Пушкинский дом

Очень двойственные ощущения. С одной стороны, чудесный язык, образность, портреты, местами небанальный юмор. С другой… пишут, что это постмодернизм. И да, это реально постмодернизм, но - постмодернизм наивный. Постмодернизм, в котором автор дотошно разжевывает читателю довольно-таки простые игры со временем, стилем и персонажами (маскируясь под авторский голос «Золотого века» русской литературы); постмодернизм с жирнющими отсылками к произведениям школьной программы (есть, к примеру, рассказик с переписанной пушкинской «Метелью»; гоголевские разговоры; достоевские разговоры и проч., и проч.); и, к сожалению, подчас весьма скучный. Это сочетается с  удивительным инфантилизмом главного героя (который полкниги не может со своими женщинами разобраться), который невольно проецируется на литературный инфантилизм автора.

Кажется, что Битов просто испугался написать действительно хороший сложный постмодернистский роман. Он поминутно оглядываяется на читателя и спрашивает его - а это ты понял? а это? ну давай еще раз объясню. Причем, такой подход в СССР начала 70х, возможно, и был оправдан - де факто не читали ни Джойса, ни Пруста, ни Набокова (все они в «Пушкинском доме» упомянуты), но сейчас это выглядит, как минимум, неловко. Убедительное доказательство того, что не надо оглядываться на читателя и тем самым сковывать свой талант. 

А роман, пожалуй, можно порекомендовать лишь тем, кому интересны советские 60-е годы и/или развитие русской литературы в целом.

Правильно, если хочется книги многогранной, сложной и, чёрт возьми, да! глубокой, то нужно брать Пушкинский дом Битова. Брать приступом, читать долго, откладывать, хватать с полки русских классиков, хлопать себя по лбу (Семён Семёныч!), возвращаться в Пушкинский дом и перечитывать уже прочитанное по-новому, сквозь призму, тэксзэть, другими глазами, выражаясь фигурально))

Книга наполнена всем. И всеми. И мыслями, и чувствами, и "маленькими", и ветром, и Петербургом (который почему-то так и не стал Ленинградом, сохранив себя в неприкосновенности, который так диссонирует со временем и самоё героями книги), и юмором, и жестокостью, и временем. И Пушкиным: вот его дом, вот его лев (не его, тот, на котором сидел Евгений, вернее не сидел, вернее, не на этом, на другом, тот мраморным был), вот его бакенбард, вот дуэльный пистолет, вот он сам...

И главный герой в книге тоже есть, кстати. Не Пушкин, нет, хотя... Автор утверждает, что это - Лёва Одоевцев, ладно, сделаю вид, что я вижу разницу и назову Лёву не главным героем, а центральным персонажем. Точкой притяжения. Щас скажу про Лёву плохо, автор себе такого не позволял, он был максимально доброжелателен к своему герою (Достоевский, да? Он тоже никогда своих героев не судил, не давал им авторской оценки). При всей Лёвиной образованности, рафинированности, аристократичности даже, Лёва отсутствует как личность, он совершенно бесформенный и бесхребетный, он мутирует и мимикрирует в зависимости от обстоятельств и окружения.

Ещё есть дед-Одоевцев Модест Платонович, выдающийся филолог, зэк (а я не сказала, что действие романа в 196... году происходит? с вполне естественными ретроспективами, так что дед успел и Крым и рым пройти), философ, сохранивший живой, острый, блистательный ум и не озлобившийся, его выказывания, статьи, взгляд на современность (не банальное диссидентство, гораздо шире и глобальнее мыслит этот старый, несгибаемый человек), стоили бы отдельной книги. (По количеству цитат понятно, полагаю, что я таки влюбилась в деда)

Ещё книга Битова не просто так - роман, а роман филологический. Это вообще снос башки и взрыв мозга: текст романа полон самоанализа, он рефлексирует по поводу себя самого в процессе создания себя. Ага? То-то! А вы говорите...

А ещё в романе живёт дядя Диккенс... А празднование очередной годовщины Октября, переросшее не то в Вальпургиеву ночь, не то в Ночь перед Рождеством, не то в бал у Сатаны? Как вам такое? А побег от милицейского патруля? А дуэль? На которой главный герой (центральный персонаж) вроде как погиб?

И, конечно, в романе живёт Автор. Или А. Б. Хотя, можно предположить, что это тоже два разных персонажа. И у автора есть собственные взаимоотношения с главным героем (центральным персонажем). Ну, то бишь, автор, как нам уже хорошо известно (Представь, какую штуку удрала со мной Татьяна. Она замуж вышла. Этого я никак не ожидал от неё), не всегда властен над своим созданием. И творение не всегда в воле творца.

И напоследок. Это очень красиво, кроме прочего.

О существовании романа «Пушкинский дом» я узнал примерно полгода назад, прочитав статью в сборнике, рассказывающим о двадцати главных произведениях русской литературы XX века. Самое забавное, что в этот список не вошел «Факультет ненужных вещей» Домбровского, который я прочитал сразу после, и он произвел сильное впечатление. И вот выбирая книгу о моем родном городе, я вспомнил о Битове. Это была ошибка. Ужасный язык, предложения, через которые приходится буквально продираться. Я думал, такое бывает только в переводах немецких философов. Особенно поразили слова в скобках, которые по задумке автора, должны помочь читателю понять оттенки смысла.
При описании биографии главного героя, Левы Одоевцева, в начале романа указывается год рождения, но уже в середине при указании возраста персонажа, скрывается точная дата действия. Для чего это конспирация – непонятно. То есть можно высказать несколько версий, но после прочтения последней страницы – просто не хочется возвращаться к началу.
Я вполне понимаю условности постмодернистского романа, но этот роман не продержится и раунда против «Женщины французского лейтенанта» Фаулза. Разные варианты сюжетной линии, встреча автора с главным героем, смена ракурса - вот так должен выглядеть по настоящему хороший постмодернистский роман, а не жалкая поделка.

Прослушала только первую часть. Поначалу интересно, кажется, что у автора неплохой язык, но потом начинает раздражать излишняя многословность и размышления, которые, как правильно отметили в одной из рецензий тут, далеко не всегда уместны. Если бы книгу не нужно было прочитать к коллоквиуму, я бы, скорее всего, остановила ее раньше, но я честно терпела, надеясь, что вот-вот начнется какое-то действие. Нет, я люблю, когда писатель концентрируется на размышлениях, рассуждениях и воспоминаниях, но не в данном случае. Даже не знаю, что не так. Просто жутко раздражена и сожалею, что потратила три часа, честно пытаясь найти в книге смысл.

Битов так хорошо пишет, что вокруг книги хочется водить ритуальные танцы. По форме это типичный постмодернизм, сюжет постоянно ветвится по принципу "а может, все было наоборот?", а в конце рассыпается на тысячу мелких осколков, рассуждений, заключений, комментариев, комментариев к комментариям, сносок. (Однако не будем забывать, что это не просто постмодернистский роман, а постмодернистский роман, написанный в 60х гг в СССР -- дьявольская разница!). При этом, все, что там написано -- абсолютная правда -- например, воспроизведение мировосприятия пьяного человека выше всяких похвал -- настолько правда, что иногда даже становится неловко и неуютно. Текст построен из прекрасных отточенных фраз, каждая из которых обладает самостоятельной ценностью и так и просится в блокнот.

«Столп раннего русского постмодернизма. Роман-музей, ленинградский роман». Наверное, самое примечательное для меня в этом романе — манера автора, то, что он не дает забыть читателю, что это текст. Не законченное произведение, а именно открытый, незавершенный текст (как разделял эти два понятия Ролан Барт). Отсюда вытекает некий игровой момент: автор ведет активный диалог с читателем, он как бы приглашает его шагнуть внутрь романа, показать, что прячется за кулисами. Сюжет постоянно ветвится по принципу "а может, все было наоборот?", а в конце рассыпается на тысячу мелких осколков, рассуждений, заключений, комментариев, комментариев к комментариям, сносок. Этот текст увлекает. Но меня — ненадолго. Я понимаю, постмодернизм, интертекстуальность, деконструкция, фрагментарность, главенство формы над содержанием. Но эти игры автора меня не увлекли. Наверное, жаль.

Не зря Битова называют русским Джойсом. Все-таки я нынче несколько охладел к довольно скучным, посредственным жизнеописаниям интеллектуалов, которые свои мелкие драмы выставляют за нечто особенное и отчасти великое. Как и у Джойсовского Стивена, у Битовского Левы жизнь неинтересная, банальная жизнь интеллектуала или художника, которую он пытается облечь в несколько необычный для России стиль повествования . Поток сознания героя перетекает в поток сознания автора. Сам автор спорит с героем, хочет вывести его на чистую воду, не всегда успешно, то же самое старается сделать и герой. Битов представляет для читателя различные «версии и варианты» развития событий, но в то же время описывает подробно только свой вариант, второй же лишь как приложение, что вызывает по ходу пробежки по страницам романа только скуку.

Это, конечно, не «Улисс», а скорее «Портрет художника в юности» или точнее «Портрет интеллектуала в юности». Только с одной оговоркой у Джойса в разы талантливей, в разы изящней и эстетичней и в разы интересней. Все же стоит отметить, что наброски изменений образа героя у автора выходят занимательно и интересно.

Больше всего мне понравилась вторая часть романа - «Герой Нашего Времени». Отношения главного героя со своими возлюбленными, его страдания, страдания других, которые он причиняет, все это описано с большой тонкостью и точностью. Образ его первой и вечной несчастной любви в образе Фаины - превосходнейший образ, хоть и кажется сперва несколько банальным. Очень любопытную мысль автор проводит в противовес чувствам героя, мол, чем больше он проводил времени с ней вместе, тем меньше он ее знал, потому что подмечал лишь мелочи и то, что ей было по сути безразлично, а для него существенно. При этом, не замечая того, чего видел любой ее шапочный знакомец, любой, кто был знаком с ней полчаса - знал о ней больше чем пылко влюбленный Лев Одоевцев. Есть в этом некое трагичное зерно.

Другие части романа мне не понравились и оказались очень скучными. «Отцы и дети» мне не понравились хотя бы потому, что я не очень большой поклонник этого тургеневского романа. И та проблема, что выписывает автор, та ситуация в которой сын идет против отца, это противодействие практически на генном уровне, мне, мягко говоря, не кажется интересной и банальной. Отрицание отрицания. Ключевой момент этой части - встреча Льва со своим дедом и вовсе не произвела на меня должного впечатления, а точнее практически никакое. Хотя сам роман и не написан в таком стиле, чтобы вызывать яркий эмоциональный отклик у читателя, но все же...

Последнюю часть я дочитывал в жутчайшем унынии. Даже финальная дуэль, которая должна впечатлять читателя, будоражить эмоции, этого не делает, а желание поскорее дочитать «Пушкинский дом» и прекратить эту медленную муку все настойчивей мелькает в сознании.

Своеобразности «Пушкинскому Дому» добавляет стиль повествования - своеобразный фатализм автора, который все знает заранее о судьбе каждого героя и то устремляя взгляд в будущее юного Льва, то возвращаясь в прошлое, либо перескакивая от события настоящего к прошлому. Само время идет в этом романе не прямо, а во всевозможные стороны. И вдруг в «Герое Нашего Времени» читатель оказывается посредине «Отцов и Детей». Все это, конечно, хорошо и прекрасно, но жестокой скуки и неинтересности романа в целом это не отменяет.

Воистину филологический роман. Воистину от умнейшего человека. Собственно, вот он - современный пример того, что можно создать нечто гениальное усилием чистого интеллекта, а не духа. В чем гений Битова? Ему легко поддаешься. Кажется, что "Пушкинский дом" - очень сложный роман с кучей подсмыслов и подтекстов. Хотя на самом-то деле - это отличная иллюзия, которую создаёт автор. Все до банального просто - роман о симуляции и симулякрах. Беллетрезированая философская головоломка. И самое интересное, что автор описывает путаницу в голове главного героя, Лёвы Одоевцева, его ложные "прозрения", а на самом деле это всё отлично подходит к мыслям читателя. То есть, мы абсолютно глубоко вживаемся в главного героя, достигая полного сопереживания. Видимо, именно поэтому герой такой простой, бытовой. Вряд ли когда-нибудь вернусь к Битову, но очень благодарен за этот роман.