Александрийский квартет

Одному из нас крупно не повезло. Либо мне с книгой, либо книге со мной. Но скорее всего дело не в «не повезло» по каким-то принципиальным расхождениям во вкусах, а не повезло чисто позиционно. Потому что «Жюстин» попала в мои жадные ручонки сразу после Паустовского. И после простой, открытой, чистой и прозрачной русской литературной речи Паустовского Лоренс Даррелл как-то не пошёл, как-то всё в его книге показалось и чрезмерным, и нарочитым, и хитровыдуманным, и переконструированным, и всякие прочие превосходные степени, отвечающие за переизбыток, за излишество, за искусственную выделку. Что называется, хороша шубка, да не греет!

Хотя на холодном глазу книга хороша! Очень привлекательна ситуация, в которой оказываются герои книги — и Жюстин, и наш ГГ, автор книги, и супруг Жюстин Мессим, и подружка ГГ Мелисса, и многие другие более второстепенные люди и персонажи, герои и любовники. Ситуация и привлекательна, и всегда злободневна, да собственно и привлекательна злободневностью. Потому что «любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь». Нагрянет и наворочает дел… и тел тоже наворочает и перетормошит.

Вообще роман очень близок к тому, чтобы можно было его назвать поэмой — посвящением Любимой Женщине. Потому что многие строки и главы книги просто поэтичны и возвышенны, романтичны и порой даже выспренни, как бывают выспренни в своих речах и выражениях чувств искренне и истово влюблённые люди.

Вторым главным героем книги является Александрия, Город, место на взгляд автора совершенно особое и особенное. И эти александрийские строки и главы порой не менее интересны, чем строки и главы о любовных томлениях и переживаниях героев книги. Город у автора получился и в самом деле требующим написания с прописной буквы, т.е. именно Город — и сочности, и колорита, и городских александрийских шумов и криков, и отношений и нравов, и всего прочего арабско-африканского здесь предостаточно.

Перечитал написанное и подумал — ну и какого рожна тебе надо, коли и персонажи, и ситуации, и внешний антураж тебе и понравились и пришлись по нраву? Наверное всё дело всё-таки в той литературной форме, в которую облечена, воплощена книга. А вернее в контрасте...

"Клеа" заключительная часть тетралогии, своего рода развернутый эпилог: объясняет бывшее непонятным, сводит воедино все линии, завершает историю. Послесловие, самое изощренное с точки зрения мастерства, о каком можно мечтать; с пружиной динамичного действия, которое продолжает по инерции раскручиваться, даря читателю множество интересных, забавных, трагичных, грустных, смешных подробностей.

Герой первой книги Дарли возвращается в военную (II Мировая) Александрию, чтобы вернуть Нессиму дочь, девочку, рожденную незадолго до смерти Мелиссой. Младенцем он призрел никому не нужную сироту, но теперь пришло время вернуть отцу подросшую дочь. Хотя у последнего дела идут не блестяще, он теперь работает водителем скорой помощи, лишился глаза. Большую часть богатств тоже утратил, и в последнее время они с Жюстин жили под домашним арестом, где супруга растеряла изрядную долю привлекательности, опустилась, а ее прежний сарказм превратился в сварливость.

Они встретятся и молодой англичанин удивится, как мало в этой тетке от прежней обольстительной Жюстин, а она даже снизойдет до уже ненужных объяснений и попросит прощения. А он покинет ее, чтобы встретить Клеа и влюбиться без памяти. Молодая художница и прежде появлялась на страницах романа. Юная талантливая красавица, ведущая богемную жизнь, обладает собственными средствами, знает в городе всех, кто есть кто-то и всеми любима. Живое воплощение идеала и безнадежная любовь Наруза, который молил о том, чтобы она пришла, умирая, но так и не дождался.

Рассказывая прежде о Жюстин, я говорила, что она существо не вполне человеческой природы, что-то от безупречно отлаженного автоматона сквозит в ее блистательной отстраненности. Клеа тоже не вполне человек, хотя это инаковость другого рода. Молодая художница муза этой истории. Пережив еще до описываемых в романе событий опыт горькой мучительной любви к Жюстин, получает своего рода иммунитет. Отныне то, что разбивает жизнь другим, по ней может лишь ударить, хотя и довольно болезненно. Финальная трансформация с протезом руки, который не только не ставит крест на возможности писать, но придает дополнительный импульс творчеству, блестящее тому подтверждение.

Боюсь забыть из этой книги, а потому набрасываю здесь горстью цветных камушков. Ванна святого Скоба. Сожженные письма Персуордена. История с гомункулами. Нос прекрасной Семиры. Жюстин, рассказывающая маленьким пленницам детского борделя сказку над мертвым телом дочери. Клеа: свободная, умная, талантливая. Умеющая из самого кислого лимона, что подсовывает жизнь, приготовить отличный лимонад.

Он брат Джеральда Даррелла, и эта подробность, нейтральная в контексте содержания книги, может многое сказать о плотности ассоциативного поля, которое ее окружает. Здесь ничто не существует в отрыве от бывшего прежде. Александрия Кавафиса (которого никто не читал в оригинале, но все говорят о нем с видом знатоков); "Александрийские песни" Кузмина (его, спасибо лекциям Быкова, знаем лучше и любим по-настоящему); первая ассоциация с "Жюстиной" де Сада (не сподвиглась, мне "Жюльетты" хватило), подкрепляется эпиграфами из затейника маркиза ко всем четырем частям "Александрийского квартета". Хотя читателям с особенно тонкой нервной организацией не стоит беспокоиться, извращенных излишеств на страницах наиболее успешного романного цикла Лоренса Даррелла не будет.

А что будет? Много любви, утоленных и неутоленных страстей (несколько достоевского толка), восточная экзотика, политические интриги, изрядное количество тайн и загадок. Впрочем, их разрешение радикально не изменит впечатления о характере и сути отношений персонажей. Но это я несколько забегаю вперед, имея на сегодняшний день прочитанными три из четырех книг "Квартета", а нужно по порядку.

Итак, первая книга, модернистский любовный роман. Каждая из частей тетралогии написана в русле определенной литературной традиции, открывающей "Жюстине" досталась неблагодарная роль говорить о любви рафинированным языком модерна. Сложность переплетения амурных преференций героев исчерпывающе опишет кушнерово: Друг милый, я люблю тебя, а ты его, а он другую, а та, платочек теребя, меня, а я и в ус не дую!

На самом деле, Америки нам здесь не откроют, сюжет сводится к тому, что молодой англичанин Дарли, неизвестно зачем приехавший в начале тридцатых годов в Египет, заводит интрижку с кабареточной танцовщицей Мелиссой. Девушка страстно влюбляется в своего небогатого друга, отказываясь от более выгодной роли содержанки. Однако спустя небольшое время, герой становится объектом внимания блистательной Жюстин, светской дамы, жены могущественного и богатого Нессима. В ситуации выбора всякий отдаст Lamborghini предпочтение перед "Ладой", Дарли не стал исключением. Впрочем, от влюбююленной девушки он тоже не в силах отказаться. Заканчивает тем, что теряет обеих. Предсказуемо.

Все происходит на фоне искусно выписанной атмосферы восточного города, где жарко, воздух напоен пряностями, а лоск и роскошь элиты соседствуют с грязными простынями, на которых совокупляется с возлюбленными герой. Жюстин, Femme Fatal, личность полулегендарная, окруженная таким количеством слухов и домыслов, какого с лихвой хватило бы на целый дортуар пепиньерок, компенсирует (или дополняет?) неясность происхождения историей первого замужества и бесследного исчезновения дочери, рожденной еще до первого брака (на дворе первая треть прошлого века, мусульманский Египет, на минуточку).

Первый муж, француз, оказался литератором (они там все пописывают от скуки) и описал ее в романе, практически выставив на всеобщее обозрение самые интимные вещи. Александрия - такая большая деревня, где все все обо всем знают. Но серия ударов по репутации не мешает Жюстин сиять во славе. В общем, девушка-легенда. Почему скепсис? Н-ну, потому что тщательность, с какой выписаны образ героини и мильон терзаний, доставляемый ею прочим персонажам, не делает ее живой.

Объясняю, я вовсе не имею в виду клишированной характеристики "картонная". Нет-нет, это не к Дарреллу. Его прекрасная еврейка скорее производит впечатление филигранно сделанной имитации живого человека, куклы-автомата из сказок Гофмана, драгоценной подделки. Полагаю, это в русле авторского замысла. Другие женские образы хороши необычайно. Его Мелисса, Клеа, Лейла, Лайза живые, теплые, дышащие, в то время, как утрированная витальность Жюстин в какой-то момент обращается своей противоположностью - изощренной безжизненностью биоробота. Такой отчасти вариант "Заводной" Бачигалупи. (кто понимает).

Главное открытие: Даррел может писать нормальным человеческим языком нормальный (человеческий) классический роман. Ура, товарищи!

Принято считать, что это роман воспитания, я же его скорее восприняла как колониальный роман. Этнографические нотки сразу расцветили повествование. Как только мы выбираемся из Александрии и автор перестает надсадно ее воспевать (сам он этот город, по воспоминаниям, терпеть не мог), как только веет вольным воздухом пустыни — здесь-то и начинается настоящий Египет.

Живой интерес вызывает и экзотика — загородное поместье в дельте Нила, и коренное население, копты — потомки тех самых древних египтян, профили которых все мы видели в учебниках истории, и роман молодого английского дипломата и зрелой красавицы, хозяйки поместья.

Здесь совсем не будет главного героя первых двух книг, еще одного юного англичанина, Дарли — но оба персонажа, обе эти пары, Маунтолив и Лейла, Дарли и Жюстин, смотрятся как парные портреты, друг с другом перекликаются. Автор же и пишет «Исследование современной любви» (подзаголовок «квартета»).

Юный дипломат расстается с возлюбленной на целую жизнь — его переводят то в Европу, то в Россию, но связь не обрывается, между ними идет постоянная переписка, и под воздействием Лейлы формируется и личность, и карьера Маунтолива. Эта женщина играет главную роль в его судьбе. И вот через много лет он возвращается в Александрию.

Эта история любви вызывает сочувствие, несмотря на то что ГГ к концу романа мельчает, съеживается как шагреневая кожа — но и это видится естественным жизненным этапом, и несмотря на старания зубоскала-автора, карикатурой ГГ так и не становится, сохраняя доспехи романтического героя.

Александрийский квартет" построен как цикл, в котором три из четырех книг рассказывают о прошлом: реконструкция, взгляд на происходящее с иного ракурса, добавление деталей, которые позволяют иначе понять и осмыслить события. Четвертая - условное настоящее. Почему условное? Потому, что даже к моменту публикации книги, ее события успели отодвинуться на два десятка лет в прошлое, что уж говорить о дне сегодняшнем. Однако в рамках романного мира, "Клеа" подытоживает события, закрывает гештальт. Но до нее еще далеко, теперь вторая книга "Бальтазар"

Разумеется, Лоренс Даррелл не случайно дал герою-рассказчику второй книги имя одного из царей-волхвов. Медик Бальтазар вхож по роду занятий в разные, дома; имеет доступ ко многим тайнам. А кроме того, в городе, помешанном на эзотерике, он признанный специалист по изучению каббалы. Собственно, знакомство с ним англичанина Дарли происходит из общего увлечения тайными знаниями, подметив интерес к которым у молодого любовника, Жюстин вводит героя первой книги в кружок Бальтазара.

А тот, в свою очередь, комментирует второй частью записки автора первой, из коих комментариев складывается самостоятельное произведение, в значительной мере корректирующее взгляд читателя на историю, рассказанную Дарли. Одновременно разбивая иллюзорное представление того о себе, как о герое любовнике. Становится ясно, что прекрасная еврейка использовала его как прикрытие в отношениях с человеком, в которого была по-настоящему влюблена, литератором Персуорденом.

Одновременно картина александрийской жизни, прежде ограниченная в основном любовными похождениями, расширяется и углубляется, обретает объем. Миллионер Нессим, странно снисходительный муж Жюстин, предстает в ипостаси христианина копта (старинная ветвь христианства, имеющая распространение в Северной Африке и на Ближнем Востоке). Вопросы религиозной и национальной самоидентификации необычайно актуализируются, ибо никто и ничто не существует в отрыве от среды, частью которой является. Быть христианином в мусульманской стране очень непросто.

"Бальтазар" исподволь вводит нас в семейный круг Нессима, рассказывая о его брате Наврузе, из-за врожденного уродства (заячья губа), живущем замкнуто в родовом имении и мудро управляющем обширными семейными землями, в то время, как Нессим приумножал фамильные богатства в большом мире. О матери братьев, прекрасной Лейле, в юности получившей хорошее образование и мечтавшей о жизни свободной женщины в Европе, но вынужденной стать женой человека значительно старше себя и принявшей это решение отца безропотно.

Повествование усложняется, прежняя его линейность ветвится, ломкий голос рассказчика обретает обертоны. Одновременно с расширением знания, мотивация персонажей перестает быть плоской, предстает в глубине и объеме. Это знание необходимо разместить внутри себя и самой разместиться внутри него, чему формат постмодернистского романа, избранного автором для второй части тетралогии, не очень способствует. Прохладный, дробящийся на цитаты и аллюзии постмодерн - не самое уютное литературное пространство. Так или иначе, света это добавляет, хотя:

Просто божественно прекрасная проза. Красотой языка и шикарными метафорами я восхищалась и в первой части квартета. Тогда они меня просто обескуражили и восхитили. Теперь же я, как более подготовленный читатель, смаковала не спеша словосочетания (а некоторые вовсе перечитывала несколько раз) и наслаждалась неописуемой красотой этой прозы. Вторая часть ни в чем не уступает первой не только в красоте слога, но и по чувственности и накалу эмоций и страстей. Все та же душная и вмещающаяся в себя столько сект, языков и рас, Александрия. Все те же герои с их хитросплетениями в отношениях. Все та же загадочность и толика тайны. Все та же игра автора с читателем. Изменился лишь ракурс взгляда на ситуацию. А это увлекает в этот лабиринт из страстей, эмоций и чувств вновь и вновь. И уже просто невозможно остановиться, оторваться и вынырнуть в реальный мир...

«Истина есть источник противоречий…»

Бальтазар пишет комментарии к роману Жюстина и тем самым меняет реальность восприятия ситуации глазами писателя. В корне. И вот уже сомнения окрашены в единый свет и герой слепо бредет в лабиринте своих воспоминания, пытаясь нащупать ускользающую истину и осознать то, что узнал сейчас. Попытки познать невозможное и сделать его возможным. Что есть наша реальность? Существует ли истина? Единственна ли она? Как разобраться в сплетении чувств и эмоций, когда ты ослеплен страстью? Красивое и глубокое исследование любви во всех ее проявлениях и малейших оттенках.

Витиеватость этой прозы обволакивает. Сюжет все больше и больше затягивает. А впереди еще две части. Два разных взгляда на запутанный многогранник отношений героев. И чем дальше, тем больше погружаешься в омут и атмосферу этой чарующей прозы. Ай да Д. Лоренс. Так писать просто невозможно, как у вас это получилось!?

Эта книга невероятно чувственна. Она захлестывает тебя абсолютной чувственностью зноя, растекающегося по улицам египетской Александрии, тяжелым дыханием любовников, которые понимают, что "такие мгновения счету не подлежат, не поддаются материи слова; они живут в перенасыщенном растворе памяти, подобно удивительным существам, единственным в своем роде, поднятым сетью со дна неведомого нам океана". Нет никакой разницы, о чем говорит автор - то ли действительно о физической стороне любви, то ли о попытках понять ее философскую суть, то ли об утренней росе на деревьях - все это опутывает тебя невообразимым эротизмом слога.

Мы повернулись навстречу друг другу и сомкнулись как две половинки двери, за которой стояло прошлое, и закрыли его на ключ, и я ощутил, как быстрые счастливые поцелуи стали сочинять наши очертания во тьме, словно слой за слоем краски.

Вы только не подумайте, что это любовный роман. Да, на поверхности лежит банальный многогранный адюльтер, но это лишь крошечная часть айсберга. "Жюстин" - это рассказ о том, как люди создают Город и как Город создает людей, ибо "что есть человек, как не функция от духа места"? Это книга, где сюжет отходит на десятый план, а в авангарде стоят чувства, страсти, мучения и горести человеческого сердца.

«Кто, черт возьми, придумал человеческое сердце? Скажите мне, а потом покажите место, где его повесили!»

Этой книгой невозможно насытиться. Только лишь прошептать "еще"... Благо дело, это лишь первая часть "Александрийского квартета", но даже если бы "Жюстин" была самостоятельным произведением, такой роман, как этот, можно перечитывать бесконечно.

«Я мечтаю о книге, достаточно сильной, чтобы вместить черты ее личности, — непохожей на книги, к каким мы привыкли. Примера для: на первой странице — выжимка сюжета в нескольких строках. Таким образом мы могли бы разделаться с повествовательной интонацией. А следом — драма, свободная от груза формы. Я дам моей книге волю мечтать и видеть сны»

P.S. Знала бы, куда в рецензию можно засунуть еще цитат сорок, засунула бы.
P.P.S. Книга прочитана в рамках клуба "Борцы с долгостроем"

10 / 10

Против ожиданий, повествование на этот раз ведет не молодая художница Клеа, самый привлекательный персонаж «квартета», слово опять получил Брат Осел — Дарли. (Даррелл, Дарли — недаром они так созвучны, все женщины неизбежно влюбляются в обаятельного поэта.) Та же колода тасуется заново.

Если первый роман — модернистский, второй — постмодернистский, третий — псевдоклассический (помесь колониального романа и романа воспитания), то последний, четвертый — символистский роман, о любви и творчестве.

Две Жюстин — девочка, которую никто не называет по имени, тоже Жюстин.
Два художника — поэт Дарли и художница Клеа, которые наконец образуют союз.

Дарли возвращается в Александрию, к исходной точке. Как это уже было в «Бальтазаре», всё стало другим и все стали другими. И роман, и судьбы персонажей пишутся с чистого листа, и наконец-то читатель узнает не очередную версию известных событий, а что было дальше.

Четвертая книга запомнилась именно ощущением неудержимого потока жизни — на фоне войны (Второй мировой), бомбежек и смертей. Чего стоит только веселое купание в живописном местечке, где под водой колышутся ряды мертвецов с затонувшего судна.

Поверх старых гностических мифов вырастает новая мифология (святой Скоби, нос Семиры — вставные новеллы напомнили о Сервантесе). Александрия продолжает создавать свою историю, ничего не закончено — и «квартет», по сути, тоже.

Я люблю открытые концы, но удивилась этой незавершенности. Последняя книга, как и предыдущие, заканчивается заметками, рабочими записями автора — завтрашними облаками, проекцией в будущее, конспектом дальнейших событий.

В Париж, в Париж! Пути персонажей там снова должны пересечься, и все продолжается уже без автора, само по себе — он эту механику запустил, свое дело сделал, и как сделал!

Великолепная литературная игра, подведем итоги:
1 - роман о любви и ревности
2 - не было там никакой любви!
3 - виртуальная любовь до цифровой эпохи
4 - любовь есть и пребудет

Дежавю и странные сближенья
Единственная попытка экранизации «квартета» получилась слабенькой, это многослойное литературное сооружение вообще нельзя, наверное, перевести на язык кино. Однако в этом фильме замечательный Дарли — наивный, простодушный, витающий в облаках, и напоминает он еще одного такого же витающего юного поэта — Стивена из «Улисса», причем тоже из экранизации. Очевидно, не только мне показалось, что эти «образы» перекликаются.

А Клеа у Даррелла так похожа на Лили Бриско из романа Вирджинии Вулф «На маяк» — тоже художница, молодая, независимая, вызывающая симпатию здравостью суждений и поступков.

По ощущениям, поэт и художница просто перешагнули в Александрию из двух «соседних» романов, которые были опубликованы задолго до «квартета», Даррел их, разумеется, читал. То ли дух времени, то ли странные сближенья, то ли дружеский привет братьям-сестрам-писателям.

Невольно вспомнился и еще один литературный квартет, недавно прочитанный — «Неаполитанский квартет» Элены Ферранте, где есть и роковая женщина, одна из главных героинь, есть и потерянный ребенок — значимые сюжетные линии. Да и название… На этом сходство завершается, уж не знаю, дотягивает это до литературной традиции или так себе.

(с) Олег Ладыженский

(с)абж

LGD (он же Дарли, он же автор) влюблён в город. Нет, в Город. Это и без старого Нессимова телескопа видно. О Александрия! Лицо твоё прекрасно, но изменчиво, словно облака, ежесекундно меняющие форму, словно море, которое никогда не бывает одинаковым. Всмотрись пристальнее — и проступят знакомые теперь черты: высокомерные брови Жюстин, острый и кривоватый нос Бальтазара (так и норовит сунуться не в своё дело), восторженно-голубые глаза Наруза, губы, тронутые чуть презрительной всезнающей усмешкой Персуордена, медовой волной взлетающие волосы Клеа... Стоит немного переменить точку обзора, и калейдоскоп лиц явит новый узор —

Многообразие смыслов...

Многообразие смыслов (кстати, автор очень любит слово «смыслы», именно так, во множественном числе, это к сведению некоего Порфирия :) ) — одна из примечательнейших черт романа-тетралогии. В каждой последующей книге уже произошедшие события получают новое объяснение, а уже почившие герои продолжают удивлять почище живых.
Кстати, героев автор изничтожил немало:

Из других примечательностей, кои меня лично очаровали, назову необычную фонетику и ритм, тяготеющий к поэтическому (от души надеюсь, что всё это есть и в оригинале, а переводчик большой молодец, что уловил, сохранил и преподнёс).
Например, в самом начале где-то: «мы шли из комнаты в комнату, шинкуя шагами тишину» (эх, не chambre комната-то, для полноты аллитерации!). Или: «я полон был дурных предчувствий» (именно в таком порядке). Или — тут уже невозможно удержаться, чтобы не поделить фразу на стихотворные строчки: «нам всем судьба //стать тем, о чём мы грезим...»; «И даже бодрствующим [лишь] наполовину // среди лунатиков быть поначалу страшно. // Потом приходит навык симулянта!»
:)
Конечно, превосходны пейзажи и описания. То, чем пренебрегают школьники при чтении программной литературы, будучи пропущенным, изрядно обеднило бы «Александрийский квартет». Чего только стоят эпизоды рыбалки, городского праздника или чудесный фрагмент, начинающийся с ключевой метафоры «год повернулся на пятках», ах, читать и перечитывать, вернуться к этому позже, со вкусом, без дедлайновой спешки!

Любитель поворчать на составителей аннотаций — все дебютанты и МТА у них если не новый Дж. Мартин, то как минимум новая А. Кристи, — сама не избегла ассоциаций. При чтении «...Квартета» их очень быстро нарисовалось три:
1) Набоков «Ада» (не столько из-за центра мира между ног, сколько из-за вальяжной вычурности слога);
2) Фолкнер «Шум и ярость» (ну, тут понятно: рассказ от лица разных персонажей, местами об одних и тех же событиях, но капитально по-разному, люблю я это дело);
3) Рубина поздняя (тут и город как действующее лицо, живописание которого — взахлёб, и щедрые эпитеты, и многофигурность, и взаимосвязанность всех со всеми...)

Тетралогия многое позаимствовала от «ящичного» приёма арабских сказок: в ней множество вложенных повествований, иногда не одного уровня; начинается это уже в «Жюстин», где роман, написанный внесценическим персонажем о заглавной героине :)) становится существенной частью повествования. В «Бальтазаре» же, где таким ингредиентом становится обширный Бальтазаров Комментарий к роману Дарли, я, продираясь через живую (?) колючую изгородь кавычек, вложенных, ещё раз вложенных, не раз с сочувствием думала о Rita389 : она-то книги на слух воспринимает, как же она справлялась?.. Вот даже до такого доходило:

То же и в третьей части: Маунтолив пишет Лейле, в частности о Персуордене, который, в свою очередь рассказывает ему о том, что ему сказал старый еврей в Киеве... и только по возгласу «я писатель!» понимаешь, что речь снова идёт от лица Персуордена... >< осторожно, кавычки закрываются :))
Тем не менее, сюжетные нити всё-таки увязываются, и это (как ни странно) оставляет лёгкий налёт разочарования — как было бы прекрасно необъяснимое и нелогичное!

Композиционно романы квартета получились не слишком ровными: «Жюстин» у меня заслужила твёрдую 4/5, «Бальтазар» — тоже 4/5, но уже с натяжкой, «Маунтолив» был удостоен 5/5 и восторженного тега «шесть звёзд» ^^, а вот «Клеа», увы, на 3/5 прочлась. Почему? А возникло ощущение, что автор несколько небрежно в заключительный роман все остатки сгрёб и кое-как замаскировал ими записи опочившего Персуордена, адресованные Брату Ослу (читатель, ты себя этим адресатом не почувствовал в какой-нибудь миг?), и здесь Лоуренс Даррелл вовсю высказывает своё литературное кредо:

...и даже в этом бесконечном велеречивом умозрительном монологе царапаются колючки едких замечаний о... евреях. Антисемитизм ЛГД неприятно удивил; практически все отрицательные черты Жюстин автор объясняет тем, что она еврейка, ну, и по другим персонажам нет-нет, да пройдётся. (Больше удивили, наверное, только выскочившие откуда ни возьмись гомункулусы барона Да Капо Оо ). Вообще изрядно поднадоела вся эта суета вокруг дивана, на котором лежит притворяющийся мёртвым (Персуорденом) Дарли.

Подозреваю (но не проверяла пока), что кто-нибудь из рецензентов сравнит роман-квартет с ковром. Возможно, только какой это ковёр? Молитвенный, борцовский, цирковой (весь вечер у ковра), волшебный ковёр-самолёт сказки? Если у каждого читателя родится свой образ, если каждый поймёт этот роман хоть немного, да по-своему — можно считать, что автор свою миссию не провалил ;)

«И тем победим, надев крышку на коробку без боков» (Персуорден)

Диалог в библиотеке.
Я: - Подскажите, пожалуйста, у вас есть «Александрийский квартет» Лоренса Даррелла?
Библиотекарь: - Пойдёмте, я вас провожу. Вот здесь стоит весь Даррелл. (уходит)
Я внимательно смотрю на полки и понимаю, что мне подсунули не того Даррелла. В отчаянии брожу меж стеллажами, пытаясь самостоятельно отыскать «того» - тщетно. Возвращаюсь к стойке.
Я: - Вы знаете, это не тот Даррелл. Мне нужен другой.
Библиотекарь озадаченно смотрит в каталог, её осеняет, и она удаляется куда-то вглубь, за дверь с надписью «Служебное помещение». Возвращается оттуда с четырьмя тонкими книгами практически в одной цветовой гамме – оно!
И это, друзья, ещё что по сравнению с историей моего студенчества, когда однокурснице в районной библиотеке на просьбу дать «Песнь о Нибелунгах» задали вопрос «А кто поёт?».

Когда-то я была просто без ума от постмодернизма. Чем более закручено и мозговыносяще – тем лучше! Учёба на журфаке, знаете ли, накладывает свои отпечатки. После глубокого курса античной литературы и требовательного преподавателя по Средним векам в литературе вообще перестаёшь чему-либо удивляться. Нечитаемо? Фигня! Мы к контрольным Джойса за неделю читали. Извращения и матом ругаются? Ерунда! В Древней Греции и не про такое писали… В общем, я прямо-таки зачитывалась всякими нестандартными вещами, а чем заковыристей язык и круче языковая игра – тем лучше! Сейчас трэша и мозговыноса хватает как-то и в суровой реальности, и читать посему чем проще и легче написано – тем лучше. Мозгу и без постмодернизма сложно выключиться, а когда приходится дополнительно напрягаться, вчитываясь в авторские языковые и сюжетные изыски, совсем непросто получается. Поэтому «Александрийскому квартету» была, с одной стороны, даже рада – такой своеобразный камбэк в ФФЖ-шную юность получился. С другой - прочесть чуть больше чем за 2 недели такого немаленького объёма произведение, да ещё и не так просто написанное – задачка для меня сейчас не из лёгких. Да, читывала я однажды за двое суток до проверочной работы и огромного размера роман Диккенса, но где Диккенс – и где Даррелл?! Короче, пришлось попотеть, и я признаю, что получила бы гораздо больше удовольствия, будь у меня возможность читать это медленнее и осмысленнее.

«Александрийский квартет» - это своеобразная «чокнутая матрёшка». Именно такая ассоциация у меня возникла в процессе чтения всех книг цикла по порядку. Как будто сначала перед тобой предстаёт ладненькая такая матрёшечка. Смотришь на неё и понимаешь, что это – далеко не всё, но на первый взгляд сложно определить, каких размеров её сёстры появятся перед тобой дальше. Потом – самая маленькая, внутренняя часть, после вдруг откуда ни возьмись – та, что размером побольше, средненькая. И наконец всю эту троицу накрывает «главная» матрёшка – самая большая, вроде как завершающая. Этой своей матрёшковостью тетралогия напомнила мне почему-то одновременно и кальвиновского «Путника», и кортасаровскую «Игру в классики» (хотя последнюю, каюсь, я так и не осилила до конца, трижды подступаясь к ней разными способами).

В персонажах «Квартета» практически до самого конца очень сложно, на мой взгляд, разобраться и не запутаться – так много их получилось, столь старательно запутаны всех их истории и переплетены сюжетные линии. При этом все они – довольно яркие, колоритные и самобытные, каждый из них имеет свою интересную (ну или не очень) историю, свой характер, в голове довольно ярко мелькают образы. Но самым ярким и интересным, по-моему, получился Город. Александрия у Даррелла получилась одновременно полуреальной и полуфантастической, прекрасной и отвратительной, гостеприимной и враждебной. Действие как будто бы происходит не в Городе, но Город сам является полноправным участником описанного. И все события при этом – как будто бы вне времени и вне пространства. Когда я только начинала читать «Жюстин», первое время я не могла разобраться и «закрепиться» в каком-то конкретном временном периоде повествования – мне всё казалось моментами, будто бы действие происходит в какие-то довольно далёкие времена. Потом, конечно, всё встало на свои места. Но даже вторая мировая глазами Дарли и Клеа видится нам совсем под другим углом, отличным от привычного. Ведь обычно в произведениях, где действие происходит в этот период, персонажи не могут находиться в стороне, невольно вовлекаются и переживают. Герои же «Александрийского квартета» больше похожи на сторонних наблюдателей, для которых война – всего лишь фон, одно из мало чем отличающихся друг от друга рядовых событий. Тем не менее, присутствие в тетралогии знакомых временных вех как бы заземляет. Впрочем, у меня возникло ощущение, что у некоторых восточных произведений «вневременье» - своеобразная общая характерная черта, если автор намеренно не делает акцент на периоде, в который происходят описываемые события. Мне так же сложно было заземлиться в «Пусть льёт».

Тетралогия Даррелла – это вещь одновременно и на любителя (довольно не просто, полагаю, будет неподготовленному читателю пробираться по ходу повествования), и для каждого. Кажется, тут можно найти, как на восточном базаре, всё, что угодно, на любой вкус: это и любовный роман, и детектив, и шпионский боевик, и философский трактат, и даже немножко восточная притча. Предательство, интриги, страсти, загадочные исчезновения и возвращения, психологические травмы, любовь до гроба, мистика, предсказания, верность и преданность, ностальгия и многое, многое другое – целый калейдоскоп человеческих чувств, эмоций и различных ситуаций – как вполне правдоподобных, так и несколько фантастических – удалось уместить Дарреллу на страницах своего творения. И всё же «Квартет» - в первую очередь, о писательстве. Дарли пишет книгу, из комментариев Бальтазара к ней мы узнаём «подноготную» многих описываемых событий (вспомните, какую важную роль комментарии играют в творчестве и анализе творчества многих писателей), роман Арноти о Жюстин с её «дневниками» (что тоже относится к литературе). Персуорден ведь тоже писатель, и Лейла ведёт долгую переписку с Маунтоливом, что тоже своего рода писательство.

Все части тетралогии получились, на мой взгляд, абсолютно разными – но, ясен пень, взаимодополняющими и раскрывающими постепенно всю суть произведения. Можно сколько угодно ругать Даррелла (при желании там много к чему можно прицепиться) и сравнивать его с братом. А можно просто не спеша (слышите – не спеша! А не так, как я) прочесть «Александрийский квартет», побродить по жарким египетским улочкам, подсмотреть за частной жизнью всех слоёв тамошнего населения, вдохнуть полной грудью пьянящий сладкий аромат востока, смешанный с пылью подворотен и грязью, таящейся в самых тёмных закоулках жилищ благочестивых, на первый взгляд, граждан. И почувствовать себя хоть на один час писателем, попытавшись передать свои ощущения от прочитанного. И осознать всю тщетность попыток и ничтожность написанного. Если не бросите чтение после первой половины «Жюстин» - у вас есть все шансы получить удовольствие!