Между двух стульев

Среди книг нашлась та, которой не было среди книг, но оказалось, что была. Это, как говорится, и радостно и грустно. Грустно потому, что ее не было, а радостно потому, что оказалось, что была. Теперь у меня есть все основания сказать, что нет никаких оснований говорить, будто прекрасные книги перевелись в наше время. Они, конечно, перевелись – и никто с этим не спорит, однако сегодня я прочитала и вижу перед собой действительно прекрасную книгу. То, что она прекрасна, незаметно с первого взгляда. И со второго. И с третьего. Это вообще не заметно. Встретив ее на книжной полке, вы никогда не скажете, что она прекрасная. Вы даже скажете, что никакая она не прекрасная, что напротив – она слишком тонкая и невзрачная книга. Но она прекрасна – и это сразу бросается в глаза: она просто ослепляет вас, едва только начнете читать ее. Но стало быть, несмотря на то, что в ней нет ничего, в ней есть все, чтобы очаровать ваш разум и пробудить его ото сна.

Герой попадает в некий искаженный мир, где не действуют логика и здравый смысл, а лишь воображение и полет фантазии. Он же яркий представить четкого обоснованного мышления, ему необходимо, чтобы все было конкретно. Он не понимает, куда он попал и не хочет и не может принять законы этого мира. Но по мере повествования и диалогов с различными персонажами мы видим как меняется герой, как раскрепощается его разум. Переломные момент происходит после указателя на КАТКЕ СОЗНАНИЯ и понимания, «Безразлично, куда идти: никакой выбор не будет правильным». И в итоге вернувшись в свой мир, не встречая там отклика со стороны домашних, возвращается в тот удивительный мир, где все так потрясающе непредсказуемо.

Хочется отметить замечательный язык, которым написана книга, ее очень легко и занимательно читать. Очень ненавязчиво автор вплетает в диалоги фразы наполненные философским смыслом: о том, что есть слово и язык, их смысловая нагрузка и значение.

Под конец мы понимаем, что автор позиционирует мир, в который попал Петропавел, как отражение мира реального или как действительный мир, а наш как отражение его. Именно поэтому имена персонажей и их выражения – это переделанные наши устойчивые выражения и фразы. Изменяя одну или несколько букв в именах или в знаменитых выражениях и поговорках, автор вкладывает в них смысл, отражающий образ, сущность или суть высказываемых рассуждений.

Книга так богата на интересные выражения, что ее практически всю можно разобрать на цитаты.

Книга ко мне в руки попала совершенно случайно, хотя лично я в случайности не верю. Она просто однажды увидела меня и мы понравились друг другу. Я принёс её из библиотеки домой, открыл, чтобы взглянуть, что же в ней такое... И не смог оторваться, пока не дочитал до конца.

И Клюев сдерживает своё обещание. В течение всей истории он уносит читателя в вихрь лингвистических причудливостей, которые невозможно себе представить без должного развития воображения. Казалось бы, что ничего особенно в самом сюжете истории нет, но каково сделано! Как мастерски приготовлено, как подано это блюдо, этот вкуснейший деликатес под названием "Между двух стульев"!
Пожалуй, это именно та книга, которую время от времени хочется перечитывать.

Аннотация к этой книге звучала так, словно я ее открою, а оттуда начнет речитативить голос сумасшедшего Фрэнки.
Нет, Фрэнки не случилось, с-ума-восхождение было другим.
Да, как уже отметили многие, это похоже на "Алису", и в чем-то даже лучше - нам, русским читателям, на откуп отдали языковые игры, не омраченные переводом. Я почувствоваться себя гордым носителем языка и примерно поняла, что чувствовали маленькие британцы, вонзавшие глаза в творения Кэрролла.
Товарищ Клюев, я люблю тебя, будь моей женой!

Роман-путешествие, переворачивающий мир кувырком.
Воля и представление...
И чем дольше ваше стереотипизированное мышление будет растерянно колыхаться эдаким взволнованным холодцом, тем лучше.
Пора отвыкать мыслить одногранно! Даешь тридэ, четыредэ итэдэ!
Паноптикон восхитительно сумасшедших персон с легкостью уделает этого вашего Кэрролла и Экзюпери.
Такими соотечественниками, как Клюев, не гордиться нельзя.
Читать и перечитывать. Главное - не бросить в самом начале. Не испугаться околесицы. Она обязательно очарует. И тогда уже настанет черед опасаться дочитать книгу до конца.
Вы ведь не хотите, чтоб из-за таких, как вы, погибали художники? ;)

Первую книгу я выиграл. Вторую друг дал почитать. Я понимаю, что не осилю два отклика сейчас, а если отложу, то накопятся новые книги. Так что решил совместить. Попробую что-то новенькое!

И раз такое дело, применю некоторые сравнения. В обоих текстах важно, как они написаны, но как правит не безраздельно — что (типа сверхидея) тоже имеет значение. По мне, что Фриша интересно, и я о нём с интересом задумался, а вот со что Клюева я не согласен, хотя оно тоже интересно, и я о нём тоже задумался.

Текст Фриша построен на постоянных разворачиваниях нарративов и постоянных их обрывах. Причём обрываются нарративы на разной длине. Один успевают развернуться на десятки страниц, другие и до двух не дотягивают. И построены они так, что предположить, какой из нарративов соответствует «реальности»... нет, не невозможно. Очень даже можно. Но эту напрашивающуюся догадку ничем не подкрепить.

Текст Клюева построен на постоянных каламбурах. Каламбуры эти самоценны и по чистой случайности (той, которая авторская воля) соединяются друг с другом в ткань произведения. Каламбуры, кстати, не разворачиваются. Вся внекаламбурная словесность подчинена или насаждению что, или просто затыканию оставшихся дыр, то есть описаниям персонажей, выражению их характеров и взаимодействиям. Всё оно ничем не мотивировано, кроме чистой случайности (авторской воли).

Что текста Клюева представляет собой разворачивание то ли преисполненности в своём познании персонажа Петропавла и расширение границ его связей с миром, смотрения и чувствования, то ли стокгольмского синдрома по отношению к агрессивным ожившим каламбурам. Подаётся так, будто это расширение, но в концовке аргументов такому варианту нет, на мой взгляд. Максимально туманно объяснил, ну да ладно.

Что текста Фриша представляет собой постановку вопроса, это мне гораздо ближе клюевского навязывания ответов. Вопрос этот примерно таков: ...

А вот не скажу, прочтите и сами узнаете. Отмечу только, что вопрос связан с вышеупомянутыми нарративами и их роли в жизни человека. Тоже довольно туманно, но ничаво.

В обоих текстах есть отдельные яркие эпизоды. У Фриша самый яркий, наверное — о том, как человек попал на собственные похороны, и тот разорванный эпизод с сидением в опустевшей квартире. У Клюева — может быть, о рытье могилы, в которой никого не похоронили, и, конечно, возвращение Петропавла домой в финале текста.

По литературному уровню текст Фриша, конечно, бульдозером переезжает текст Клюева, но это не соревнование (Фриш выиграл).

Рекомендовать текст Фриша я могу, причём и тем, кто любит навороченные литературные произведения, в которых непросто понять, что к чему, и тем, кто вздыхает от безделушек из серии, прости господи, «Он и Она» (но если эти вторые смирятся с нелинейностью текста). Рекомендовать текст Клюева я не хочу, но могу тем, кто уж очень любит каламбуры и готов ради огромного их количества смириться с тем, что читает не понять что.

Я очень доволен тем, что наконец добрался до выигранного Фриша — это литература. И совсем не жалею, что прочёл предложенного Клюева — есть, о чём подумать.