Настя

Помню, читал я у Сорокина один рассказ. Забыл название, но какой-то там клубень. Рассказ был малюсенький, но я не дочитал. Не потому, что там было что-то мерзкое, а потому, что он был душный и тупой. Но когда душный и тупой рассказ соприкасается с мышлением не самого тупого читателя, не самый тупой читатель начинает натужно выжимать из рассказа трактовки (например, что по мысли Сорокина (по мысли Сорокина... - тут должна быть мелодраматическая пауза с ноткой иронии и плохо скрываемого презрения к постмодерну) советские люди - овощи). Если хорошо выжимать, можно получить несколько простых одномерных трактовок. И у каждой из этих трактовок, если брать их за точку отсчёта - топорная, лобовая, то есть по существу тупая реализация. Вот и весь Сорокин. Ну а про духоту будет следующий абзац. Ну и важно уточнить, что сказанное выше сказано и про "Настю".

Не раз замечал, что у Сорокина очень скучная речь. Как скучно и почти лениво текут его отполированные речи, словно он настолько заигрался, что стёр собственное лицо. Если Сорокин не пытается эпигонствовать, играть в стилизацию, эпатировать, то текст его теряет всякую выразительность (как формы, так и содержания) - перед тобой буквально бубнивый богемный дед. Но даже когда он играет стилями, выдаёт выглаженные до шелковистости предложения, его манера письма всё равно оставляет впечатление чего-то искусственного, не совсем живого, не совсем настоящего, не совсем искреннего - таким неестественным, пластмассовым языком он пишет некоторые свои работы. Но и этот жалкий голем языка как будто не живёт без ожидаемой читателем "сорокиновщины", некоей подлянки, которая перевернёт содержание текста с ног на голову. Но и эпатаж у Сорокина недалеко ушёл от условной "Человеческой многоножки", матерящихся мультяшек или того дебильного мультика, в котором няшные звери случайно калечились. Сорокин нам не братишка, но тоже покушать принёс (как говорится, не все поймут, немногие оценят).

Возьмём первую часть "Насти", ту, в которой ещё нет эпатажа. Про неё можно сказать одно: около-дворянская пастораль. Но Тургенев написал бы лучше, Толстой - выбросил бы добрую часть сорокинских "набоковских розливов" и тоже написал бы лучше, Бунин написал бы со вкусом, Чехов, допустим, написал бы не только хорошо, но и с большим чувством к героине. Но Сорокин видит в своих героях только буквы, в пасторали - не живой "пейзаж" со своим пульсом, а картонные декорации (и кстати, формальность и необязательность окружения - типичный гость у С.), чтобы усыпить читателя и устроить подлянку... Скучно читать об этом у Сорокина, вот что я хочу сказать. Заранее понимаешь, что перед тобой благообразное пустословие, каким может быть, например, (лучшего аналога не придумал) дневник гимназистки о своих неказистых буднях, ради дальнейшего эффекта. Ну а про этот эффект я уже всё сказал выше: дёшево, грубо, скучно. Да, я видел высокодуховные трактовки других читателей. Молодцы, хорошо жали - теперь у нас есть копеечный смысл (мем "Жаль, не все поймут.."), который для основной массы читателей (и я не высокообразованный сноб - я не считаю этих читателей глупыми, не утверждаю, что у них плохой вкус, что они не разбираются в литературе, что это "не их уровень дискуссии") тонет в каловой массе. В целом, Сорокин (как и постмодерн, если уж рубить с плеча) - это литература, занявшаяся онанизмом. Я нормальный читатель - я люблю Великие Истории. Ну а это... это не литература, не анти-литература - это просто глупость.

Раз уж взялся говорить о Сорокине, то была у меня одна заметка на ВК о его персоне. Ну и почему бы не пришпилить её сюда? Может, она что-то дополнительно очертит в фигуре С.

"Мне нравится идея, что читать плохие книги, то есть книги со всякой фигнёй, не стоит потому, что они отравляют психику/сознание. То есть если автор использует аллегорию, я бы хотел, чтобы и буквальный смысл был адекватным и здоровым. Я вот недавно читал в одном тг-канале про одну новеллу Сорокина, где дочь (тут могу переврать немного) отсасывает у матери говно из жопы (по крайней мере говно из жопы матери там точно фигурировало, но вот извлекали ли его подобным способом - не помню), и так далее - про червей и пр. И мне представилось: чистенькая светлая комната, стол у окна, солнце светит, птички поют, презентабельный мужчина в белой футболке, шортиках, белых носочках пишет про мать и дочь; напишет пару строк, посмотрит в окно на зелень, птичек послушает, поймает вдохновение, ещё напишет, а потом бах - и этот же мужчина начинает с маслянистым блеском в глазах: говно, жопа, сосать, черви... А потом интеллектуальная пена читает со вниманием, как дочь из жопы матери отсасывает говно, визуализирует это и млеет - "ах, какая тонкая деконструкция советского дискурса". А действительно ли нормально и здорОво видеть такие глубины глубин и не замечать очевидного, не реагировать на него должным образом? Ну чисто с психической точки зрения. И неужели для деконструкции советского дискурса нельзя было найти адекватную историю?"

Могут, конечно, вскинуться (это я уже продолжаю заметку дня нынешнего), мол, чернушно - зато сильно, доходчиво, бьёт по всем чувствам безотказно, и никто так не освещал тему прежде, и вообще - язык-то какой, стиль... Ути мой наситанный москвопитерский мальсик, открывай ротик - идёт лозечка с твоим любимым лякомством; за дальнейшее развитие филологии в земле российской, ам. Должен же достаться приз такому мудрецу и эстету.

Нет, серьёзно, я как-то в одной книжке о Сорокине встретил термин "постцинизм" и поразился тогда способности мастеров высокополезной деятельности конструировать какие-то искусственные штуки, которые позволят им не называть ерунду ерундой, пустоту - пустотой, примитив - примитивом и т.д. Как говорится, обзови ерунду супрематизмом, исследованием базовых форм, возможностей цвета - и это будет достаточным обоснованием для признания культурной значимости. 10 фонтанов марселя душана из 10.

p.s.

Интересный факт. Отрицательные отзывы на Сорокина часто более предметны, чем положительные. Например, некоторые рецензии представляют собой художественное творчество на тему (интересное само по себе, но малоуместное в качестве отзыва). Из такой "рецензии" нельзя узнать о книге вообще ничего. Классический неформат - бессодержательность относительно заявленного предмета, но написано с блеском, это да. Решительно неясно, зачем это читателю, который хочет узнать, о чём книга, будет ли ему интересно, есть ли какие-то подводные камни (например, если писатель ругается матом, можно сообщить об этом, чтобы предупредить тех, кто этого не любит, но собирается познакомиться с новым автором). А творчество можно разместить в блоге и дать на него ссылку, если уж так горит. Но, подозреваю, ввиду того, что все - возвожу очи горЕ - тут на лайвлибе друзья-товарищи, то такое творчество в неформат отправить не удаётся (хотя неформат не есть трагедия - такие отзывы не удаляются, а просто переходят в другую категорию, которую в зависимости от настроек можно видеть или не видеть).

Тесто рук, квашня живота, ладонь - деревяшка - вот ради таких словечек я всё ещё терплю Сорокина. В одном из интервью он сказал что в русской литературе много духа, но мало тела. И мол, он этот пробел восполняет, рассказывая о телесах, запахах пота, спермы и гавна. Сейчас будет штамп, простите: познакомившись с кое-какими рассказами Сорокина, я думала что готова к чему угодно в "Насте», но я ошибалась. Итак, Настя живет в интеллигентной семье, сегодня ей исполнилось шестнадцать лет - подарки, гости, застолье... и Настя на горячее. Родители заживо испекли её в печи под здоровый русский хохот и комментарии повара: «Надо б угольки шуровать, чтоб корка схватилась». Разделали девочку, обедают, обсуждая Ницше, Толстого и дословно: "Какая ж это дичь есть живых существ". Это они о свинине. На столе, то есть есть за столом присутствует ещё одна девочка, Арине пока 15 и всех её подруг зажарили, потому и ей не терпится. Вкусная еда и красное вино так способствовали атмосфере, что пара героев не прочь заняться сексом, можно было бы и у всех на глазах, если б не смятенное состояние матери Насти, которой сегодня кусок в горло не лезет. К слову, за столом присутствует батюшка, который ложечкой выудил и съел деликатес - глаз Насти, а под конец вечера попросил руку Арины, которая почти доела лобок подруги. Ну, думаю, спасти поп хочет юную деву. Ан нет, отец Арины дал согласие, встал, отрубил руку дочери и отдал её святому отцу. Неожиданно, правда?

Все эти звуки, запахи, язык на тарелке в форме вопросительного знака. Какой Зюскинд, какая контркультура?! Я столько лет читала немецкий, американский и японский треш, а настоящий вынос мозга все это время "лежал" под носом. Но давайте поговорим о смысле всего этого. Этот диалог за столом о живом мясе подействовал на меня как на быка красная тряпка и я вцепилась в него, напрочь забыв что в 2000 г. разговоры о вегетарианстве не были так уж популярны, да и Сорокин не тот писатель, у которого смысл лежит на поверхности. В упоминании Толстого я увидела отсылку к герою "Крейцеровой сонаты" Позднышеву и связь с отрубленной рукой Арины. Помните его рассуждения в вагоне поезда о матерях, которые хотят удачно выдать замуж своих дочерей, пусть даже за моральных уродов, но с определенным статусом и финансовым положением? Ну а половой акт я расценила как ... Я бросила все попытки анализа, так как наткнулась на интервью Сорокина в Time Out, где он все расставил на свои места:
"Я вообще против того, чтобы есть маленьких девочек. Мне кажется, это не родители должны есть своих детей, а дети — родителей. У меня и рассказ об этом есть — «Настенька. И вообще — я стараюсь не есть мяса. <…> В «Настеньке» же все наоборот: родители-то девочку все-таки съели… Для меня это вообще глубоко символическая вещь. Там дело же происходит в России начала XX века. И история там о том, как русская интеллигенция сожрала молодую русскую демократию. Впрочем, ничего не надо читать буквально…"

Если вы сразу поняли что хотел сказать автор, обязательно отметьтесь в комментариях, я должна знать вас в лицо. В своё оправдание могу сказать, что меня то родители не ели и наверное, поэтому я пошла совсем в другую степь. Но в этом и сила литературы - не смотря на эпоху, оставаться актуальной. Прав был Сорокин, когда говорил что слова - мощное оружие. Они могут убить, вдохновить, влюбить и т.д.

Взялась я за этот опус уже имея представление о сюжете. Впечатление двоякое.
С одной стороны – дичайшая дичь (как не вспомнить крылатую фразу Миронова из Бриллиантовой руки - Федя, дичь! … как-то некстати вспомнилось… или кстати))
А с другой – нормально, с юмором)
Только не надо было на ночь это читать. Теперь сижу, ржу аки лошадь Пржевальского)
Вы не любите Настенек? Вы просто не умеете их готовить)
Сорокин - пакостник еще тот, но в кулинарном деле – дилетант и непрофессионал.
Неправильно он Настю приготовил. С полным кишечником, т.е. мясо изначально испортил. Не посолил, не поперчил. И кушали без соуса… Никогда он не будет настолько популярным, как Томас Харрис. Хотя пишет хорошо по стилю, собака такая.
А гурман Ганнибал-каннибал будет жить долго в людских умах, потому что готовить умел хорошо и кулинар был знатный.

• Ариша, ты готовишься? - спросила Румянцева, разглядывая отрезанный Настин палец.
• Надоело ждать, - отодвинула пустую тарелку Арина. - Всех подруг уж зажарили, а я все жду.

  Вот так надо, чтобы все, как у людей было) И эта щедрость души - хоть руку дочери попросят, хоть целиком на обеденный стол. Ничего не жалко.

- Никогда, никогда НИ-КОГ-ДА! Не читай этот рассказ! Ты слишком впечатлительна. Тебе потом очень трудно будет жить! - напутствовал N лет назад приятель.
Время даром не прошло - «Настя» отнюдь не первое, за что у Сорокина взялась. Читала не из желания пощекотать нервы, а сложить, наконец, свое мнение о слишком неоднозначном и заведомо полемичном. Каждый раз, открывая его книги, настраиваюсь, собираюсь, вдыхаю поглубже, как перед нырком в январскую прорубь, и выкручиваю на минимум рычажок «эмпатия».
Я знала, о чем рассказ, была в курсе заложенных аллегорий с метафорами и думала, что подготовилась.
Морально.
Смешно.
Разве можно быть готовой к Сорокину!?
Столь яркий, выпуклый и прекрасный слог сразу развертывает панораму. Вся прелесть юности в нежнейшем утре расслабляют, напрочь отбивая нюх – почти забываешь, зачем сюда пришел. И тут – хлоп! Понесла-а-ась!...
Дыхание перехватывает. За считанную страницу внутри все скручивается, а строчки в глазах начинают дрожать и расплываться. Буквы сжимаются и растягиваются, пульсируя, словно в такт бушующему пламени. Почти не глядя, просматриваешь текст, против воли выхватывая чудовищный смысл. Кажется, вот-вот пойдут волдырями собственные руки. Волосы дыбом.
В момент, когда физических ресурсов на чтение уже нет, звенит первый звонок:
«- А это моя дочь! – встал с бокалом вина Саблин. – Рекомендую, господа!»
Где вы видели, чтобы жаркое так представлялось? Ощущение тотального реализма и включенности в действие стремительно падает. От умопомрачительного текста почти абстрагируешься. Градус снижен.
За ним звенит второй:
«- Надоело ждать <…> всех подруг уж зажарили, а я все жду…

• Потерпи, персик мой, и тебя съедим».

• А про Наташу Ростову небось читали!? И радовались! И нравилось! А ведь ее к 16 годам сожрали окончательно, превратив через пару лет в самку плодовитую. Тогда Льва Николаевича читать не противно было, нет? Когда ее под беседы заумные, да болтовню фиглярскую уговорили, как миленькую. Ну, так вот вам! Кушайте на здоровье!