Рецензия на книгу
Клеа
Лоренс Даррелл
Аноним30 июня 2019 г.Войти в картину под другим углом, или Запах сезама
…Откройте пещеры невнятным сезамом; о вы, лицемеры, взгляните в глаза нам! — взгляните, взгляните, в испуге моргните, во тьму протяните дрожащие нити! Мы знойным бураном к растерзанным ранам приникнем, как раньше к притонам и храмам, к шалеющим странам, забытым и странным, и к тупо идущим на бойню баранам! Откройте пещеры невнятным сезамом, откройте — коверкает души гроза нам…(с) Олег Ладыженский
...одолевало такое чувство, словно время разостлано плоско, как воловья шкура; карта времени, которую ты волен читать из конца в конец, понемногу заполняя отметками случайных совпадений.(с)абж
LGD (он же Дарли, он же автор) влюблён в город. Нет, в Город. Это и без старого Нессимова телескопа видно. О Александрия! Лицо твоё прекрасно, но изменчиво, словно облака, ежесекундно меняющие форму, словно море, которое никогда не бывает одинаковым. Всмотрись пристальнее — и проступят знакомые теперь черты: высокомерные брови Жюстин, острый и кривоватый нос Бальтазара (так и норовит сунуться не в своё дело), восторженно-голубые глаза Наруза, губы, тронутые чуть презрительной всезнающей усмешкой Персуордена, медовой волной взлетающие волосы Клеа... Стоит немного переменить точку обзора, и калейдоскоп лиц явит новый узор —
...структура готова, осталось одеть её смыслом.Многообразие смыслов (кстати, автор очень любит слово «смыслы», именно так, во множественном числе, это к сведению некоего Порфирия :) ) — одна из примечательнейших черт романа-тетралогии. В каждой последующей книге уже произошедшие события получают новое объяснение, а уже почившие герои продолжают удивлять почище живых.
Кстати, героев автор изничтожил немало:Мелисса — умерла от туберкулёза
Персуорден — покончил с собой (версий причины этого немногим меньше, чем предлагалось «Самоубийце» Эрдмана)
Скоби — убит (забит насмерть гомофобами)
Брюнель — убит на карнавале (Нарузом, по ошибке)
Наруз — расстрелян по политическим мотивам наёмным убийцей (и с попустительства брата)
Лейла — умирает на чужбине
Фоска — случайно застрелена в порту (была беременна)
Маскелин — убит во время вылазки в пустыню
Каподистриа... особый случай ;) то ли несчастный случай на охоте, то ли не он это был...Из других примечательностей, кои меня лично очаровали, назову необычную фонетику и ритм, тяготеющий к поэтическому (от души надеюсь, что всё это есть и в оригинале, а переводчик большой молодец, что уловил, сохранил и преподнёс).
Например, в самом начале где-то: «мы шли из комнаты в комнату, шинкуя шагами тишину» (эх, не chambre комната-то, для полноты аллитерации!). Или: «я полон был дурных предчувствий» (именно в таком порядке). Или — тут уже невозможно удержаться, чтобы не поделить фразу на стихотворные строчки: «нам всем судьба //стать тем, о чём мы грезим...»; «И даже бодрствующим [лишь] наполовину // среди лунатиков быть поначалу страшно. // Потом приходит навык симулянта!»
:)
Конечно, превосходны пейзажи и описания. То, чем пренебрегают школьники при чтении программной литературы, будучи пропущенным, изрядно обеднило бы «Александрийский квартет». Чего только стоят эпизоды рыбалки, городского праздника или чудесный фрагмент, начинающийся с ключевой метафоры «год повернулся на пятках», ах, читать и перечитывать, вернуться к этому позже, со вкусом, без дедлайновой спешки!Любитель поворчать на составителей аннотаций — все дебютанты и МТА у них если не новый Дж. Мартин, то как минимум новая А. Кристи, — сама не избегла ассоциаций. При чтении «...Квартета» их очень быстро нарисовалось три:
1) Набоков «Ада» (не столько из-за центра мира между ног, сколько из-за вальяжной вычурности слога);
2) Фолкнер «Шум и ярость» (ну, тут понятно: рассказ от лица разных персонажей, местами об одних и тех же событиях, но капитально по-разному, люблю я это дело);
3) Рубина поздняя (тут и город как действующее лицо, живописание которого — взахлёб, и щедрые эпитеты, и многофигурность, и взаимосвязанность всех со всеми...)Тетралогия многое позаимствовала от «ящичного» приёма арабских сказок: в ней множество вложенных повествований, иногда не одного уровня; начинается это уже в «Жюстин», где роман, написанный внесценическим персонажем о заглавной героине :)) становится существенной частью повествования. В «Бальтазаре» же, где таким ингредиентом становится обширный Бальтазаров Комментарий к роману Дарли, я, продираясь через живую (?) колючую изгородь кавычек, вложенных, ещё раз вложенных, не раз с сочувствием думала о Rita389 : она-то книги на слух воспринимает, как же она справлялась?.. Вот даже до такого доходило:
«"Ты это серьёзно?"»
«"Ни в малейшей степени"».То же и в третьей части: Маунтолив пишет Лейле, в частности о Персуордене, который, в свою очередь рассказывает ему о том, что ему сказал старый еврей в Киеве... и только по возгласу «я писатель!» понимаешь, что речь снова идёт от лица Персуордена... >< осторожно, кавычки закрываются :))
Тем не менее, сюжетные нити всё-таки увязываются, и это (как ни странно) оставляет лёгкий налёт разочарования — как было бы прекрасно необъяснимое и нелогичное!Композиционно романы квартета получились не слишком ровными: «Жюстин» у меня заслужила твёрдую 4/5, «Бальтазар» — тоже 4/5, но уже с натяжкой, «Маунтолив» был удостоен 5/5 и восторженного тега «шесть звёзд» ^^, а вот «Клеа», увы, на 3/5 прочлась. Почему? А возникло ощущение, что автор несколько небрежно в заключительный роман все остатки сгрёб и кое-как замаскировал ими записи опочившего Персуордена, адресованные Брату Ослу (читатель, ты себя этим адресатом не почувствовал в какой-нибудь миг?), и здесь Лоуренс Даррелл вовсю высказывает своё литературное кредо:
Нам что, во веки вечные жрать и похваливать сей консервированный, с вышедшим сроком годности салат традиционного романа?...и даже в этом бесконечном велеречивом умозрительном монологе царапаются колючки едких замечаний о... евреях. Антисемитизм ЛГД неприятно удивил; практически все отрицательные черты Жюстин автор объясняет тем, что она еврейка, ну, и по другим персонажам нет-нет, да пройдётся. (Больше удивили, наверное, только выскочившие откуда ни возьмись гомункулусы барона Да Капо Оо ). Вообще изрядно поднадоела вся эта суета вокруг дивана, на котором лежит притворяющийся мёртвым (Персуорденом) Дарли.
Подозреваю (но не проверяла пока), что кто-нибудь из рецензентов сравнит роман-квартет с ковром. Возможно, только какой это ковёр? Молитвенный, борцовский, цирковой (весь вечер у ковра), волшебный ковёр-самолёт сказки? Если у каждого читателя родится свой образ, если каждый поймёт этот роман хоть немного, да по-своему — можно считать, что автор свою миссию не провалил ;)
«И тем победим, надев крышку на коробку без боков» (Персуорден)
29526