The Possessed

Поразительно это умение Федора Достоевского своими словами и персонажами пробуждать человека до самой глубины души, дать прочувствовать ему всю боль русского народа, увидеть все картины неприглядной жизни в России его глазами. Оттого и трудно всегда мне было знакомиться с его произведениями, потому что такая боль всегда на душе от его мрачных картин.
"Бесы" для меня не так хороши как "Преступление и наказание" или "Записки из мертвого дома". Нет такой четкости и понятности сюжета, на мой взгляд. Я до сих пор очень многое не могу связать и понять в этом романе. Очень многое о Николае Ставрогине, о причинах его женитьбы на Марьи Тимофеевне, отношениях с Лизаветой Николаевной и Дарьей Павловной. Каким образом Марья Игнатьевна встретилась с Николаем Ставрогиным и что там между ними произошло? Зачем Николаю Всеволодовичу нужна была смерть Лебядкиных? Николай Ставрогин для меня до сих пор основная загадка этого романа.
В этом романе только с середины повествования начинаешь хоть чуть-чуть связывать сюжетные нити. Есть очень яркие и красивые эпизоды: встреча Марьи Тимофеевны и Варвары Петровны возле церкви, бал для гувернанток у Юлии Михайловны, сцены с поджогом деревни. А этот эпизод где в гостинице нашли застрелившегося юношу и все пошли поглядеть на него развлечения ради? Такая нищета у русского народа, что когда к человеку попадают в руки деньги, которые копились его семьей долгие годы, то вдруг возникает желание их прокутить и пожить хоть раз в жизни красиво, а потом уже и застрелиться, чтобы не возвращаться обратно в свое нищенское существование.
А сцена со Семеном Яковлевичем, который угощал чаем тех на кого случайно указывал и раздавал сахар, а все искали в его словах что-то пророческое и великое? А ещё этот монах с кружкой для пожертвований, который чуть не весь трясся от того, что его чаем не угостили и сахар, который должен был пойти в Богородский монастырь как пожертвование, вдруг стали отдавать одной из просительниц. У Достоевского всегда в романах много таких ярких эпизодов и картин.
Ну и, конечно, шиголевщина. Тут ей очень много места в романе уделено.

Очень страшно от того, что полным ходом идет её развитие и по сей день. Правда, многие того уже и замечать перестали и уже. Да и Шатовых больше не становится. Гораздо больше праздно говорящих людей, "лакеев мысли", "проповедник мертвечины", посредственности и мерзавцы, мерзавцы, мерзавцы...

Основная проблема многих персонажей этого романа в том, что они живут не своим умом. Для них так важно мнение других, что они позволяют людям вроде Петра Степановича увлечь себя и наделать глупостей.

Упадок нравственности, глупцы, пустословы, ужасная нищета. Достоевский до таких мелочей описал в очередной раз Россию, дошедшую до небывалого унижения. Сцены с пожаром, цитаты из Евангелие о свиньях, взявших на себя бесов помешанного человека. Нужно чтобы и Россия также очистилась от бесов. Нужна великая мысль и люди мыслящие, а не рабы для шиголевщины, опустившиеся до первобытного начала.
Ещё один человек-загадка для меня - Кириллов. Я его идеи о самоубийстве без какой-то причины как форме протеста совершенно не понимаю и не разделяю. Зачем жить, если так бездарно распоряжаться своей жизнью и становится пешкой в интригах таких как Петр Верховенский? Он человек верующий, но не нашел Бога и решил сам им стать, взяв свою судьбу в свои руки. Ну а самоубийство тут к чему? Совсем запуталась.
Такой вот роман. Очень глубокий и яркий, но для меня порой непонятный и немного запутанный по сюжету. Люблю когда все очень четко и последовательно изложено. И очень больно было читать. До сих пор под сильным впечатлением...

Мрачная и тяжелая книга, хотя у Федора Михайловича других не бывает. Честно, мало что поняла. Может для осмысления этого произведения надо время. Становится жутко от событий, которые он описывает, от некоторых людей, а может нелюдей. Которым нужна будет Идея (по-большому счету без разницы какая), Революция. Эта своего рода одержимость, которую показывает нам Достоевский. Может я еще чего-то не понимаю, может возраст не тот. Но не понимаю смысла в революциях. Все эти революции: просто свержение одной власти и прихода другой, ничем не лучше предыдущей, после которой разруха и долгие годы на восстановления. А в итоге почти ничего. не меняется, люди как были бедные, так и остались. Просто одних богатых людей сменили другие, то есть кто успел, тому и хлеб с солью. Но самое грустное то, что такие люди будут существовать всегда.
Но самое главное книга о человеческих судьбах, об их борьбе, проблемах и жизни. Сильная и эмоциональная книга. Для чтения произведений Достоевского надо определенное время и состояние души, в крайнем случае, его книги могут отторжение. В очередной раз поражаюсь гениальности автора.

Ну, не так, господа мои хорошие. То есть, не совсем так...  Да, пусть с Достоевским и покончено окончательно... Ну, не то, чтобы окончательно, а, в некотором роде... В общем, негодую я. Но не сильно. Чуть-чуть-с.
Они обещали революционеров, нигилистов и прочих, так сказать, сочувствующих товарищей. Это хорошо. Что удивительно, такие товарищи имели место, и в количестве даже предостаточном. И это, право, неплохо. Только вот вялые все вышли какие-то, что уже... Нда.
И начало тоже вялое, скучнейшее. "Несколько подробностей..." Ха-ха, если бы. И совсем не несколько, и уж таких подробных, прямо подробнейших, подробностей... Впрочем, это всегдашний грешок Достоевского. Как и Швейцария эта, чёрт её возьми, как и падучая, прости господи, болезнь (Вот ведь, кажется, совсем не в тему, а вставил же!), как и "вечная Сонечка, покуда свет стоит".
Ну-ка, смотрите, опять сравненьице всплыло: Софья Матвеевна читает Степану Трофимовичу, что бы вы думали? Евангелие, конечно. Ничего не напоминает? А если хорошенечко вспомнить, например, книженцию такую "Преступление и наказание"? Ну? Вот такие дела.

Вообще, есть у Михалыча определенные штампы, своеобразная, так сказать, концепция. Пойдём по пунктам:

• Город. Обязательно мрачный, грязный, одним словом, противнейший. Можно даже не Питер. Тут хоть что этому Федьке дай, хоть Ялту, хоть Сочи, хоть Майами - везде будет холодно, серо и дождь. Вот ведь пессимист проклятый. Будто на всей планете такая погодка, причем круглый год!
• За исключением, может быть, Швейцарии. Да, Швейцария идёт отдельным пунктом. Если раньше она ассоциировалась с сыром и часами, то сейчас только с Достоевским. Вот он, рай на земле! Прощай, немытая Россия, эмигрирую.
• Без любви никак. Обязательно трагической, со всякими там метаниями и проч. Обязательно треугольник. И чтобы кто-нибудь в конце застрелился или повесился, или кого-нибудь убил, зарезал, например. Но главное вот что: герои не должны понимать, любят ли они вообще друг друга.И чтоб в конце оказалось, что это была шизофрения.
• И вообще, психов, психов побольше! Сумасшедших, бешеных! Неадекватного поведения, обмороков, горячек, припадков! Эпилепсию не забыть, куда ж без неё!
• Куда же без неё и без бога! Без бога человечество обречено, Россия обречена. Всё. Конец. Революция, нигилизм и женский вопрос.
• А-а, "маленьких людей" ещё забыли. Лебедев, Лебядкин, не суть... Главное, чтоб лез везде и "с" на конце прибавлял, и нормально будет.
• Несколько массовых сцен. Все-все собрались в одном месте, и пошло-поехало: тут тебе и скандалы, и интриги, и расследования. Обмороки и неадекватчина тоже не помешают.
• Кончим трагическим финалом. Чтоб или жалко, или горько, или, на крайний случай, совсем противно. И недосказанности чуть-чуть, чтоб интрижка.

  Ладно, не будем вдаваться в километровые лирические отступления, хотя это очень в духе господина Федора Михайловича. Но мы, повторяю, не будем.

Натурально, очень уж намудрил наш литератор. Кто там с кем там, эти тут, эти сюда, здесь любовь, а эти убить друг друга хотят, этот мстит другому и т.д., и т.п. Всё сложно. Видать, надо было на бумажке записывать, а то ж чёрт ногу сломит.
К концу всё более-менее прояснилось, но недосказанность... Чтоб её, интрижку эту.
Герои противные какие-то, что Ставрогин, что Верховенский-младший, да и старший к концу как-то подиспортился, Лиза эта, тьфу. Варвара Петровна одна нормальная тётка. Жалко Лембке с Шатовым, ни за что пострадали мужики.
Вот книженция! Всем сестрам по серьгам Федя раздал, всем от Феди досталось: и нигилистам, и атеистам, и революционерам, и студентам, и гувернанткам... Даже Тургенев, и тот получил по шее. Вот она, конкуренция 19 века.
Что ж, закругляться пора, поздненько уже. Словцо-то какое, а? А цитатка?

Шикарна.
Ну-с, товарищи, так в чём суть-то? В том, что Заречье сожгли? Или в том, что этот, педофил чёртов, повесился? Или всё-таки в революции дело?
Довольно мутная историйка,

И испёк ведь!

"Бесы" по своей композиции интересны и необычны, пожалуй. Из всего, что я у Достоевского читал, они наиболее близки к жанру трагедии по строению сюжета, архитектонике. И репутацию имеют соответствующую, очень мрачную. А сперва в это и поверить трудно. Герои "Бесов" поначалу, прежде всего, смешны. Степан Трофимович и Варвара Петровна с их высокими отношениями, кружок провинциальных утопистов кажутся нелепыми и даже заезжие-вернувшиеся молодые нигилисты не особенно похожи на затевающих серьезное дело активистов подполья. Ставрогин и Верховенский ведут себя откровенно по-клоунски. И, когда все стремление к революции, анархии, социальной справедливости начинается не с террора, а со скандала, масштаб намерений заговорщиков кажется незначительным и мелким. Хотя за действующими лицами чувствуются передовые идеи и люди того времени - Грановский, Герцен, Тургенев и прочие герои Берега Утопии Тома Стоппарда, величина героев нарочно снижена до уездности и мелкости. Однако, масштаб любой человеческой личности - это масштаб целого мира. "Шалости" революционно настроенной молодежи оборачиваются личной трагедией многих людей, внезапно начинает бесконтрольно расти death count, а те кто были смешны, глупы, карикатурны, в обстоятельствах крайней силы становятся грустно трогательны или, наоборот, страшны. И трагедия в том, что к ужасной развязке персонажей ведет то, что в них находится с самого начала книги. То есть те самые бесы, которыми они одержимы. Идеи.

В книге много персонажей с запутанными связями между ними. Когда я такое встречаю в сюжете, я, чтобы быстрее разобраться, кто есть кто, и чего кто хочет, начинаю рисовать схемы. В последний раз мне это понадобилось, когда я смотрел Twin Peaks. Здесь тоже пришлось и, надо сказать, существенную часть персонажей со схемы мне пришлось в конце вычеркнуть. Обилие действующих лиц нужно Достоевскому не только для того, чтобы нас заинтриговать (хотя приемами жанровой литературы, детектива, он пользуется с большим успехом), но и для того, чтобы предъявить нам разные идеологии и их логическое развитие ad absurdum. О каждом из героев можно говорить интересно и долго. Кириллов довел до ума и кошмарнейшей сцены самоубийства мысль о том, что раз бога нет, то богом должен стать человек. Петр Верховенский (человек, кстати, в свою идею верующий, но верующий цинично) устроил локальный ад, дергая за ниточки всех до кого мог дотянуться. Славянофил Шатов придумал пошедшую с него идею о народе-богоносце, но сам в бога не верил. Шигалев сформулировал очень точно и прозорливо идеальное утопическое тоталитарное государство. Степан Трофимович всех их во многом породил. Любопытно, что в центре сюжета стоит персонаж в основном бездействующий, но во многом зле виновный (чтобы убить человека достаточно вместо "нет" сказать "зачем?") - Николай Ставрогин.

Именно он, его "маленький гаденький бесенок" виновен в обольщении (в широком смысле, понятное дело), в заражении идеями - даже противоположными - многих других героев книги. Поэтому Ставрогин, конечно, фигура демоническая. Но видно его удивительно мало, у князя тьмы правил бал свита (есть еще зацензуренная глава с исповедью С., но она в классический вариант текста не входит; потом прочту). И от романтического демонизма Байрона, Лермонтова, даже Базарова здесь только внешняя сторона. В скуке, нигилизме и равнодушии Ставрогина нет романтической глубины чувства, а есть вместо этого безграничная пустота и чудовищная пошлость. Начисто он лишен обаяния - для меня-читателя, а не для подверженных его животному магнетизму других персонажей. Он ни к чему не стремится, и толкает его к действию не страсть или жажда, а разве что насмешка, "демон иронии". Я думаю, что из всех персонажей "Бесов" послание к ангелу лаодикийской церкви, прочитанное Софьей Матвеевной, ему более всех обращено. Единственное, чего он постиг, достав до дна разврата, преступления, любой идеи - невозможность существования.

Достоевского, очевидно, весьма интересовала тема самоубийства в пору написания романа. В сюжете описано три случая (и еще одна попытка). Очень разных, произошедших от идеи и, напротив, в полном бессмыслии. На ту пору самоубийств в России было очень много. Почему? Вот некто Дюркгейм считал, что человек себя лишает жизни скорее всего в тот момент, когда утрачивает прежние жизненные ценности, а новых приобрести не может или не успевает. Отсутствие ценностей у него называется аномией. Еще надо сказать, что для христианина самоубийство - самый страшный грех, думаю, вот почему: человек в таком случае признает, что вынести земное существование больше не может, а это значит, что в нем вовсе не осталось веры в бога. Что бы ни было виновным, социальное переобустройство, атеизм, столкновение идей, процент самоубийств всегда будет верным признаком того, что бесы совсем рядом поедают людей точно так же как в этом романе, и в это же время столько же актуальном. Ведь если революционные идеи и не поднимаются из подвалов, то с бытовым нигилизмом и демоническим равнодушием пока все в порядке.

UPD Главу "У Тихона" читать необходимо. Это центр книги, после прочтения главы вся книга без нее кажется неполной. Хотя роман был завершен так, чтобы быть напечатанным без нее (то есть, кое-как выправлен после операции), чего достаточно для того, чтобы помещение главы "на место" было бы неестественным, все равно после прочтения романа прочитать и эту историю исповеди Ставрогина необходимо и для понимания сюжета и для понимания самого Николая Всеволодовича.

Роман социальный, антинигилистический, глубоко политизированный, задумывался Достоевским как памфлет о революционной организации и методах ее распространения. Тем не менее, в процессе написания проблематика «Бесов» претерпевает серьезные изменения, в сюжет вплетаются новые герои, в результате чего первоначальный замысел автора отодвигается на второстепенный план, уступая место религиозной составляющей – проблеме веры и неверия, присутствующей на протяжении всего повествования.
Действие романа происходит в безвестном губернском городе; можно предположить, что отсутствие в данном случае каких-либо более конкретных описаний места событий следует соотнести с идеей «от общего к конкретному»: описываемая история вполне могла произойти в любом городе; таким образом, на примере одного города показываются тенденции, характерные для всей страны.
Один из центральных героев, Петр Степанович Верховенский, глава революционной силы, приезжает в город «… для систематического потрясения основ, для систематического разложения общества и всех начал…». За болтливостью, некоторой комичностью и бьющей через край подвижностью умело скрывается холодный расчет честолюбивого мошенника, замышляющего бесовщину.
Другой значимой фигурой «Бесов» является Шатов – воплощение националиста, проповедующего теорию о народе-богоносце. Согласно его идее, Бог есть синоним народности: без Бога нет народа, и чем Бог могущественнее, тем сильнее его народ. Именно Россия, по его словам, должна спасти мир; таким образом, любовью к народу Шатов пытается пробудить в себе верующего человека.
Полной противоположностью Шатову в романе выступает Алексей Кириллов. Рассеянный молодой человек далек от идей избранности русского народа настолько, что говорит не совсем внятно, достаточно бегло, не в полной мере владея русским языком. Атеист, богоборец, его идея состоит в самоубийстве как способе стать человекобогом. Бог – это всего лишь страх смерти. Бесчисленное количество людей заканчивали жизнь самоубийством, но у них всегда был мотив, причина такого отчаянного поступка. Кириллов же вынашивал в себе идею покончить с собой просто так, чтобы заявить, что он сам себе Бог, и таким образом послужить началом перерождения общества.
Главного же героя романа я приберегла напоследок. Николай Всеволодович Ставрогин, сын богатой помещицы, около 25 лет, наделен почти идеальной красотой и известен своими полубезумными выходками. Он не старается понравиться, но неизменно вызывает восхищение у публики. Именно Ставрогин – то солнце, вокруг которого вращаются остальные персонажи. Учитель нигилистов, создатель идеологии революционеров, хотя сам им не являющийся, Николай Всеволодович косвенно послужил тому бесчинству, которое произошло в городе. «Подговорите четырех членов кружка укокошить пятого, под видом того, что тот донесет, и тотчас же вы их всех пролитою кровью, как одним узлом, свяжете». Этот совет Верховенский не замедлил в точности воплотить в жизнь, запуская механизм разрушения.
Ставрогину характерны пресыщенность, нравственная раздвоенность, тяготение как к добру, так и ко злу как средство заполнения внутренней пустоты. От одолевающей его скуки он ставит различные эксперименты, развращает души, внушая Шатову религиозность и божественность народа, а Кириллову, человеку верующему, – атеизм, божественность каждого индивидуума. Ставрогин вызывает и принимает вызовы на дуэль, только чтобы растормошить себя; он женится на помешанной, которая ему прислуживает, только чтобы сделать свою жизнь еще более несносной, чуть позже давая негласное согласие на ее убийство, чтобы освободить себя для новой жертвы. Высшим грехом этого беса становится совращение маленькой девочки, лет четырнадцати, вскоре повесившейся. Не знающий ни в чем сожаления, ни в чем не раскаивающийся, Ставрогин ищет и не находит способ избавиться от беса в себе.

Русская классика всегда требовала у меня гораздо большего внимания и концентрации на тексте, чем зарубежная проза. Хотя, рассуждая логически, в силу менталитета все должно быть с точностью до наоборот. Сегодня я нашла вполне сносное объяснение этому факту. Все дело в героях и их "весе" в произведении. Поясню: в романах иностранных авторов по большей части делаю суждение о том или ином герое на основе его поступков. Предельно просто, не правда ли? В русской классике герой много думает, размышляет, занимается самокопанием, приходит к кому-то в гости и делится своими идеями, либо наоборот - в надежде одурачить собеседника говорит совершенно противоположное тому, что думает. Это влияет на динамику повествования, что требует определенной филологической формы читающего. Впрочем, это объяснение - первое, что пришло в голову, поэтому его можно и нужно развивать.
Касательно "Бесов" скажу одно - мне очень понравилась пара "Верховенский-Ставрогин". Первый описан как явный антигерой, средоточие всего зла и бесовщины. Второй, на первый взгляд, во всех смыслах положительный молодой человек: красив, умен, скромен, оказывается гораздо большим злом, чем Петр Степанович. Человек, творящий зло умышленно, идущий к своей цели самым прямым путем, ужасен. Но человек, совершающий преступления просто от скуки и внутренней пустоты - это уже помешательство, которое угрожает не только стоящим на пути, а любому встречному. Бойтесь повстречаться такому вот "Ставрогину".

Достоевский всегда представлялся мне самым мрачным из русских классиков. После "Идиота" хочется умереть: нет в литературе ничего более прекрасного и ничего более трагичного. Роману с названием "Бесы" сам Бог велел быть чем-то
напряженным, темным и ужасным, но вышло все неожиданно весело: глупо, наверно, говорить, что это веселый роман, но Достоевский, как оказалось, может быть не только угрюмым и мрачным дядькой, но неожиданно и ироничным.

Конечно, мрачно: женские истерики, помешательство, деньги, смерти, та самая Россия Достоевского, где все плохо, и никому не хорошо; но нет такого эмоционального напряжения и гнетущего впечатления после, все закончится очень плохо, потому что иначе и не могло, но какая в сущности разница.
Все прекрасно здесь, все, я не знаю, как его можно не любить. Вот в чем выражается высшая степень любви к художественному произведению: будь я одной из героинь, я бы тоже родила ребенка от Николая Ставрогина: "Вы никого не оскорбляете, и вас все ненавидят; вы смотрите всем ровней, и вас все боятся, это хорошо. К вам никто не подойдет потрепать вас по плечу. Вы ужасный аристократ. Аристократ, когда идет в демократию, обоятелен! Вам ничего не значит пожертвовать жизнью и своею и чужою".

Вся свобода будет тогда, когда все равно будет жить или не жить.

Жизнь есть боль, жизнь есть страх, и человек несчастен. Теперь все боль и страх. Теперь человек жизнь любит, потому что боль и страх любит.

О друг мой, брак -- это нравственная смерть всякой гордой души, всякой независимости.

Да знаете ли, знаете ли вы, что без англичанина ещё можно прожить человечеству, без Германии можно, без русского человека слишком возможно, без науки можно, без хлеба можно, без одной только красоты невозможно, ибо совсем нечего будет делать на свете!

«Бесы» - исключительная, самая сильная книга Достоевского, квинтэссенция и вершина его художественного творчества («Братья Карамазовы» стоят особняком, принимая на себя роль завещания, сборника всех идей и размышлений писателя). Здесь наиболее законченное выражение получают основные идеи Достоевского, а трагедия героя – раздвоенной личности – вслед за Раскольниковым и Версиловым показана в Ставрогине с максимальной глубиной.

Но глубина человеческой души не может быть выражена в обыкновенном человеческом быту, потому Достоевский всегда ставит своих героев в исключительные (скорее фантастические, чем реальные) условия; то, что некоторыми читателями, воспринимающими Достоевского поверхностно, принимается за истерию или фарс, но это всего лишь художественный прием. Отсюда и ещё одна особенность композиции романов Достоевского: повествование у него начинается после того, как нечто важное в судьбе героев уже произошло, а мы становимся свидетелями только последствий. В «Бесах» этот прием использован дважды: некие «роковые» события произошли где-то за границей, до начала сюжета, и одновременно сами события романа представлены как хроника - по истечении трех месяцев с того времени, как они имели место быть.

Те же читатели часто сетуют, почему в романах Достоевского только преступления, грязь, жестокость и непроглядная безысходность, и нет ни единого «луча света». Это не так… В «Бесах» особенно ясно виден этот свет через тьму – в главе «У Тихона». Ужасны преступления Николая Ставрогина. Но еще страшнее его трагедия – трагедия безразличия, истощения необыкновенной личности от неумеренных стремлений, не знающих границы и разбора.

Да, это «темная душа». Но свет, «образ и подобие Божие» не погибли совершенно даже в этом ужасном человеке – потому, что он способен на страдание… Вот только не дает Достоевский в «Бесах» ответа как прийти «темной душе» к свету, об этом он скажет в «Братьях Карамазовых».

Да, этак писать о романе «ста страниц мало и десяти строк довольно». Довольно десяти строк об исключительности.

Интересно было бы увидеть, какие цитаты из "Бесов" я отметила, когда читала их в первый раз, лет в 16-17. Точно помню, что такие были. Думаю, что из тех, что я выписала сегодня, тогда точно была вот эта:

• Все это чиновничество и сентиментальность - все это клейстер хороший, но есть одна штука еще получше: подговорите четырех членов кружка укокошить пятого, под видом того, что тот донесет, и тотчас же вы их всех пролитою кровью как одним узлом свяжете. Рабами вашими станут, не посмеют бунтовать и отчетов спрашивать.

  Но вообще-то разговор Ставрогина и Верховенского можно весь растаскивать на цитаты. Вот еще хотя бы это.

• Я вас посмешу: первое что ужасно действует - это мундир. Нет ничего сильнее мундира. Я нарочно выдумываю чины и должности: у меня секретари, тайные соглядатаи, казначеи, председатели, регистраторы, их товарищи - очень нравится и отлично принялось.

  о равенстве:

• Мы уморим желание: мы пустим пьянство, сплетни, донос; мы пустим неслыханный разврат; мы всякого гения потушим в младенчестве. Всё к одному знаменателю, полное равенство. "Мы научились ремеслу, и мы честные люди, нам не надо ничего другого" - вот недавний ответ английских рабочих. Необходимо лишь необходимое, вот девиз земного шара отселе. Но нужна и судорога; об этом позаботимся мы, правители. У рабов должны быть правители. Полное послушание, полная безличность, но раз в