Архипелаг ГУЛАГ

Нет в русской литературе более спорной (и оспаривающейся) и неоднозначной работы чем «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына. В настоящее время превалирует скорее отрицательная оценка этой работы – громят её и за недокументальность, неточность, неправдивость, даже почитатели Солженицына называют «Архипелаг» - «сборником лагерных баек». И это не говоря о мировоззренчески сомнительным сочувствиям автора власовцам и полицаям. Поток положительных отзывов в сторону этого произведения значительно тоньше и эти отзывы носят осторожный характер. И я примкну к этому осторожному крылу читателей.

«Опыт художественного исследования» - так озаглавил автор жанр работы в её названии, что уже подразумевает ненаучность и отход от документалистики. Художественное исследование подразумевает определенный элемент недостоверности. Но все же восприятие Солженицыным ареста, тюрьмы и прочего, вряд ли сильно будет отличаться от восприятия обычного лагерника. Все те истории, что покажутся читателю, не побывавшему в тех местах, нелепыми, возможно, каждым лагерником принимаются за «чистую монету» и на веру, потому что от режима, который бросил их на четверть века «ни-за-что» и чуть ли не на верную смерть в лагеря, можно ожидать чего-угодно.

Здесь лагерный миф и байка мешается с реальностью, виденной и прочувствованной. Подвергать сомнению слова самого Солженицына или других известных сидельцев, что приводились в этой работе, нет никаких оснований, но все-таки люди есть люди. Они могли что-то додумать, что-то придумать, какие-то сведения просто ходили из рук в руки до такой степени, что превращались во что-то невообразимое (как, например, метод допроса обвиняемого женщиной-следователем посредством своего стриптиза, который приводится автором). (В этом плане Солженицыну сами чекисты развязали руки, по его мысли, своей методикой ведения следствия – «пускай обвиняемый сам докажет, что преступления в котором он обвиняется не было». Он заявляет, будучи осуждён ни-за-что, своё моральное право на использование таких же приёмов.) Да, статистические данные, приводимые Александром Исаевичем голословны, да, исчисление потоков на ГУЛАГ и антипотоков с ГУЛАГа в точности не мог знать Солженицын. Но вся голая статистика и большая часть публицистических сетований автора не самое интересное и не самое важное, что находится на этих страницах. Важно кое-что другое.

Лёжа в постели и попивая кофе, приятно рассуждать, дескать, да, были репрессии и людей садили в тюрьму за анекдот (ведь можно же было анекдот и не рассказывать!), зато Россия из страны аграрной превратилась в индустриально-развитую. Да, кого-то расстреливали за какую-то деятельность, которой может и не было, ну, зато государство укрепилось и мы победили в войне. Да, такое было и это, наверное, плохо, но ведь не носило это прям такой уж массовый характер, ведь никто из твоих родных не был ни репрессирован, ни расстрелян. «Архипелаг ГУЛАГ» рушит эти представления и заставляет пережить вместе с миллионами сидельцев все стадии уголовного преследования. Арест, пытки, доносы, заключение в изоляторе, каторга – 10, 15, 20, 25 лет, а некоторые сидели и по 30 лет по совокупности. Солженицын фантазирует, а вдруг тебе не повезло. Тебя хватают на улице, на работе за донос, за критику советской власти или просто так, и, если в период следствия не потеряешь большую часть своего здоровья, которая помогла бы тебе пережить десять лет каторги, то можешь всё-таки считать себя счастливцем. «Архипелаг ГУЛАГ» несёт в себе чистый, яростный посыл автора – показать простого человека, за которым приезжает опергруппа и его жизнь меняется коренным образом. В этой эпопее выписаны сотни человеческих судеб, в некоторые с трудом верится, но остальные поражают своей правдивостью и ужасом.

Цель Солженицына – раскрыть глаза читателю и это одна из немногих книг, которой это удается. Почувствуй. Испугайся. Поставь себя на место обвиняемого, подсудимого, осуждённого. Каково бы было тебе? И все статистики, графики, победы производства или войн кажутся бессмысленными, если такое могло происходить с простым человеком. Государству, которое допускало подобное, оправдания быть не может.

Критика этого романа вполне обоснована. «Архипелаг ГУЛАГ» - не пойми что. И не художественное, и не документальное произведение. Вроде бы и нет свойственных роману ходов, характеров и структуры, нет документальной точности, а весь документальный материал – пара статей да лагерные истории заключённых. В «Архипелаге» множество сугубо публицистических рассуждений и отступлений, но считать его - неимоверно разросшейся статьёй или сборником статей, язык не повернется. Правы те, кто говорит о сомнительной достоверности работы. Но все же, несмотря на это, как мне кажется, в этом труде заключена огромная правда и истина, в которой был до конца убеждён Александр Исаевич. А если уж хотя бы он один был убеждён в этой истине, то есть основания любому человеку к ней прислушаться.

Стержень «Архипелага» это личные воспоминания Солженицына о своём аресте, следствии, допросе, отбывании наказания. Пожалуй, эти автобиографические куски лучшее, что выходило из-под пера Александра Исаевича. Пятая часть «Каторга», которая почти полностью состоит из восприятия Солженицыным отбывания им наказания в Казахстане – лучшая во всём «АГ». Её красота не в достоверности кошмара, а в надежде, которую дарит бывший сиделец. Надежду на то, что человек может бороться, может что-то противопоставить античеловечной машине принуждения – побег, восстание, мятеж, война. Финал этой части нерадужный, но это самая оптимистичная часть работы. Здесь и лагерное начальство присмиряется заключенными, и блатные видят силу «политических». Все остальные части крайне пессимистичны. Особенно первая.

В первой части Солженицын представляет читателю следствие. Мне она показалась слабоватой. Главы, касающиеся ареста и следствия Солженицына, конечно, – превосходны. Однако в ней содержатся самые скучные и неубедительные главы всей работы – «закон-ребенок», «закон мужает» и прочее. К примеру, в главе «закон мужает» АИ приводит выдержки из сборника обвинительных речей прокурора Крыленко (будущий председатель Верховного суда СССР) и комментирует их с усмешкой и издевкой. Совершено скучно и без толку. Но именно первая часть ставит один из главных вопросов всей книги – кто он этот Следователь, ломавший и избивавший невиновных? Как он оправдывался перед собой, перед людьми? Почему ему не вернулось возмездие?

Хотел бы Солженицын умолчать, указав, что все они поголовно мерзавцы и подлецы с рождения, но не может. Потому что сам помнит, как, будучи офицером, гонял солдат и пользовался благами офицерства. Гордился тем, что он выше остальных, отдаёт приказания и даже дед-солдат с ним на «вы», а он со всеми на «ты». В карательных органах та же система подчинения человека, как и в армии. Невозможно не нарасти гордости на сердце, невозможно отказаться от положенных по закону послаблений. Поразительны слова Солженицына о том, что, быть может, пойди он на службу в НКВД, то мог бы и сам оказаться в рядах, мучающих людей, и почитал это за нормальное явление жизни.

• я - офицер. Пусть несёт немец.

Идеология дает оправдание злодейству рассуждает Солженицын и в этом находит причину твердости комиссаров, истреблявших людей. Идеология даёт моральное (в собственных глазах) Право отнимать жизнь, калечить и топтать.

И это наше наследство. Нынешняя следственная и судебная система правопреемница не имперской, а советской традиции. Нельзя забывать это. Имперская правовая традиция, отражённая в трудах классиков художественной литературы (тех же Толстого и Достоевского) была разрушена до основания. На её месте воздвигнута Революционная Необходимость. Необходимость переросла в данность, а затем в закостенелую привычку. Сегодня в России применение уголовного закона по аналогии запрещено, а откровенно политических статей в УК РФ не предусмотрено… Однако ШИЗО – штрафной изолятор (термин, придуманный большевиками), например, до сих пор существуют. Чего уж говорить о бесправии заключенных попадающих в некоторые исправительные колонии (термин тоже времён СССР). В сознании обывателя укоренилось представление о тюремном наказании, как о Каре за преступление (да и не должно быть виновному удобно, должен страдать!) и прочее-прочее. СССР оправдывал существование столь жестоких методов «искоренения преступности» идеологией. Идеология пала, да только методы кое в чём остались прежние.

Одна из моих любимых частей «АГ» - четвертая, озаглавленная «Душа и колючая проволока». В ней АИ отдаётся размышлению о том, как нужно было прожить жизнь за решеткой. Он говорит, что всем нам с детства навязывают мысль, что важен лишь результат, материальное - сколотить партию, победить в политической борьбе, первым полететь в космос, Выжить. В этой связи не важны методы достижения, а лишь сам полученный «фидбек». Солженицын высказывает свою истину - важен не результат, а дух, ни то, что сделано, а как. Ни что достигнуто, а какой ценой. Для лагерника известна цель - выжить ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ, а чтобы выжить нужно стать стукачем, предать товарищей, таким образом, устроиться в «тёплое место», нужно гнуться, угождать, подличать. АИ заявляет на это свой протест. Да, приятно овладеть результатом, но не ценой потери человеческого облика.

Лишь отказавшись от идеи «выжить любой ценой», человек остаётся человеком в лагере. В «Душе и колючей проволоке» Александр Исаевич благодарит заключение под стражей за 8 лет выживания, потому что это бесценный опыт, перевернувший его существо и сделавший его таким, каков он есть. Однако сам же себе возражает, ведь те, кто умер за колючей проволокой, вряд ли могут быть благодарны палачам.

Особенное внимание Солженицын уделяет блатным. «Умри ты сегодня, а я завтра», «соседа раздевают – молчи, тебя разденем завтра». С ненавистью, с отвращением он высказывается об этом пласте тюремного населения. Фраер или «каэр» для них не человек, а инструмент, его нужно использовать, а потом выбросить. Это самая сплочённая часть тюремного населения, благодаря чему в заключении им «всё дозволено». Рассуждения Солженицына натолкнули меня на мысль близости советского большевизма и «блатоты». Блатные считались для советского государства социально-близкими. В чём же выражалась эта близость, если даже само государство признавало его? Блатной разденет фраера догола на морозе, если сам будет замерзать, чтобы согреться, здесь прослеживается воплощение основного принципа – «умри ты сегодня, а я завтра». Советские чекисты же всех, так называемых «контрреволюционеров-антисоветчиков», отправляли в лагеря на десятки лет на каторжные работы, чтобы самим не оказаться на их месте, в случае отказа от выполнения своих обязанностей. Чем не блатной принцип в действии? Близость выражается в общности - все как один, и спасают только друг друга, остальные пускай погибают и умирают. (АИ говорит о том, что осуждённые чекисты получали несерьёзные сроки и отбывали наказание на удобных должностях лагерных «придурков»). В таком ключе, блатные и, правда, социально-близкие по своей сути советскому государству. Не случайно в фильме «Хрусталев машину!» Германа главного героя, в условиях террора 30-х годов, сперва «опускают» сотрудники правоохранительных органов, а затем блатные. Сотрудники ГБ и блатные сращиваются в одно целое - в орган подавления неблагонадёжных масс населения.

Самые обругиваемые и неоднозначные части этой работы связаны с власовцами и полицаями. Солженицын пытается по-новому взглянуть на русский коллаборационизм как явление. Высказывая не только мысль о том, что это было естественным поведением людей при безальтернативном выборе, но и что человек, у которого близкие люди были либо расстреляны, либо репрессированы, не мог относиться иначе к советскому государству, как с ненавистью, и с радостью шёл в ряды завоевателей Родины. Он оправдывает переход на сторону немцев, говорит о том, что порывы этих людей были чисты. Вспоминает своего знакомого, который в годы войны работал на немцев на оккупированной территории, и то, как он был в своё время поражён этим фактом. Спустя годы он иначе осмысляет это, понимая, что его знакомый с супругой могли лишь ненавидеть советскую власть, поскольку провели десятки лет в тюрьме по «политической» 58 статье УК.

Вопрос сложный и до сих пор, спустя 80 лет после войны, народ не готов поставить его на повестку дня, что уж говорить про времена первого издания «Архипелага ГУЛАГа».

Пускай в этой книге достаточно слабых моментов, пускай она стала рупором пропаганды идей самого автора. Но она даёт возможность прикоснуться к сознанию невинно-осуждённого заключённого. При помощи «АГ» можно взглянуть на мир глаза «каэра» времён СССР и ужаснуться. Это главная и великая заслуга этого произведения, которая оправдывает многие её недостатки.

Первое мое знакомство с Солженицыным состоялось в 11-ом классе школы. Особо историей я не увлекалась, но из разных книг понемногу вычерпывалась разная информация. Впрочем, знания были выборочны и разобщены. Например, древнегреческие мифы, войны Александра Македонского и прочие темы, которые так активно проходят в средних классах школы. Из более современного, конечно, Великая Отечественная война. Причем именно она, не Вторая Мировая. Но, как я с удивлением узнала на уроках литературы, об истории своей страны я имела весьма смутное понятие. Да, на тот момент я уже знала о диктатуре Сталина. Откуда? Не знаю, одна передача, другая, какая-то книга, чьи-то слова. Так что спроси меня кто об этом, я бы убежденно кивнула, да-да, я об этом знаю. Но вот в школе задают "Колымские рассказы" Шаламова и что-то небольшое из Солженицына, наверное, "Один день Ивана Денисовича". И вот тут я начинаю понимать, что ничего не понимаю. В ход идет "В круге первом", "Архипелаг", кажется, читаю уже после окончания школы и осознаю, что слова "сталинские репрессии" все это время были для меня пустым звуком, за которым ничего не стояло.
Как я могу плохо относится к трудам Солженицына? Он открыл для меня новую страницу в русской истории. Его мнение предвзято? Разумеется, а вы бы писали непредвзято, посидев там? Я вот не претендую на всепрощающий характер, и после подобного излома в биографии, вряд ли смогла бы описывать картину сверху и бесстрастно. Поэтому, разумеется, и у него были перегибы, отклонения и более жестокие суждения, чем следовало бы. Например, я совершенно не собираюсь перестать читать, например, Горького после этого. Но не мне и осуждать Солженицына за его непримиримую позицию. Ведь довольно сложно, сломав человеку жизнь, проведя его через череду унижений, каторжного труда и бесправия, потом говорить: ну, ладно, ошибочка вышла, вы уж извините и не держите зла. Какие еще претензии предъявляют ему? Цифры не те? В то время чудом было собрать уже тот материал, который собрал он. Эмигрировал и спокойно жил в другой стране? Так эмигрировал не по собственной воле, и, между прочим, вернулся в 90-х, а далеко не все так сделали. Вообщем, заканчиваю обсуждать автора и перехожу к содержанию самой книги.
Начинается книга, как и новая судьба, с ареста. И здесь автор ставит своим долгом с самого начала потрясти читателя. Эдак подкрасться из-за угла и пыльным мешком по голове. А потом уже, вот в таком состоянии оглушенности, недоверия, шока, пусть уже читает дальше. И вот перед нами проходит череда арестов. Кого берут, за что берут, как берут? Не упомянула лишний раз, но, думаю, понятно, что речь идет не об уголовниках, а о "политических", о 58 статье. Впрочем, понятие "политический" здесь очень условное, Это не только шпион, агитатор или член другой партии, в эту категорию может попасть практически любой человек: не поддержал, не заклеймил, не отрекся, слышал и не сообщил и прочее, прочее, прочее. Один из замечательных подпунктов статьи - ЧС (член семьи). В XIX веке многие жены декабристов совершили подвиг, о котором мы не раз слышали на уроках истории, они добровольно последовали в ссылку за своими мужьями. Разве может XX век отставать? Этот век духовного подъема и великого освобождения от ретроградного буржуазного XIX? И подвиг вменяют в обязанность, вслед за мужьями арестовывают и жен, и детей с 12-ти лет. Смертную казнь, кстати, тоже разрешают применять с этого возраста. Вдумайтесь в этот возраст те, кто до сих пор провожает в школу или на занятия своих детей.
Так что приготовляемся к тому, что внезапный арест мог постигнуть любого, по вине (неосторожное слово) или без оной (а нечего соседу по коммуналке мешать!).

А эта растерянность, неверие в происходящее, которое мешает мыслить, сосредоточиться, сделать что-то разумное в последний момент.

Рассмотрим картину того, как брали и попадем в нашу первую камеру, познакомимся с тюрьмой изнутри. Но что там знакомиться? Мы же слышали на школьных уроках о революционерах (ой, нет, не все, уже выросло новое поколение), ладно, читали о них в книгах. Я вот вспоминаю тоненькие книжки моего детства, как Ленин сделал из хлеба чернильницу, налил в нее молока и писал на полях книги пометки. Но, либо ребёнок мыслит по-детски просто и жёстко, либо XX век сделал свое дело, но еще тогда мне в голову закрадывались мысли: как, молоко в тюрьме? А в других книгах пишут, что узников держали на хлебе и воде. Какие в тюрьмах делают льготы больным, надо же! И в Петропавловске в тюремных казематах бывать приходилось, смотреть на одиночные камеры. Соответственно, чувствовала себя подготовленно. Но XX опять показывает своё превосходство. Например, одиночные камеры, в которые посажено несколько десятков заключенных, карцеры, в которых можно только стоять по нескольку суток, пытки бессонницей и ярким режущим светом. А, может, нет? Может, наоборот, надо заглянуть в глубь веков, чтобы встретить аналогии? И вот перед нами проходит череда пыток и наказаний, карцеры по назначению следователя и бесконечные изматывающие допросы, на которых подписываются нелепые обвинения. И сложно после этого обвинять кого-то в показаниях на себя, да и на других тоже, кто знает, что ему пришлось пройти. Да, здесь тоже было для меня много открытий. Но цитировать эти пытки я не хочу, про них будет можно подробно и на реальных примерах прочитать в книге. Некоторых арестовывали под серийное сфабрикованное дело, под громкий процесс. А других арестовывали для количества, даже не всегда зная, что им предъявить. Как же следователь выходил из положения в этом случае? А очень просто, главная задача - ошеломить, оглушить, а потом: ну-ка, подумайте-ка, почему вы здесь? И человек вспоминает какой-то мелкий эпизод, считает, что он известен следователю, и начинает по нему оправдываться. А следователь лишь записывает. Очень удобно, и самому ничего изобретать не надо, наш интеллигент и сам себе дело готов состряпать.
Раз уж мы об этом заговорили, давайте посмотрим поподробнее и на тех, кого сажали, хотя бы в общих чертах. Они образовывали аж несколько потоков, разных годов. В начале сажали всех, принадлежащих к другим партиям, принадлежащих не сейчас, а когда-то тогда, до революции.Очищали политическое поле от инакомыслящих. Тут были люди, к тюрьмам и ссылкам привычные, да и попали они в первые, еще слабые потоки. С другой стороны, если уж втянули их в эту воронку, выхода из нее уже не было. Тюрьма, ссылка, лагерь, второй срок, третий, затягивало все глубже и глубже. Но были люди и совершенно далекие от политики - крестьяне. Кто-то посмел быть недоволен колхозом, кому-то нечем кормить детей и он взял с поля горсть зерна.

Там же оказывались и все служители культов, без особого разбору. Затем, отбор по национальному признаку. По сословному - само собой, устранить "бывших". По профессиональному: инженеры - вредительство на производстве, агрономы - вредители на полях, геологи - лишают страну золота, учителя, профессора, ученые, врачи - развелось тут интеллигенции, понимаешь ли, все напакостить мечтают, поди-ка, уследи за ними. А отточив и натренировав аппарат, можно уже было перейти и к прореживанию своих рядов, дабы не подрывали старые партийцы своими возражениями авторитет товарища Сталина. А там потихоньку и военные годы подкатили, бдительность усилилась. И, само собой, в лагеря отправились сдавшиеся в плен, попавшие в окружение, побывавшие на оккупированной территории.
Как можно видеть, список достаточно широк, застраховаться не получалось. Что же делать с этой толпой народа? Рассовать по тюрьмам? Да их и не хватит, даже и при том, что под них переделали монастыри. Да и не кормить же этакую ораву за государственный счет. Нет уж, нечего им жировать на народной шее сидючи, пусть-ка поработают. А что, бесплатная рабочая сила, отправить можно куда угодно, по поводу условий и зарплаты капризничать не придется. И начали расти по нашей стране лагеря. Наиболее подробно в книге описано строительство Беломорканала, тяжелые условия и плохая еда, приводившиек высокой смертности среди заключенных. Но посмотрим на результаты строительства. По данным, приводимым Солженицыным, он оказался недостаточно глубок, узок, требовал доработок сразу после своего открытия и в дальнейшем использовался недостаточно активно. К сожалению, это распространенная проблема, когда работа выполнялась для прикрытия глаз, а не для фактических результатов, так что тема насколько труд заключенных был выгоден государству, если учесть расширенный аппарат охраны, остается открытым.
С Беломорканала мы переместимся в другие лагеря, переедем на Колыму. Многое, очень многое рассмотрено в этой книге, и не ухватить все в рецензии. Здесь и этапы, и перевозка заключенных в вагонах. Как не сказать о ней отдельное слово? В купе вталкивают по 15-25 человек, во время поездки стараются не кормить, дают мало воды или не дают ее вовсе, а в паек входит селедка. За время пути конвой создает условия, чтобы заключенные выменивали свои хорошие вещи на хлеб из своего же пайка, наиболее удобным образом это получается, если размещать политических вместе с блатными. Уголовникам прощается многое, а организация у политических - это новое дело, новый срок.
В самом лагере тоже своя система, вспомним Шаламова:

Попытка выполнить повышенную норму, чтобы получить большую пайку приводит к работе на износ и раннему истощению. Для экономии сил выгоднее маленькая пайка. Но и тут много тонкостей, и бригадная работа, и заданная норма на день, и ответственность всех членов бригады. А также необходимая туфта, которую всеми правдами и неправдами стараются добавить к сделанному уроку, чтобы избежать штрафной пайки. Да и живут на общих работах недолго, стараются выбиться в лагерные "придурки". Оказаться на командных должностях или оставаться на работу в лагере, не выходить из зоны на лесозаготовки, добывание камня и прочие работы. Начальники лагерей - это маленькие царьки в своем обособленном государстве. Им можно практически все, рабов у них достаточно. Могут заводить гаремы, могут держать певцов для собственного удовольствия.
Так вот, а начинали мы наш поход в тюрьму к тому, что вспоминали революционеров. И Солженицын тоже их вспоминает, да еще как, в деталях и подробностях. И насколько мягок был царский суд в сравнении с совещанием ОСО, и как гуманно обращались с революционерами в ссылке, и работать не заставляли, и денежное содержание выделяли. Кстати о ссылке, после детального анализа целого ряда дел революционеров перейдем к ней. Не только к той, которую получал каждый лагерник (три года ссылки и пять лет поражения в правах - намордник), но и к той, в которую ссылались целыми семьями: раскулаченные, неугодные национальности. Их вывозили внезапно, целыми семьями, с малыми детьми. Везли на открытых телегах или санях, несмотря на погоду, привозили в Сибирь и оставляли там. Вещей с собой минимум, нет ни инвентаря, ни знаний, как выжить в чужой природе. Народ справлялся и с этим, обживались мужики, но дети, в основном, умирали дорогой, а местным было запрещено, опасно помогать вновь прибывшим. Эти рассказы - не просто голая теория. Практически каждый из них подтверждается какой-то конкретной историей, чьими-то воспоминаниями, фамилиями. Также построена и часть, посвященная побегам. Большинство было неудачны, удачных - единицы. Но и жизнь тех, у кого побег удался, была как у затравленных зверей, боялись всех, никаких знакомых, переезды с места на место, постоянное бегство и страх.
И лишь к концу книги намечается некоторый просвет. Смерть Сталина, восстания в лагерях, освобождение автора, смягчение режима. Но, если вы считаете, что освобождением все заканчивается, то вы сильно ошибаетесь. Выйдя на свободу, лагерник вовсе не принят в окружающий мир с распростертыми объятьями. Его избегают принимать на работу, у него испорчена биография. Ему практически каждый может угрожать доносом: а кому поверят, преступнику или честному работнику? Лагеря у нас не для исправления, а для наказания. Наступает Хрущевская оттепель, журнал "Новый мир" публикует повесть "Один день Ивана Денисовича". Это огромный, почти нереальный прорыв. Партия отрекается от Сталина, многих реабилитируют. Кажется, вот уже и прорывает плотину, сейчас изменится общественное мнение, но не тут-то было, после небольшого послабления гайки закручиваются обратно. Те, кого реабилитировали, теперь выслушивают обвинения в свой адрес: почему не боролись? Как допустили? Сами виноваты! А те, кто сажал? О, они уже на пенсии, зачем беспокоить уважаемых людей, они же выполняли приказ. Судя по применяемым пыткам, некоторые подошли к выполнению приказа достаточно творчески, тем более, нельзя обижать ценных работников. А тем временем система продолжает работать. А виновные найдены. Они же пострадавшие: дали себя посадить, не боролись, не возмущались, обвинительные протоколы подписали - кто же еще виноват? Главные зачинщики мертвы, остальные - только выполняли приказ, а общество - оно ничего не знало и даже не подозревало.
Книгу можно обвинять в преувеличении или неточной передаче некоторых фактов. Впрочем, сложно обвинять человека, прошедшего все это. Но я продолжаю считать, что она открыла обществу и детально продемонстрировала многое из зверств, которые творились на нашей земле нашими же соотечественниками. И не один человек в них виноват, очень многие радовались возможности упиваться властью, и крупный начальник, и конвойный, и соседка по коммуналке. И проходить эту тему в школе надо, чтобы дети знали историю своей страны, и ее неприглядные моменты в том числе.

Захотелось мне осилить произведение все и сразу. Ребята, это колоссальная ошибка - не ведитесь. Лучше знакомиться отдельными книгами, делая перерывы и отвлекаясь на что-то более лекгое, менее трагичное. Слог у Солженицына на высоте - зачитываешься, смакуешь. Но содержание, конечно, тяжелое. Это же надо все беззаконие описать! Есть и повторения у автора, любит он и разжевать читателю суть. Поэтому лучше разбить чтение на части - прочитаешь часть, отдохнешь и по новой.
Автор сделал огромнейший труд - он постарался осветить все грани лагерной жизни, всю эту мерзкую машину законодательства советских времен. Следствие, тюремное заключение, вымогание признания, этапы, лагеря. Описывает лагерный быт, разные категории зэков. Там есть и политические и воры, убийцы, женщины и даже дети. Каждый выживает по-своему. А кто-то не выживает и вовсе. Не обходит он вниманием и лагерное начальство.
Да, времена были страшные. И весь этот великий подъем Советского Союза был сделан по большей части руками рабов.

"Архипелаг ГУЛАГ" - это действительно культовое произведение о сталинских репрессиях и лагерях особого назначения, без которого изучение данной темы будет не полным. Вообще, наверное, "Архипелаг ГУЛАГ" - это самая большая и ёмкая работа, которая написана про репрессии в советском союзе, не думаю, что какая-нибудь другая книга вместила в себя больше информации, чем эта.

Мнение по поводу автора "Архипелага", Александра Солженицына, разнятся. При том рознятся очень полюсно. Одни относятся к нему уважительно за то, что он не побоялся проделать такую работу в такое непростое время и за то, что не побоялся рассказать про репрессии изнутри, другие же называют его вруном и предателем родины.

Мне эта ситуация кажется вполне нормальной. И самое интересное на мой взгляд то, что дело даже не в условной "Правде". Если бы на нас сейчас снизошла бы какая-нибудь единственная и неповторимая истина, то часть людей её все равно бы отвергли. Все дело в том, что люди заточены на получение разной информации. Кто-то практически всегда находится в оппозиции, а кто-то безоговорочно принимает официальные версии. И, естественно, что для того, кто всегда принимает официальную версию, те, кто стоит в оппозиции, всегда считаются проплаченными западом фашистами. Даже сейчас, в современной России, все, кто говорит что-то против власти считаются иностранными агентами. Получается, что люди, которые не проплачены западом не могут быть недовольны современной властью. Что уж там говорить про Советский Союз, когда режим был гораздо жёстче.

В любом случае, сейчас не приходится сомневаться в том, что тот, кто посмел бы сказать хоть слово против режима, уехал бы в лагеря. Это очень весомая часть в истории страны и забывать о ней мы не имеем права.

Что же касается самой книги, то она конечно весьма однобокая, антисоветская и антикоммунистическая. И когда я её читал, я действительно чувствовал обиду Солженицына на власть. Но мне кажется вполне логичным, что человек безвинно посаженый на 8 лет ненавидит за это систему. По крайней мере, это гораздо логичней, чем когда безвинно осуждённый и отсидевший 25 лет, считает, что система все сделала правильно. Вы так не считаете?

По этому, учитывая явное недовольство Солженицыным власти и режима, в книге, как мне кажется, ни столько все преувеличено, сколько в ней собрана самая жесть ГУЛАГа и Солженицын просто гнул свою линию и ничего смягчающего в ней не поместил. Что же касается тех самых статистических искажений, за которые ругают Солженицына, то истина как всегда где-то посередине и хвататься за официальную статистику по лагерям тоже не стоит. Официальная статистика говорила, что репрессированных было около 3 миллионов, в то время как историки сейчас утверждают о 20.

В целом, я к написанному в книге отношусь доверительно, хоть и понимаю, что эта книга скорее выдержка жести ГУЛАГа и что частные случаи там зачастую берутся за общую картину. Большинство же в ней написанного, написано ни только у Солженицына, да и официальной информации подтверждающей описанное предостаточно.

В книге периодически всплывают вопиющие истории о том, как людей сажали за антисоветскую агитацию. Глухонемого плотника, который перестилая полы в сельском клубе, снял пиджак и повесил его на бюст Ленина или портниха, воткнувшая иголку в газету, проколов фотографию Сталина с обратной стороны и т.д. Подобные истории я слышал и до прочтения данной книги и сомневаться в этих историях не приходится.

Солженицын подробно рассказывает про сами аресты, про допросы, про избиение, про жуткие условия содержания и перевозки заключенных. Судя по информации которая распространяется современными "проплаченными западом ин агентами" о том как относятся к заключенным в современной России, не приходится думать о том, что в "Архипелаг ГУЛАГе" что-то сильно преувеличено.

И конечно же большая часть книги уделена лагерям. Как бытовым аспектам лагерей, работам, питанию, общему устройству и распорядку, так и, что как мне кажется не менее важно, философии лагерников. Не вижу смысла подробно останавливаться на быте, потому что долго можно перечислять все, что рассказано в этой книге и всего рассказать все равно не получится, условия были ужасными, бараки не отапливаемыми, еда скудной, а работы невероятно тяжелыми. А вот на лагерной философии можно остановиться поподробнее.

Солженицын описывает лагерника как приспособленца, который думает только о том, что бы поесть, поспать и отлынить от работы. Лагерник по мнению Солженицына, думает только о том, что бы не сдохнуть. Назовите мне хоть одну причину почему это все не логично и не естественно? Мне видится только одна причина, это все противоречит мыслям настоящего борца за коммунизм, но опять же таки мне, не познавшем на себе коммунистической пропаганды, желание человека не сдохнуть, имея к этому все предпосылки кажется нормальным.

Философия лагерника велит ему быть зацикленным только на себе. Несчетное количество раз в книге звучит присказка "Умри ты сегодня, а я завтра".
Учитывая тот страх открыться и огласить своё мнение на воле, учитывая то, как люди боялись ночного стука в дверь, не удивительно, что большинство из них так же вели себя в лагерях.

Читая рассказы о том, как люди боялись ни то что сказать, а даже сделать вид, что они с чем то не согласны, читая о том как люди боялись ночного стука в дверь, мне несколько раз приходила мысль, что я словно читаю "1984" Оруэлла. Я в последнее время, часто говорю о свободе. Читаю эту книгу, я понимал, что ни какой свободы в те времена не было и в помине. И что это было ужасное время. Для людей мыслящих критически и для людей, которым свойственно задаваться какими-то вопросами, это было ужасное время.

Мне до прочтения, несколько людей не рекомендовали читать "Архипелаг ГУЛАГ". Кто-то говорил, что у Солженицына очень сложный слог и то, что как писатель Солженицын слабоват. Слог мне показался не сложным, а скорее даже просточковым. Не простым, а именно просточковым. Как будто Солженицын не писал книгу, а как будто кому-то рассказывал. Я не знаю плюс это или минус. Но "Архипелаг ГУЛАГ" точно не стоит читать в погоне за красивым повествованием и красотой языка.

Но вот в чем явный минус, так это в объёме. "Архипелаг ГУЛАГ" - это очень большой талмуд, который я читал больше месяца. И так как это очень большая книга, в которой по большому счету нет ни сюжетных линий, ни развязок, ни всех прочих атрибутов художественной литературы, несколько раз у меня создавалось впечатление, что я об этом уже читал. Некоторые истории в ней написаны об одном и том же, только с разными именами. И наверное такой большой объём, частые повторения и простоватость языка, все это немного попахивает графоманией.

Мне же ответ на вопрос читать вам "Архипелаг ГУЛАГ" или нет, кажется очень простым. Если вам интересна тема лагерей и сталинских репрессий, то читать нужно обязательно. Как я сказал в самом начале, произведение культовое и спорное, прочитав его вы ни только с ним познакомитесь, но и своё мнение заимеете. Если же вам эта тема не интересна, то читать такой огромный талмуд я не вижу смысла.

В "Архипелаг ГУЛАГе" довольно таки много отсылок к другому произведению Солженицына "Один день Ивана Денисовича" и к произведениям Варлама Шаламова, по этому возможно есть смысл прочитать сначала их. Я же "Архипелаг ГУЛАГ" читал до этих произведений, по
этому какая-то часть информации проходила мимо меня. Когда прочту, обязательно поделюсь по поводу того, что лучше читать сначала.

«Архипелаг ГУЛАГ» - не автобиографическая книга. Конечно, в ней Солженицын рассказал о своей жизни в лагерях, о тюрьме и ссылке, но центр повествования – это сама по себе система ГУЛАГа и люди, которые были в неё вовлечены. В метафоре архипелага – острова-части этой системы, оторванные от обычной жизни. И находятся эти острова в аду.

Попадают туда, как правило, ночью (время, когда по поверьям выходит разная нечисть). Средство передвижения – воронки (ворон – птица, связанная с загробным миром, питается падалью). Обычные люди ночью спят, а вот черти-чекисты наоборот выходят на охоту – сажают людей, допрашивают, пытают (и их пытки по изощрённости не уступают мифологическим сковородкам). Днём черти отдыхают от «тяжёлой» работы. Главный упырь – «великий злодей» Сталин, решивший уморить множество людей и на их костях воздвигнуть своё царство (Беломорканал и другие стройки, лесоповалы, работа за пределами человеческих возможностей…).

Человек выведен из привычной жизни, он не на земле и не на небесах, а проходит семь кругов ада (в книге семь частей) – от пыток до арестантских вагонов, от лагерей до ссылок. И нигде нет у него права слова и возможности сострадания. Единственный способ облегчить себе жизнь в аду – стать «придурком» (почти чёртом), поступиться своими принципами во имя жизни (если эти принципы есть). Авторская позиция в книге – лучше остаться на общих работах и возможно умереть, чем превратиться в оборотня-«придурка». Надо всегда быть человеком, даже в аду. Хотя можно ли осуждать тех, кто не выдерживает испытаний Архипелага? Рай на островах тоже есть – это «шарашки», но о них в книге почти не рассказывается.

Солженицын описывает быт островов, язык и культуру (и там она есть, и люди мыслят, говорят о науке, пишут стихи), нравы и обычаи. Он – летописец. В книге соединились художественность (страшная сказка: «Очень тогда были, дети, мрачные времена…») и документальность. Автор отказывается от вымысла в фактах (все имена – настоящие, только некоторые спрятаны за инициалы), хотя числа, которые он называет, сейчас подвергаются сомнениям. Но дело не в них. Главное в книге – свидетельства людей, которые прошли ад и вернулись или не вернулись из него. Солженицын считает, что ничего забывать нельзя. Хотя «главного об этих лагерях уже никто никогда не расскажет».

На мой взгляд, художественности в книге меньше, чем публицистичности. «Архипелаг» - это книга-обвинение, книга-крик миру о страшной губящей людей системе советского государства. По мысли автора ГУЛАГ существовал, потому что был основой государственного строя. Солженицын постоянно сравнивает советскую и царскую России в пользу последней: крепостные жили лучше колхозников, у арестованных и ссыльных было больше прав, чем у туземцев ГУЛАГа и т.д. В книге много риторики. Солженицын – «совесть нации», он не только рассказывает, но и обвиняет. Ложь была «длительной основой жизни», суд основывался на терроре. А где же правда? Что на земле «вечно, кроме несправедливости, неравенства и рабства?…»

Страшная книга.