Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца

Каленым железом сатиры жжет нас Илья Григорич, ядовитой кислотой сарказма поливает и порошит тонкой мудростью веков, покрытой пылью и дрожащей паутиной. Словно под лупой мы смотрим на человеческую пылинку, маленького еврейчика Лазика Ройтшванца. Он просто хотел вкусно кушать, мирно шить и спокойно жить. Но так не нашел свою кроху счастья. Все не туда ему светила звезда Давида. Везде он был колочен, обманут, арестован. Говорят, не повезет, если нос еврейский у тебя растет...

Наступил грохочущий двадцатый век, жизнь забила ключом и чаще всего по голове. Однажды Лазик неудачно вздохнул - и превратился в послушную вязкую глину - как жизнь помнет, тем и станет. Только родной Гомель, заклятого друга Пфайфера и Феню Гершанович носил в сердце этот шут нового времени. Разводил дохлых кроликов и парижскую богему. Был ученым секретарем и контрабандистом. Красным большевиком и разноцветным эмигрантом. Был яростно бит и немного обласкан. Обманывал и обманывался. Соблюдал хрупкий баланс между всеми 613 иудаистскими заповедями и простым гастрономическим желанием есть трагически-некошерный кровавый ростбиф. Был начинен премудростями Торы, байками, притчами как арбуз семечками. И умер несчастным, нищим, но истинным евреем - у могилы Рахили, в сердце Иерусалима.

Эренбург безжалостно стегает схожие в своей бессмысленности законы, созданные многие тысячи лет назад, и рожденные юной советской властью на заре революции. Одновременно с нежностью и сарказмом он между строк размышляет над собой и судьбой своего народа. Лазик Ройтшванец - это трудолюбие и мещанство, приспособляемость и самобытность, хитрость и мудрость, самовосхваление и страдания всего иудейского народа. Но это не просто лубочный еврей в кипе, жилетке и с пейсами. За описанием похождений маленького портного автору удалось создать прообраз собственной судьбы. Сам Эренбург, выросший в достатке, - в юности попал в тюрьму. Страстно протестовал против большевистского режима - а через несколько лет превратился едва ли не в придворного глашатая советской власти. Сбежал от красного террора в эмиграцию, - и через десятилетия стал не жителем страшного архипелага, но одним из вдохновителей Красной Армии, призывающим наших солдат громить фашистов, вторгаясь в самую подкорку статьями вроде «Убей немца!»

И как только им это удается провернуть?

Начать хочу со слов Лисы Алисы и кота Базилио «Пока живут на свете дураки, обманывать нам стало быть с руки» . Что из себя представляет книга – сплошные еврейские байки написанные чисто еврейскими фразами. Смысл этих фраз начинаешь только понимать со страницы 5-6, но стоит отвлечься от чтения и снова необходимо привыкать. В общем это чтиво совершенно не мое. Аннотация обещала мне другие впечатления.
ГГ - Лазик, мужицкий портной. Время - после революции. Начинается повествование, когда Лазику около 30 и он уже имеет некоторых постоянных клиентов, которых он успешно обшивает. Естественно всех людей он оценивает по пошиву костюмов. На него некая гр-ка Пуке пишет анонимку и его сажают в тюрьму. Возвращаясь с тюрьмы, Лазик обнаруживает, что лишился всего, и жилья, и вещей. Начинается бродяжнечество. Хочется отметить, что росту он был всего 130 см - это тоже вероятно умысел автора. Маленький, некрасивый - он не нравился женщинам. Никто его серьезно не хотел воспринимать.
Лазик вызывает у меня чувство жалости из-за его упертости, тупости и болтливости. Только к концу своей жизни он начал понимать, что иногда нужно и промолчать… Автор насмехается над всеми евреями, утверждая, что все они – торгаши и успех в жизни сводится как минимум к ежедневному потреблению курицы. Из-за своей болтливости ГГ побывал во многих странах Европы, в основном побирался, обманывал, сидел в тюрьме. Умер он в Палестине, на пороге могилы Ребеки (кто это?))) ). Что хотел показать автор читателю такой смертью? Кстати отношение ГГ к вере высмеивается очень сильно, для меня это как то ну совсем нехорошо
Нельзя сказать, что мне все не понравилось в этой книге. Некоторые цитаты, я для себя отметила
«Когда лев разговаривает с тигром, зайцу лучше помолчать!»
«Должен я вам сказать, гражданин прокурор, что набожному еврею никак нельзя слушать женское пение. Это конечно, сознательный предрассудок, но ведь все люди любят выдумывать различные запрещения: тогда им немножечко веселей жить»
Книга не понравилась стилем изложения, описанием несчастного еврея, бесконечными прибаутками…

— Сказать ли тебе сказку про белого бычка?
— Скажи.
— Ты скажи, да я скажи, да сказать ли тебе сказку про белого бычка?
— Скажи.
— Ты скажи, да я скажи, да чего у вас будет, да докуль это будет! Сказать ли тебе сказку про белого бычка?

Примерно по такому же принципу построен роман Эренбурга о гомельском портном Лазике Ройтшванеце. Запускает сюжет вздох, пришедшийся несколько не к месту, из-за чего Лазик оказывается в тюрьме, а с этого момента повторяется одно и то же: тюрьма – переезд — неудачные попытки выжить посредством самых невероятных занятий (дублирование заболевшей обезьяны в цирке, реклама рыбьего жира и заодно контрацептивов, разведение мертвых кроликов, дежурство в клубе служащих Харчсмака и изучение американского фокстрота, работа киноактером, исполняющим роль духа степей, etc) — катастрофа, оставляющая Лазика без денег и без еды, — поучительная притча, которую Лазик рассказывает первому подвернувшемуся человеку, — тюрьма или просто очередной переезд.

От предсказуемости конструкции здорово устаешь, да и не только от нее. Внезапно «Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца» завоевала у меня первое место среди всех прочитанных когда-либо книг в номинации «процент высказываний от первого лица главного героя по отношению ко всему тексту». Короче, Лазик очень много говорит. Порой кажется, что ничего другого он и не делает. На одно слово он выдает пару абзацев, и это часто утомляет. В результате очень небольшую книжку я читала довольно долго, потому что могла воспринимать рассуждения Лазика только маленькими порциями.

Пока вслед за Лазиком переезжаешь из Гомеля в Киев, из Киева в Тулу и так далее до Москвы, Парижа и Лондона, невольно размышляешь: когда уже конец? что же нарушит сюжетную цепочку из тюрем, притч и катастроф? Лазик просто умрет (что самое очевидное) или ему отрежут язык и он не сможет больше говорить? Или он вернется в финале в Гомель и упадет к ногам Фенечки Гершанович, которая, по счастливой случайности, будет уже богатой вдовой и окажется к нему благосклонна? Или в Гомеле его посадят уже окончательно и не за вздох, а просто так? Или Лазик не вернется на родину, а станет начальником тюрьмы и заживет припеваючи? Ну что это я, какой из Лазика начальник тюрьмы, он же добрый.

Лазик – это по сути привет маленькому человеку из школьных учебников по литературе. Маленькому не только в смысле роста (а ростом он не вышел), но и в смысле незначительности. Лазик хочет только одного: жить. А жить у него получается плохо — и не по его вине. Лазика не в чем упрекнуть, просто мир у нас такой, неприветливый. И история у Эренбурга получается не веселая, а скорее трагическая.

Весь роман — это попытки Лазика выжить, и в своих притчах он не раз пытается устами героев своих историй спорить с тем, кто наверху. Попытаться до него достучаться. Видимо, по задумке автора эти притчи должны быть ключевыми в романе, например история о мальчике с дудочкой или о встрече с богом бердичевского цадика. Думаю, можно согласиться, что они придают повествованию какую-то осмысленность, переключая его в серьезный регистр: после безумных и утомительных приключений Лазика на них было приятно отвлечься, и, пожалуй, только они и остались в голове после прочтения этой книги — остальное быстро выветрилось.

Нет, ну вы таки мне скажите, что это такое было. Как-как? "Социальная сатира"? Да шо вы говорите. Как сказал бы мой знакомый театральный критик Гершанович, не верю, батька, ну не верю. Ну вот вы пытаетесь прищучить тут правительство, да еще богемный класс впридачу, но главный герой... Ну скажите мне, пожалуйста, на милость, где вы видели еврея, еврея, прости боже, у которого бы не было ни одного родственника. Да-да, я всё понимаю, время тяжелое. Да и нужен предлог, чтобы отправить его гулять по всему миру. Но так же, батенька, не делается. А енти кролики. Да вы вообще жили когда-нибудь, не к ночи будет упомянуто, в Советском Союзе? Да какая комиссия собирается и приезжает на проверку за несколько недель? Да еще чтоб глава отдела об этом узнавал в последнюю очередь? Нет, батенька, так дела не делаются. Надо же и обсудить, и пару заседаний созвать, и комиссию эту в конце концов собрать, это уже пара месяцев. Потом выбить бюджет и прочие приятности, а тут уже и до начальника отдела по кроликам дойдет вся нужная информация. А когда они уже приедут, это волшебные кролики по статистике уже успеют передохнуть от ужасного мора. Конечно, я понимаю, все сильны задним умом. Но в этом эпизоде очень уж я зауважал Лазика. Как ловко кроликов подсчитал! Я-то дальше пары тысяч не ушел бы, но у меня с детства с математикой было плохо. Да и вообще, хорошо говорит главный герой, у меня самого аж слезы на глаза наворачивались. Особенно в этом вступлении к непотребной литературе. Даже я б лучше не сказал, а я ведь тоже могу, сами знаете. Вспомнилась мне тут, кстати, одна история. Гришка рассказывал, приезжает он как-то в город N...

Да простят меня читатели за это постыдное вступление, но сами знаете, как порой сложно сдержать внутреннего еврея.
А сатира ведь действительно удалась. Товарищ Эренбург по всем успел пройтись, никого не пропустил. Хотя где-то после середины книги меня всё больше стали посещать мысли, что шутка затянулась. В какой бы город ни попал Лазик, всё идет по одному и тому же сценарию. У Лазика нет денег, он голодает -> ему попадается элемент общества, который надо высмеять -> Лазик обретает счастье, которое длится не долго -> он начинает много говорить, попутно ненароком высмеивая элемент/ делает что-то не то -> из-за элемента попадает в тюрьму. В принципе, схема почти не меняется на протяжении всего романа за некоторыми исключениями. Наверное, в каком-то смысле это напоминает русскую народную сказку про Иванушку-дурачка, но только с плохим концом. Можно, конечно, попытаться провести много параллелей, особенно со смертью Лазика, его последней притчей и судьбой всего еврейского народа. Это хорошая умственная гимнастика, но мне сегодня лень.

Поэтому в конце я просто добавлю, что книга, пожалуй, на любителя. Социальной и политической сатиры в нашей литературе навалом, периодически даже можно встретить настоящие бриллианты. Я бы не назвала этот роман бриллиантом, скорее изумрудиком, но любопытные эпизоды здесь присутствуют. Так что если вы любитель острой-советско-русско-еврейской сатиры, то почему бы таки и нет!

Как же я люблю литературу первой трети 20 века... Будь то Аверченко, Булгаков, Зощенко, Хармс, Олейников, Ильф, Петров и сотни других авторов - открываешь книгу и проваливаешься в трагичный и сатиричный мир нашего многострадального земного шарика. Отрадно, что сколько бы не выливалось на человечество дерьма, всегда найдется тот, кто отряхнется, потрет очередной синяк, подтянет штаны и отправится дальше на поиски орхидей и бананов.
Давненько я собиралась почитать Эренбурга. Свершилось. Знакомству я рада, но безумно страдаю от невозможности облачить в словесную форму свои впечатления.
Красноречивый Лазик захватил мой мозг и уже второй день в голове звучит его витиеватый монолог.
А я слушаю... слушаю... и пред глазами проносится карусель: одинокий Моисей, отправленный на заслуженный отдых, Иегошуа, протягивающий руку истерзанному бегуну вокруг Рима, вульгарные дамы всех мастей и габаритов, жирные шлепки масла на холсте, обглоданные кости, бешеная круговерть богемской оргии, псевдоинтеллигенции, подпольщиков и прочих многонациональных полицаев, а в стороне маленькое холодное тело Лазика Ройтшванеца, наконец-то нашедшее приют у ног матери Рахили.
Мне ничего не остается, как стоять у Стены плача, молча созерцать весь этот хаос и скорбеть о жертвах кровавой мясорубки.

Не любите ли вы довоенную советскую сатиру так, как не люблю ее я? Скорее всего, нет. У нас любят Ильфа и Петрова, а я продираюсь сквозь их романы, как через густые заросли крапивы. Что уж говорить, если «Золотого теленка» смогла осилить только в очень взрослом и сознательном возрасте. И Булгакова у нас считают именно мастером сатирической прозы. Даже самый знаменитый его роман рассматривают и под таким углом. А для меня его «Роковые яйца» - самый большой кошмар читательской карьеры даже сейчас, спустя много лет. И «Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца» встал в этот ряд. Возможно, отчасти это моя вина, ведь выбирая книгу, можно было посмотреть на аннотацию и теги, чтобы получить хоть какую-то информацию о книге, но не люблю этого делать. Люблю знакомиться с книгой, что называется с чистого листа. Тем более, Эренбург не был совсем не знакомым писателем. Для мен он прежде всего автор «Черной книги» - страшной и правдивой — и изумительных стихов, подобных этому:
Белесая, как марля, мгла
Скрывает мира очертанье,
И не растрогает стекла
Мое убогое дыханье.
Изобразил на нем мороз,
Чтоб сердцу биться не хотелось,
Корзины вымышленных роз
И пальм былых окаменелость,
Язык безжизненной зимы
И тайны памяти лоскутной.
Так перед смертью видим мы
Знакомый мир большой и смутный.
А новая грань его творчества оказалась далекой и непонятной для меня. Даже сейчас, спустя короткое время, я практически не помню сюжета, кроме того, что ни за что пострадавший еврей Лазик Ройтщванец в поисках лучшей доли обошел полсвета — от Гомеля до Иерусалима. И еще я помню, что все его путешествия можно считать прошли под девизом: «Язык мой — враг мой». Все его беды и несчастья происходили с ним именно из-за его речевой невоздержанности. Даже найдя поддержку и некую стабильность хоть финансового, хоть морального плана, через некоторое время из-за неумения хитрить и лукавить все исчезало и приходилось начинать все заново. И несмотря на разнообразие видов деятельности, которыми пришлось заниматься Лазику, его душа стремилась лишь к одному — шить штаны и чтоб финиспектор в очередной раз прошел мимо.
Сам Лазик — персонаж, который больше раздражает, чем вызывает сочувствие. Казалось бы, ты нашел спокойную гавань, живи и радуйся всему, что у тебя есть сейчас. Но нет же, жажда правдоискательства рушит спокойную жизнь, вынуждая его дальше скитаться и искать нового пристанища. К тому же это вариант, когда дурака жизнь ничему не учит. Каждый раз он наступает на одни и те же грабли, совершает одни и те же ошибки. Так и хочется ему сказать — остановись, может стоит, уже тормознуть и жить так, как диктует жизнь. Но маленький еврей Лазик Ройтшванец живет так, как считает нужным он сам, не оглядываясь на других и считаясь с их правилами. Поэтому и жизнь к нему жестока и судьба его трагична. Но такие Лазики не выживают в этом мире, который живет по законам, непонятным им и чуждым.
Но вряд ли стоило столь долго и пространно жалеть и раздражаться этим несчастным, если бы это все осталось там в 1927 году. Но вместе с эпохой эти герои не ушли. Они лишь немного поменялись. Они стали более современными, но также мечтают о маленьких житейских радостях, возможно, и о том, чтобы просто шить мужские штаны. Но государство, если не повелевает ныне умами маленького человека, то активно влезает в его жизнь с другой — внешней — стороны. Оно смотрит, чтобы маленький человек много не заработал, не привык к хорошей жизни, прижимая его все больше и больше. Поэтому то, о чем мечтается, так и остается мечтами. Поменялся строй, поменялся человек, поменялись условия, но счастье и радости так и остались чем-то абсолютно недосягаемым.
Для кого-то история подобного Лазика станет трагедией, и тогда его можно жалеть, сокрушаясь, как же жизнь к нему жестока. А можно, как Эренбург, превратить все в фарс,и тогда он из трагичной фигуры становится смешным и жалким. В общем, каждый читатель решает сам, какая из вариаций ему ближе, но тема маленького человека вряд ли уйдет из русской литературы. Мне он не симпатичен в любом случае.
И еще. В моих планах на чтение есть еще роман Эренбурга, его знаменитый «Хулио Хуренито». Но после знакомства с Лазиком я, пожалуй, отложу его до других времен. А пока буду и дальше наслаждаться его поэзией.

Есть притча об отравленной воде.

Если кратко напомнить, то в ней говорится, что пророк предсказал засуху, после которой вода во всех колодцах станет отравленной и все, кто выпьют ее, станут безумными. Лишь один человек прислушался к пророчеству и пил воду из своих запасов. Все остальные стали безумными, но считали, что безумен он, так как лишь он один отличался от них. И когда он сдался и выпил из колодца, безумцы решили, что он обрел разум… Лазик из «колодца» пить не стал, сколько бы ни носила его жизнь среди «сумасшедших». Череда событий жизни Лазика - это сумма тех глупых, и страшных в своей глупости, случаев, которые были характерны для времени правления большевиков. Хотя Эренбург и описал их в концентрированной и утрированной форме, на мой взгляд в них больше правды, чем в учебниках истории. Это взгляд изнутри, субъективный, но честный. Высмеиваются многие темы: глупость и доносы, обывательство и желание урвать свой кусок в ущерб другим, очковтирательство в виде размножения мертвых кроликов и не только, отношение к большевикам и жидо-большевикам, государственный строй и суть религии, отношение Европеских стран к России и многое другое.

Повествование перемежается еврейскими притчами, это самые глубокие моменты книги. Именно в них содержится та мораль, тот нравственный смысл, который автор хотел донести до людей.

Я так и не смогла определиться с жанром : то ли это злая сатира, то ли едкий сарказм. Интуитивно все же склоняюсь к первому, и в книге градус сатиры достигает такого накала, когда абсурдные ситуации кажутся истинной правдой. Браво автору!

Финал закономерен, все к этому и шло, но как описано! Вышибает слезу и заставляет думать о добром и вечном. Это не книга, это боль черным разлитая по белой бумаге. Если об этом тяжело читать, то как же было жить?

До без всякого свидания.

Немного Аверченко, немного Зощенко, кое-что из Остапо-Бендеровщины, взболтать, но не перемешивать, принимать малыми дозами. Малыми!!! Слишком насыщенно, много, ярко. Специфическая речь, в которой слились и национальный колорит, и приметы времени - новая Россия, новый мир, в котором ломается всё, в том числе и язык. При этом книга насыщена байками, легендами, историями, демонстрирующими народные мудрость и хитрость.

Первая треть книги - компромисс, поиск нужного темпа, ритма, попытка найти наконец угол, под которым весь этот новояз перестанет ломать мозг, отступит на задний план и даст наконец-то возможность полноценно следить за событиями действительно бурной жизни главного героя. А потом - сюрприз. Раззз - и ты на глубине, куда автор незаметно, отвлекая внимание, заманил, и там ошарашил - бросил на авансцену Иегошуа (да, да вспоминайте булгаковского Иешуа) и сотни других ключиков - вперемежку библейских и коммунистических, буржуазных и христианских, которые вывели повествование - казалось бы легкое и забавное - на совсем иной уровень. Уровень осмысления судьбы народа, мировой истории, корней христианства и вечного вопроса: как найти себя маленькому человеку во враждебном, жестоком, несправедливом мире.

Главный герой - дитя, а точнее - сирота своего времени. Автор проводит его через все характерные приметы эпохи - арест и тюремный срок ни за что, доносы (автор писал "Лазика" в 1927 году. Видимо, сама идея "сроков по доносам" уже витала в воздухе. Неудивительно, что книга была запрещена в России, издали её только в конце 80-х. Она действительно смелая, резко и жестко обличающая), нищета, эмиграция, подавления личности на всех уровнях - от интимного до государственного. Героя мотает, болтает, мотыляет и швыряет - по странам, по людям. Приспосабливаться ко всему, не прогибаясь при этом и не изменяя себе - удивительная, невероятная способность Лазика, его основная черта. Думаю ради этого и был написан роман - торжество силы духа в любой ситуации. Несмотря на нагромождение трагедий, несправедливости, боли, история Лазика остается светлой. Бессильный перед системой и самой сутью несправедливости бытия, он сохраняет свет внутри себя. А с другой стороны - что еще остается несчастному, сломанному, вечно одинокому человеку?