие, и немногие увидят доброту, честность, умение любить, искренность, художественный талант. Изменяла – и всё. Недостойна. Точно так же к вышеперечисленным качествам относятся и тёмные крестьяне. Я представляю себе Ягну горожанкой, богемной художницей, отчего бы и нет? Тогда её называли бы любвеобильной чаровницей, а не теми матюгами, которые собирают на её голову сельские дамы. А сельским джентльменам она нужна… до поры до времени.
Доминикова, мать Ягны – почему-то мне кажется, что в юности она была такой же чувственной, восприимчивой, как дочка. Но судьба и тяжёлый труд быстро сбили с неё позолоту, и осталось только суровое чувство справедливости. Она единственная из героев «Мужиков», кто умеет прощать. Без соплей, без сердоболия. Прощать безраздельно.
Ягустинка – эта женщина, довольно молодая, не обиженная умом, развила в себе блистательный дар ругани. Она ругается по всем поводам и даже без повода, на тех, кто её любит и кто ненавидит, на тех, кто ей противоречит и с ней соглашается. Брань и злые сплетни - для неё самоцель, единственный способ выразить себя. Такой Ягустинка нужна деревне – чтобы проговорить то, о чём все лишь думают.
А ещё есть выпивоха Амброжий – товарищ деда Щукаря, сволочь мельник, Куба-батрак, о славном боевом прошлом которого все давно забыли, хулиган и скандалист Матеуш – такой же горожанин без города, как и Ягна, совершенно невероятный ксёндз… Но эти образы только кажутся экзотикой. Всё как у нас. Всё как у нас.

Я ни разу не член нобелевского комитета (на всякий случай сходил погуглил — не, точно нет меня...) и, видимо, плохо представляю всю ту критериальную схему, которой пользуются эти уважаемые люди при выборе лауреатских и кандидатских диссертаций произведений. И потому, прочитав около четверти книги, буквально воскликнул: «Не понимаю, что здесь нобелевского!»...

Величие этой книги, как мне кажется, состоит, прежде всего, в обыденности, повседневности, приземлённости её содержания. Ведь, по сути говоря, ничего экстраординарного в романе не происходит. Вернее, с точки зрения тех людей, о которых написана книга, происходит и острое, и значимое, и экстраординарное, но ведь всё это происходило, происходит и будет происходить всегда и везде (с поправкой на времена и на внешний антураж). Всегда и везде деревня делилась на бедных, богатых и семьи среднего достатка. Всегда и везде были любови и измены, замужества по расчёту и мужские и женские экспедиции на север походы налево. Всегда и везде есть внутрисемейные дрязги и скандалы и тут же конфликты богатых с бедными, помещиков с крестьянами, властей с нарушителями порядка государственного управления. Всегда и везде повседневная жизнь деревни состояла из ранних подъёмов и нескончаемого вороха хозяйских хлопот и забот, бесконечного списка дел и занятий — той деревенской рутины, которая день за днём, неделя за неделей и месяц за месяцем описана в течение четырёх времён года в этом романе.

Величие этого романа в том, что автору удалось создать эпическое полотно такой силы и такой наполненности, что как будто ты сам прожил этот год в деревне Липцы (кстати, а почему деревня? ведь в России если есть храм, так это уже село!), сам дружил с богатырём Антеком и волочился за красавицей Ягной, сам водкупьянствовал в деревенском трактире и махался дубинами и цепами с порубщиками леса в попытке отстоять справедливость, сам выслушивал сказки и мудрости калики перехожего старика Роха и сидел вместе с прочими деревенскими мужиками в городе под арестом, сам творил закон и беззаконие вместе со всем деревенским сходом и сам тащил вместе с впряжённой в плуг лошадью ровную нитку вспаханной борозды... борозды Жизни.

Книга наполовину состоит из картин природы — все эти пейзажные зарисовки и бесконечные ландшафты, казалось бы, можно было бы выкинуть в угоду экшену, и, возможно, современный автор так и сделал бы, смастерив из толстого неспешного романа стремительный любовно-драматический триллер страниц этак в 250-300. Но на самом деле эта чисто описательная половина романа является совершенно равноправным действующим персонажем и чрезвычайно важна для полноты романа и для буквально врастания в него читателя — неважно, что вот уже более чем столетие разделяет современника и героев этой книги.

Роман по-русски называется «Мужики», и я всё искал причину, почему автор назвал свою книгу именно так — некое возможное обоснование промелькнуло в тексте, когда вся мужская составляющая деревенского населения попала под арест и вся деловая, да и эмоциональная жизнь в Липцах буквально замерла, лишённая мужского духа, мужской воли, мужских рабочих рук, горячих голов и запаха мужского трудового пота. «Но ведь не только поэтому», — так думал я и искал и вчитывался, пока наконец не увидел название книги написанным на польском языке. «Chłopi» — и сразу всё стало ясно и понятно, «Chłopi» — и сразу вылез на поверхность второй смысловой план и названия и сути того, о чём написана книга, потому что русское «холоп», помимо прямого обозначения принадлежности мужика своему барину (помните, в фильме «Ты чьих холоп будешь?»), имеет ещё и нарицательные смыслы и значения...

Я ни разу не член нобелевского комитета и плохо представляю нобелевскую литературную критериальную схему. Но по прочтении романа и по некоторому размышлению в послечтении и ощущению послевкусия понимаю, за что и почему был премирован Владислав Реймонт. Надеюсь, что понимаю...

В этой книге мужики не сдаются. Что бы не случилось, какие бы события не происходили, как бы не было тяжело, больно,- мужики не сдаются. Они обороняют своё, будь то обычная курица, прирученный аист, земля или любовь.
Кур здесь много, как и всякой другой животины, аист один, а вот земли и любви тоже в достатке, но так просто ни то, ни другое не достаётся никому. Собственно, весь роман построен на зависимости мужика от земли, да и земля без мужика тоже не может.
И любовь... Куда же без любви. Её хотят все: бедные и богатые; красивые и не очень; молодые и в возрасте.

Владислав Реймонт создал монументальный памятник жизни. Жизни, которая была когда-то, до нас. Но, сколько бы не прошло лет, люди не меняются. Идёт всё та же борьба, всё так же справедливость найти трудно, а подлости почему-то всё больше и больше. И не исчезли никуда богатые, да и бедных осталось много. И всегда найдётся лидер, за которым пойдут миллионы; и один предатель, который способен разрушить многое; и козёл отпущения, на которого так легко списать все горести и неудачи. Только сейчас называются все модно и красиво, а раньше были войты, мельники, кузнецы, ксёндзы и мужики.

"Мужики"- ключевое слово. Именно поэтому Реймонт вынес его в название, хотя женских образов, ярких и самодостаточных, в романе очень много. Не думаю, что он имел ввиду именно мужчин. Мужики- собирательный образ, простой люд, труженики, на которых держится многое. Настоящие хозяева земли они, даже если у некоторых из них земли этой с гулькин нос.

О всех перипетиях сельской жизни автор пишет с большим знанием дела. Каждое время года представлено как ещё один герой романа, значущий, с которым стоит считаться, потому что он неизбежен. Со сменами времён повязаны разные обряды, религиозные и не только. Работа, еда - всё это тоже зависит от погоды за окном.
Реймонт - прекрасный пейзажист. Это не тот случай, когда бегло прочитываешь строки о природе. Как раз наоборот, на них "залипаешь", настолько это красиво.
Ещё он тщательный деталист (так можно сказать?). Одежда, убранство дома, застолья - всё прописано с мельчайшими деталями, очень подробно очень вкусно: "На первое был свекольный борщ с грибами и целыми картофелинами, затем сельди, обвалянные в муке и поджаренные на конопляном масле, пшенные клецки с маком, за клецками — капуста с грибами, политая постным маслом, а напоследок Ягуся подала настоящее лакомство — лепешки из гречневой муки с медом, жаренные в маковом масле. И все это заедали простым хлебом, потому что ни ватрушек, ни пирогов в этот день есть не полагалось: они были на молоке и коровьем масле." Это ужин до первой звезды. Постный, но обильный.
Что интересно - за столом собиралась вся семья, в том числе и наёмные работники. И даже собака вертелся под столом.
Кстати, о собаке. Лапа - тоже полноценный персонаж истории. Его встречаем часто. И написано о нём с явной любовью.
Свадьба, похороны, крестины. Описаны ярко и самобытно. Интересно читать, ведь они так похожи на наши старые обряды и во многом перекликаются.
Особенно поразили похороны. Да, в наше время даже этот обряд утратил своё значение. А ведь он один из самых важных. Проводить человека в последний путь достойно, это лучше, чем, например, сыграть пышнейшую свадьбу. Так считали предки моих предков.

За несколько дней я прожила год в Польше. Ну что сказать, пусть и необычным образом, но мечта сбылась.
Село Липцы временно стало домом, убежищем, а судьба его жителей волновала меня, пожалуй даже больше, чем судьба ближайших соседей.
Не хочется мне писать простыню и перечислять характеры героев, пусть даже и самых главных. Поверьте, их очень много, и о каждом придётся сказать даже не по предложению, а по абзацу. Поэтому просто искренне советую всем читать эту замечательную книгу.
Потому что она о простой жизни и о простых людях. О людях земли. О мужиках, которые работают на ней.
Эта книга о вечном и простом. О матери, которой трудно смириться с уходом детей из семьи. Об отце, который заслеплён новой любовью, и не видит, как рушится его семья. О любви, которой урезали крылья навсегда, а потом и вовсе растерзали.
О несбывшихся надеждах, о тайных мечтах. О муках и радостях повседневности.

Эта книга о нас с вами, только вот как-будто бы мы жили очень много лет назад.
"Не сдавайтесь, мужики!"

Владислав Станислав Реймонт "Мужики"

Часто бывают такие дни, когда мы с женой садимся в автобус и едем в край широколиственных лесов и песчаных равнин, болот и дремучих лесов, бесконечных огуречных плантаций и полей, засеянных рожью - настоящее белорусское Полесье. Мы посещаем небольшие населенные пункты, где местные жители до сих пор разговаривают на "полешуковском" акценте, смеси польского, украинского и белорусского языков. Пожилые люди часто ностальгически вспоминают: "А, вот, при панах было не так, было лучше..." Молодые люди обычно юморные, бойкие, красноречивые, с высоким уровнем самоиронии. Вот такой примечательный этот край! Приезжая туда, нам достаточно получаса для перехода на местный акцент, и даже я, коренной сибиряк, немножко становлюсь похожим на потомков древних кривичей или дреговичей.

Какие там люди! А какие богатые традиции, сохраняющиеся и передающиеся из поколения в поколение! Живой язык, яркие праздники, смешные розыгрыши, даже ругаются эти люди особо, смачно, с переливом.

Именно в такую польскую деревню Липцы я приехал в отпуск на целый год, открыв страницы этого венценосного романа "Мужики" Владислава Реймонта, благодаря которому автор был награжден Нобелевской премией по литературе 1924 года. С первых страниц роман захватил меня своим живым и сочным языком, яркими образами жителей деревни.

Я понимаю, что при чтении можно просто устать от длинных, нескончаемых, но очень точных описаниях природы, которые сразу начинают перемежаться со своим реальным настроением, но даже на эти элементы необходимо смотреть глубже и даже философски. Такая сочная гамма красок и слов используется автором, мы уже и слышим щебетание птиц и завывание ветра, чувствуем запахи леса, деревни и печеной картошки с луком и шкварками.

Чтобы почувствовать вкусный стиль автора, предлагаю вам окунуться в наступление весны по Реймонту:

Ну как? Нравится? Это надо прочувствовать!

Психологический портрет каждого главного героя раскрыт очень глубоко. Из всех липчан мне больше всего понравилась Ганна, которая научилась бороться за себя и за свою семью, дождалась своего мужа, стала сильнее и тверже. Ее судьба не оставит никого равнодушным.

Главная цель книги Реймонта была достигнута, он сумел реалистично показать польскую деревню конца девятнадцатого - начала 20 века и осветить проблемы, преследовавшие рядовых крестьян. С помощью ярких собирательных образов липчан можно судить о менталитете поляков того времени, проследить за описаниями древних местных обычаев и ритуалов. Одна только свадьба чего стоит! Вы как хотите, а я начну в очередной раз мысленно окучивать картошку!..

Впервые, наверное, пожалел, что не читаю на польском. Переводчица Мария Абкина проделала потрясающую работу, и даже так чувствуется шикарный слог Владислава Реймонта, густой и вкусный как мед, тягучий и неторопливый, как смена времен года, основательный и кряжистый, как мужики.

Владислав Реймонт косвенно подтверждает выкладки Стивена Франка, писавшего , что крестьяне не воспринимают помещичье владения как частные (мол, лес, может и господский, а вот птица и грибы в нем - божеские), судятся по любому поводу и без повода, люто ненавидят конокрадов, страшно боятся пожара и от безземелья подумывают сбежать в Америку. Что русские крестьяне, что польские - разницы, однако, никакой.

Автор очень подробно воссоздает крестьянский быт, обычаи и ритуалы, особенности взаимоотношений и интеракций, и эта вдумчивая детализированность выдает его происхождение и собственный опыт. Даже есть довольно гнусный органист - уж не батю ли Реймонт имел в виду?

Хотя движуха, конечно, в романе на уровне "бури в стакане воды" - эмоции у всех перехлестывают, брат на брата и сын на отца, жена на муж, а ничего, по сути, не происходит, и всех трясет по абсолютно вымышленным поводам, и делают из мухи слона, что не удивительно - захолустная деревня больше столетней давности. В общем - Деревня. Сумерки. Сага.

В какое точно время происходит действие, определить, правда, точно довольно сложно - внешних событий нет, все замыкается на горизонт. Понятно, что после Январского восстания (оно несколько раз глухо идентифицируется как война), но когда точно - два лаптя от солнца. Судя по упоминанию рубля, угрозах сослать в Сибирь и борьбы с русской школой - это Привислинский край, однако в целом России как таковой нет, как и русских; национальность "стражников" (за исключением самой концовки, гле всплывают их русские фамилии) и "начальства" даже не упоминается - дле местных, по-видимому, все паны одинаковы, и даже усилий местного патриота не хватает для внятных национальных сентиментов.

В целом это народный эпос, заслуженно получивший Нобелевку (хотя слова заслуженный и Нобелевка в одном предложении выглядят странно) и производящий грандиозное впечатление - есть, конечно, недостатки, свойственные жанру, но легко игнорируемые при желании и готовности к погружению. Это такой черный обелиск, возле которого ты сначала кидаешь кость в воздух, а потом вдруг уже в космосе летишь.

Достаточно взглянуть на генеалогическое древо греческих богов, чтобы найти на нем практически всех центральных персонажей Владислава Реймонта.

Ягна — Афродита. Прекрасная, влюбчивая и влюбляющая.
Мацей — Зевс. Старший, крепкий, умный, хозяйственный, грозный.
Ганка — Гера. Жесткая, сильная и властная, жертва измены, мстительница но и мать — заботливая, любящая и прощающая.
Ягустинка — богиня раздора Ата.
Витек — Аполлон. Творческий, созерцающий, целитель, пастух.
Антек — Арес, сын Зевса, который непрерывно воюет со своим отцом.

Главными в этом пантеоне остаются Кронос (Хронос) — время, Уран — небо (погода), Гея — мать-земля.
Они — центр, идея всего. Все, что делают герои книги, обусловлено временем и подчинено его циклу. Все делается ради обладания землей и милости неба. И все же милость остается неподвластной ни обрядам, ни молитвам, ни жертвам и священным войнам, а обладание — привилегия немногих, и выпустить ее из рук не хочется никому.

Так же, как и мифы о жителях Олимпа, «Мужики» читаются легко и увлекательно, потому что его герои ничтоже сумняшеся следуют своим архетипам. И поступки их, даже самые, казалось бы, аморальные — блуд, покушение сына на отца, воровство, убийство, описываются автором безоценочно и отвлеченно, даже эпически. Читаешь и понимаешь, что это часть легенды, мифа. Так должно быть.

Богатые описания природы у Реймонта пропускать не хочется совсем. Безусловно, Реймонт — пейзажист космического уровня. К тому же, природа у него такое явное зеркало его персонажей. Герои книги чувствуют сильно, ярко, искренне. Их мощная душевная энергия не знает никаких преград. И в то же время, они, как природа, переменчивы и отходчивы.
Своеобразное жертвоприношение автора природе — гибель персонажей, на нее покусившейся, Кубы и лесника. Ведь природа тоже божественна, почему бы и нет?

Не забывает автор и о тотемных животных. Как у в других славянских народов, здесь это корова. Со смерти коровы Мацея начинает книга и не покидает ощущение, что ее смерть и несет череду бед в Липцы. Коровам же скармливаются облатки в сочельник. О расставании с ними рыдают в голос, а появление понимается как чудо, божья милость.

Всему этому язычеству не противоречит и христианство. Как еще одно языческое божество, Иисус (и его жрецы) задабривается молитвами, жертвоприношениями и обрядами. О нем сочиняются сказки и им же запугивают с амвона.

А еще героев книги не оставляют души умерших. Люди в деревне помнят о них, слышат их шаги, видят следы их присутствия и делятся с ними хлебом.

От других крестьянских романов "мужиков" отличает то, что с самого начала автор не указывает год, когда происходят события в деревне и не пытается привязать их к политическим событиям того времени. Они упомянуты только вскользь, полунамеками и совершенно не меняют общую картину человеческого бытия и характеры архетипов. Потому что вся книга — это легенда. И события в ней закольцованы, как смена сезонов и вечны, как бессмертные боги.