Рецензия на книгу
Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца
Илья Эренбург
Аноним31 января 2016 г.Не любите ли вы довоенную советскую сатиру так, как не люблю ее я? Скорее всего, нет. У нас любят Ильфа и Петрова, а я продираюсь сквозь их романы, как через густые заросли крапивы. Что уж говорить, если «Золотого теленка» смогла осилить только в очень взрослом и сознательном возрасте. И Булгакова у нас считают именно мастером сатирической прозы. Даже самый знаменитый его роман рассматривают и под таким углом. А для меня его «Роковые яйца» - самый большой кошмар читательской карьеры даже сейчас, спустя много лет. И «Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца» встал в этот ряд. Возможно, отчасти это моя вина, ведь выбирая книгу, можно было посмотреть на аннотацию и теги, чтобы получить хоть какую-то информацию о книге, но не люблю этого делать. Люблю знакомиться с книгой, что называется с чистого листа. Тем более, Эренбург не был совсем не знакомым писателем. Для мен он прежде всего автор «Черной книги» - страшной и правдивой — и изумительных стихов, подобных этому:
Белесая, как марля, мгла
Скрывает мира очертанье,
И не растрогает стекла
Мое убогое дыханье.
Изобразил на нем мороз,
Чтоб сердцу биться не хотелось,
Корзины вымышленных роз
И пальм былых окаменелость,
Язык безжизненной зимы
И тайны памяти лоскутной.
Так перед смертью видим мы
Знакомый мир большой и смутный.
А новая грань его творчества оказалась далекой и непонятной для меня. Даже сейчас, спустя короткое время, я практически не помню сюжета, кроме того, что ни за что пострадавший еврей Лазик Ройтщванец в поисках лучшей доли обошел полсвета — от Гомеля до Иерусалима. И еще я помню, что все его путешествия можно считать прошли под девизом: «Язык мой — враг мой». Все его беды и несчастья происходили с ним именно из-за его речевой невоздержанности. Даже найдя поддержку и некую стабильность хоть финансового, хоть морального плана, через некоторое время из-за неумения хитрить и лукавить все исчезало и приходилось начинать все заново. И несмотря на разнообразие видов деятельности, которыми пришлось заниматься Лазику, его душа стремилась лишь к одному — шить штаны и чтоб финиспектор в очередной раз прошел мимо.
Сам Лазик — персонаж, который больше раздражает, чем вызывает сочувствие. Казалось бы, ты нашел спокойную гавань, живи и радуйся всему, что у тебя есть сейчас. Но нет же, жажда правдоискательства рушит спокойную жизнь, вынуждая его дальше скитаться и искать нового пристанища. К тому же это вариант, когда дурака жизнь ничему не учит. Каждый раз он наступает на одни и те же грабли, совершает одни и те же ошибки. Так и хочется ему сказать — остановись, может стоит, уже тормознуть и жить так, как диктует жизнь. Но маленький еврей Лазик Ройтшванец живет так, как считает нужным он сам, не оглядываясь на других и считаясь с их правилами. Поэтому и жизнь к нему жестока и судьба его трагична. Но такие Лазики не выживают в этом мире, который живет по законам, непонятным им и чуждым.
Но вряд ли стоило столь долго и пространно жалеть и раздражаться этим несчастным, если бы это все осталось там в 1927 году. Но вместе с эпохой эти герои не ушли. Они лишь немного поменялись. Они стали более современными, но также мечтают о маленьких житейских радостях, возможно, и о том, чтобы просто шить мужские штаны. Но государство, если не повелевает ныне умами маленького человека, то активно влезает в его жизнь с другой — внешней — стороны. Оно смотрит, чтобы маленький человек много не заработал, не привык к хорошей жизни, прижимая его все больше и больше. Поэтому то, о чем мечтается, так и остается мечтами. Поменялся строй, поменялся человек, поменялись условия, но счастье и радости так и остались чем-то абсолютно недосягаемым.
Для кого-то история подобного Лазика станет трагедией, и тогда его можно жалеть, сокрушаясь, как же жизнь к нему жестока. А можно, как Эренбург, превратить все в фарс,и тогда он из трагичной фигуры становится смешным и жалким. В общем, каждый читатель решает сам, какая из вариаций ему ближе, но тема маленького человека вряд ли уйдет из русской литературы. Мне он не симпатичен в любом случае.
И еще. В моих планах на чтение есть еще роман Эренбурга, его знаменитый «Хулио Хуренито». Но после знакомства с Лазиком я, пожалуй, отложу его до других времен. А пока буду и дальше наслаждаться его поэзией.770