Александрийский квартет

И в третий раз я убеждаюсь, что этот цикл совсем не для меня. Я по-прежнему плаваю в героях, событиях, хотя, казалось бы, уж после третьей-то книги после описания одних и тех же событий можно было бы разобраться. Эта книга более политичная. Копты пытаются отвоевать свое заслуженное, но утерянное место. Религиозные разборки. И Маунтолив, вернувшийся в столь желанный Египет, ведь там живет его любовь молодости - состарившаяся, изменившаяся Лейла. Пожалуй, это та единственная сюжетная линия, которая меня чем-то зацепила. Буду читать четвертую, завершающую часть, но уже без особой надежды понять происходящее.

Жизнь до и во время Второй мировой войны глазами совершенно разных людей наблюдаем в романе-тетралогии "Александрийский квартет". Четыре части носят имена своих главных героев, но все они связаны прочными переплетениями судьбы и сюжета.

Первые две части, "Жюстин" и "Бальтазар", мне дались труднее, как будто бы надо было время, чтобы погрузиться в другой мир, и с точки зрения времени, и с точки зрения культуры... Порой возникало впечатление, что продираюсь по тексту, как по улочкам Александрии...
Сначала думала, что прочту первую книгу, просто чтобы познакомиться с автором, который давно был в планах чтения. Но с трудом преодолев первую часть, подумала, что все-таки это не отдельная книга, а квартет - это что-то единое, поэтому начала вторую, после уже не смогла остановиться, не дочитав до конца.

Вторые две части, "Маунтолив" и "Клеа", читались гораздо легче, может, потому что я уже привыкла и к персонажам, и к их окружению, и к повествованию автора... Политика и личная жизнь сплелись в единый клубок так, как это и бывает в реальной жизни. Интересно было наблюдать вроде бы за одними и теми же событиями и персонажами, но с разных сторон, с разных углов зрения разных рассказчиков.

Не всё, к сожалению, мне было понятно, но в этом сборнике есть вступительная статья Вадима Михайлина, переводчика этого "Квартета", с которой я познакомилась после прочтения тетралогии. А в конце сборника есть четыре статьи В. Ю. Михайлина - "Ключи от Александрии" (четыре статьи - четыре ключа). Благодаря вступительной статье и "ключевым" статьям переводчика многие моменты романа стали гораздо понятнее, раскрылись новыми гранями погружения в образную структуру произведения.

Надо бы теперь после этих статей еще раз прочитать книгу Лоренса Даррелла, или лучше познакомиться с другими его произведениями...

И хотелось бы побывать в Александрии...
Интересно, какой этот город сейчас...

Выдираю из книги суть, как мякиш пальцами из буханки.

Книга - наркотик, книга - зависимость. С самого начала сюжет напоминает философский поток сознания, перескакивающий с одной мысли на другую, но слог настолько прекрасен, что оторваться невозможно. Мысли путаются, как в паутине. Как будто в попытке выбраться из неё, дергаешь за одну нить, потом за другую, и с каждой льются капельки дождя, совершенно разные, особенные. Витиеватый слог, изобилующий метафорами притягивает и опьяняет. Пытаясь выбраться из паутины, только сильнее запутываешься и уже нет надежды очиститься от неё. Как говорится, надо расслабиться и получать удовольствие. Что я и сделала, закрыв глаза на то, что первую половину романа толком не поняла. Зато написано красиво.

Сюжет раскручивается медлительно, постепенно, как спираль, только со многими ответвлениями. И когда начинаешь просто наслаждаться метафорами, сравнениями, будто льющимися со страниц текста, всё постепенно встаёт на свои места. Роман обрастает подробностями, хотя так до конца и не высказанными... Остаётся надежда на следующие три части.

Александрия- это город. Совсем не простой. Город, который дышит и живёт своей жизнью. Этот город также можно назвать героем произведения, которые в романе получились замечательно. Разные, живые, а не картонные марионетки. Он изменяет ей. хотя любит. Она изменяет ему, чтобы не разлюбить. Странная игра в чувства. Странная жизнь. Странные отношения. И сложно рассказать что-то большее о сюжете, т.к. это будет спойлером.

"Александрийский Квартет":

• Жюстин
• Бальтазар
• Маунтолив
• Клеа

  Четыре года минуло с той поры, как я прочитал "Александрийский квартет", и вот, думаю, прошло время сказать немного о своей любви к этому уникальному, гениальному и невыразимо прекрасному произведению. Не судите строго, если отзыву моему недостанет холодной объективности и детального анализа, ибо мои отношения с "Квартетом" вообще и с Лоренсом Даррелом в частности и поныне остаются на уровне духовно-эмоциональном, нежели чем на интеллектуальном, и, наверное, останутся такими навсегда.

  Это совершенно парадоксально и незаслуженно, но Лоренс Даррел, крупнейший английский писатель ХХ века, модернист и постмодернист в одном лице, создатель новых романных форм, талантливейший стилист и автор неподражаемых, вдохновенных мыслей и афоризмов, практически неизвестен российскому читателю, за исключением упоминаний в книгах его старшего брата, тоже писателя, Джеральда Даррела, которые, впрочем, мало что расскажут нам о творчестве Лоренса. В последние годы только Лоренс начал получать признание и в России, в том числе, благодаря Livelib'у.

  "Александрийский квартет" был опубликован в 1957-1961 гг., и читатель будет немало удивлен, узнав, что на создание столь сложного стилистически и насыщенного всевозможными смысловыми оттенками, подтекстами и аллюзиями произведения писателю потребовались далеко не годы кропотливой работы. Так, процесс написания "Жюстин" занял 4 месяца (правда, с перерывами), "Бальтазар" - 6 недель, "Маунтолив" - 2 месяца и "Клеа" - 7 недель, и вызвано это было значительными финансовыми неурядицами, периодически преследовавшими автора. Но, тем выразительнее предстает перед нами гений Лоренса, творившего вдохновенно, стремительно и умевшего держать в повиновении все бесчисленные нити повествования, которые у другого, менее талантливого автора, неминуемо бы запутались и порвались.

  "Александрийский квартет" - явление настолько сложное и многоуровневое, что не представляется возможным раскрыть его по всей полноте в рамках одной этой рецензии. Боюсь, для это потребуется целая критическая статья, и не одна. Однако попытаюсь тезисно указать на основные аспекты:

  Литературная форма. Полемизируя с концепцией классического английского романа, Л. Даррел предлагает новую форму, основанную на особых взаимоотношениях времени и пространства, в результате чего получается, говоря современным языком, "эффект 3-D": люди и события рассматриваются с разных перспектив, которые не исключают, но дополняют друг друга. При этом роман напоминает детский конструктор: вы не найдете в нем рефлексии, "потока сознания" и неведомо куда ведущих исследований, каждая мысль, каждый поступок героев известны автору заранее. Их мир - совершенная замкнутая система.

  Психологизм. Благодаря вышеупомянутому призматическому эффекту действия персонажей уже не являются результатом линейно выстроенных мотивов и побуждений. Лоренс предпринимает титаническую по сути попытку раскрыть человеческую душу со всеми ее страхами, надеждами и привязанностями.

  Гностический уровень. Автор - всемогущий демиург, творящий целый мир, такой несовершенный и наполненный болью и страданием. Не зря местом действия выбрана Александрия, где томится в плену павшая София-Жюстин. Героям представит многое понять в себе и других, возвыситься и обрести свободу. Дополняют картину многочисленные отсылки к системе Таро и Каббале.

  Аллюзии. Лоренс Даррел осознанно включает себя в рамки традиций европейской литературы. В атмосфере романа незримо присутствуют такие фигуры, как маркиз де Сад, Д.Г. Лоуренс (особенно!), Константинос Кавафис, Марсель Пруст и другие. Особенно интересен его оригинальный взгляд на сущность английской литературы, представленный в лице одного из "альтер эго" автора - Людвига Персуордена, писателя.

  Философия. Ткань объективной реальности под взглядом Лоренса постепенно распадается. На первый план выходит сознание человека как сила, созидающая реальность и оправдывающая ее существование. Столкновение этих сил - важный элемент повествования. Не может не вызывать восхищения своеобразный монолог-манифест Персуордена в заключительной части тетралогии.

  Любовь. Любовь в различных вариациях и проявлениях становится, по сути, главным героем романа. Поскольку понятие это чрезвычайно личное и субъективное, ее выражение в романе Даррела пусть остается на суд будущих читателей.

  Стиль. Читайте! Это прекрасно!

  Всё это автор помещает на колоритнейший фон города Александрии, где перед нашим взором по очереди появляются полки Александра, Антоний и Клеопатра, Плотин, просматривающий на свет человеческую душу, арабы-мусульмане, копты-потомки фараонов, безъязыкий монах, мистики, фанатики... Неповторимы описания города, моря, пустыни, природы в целом.

  Для меня Александрийский квартет" - словно любимая мелодия, которую я могу слушать с любого места, когда угодно и где угодно. Так и я, бывает, беру любую из четырех книг, на русском ли, на английском ли, и ухожу в Александрию, чтобы побродить по рю Фуад и рю де Сёр, вдохнуть соленый морской ветер на набережной Корниш, поскользить по мерцающим водам Мариотиса, отправиться в путешествие по пустыне, по морю, по мыслям, словам и чувствам... Бывают такие книги, в которые влюбляешься как в женщину - до дрожи душевной, до замирания сердца и навсегда. Я искренне завидую тем, кому еще только предстоит открыть Жюстин" впервые и прочитать мое любимое начало:

И вновь сегодня высокая волна на море, пронизанном вспышками ветра. В середине зимы замечаешь первые вздохи весны. Горячая обнаженная жемчужина неба до полудня, сверчки на подветренных склонах, и снова ветер раз за разом обшаривает огромные платаны, тасует их листья…

P.S. Переводчик Вадим Михайлин проделал великолепную и вдохновенную работу! Спасибо ему за это!

«Бальтазар» стал для меня лучшей книгой «квартета», поворотным моментом, убедившим, что брат Джерри — Мастер с большой буквы и звание классика — не натяжка. Обычно я не читаю отзывы и критику до самой книги. Слышала только советы ни в коем случае не останавливаться на «Жюстин», даже если не понравилось.

Поэтому, когда театральная сцена незаметно повернулась, а действующих лиц подсветили, изменив до неузнаваемости, я пришла в полный восторг. Казавшийся незамысловатым сюжет захватил по-настоящему. И главное, это не линейное продолжение «Жюстин», а пересборка.

ГГ, получив загадочное наследство от писателя-самоубийцы, живёт отшельником на маленьком острове, растит дочь умершей возлюбленной (не свою), пишет роман (тот самый, которым и является книга номер один — «Жюстин»), а потом читает заметки своего друга на полях рукописи и видит, что всё было совсем не так, как он привык считать, хотя и играл в описанных событиях активную роль.

Истинно постмодернистский роман — не текст, а комментарий к тесту. ГГ водили за нос другие персонажи, а читателя — автор, подсунувший обманку на 300 страниц.

Есть здесь и плюсы: второй роман не просто переставляет акценты и смыслы, но и меняет тональность, читателя больше не будут мучить стилистическими изысками и вычурными пассажами. И то хлеб.

Комментарии пишет персонаж, именем которого назван роман, это имя отсылает к Ветхому и Новому Завету, к магам — он и есть маг. С одной стороны — доктор, благодаря своей профессии вхожий во все дома, с другой — глава тайного эзотерического общества, а ещё — всеведущий дух города, самой Александрии. Фигура, соединяющая линии сюжета. Маг из колоды Таро и системы архетипических символов.

У «квартета» несколько ключей — сложных символических структур, и поразительно, насколько естественно они вписываются в текст, не мешая ни друг другу, ни сюжету. И гностическая мифология, и архетипы, и Таро — веер карт разворачивается и просвечивает сквозь персонажей, и ни малейшей натянутости — притянутости за уши. События тоже разворачиваются и бегут живым потоком.

Здесь вырастают и другие структуры — литературной преемственности. От «Бальтазара» тянутся ниточки к «Волхву» Фаулза (в другом переводе — «Маг»), на которого Даррелл оказал сильное влияние. Фаулз меня когда-то именно «Волхвом» загипнотизировал, и вот удалось заодно увидеть, где берет исток этот его культовый роман.

Он мой. Третья часть "Александрийского квартета" покорила сердце. Первые два тома читала сдержанно уважительно и большей частью для общего развития, в четвертый уже вросла, но то был явный откат. С "Маунтоливом" случился прорыв. Тот сорт конвертации, какой человек с librum addict поймет без дополнительных объяснений, а прочим и объяснять бессмысленно. Редчайший сорт слияния и поглощения, когда перестаешь быть сторонним наблюдателем, превращаясь одновременно во всех действующих лиц какой-то из сцен и во все слова, какими она написана.

Когда текст становится источником физического наслаждения, той эйфории, которая у Набокова сопровождалась дрожью вдоль позвоночника, какую Стивен Кинг зовет восторгом абсолютного узнавания, а у меня бабочки порхают в солнечном сплетении. Не к тому, что все великие люди поумирали и мне что-то нездоровится, просто у всякого эта читательская радость проявляется по своему, но физиологическая составляющая включается непременно и тут уж не ошибешься, книга твоя.

История молодого посольского работника, впервые появившегося в Египте за двадцать лет до описываемых событий и сдружившегося с семейством знатных христиан коптов Хознани: сильно на возрасте инвалид муж, молодая красавица жена, двое сыновей-подростков Наруз и Нессим. Когда Лейла станет любовницей молодого англичанина, в этом не будет вульгарности, в большинстве случаев сопровождающей адюльтер. Ее брак был не по любви, классический расчет идеального для дочери, на взгляд отца, замужества,. Молодая красавица приняла отцовскую волю, смирилась с ней, родила мужу двух сыновей.

Однако теперь понимая силу телесного притяжения и собственную неспособность утолить ее, муж позволил эту связь. Которая, впрочем, со временем превратилась в нежную, исполненную взаимного уважения, дружбу длиной в два десятилетия. Переписка с Лейлой станет источником многих духовных радостей для одолевающего ступень за ступенью лестницу дипломатической карьеры Маунтолива. Третий роман вводит читателя в мир политических интриг с поддержкой молодого еврейского государства, в котором Нессим видит силу, способную послужить противовесом безраздельному мусульманскому владычеству в регионе. Роль Жюстин, самая ее фигура обретает сложность, объем, жертвенность страдательного залога (по-прежнему не облекаясь живой плотью, она до самого конца так и останется для меня созданием иного, не человечьего рода)

В книге по-прежнему много экзотики, может даже больше, чем в двух предыдущих, но полюбила не за то. Третья часть для меня - это череда невероятной живости сцен. Вот Маунтолив на рыбалке и водоплавающие птицы взметываются разом ввысь, и нужно беречь лицо от зимородков, которые, чуя рыбу, дуреют. А вот у него болят уши (непременно в первую ночь после возвращения домой) и мать капает разогретым салатным маслом. А торг с послом в Советской России за подержанный мундир! Танец Персуордена с Лайзой на Трафальгарской площади в честь дня рождения Блейка! Скоби, напяливший дамскую шляпку!

Фигура Скоби невероятная удача романа, изобилующего колоритными персонажами, которые тускнеют на его фоне. Потрясающий, немыслимый уровень витальности, раблезианская избыточность, в сути, маленького человека. За одного этого героя Дарреллу должно сто грехов проститься, буде какие имелись. И еще одно - записываю для себя, время вымывает из памяти подробности, а прочтешь вот так свой текст, спустя годы, и вернешься ненадолго туда, где была счастлива - вся ночь Персуордена с Мелиссой. Это немыслимо хорошо.

Просто восхитительная книга о человеческих взаимоотношениях, о культивировании своей несчастности, попытках понять себя и окружающий мир. Здесь чувства героев составляют отдельные реальности, которые существуют параллельно с реальной жизнью и часто перекрывают ее. Великое множество историй в жизни начинается с простой предпосылки: «Как все эгоисты, я совершенно не способен жить один...»

Довольно-таки неоднозначной является фигура рассказчика (тем более что текст написан от его лица, по волнам его избирательной художественной памяти). Меня всегда настораживают такие мужчины, которые до мельчайших элментов препарируют свои мысли и поступки, а также поведение других людей. Конечно, он писатель, причем с явно неудовлетворенным эго. Подобное я встречала разве что в дневниках Джона Фаулза (и лучше бы я их не читала). Так вот в основе книги лежит четырехугольник, который (будем уж говорить откровенно) выгоден всем, потому и существует. Рассказчик влюбляется в Жюстин, жену очень влиятельного человека, Нессима. Очевидно, что у него при этом уже кто-то есть. Однако движущая сила романа описана предельно просто: «Трудно противостоять желаниям сердца: если оно чего-то очень захочет, то купит все равно и заплатит душой». Так что же это за желания сердца?

Книга сконцентрирована на попытках понять Жюстин (которые неизменно проваливаются). Она производит впечатление александрийской Настасьи Филипповны, сотканной из противоречий, всячески культивирующей в себе собственную надломность и неспособность к счастью. Я каждый раз поражаюсь, неужели мужчины действительно способны терять голову из-за таких стервозных натур с комплексом жертвы? Или же для них такие женщны как игрушки, которые непременно хочется разобрать, посмотреть, как внутри все устроено, найти поломку и затем починить? Как бы то ни было, в книге все выглядит именно так. Однако сложно сказать, действительно ли им хочется прийти к пониманию поступков женщины, от которой они не могут оторваться, или же это просто их попытка упростить и упорядочить свою жизнь (ровное течение которой она периодически нарушает)?

По сути сложно понять то, что скрыто. И оценивая человека по последствиями, сложно увидеть его глубину. В книге нитью проходит мысль, что каждый человек видит лишь одну грань другого, на самом же деле их очень много. И для каждого человек такой, каким он его видит (или хочет видеть). Так кого же мы в конечном счете любим? Реального человека или же тот образ, который придумали? Этот принцип относительности лежит в основе самой концепции квартета. Чем больше читаешь книгу, тем больше понимаешь, что в каждой женщине есть что-то от Жюстин, в какой-то степени ее образ концентрирован, даже архетипичен. Самое большее, на что способны мужчины в романе, это с помощью саморефлексии описать Жюстин, создать из слов некий ее аналог, который можно хоть как-то упорядочить и понять. Может ли этого быть достаточно?

Как отмечал сам Даррелл, его задача заключалась в том, чтобы показать современную любовь, что бы это ни значило. Можно сказать, что любовь в книге представляет собой не столько физическую или даже эмоциональную привязанность, сколько интеллектуальное притяжение, постижение некой философской сути. Отсюда, увы, можно сделать вывод, что этот процесс бесконечен, неравномерен и доставляет героям больше мук, чем положительных эмоций. В книге есть попытки разобраться, ради чего люди остаются друг с другам, даже если прекрасно знают, что это навредит другим (и им самим тоже). Здесь нет счастливых персонажей, каждый в чем-то надломлен. Зачем же они столько думают, все анализируют, во всем ищут какой-то отклик для себя? В тексте есть на это намек:

Книга очень атмосферна. Действие происходит в Александрии, где люди не очень-то горят желанием жить, но все равно едут туда и там остаются. Такой вот парадокс. Душный город больше мешает людям жить, чем помогает. Он словно охватывает их и заключает в клетку. Настоящее сокровище книги – ее язык. Здесь множество нестандартных и красивых метафор, синтаксических нагромождений, описаний города. Я бы даже сказала, проза Лоренса Даррелла графична, почти осязаема. Одна из тех книг, где множество слоев, скрытых ключиков и тем для размышления. Но это лишь одна сторона истории, которая по-разному отражена в следующих частях Александрийского квартета.

Лоренс Даррелл
«Александрийский квартет: Жюстин»

И о чём я думал, когда решил познакомиться с этой книгой? Совсем не ожидал, что она будет написана в таком ключе, в каком её представил Лоренс Даррелл. Хотя чего я ждал от британского писателя, рождённого в Индии, переехавшего в юном возрасте в Британию и начавшего писать в стиле латиноамериканского магического реализма (мне так показалось; возможно, ошибочно, но восприятие моё сказало так) — а закончил и вовсе во Франции — эту книгу на Кипре, предварительно пожив в Греции и Египте? Про Александрию! Чувствуете разброс, разносторонность и многогранность, да? Не знаю, какая связь. Может, её и нет. Хотя не думаю. Слишком многое впитала в себя «Жюстина». С первых страниц мне стало ясно: не в те степи/дебри/болота/пески зашёл, бедолага. Я люто пожалел, что ввязался в этот бесконечно-неиссякаемый поток слов и предложений, смысл которых постоянно от меня ускользал. Если бы не игра, то не стал бы дочитывать сейчас. Плюс настроение не то для данного вида словоблудия. Максимально не моя литература. История болезненной любви Жюстины и её многочисленных любовников. Хотя главное повествование ведётся от лица одного человека. В виде дневниковых записок представлен сей роман. Опять (это я про себя любимого). Какая-то напасть для меня в последние месяцы. Он рассказывает о себе, о своей любви к Мелиссе — первой своей влюблённости александрийской (Жюстина была второй), о других людях, которые встречаются ему на протяжении жизни в Александрии. Нессим, Бальтазар, ещё какой-то горбатый персонаж с трудновыговариваемым именем, ещё один писатель, который крутил шашни с Жюстин до нашего повествователя, слуги, покровители, завистники. Чёрт ногу сломит. Помню только, кто кем был в общих чертах — ни характеров, ни внешности моё воображение не утруждало себя нарисовать в моей же голове. А слог!? О, эта патока, которая сводит зубы. О, эти нескончаемые кружева. О, эти бесконечные узорчики и рюшечки. Я не смог. Вернее прочитать-то смог, но никак не вникнуть. И уж тем более проникнуться. Сам город представлен во всех ипостасях с одновременным сосуществованием нищеты и роскоши, жары и зноя, распутства и Культов. Описание его усиленно прорывалось наружу, но не прорвалось. Общей картины города у меня не получилось представить. Дух — да. Но не более. На этом остановлюсь. Мне тяжело читать книги, в которых начатая в одном абзаце мысль — любовная сцена, например — или описание прошедших событий из жизни персонажей через пару-тройку уже забыта, и мы начинаем читать о древнем походе македонян на Александрию. Такое вольное течение, полёта мысли автора воспринимается мною с трудом. Порою даже способно вызвать отторжение. Сюжет до сих не укладывается в голове, даже если он есть. В этой книге он вроде имеется. А вроде и нет. Эта книга словно пазл, фрагменты которого надо собрать, чтобы картина написанного получилась более-менее цельной. Только не знаю, так ли это? Сложится ли она? Впереди-то ещё три части. И я сомневаюсь, буду ли продолжать эту тетралогию. Если честно, то я не знаю, что писать и как анализировать данную книгу. После прочтения внутри меня ничего не осталось. Кроме раздражения от слога и стиля автора. Это не в вину ему, ни в коем случае. Поэтому итоговой оценкой выступает четвёрка. Я — не аудитория подобного стиля написания романов. Замысел я оценил, но не принял. Страдания любовные, вожделение сексуальное, измены, поиск себя чуть ли не каждым персонажем (и важно, мужчина это или женщина), рассуждения на эзотерические и философские темы. У каждого персонажа свои проблемы и кажется, что они состоят исключительно из одних недостатков. Все они больны душевно, внутренние миры их расколоты — безденежьем, безответной любовью, насилием, физическим уродством… А болезненная привязанность друг к другу персонажей сводила с ума. Автор сплёл всё, что только можно в этом романе. Винегрет. Не переношу его.

Дано:

A любит B. Ну не то что бы любит. Нравится тело, нравится невысокая требовательность В к А. В и А не равны. А - образованный, тонко чувствующий и много видящий. В - я на улице росла, меня курица снесла. Плюс - В благодарна А за гуманизм.

А любит С. Ну не то что бы любит. Цепляет ум, независимость С ко всем другим индивидуумам. А не может постичь С. Это досадно. При том, что С вроде бы тоже "я на улице росла, меня курица снесла"

С любит А. Ну не то что бы любит. Видит родственную душу. Говорит, мы с тобой одной крови, ты и я. Мы рождены мучить тех, кто нас по-настоящему любит (будто такие есть). Рыбак рыбака. А что нам терять? Понимание ведь, часто ли встречается?

С любит D. Ну не то что бы любит. Это ее бензин. Куда без бензина уедешь? Тем более, улучшенного, для продвинутых водителей, ценящих скорость и берегущих тело. Как не любить D? Он все понимает. И он богат. Он никогда ничего не требует от тех кого любит. И не ждет. Просто наслаждается моментом существования и взаимодействия с теми, кого любит. Мечта. Хоть и чудак.

D любит С. Ну не то что бы любит. Многому учится. D понимает, что не в деньгах счастье. А в мудрости. А кто еще, как не С, познавшее плохое и хорошее может преподать ему урок и не обмануть и не поглумиться?

D любит В. Ну не то что бы любит. Хочет защитить и познать таки силу собственного статуса. В связи с этим вырасти. Вообще и в собственных глазах. Или просто вернуться к классической схеме "мужчина и женщина" Почему бы и нет?

Е любит В. Ну не то что бы любит. Хочет почувствовать собственные социальные преимущества пользуясь материальной незащищенностью В. Тем больше хочет, чем не хочет она. Она ведь любит А.

Есть еще F и G и пр. Но у меня на них нет сил уже. В конце концов, мне за это не платят - разбираться в анатомии чувств посторонних.

Тем более, что им всем на гормоны капнули некий усилитель вкуса под названием Александрия. Который уже испробовали Антоний и Клеопатра, где вечно жарко, полно тараканов, запах испражнений и повсюду сексуальная эксплуатация и педофилия...

А что требуется доказать? Ничего. Жизнь жестока, неопрятна и похотлива. Хоть и с элементами везения, эрудиции, и чувства прекрасного.

Эпиграф стоило бы из Кавафиса, но в Кавафисе я не разбираюсь. Я вот в Кузмине разбираюсь немножко.
Когда мне говорят: "Александрия",
я вижу звезды над стихающим городом,
пьяных матросов в темных кварталах,
танцовщицу, пляшущую "осу",
и слышу звук тамбурина и крики ссоры.
Итак, под звуки тамбурина и оглушающие крики ссоры в Александрию возвращается господин Маунтолив, британский посол, умница, дипломат, наконец, просто красавец. Возвращается в ту землю, которая сделала его мужчиной, одиночкой и осквернителем законов гостеприимства. Возвращается.
Возвращаемся и мы. Оборачиваемся на родной Содом, чтобы увидеть и узнать третьим образом – так вернувшиеся после долгой отлучки узнают в рябой старухе, укутанной в чадру, прежнюю возлюбленную. Отдельное, кстати, спасибо за экскурсию в семейство Хознани. Да… сильные характеры, свободолюбие, огромный дар… никто из них – ни Лейла, ни её несчастный муж, ни Нессим, ни Наруз, - на счастье не разменивались…
Известно, что Лоренс Даррелл Англии не любил и не понимал, дразня безжалостно «Островом Пудингов». И вот парадокс – ему удалось изобразить Маунтолива, англичанина par excellence, и Англию в его воспоминаниях как самое прекрасное, что существует во Вселенной.
Дубы возле ворот словно усыпаны были брильянтами; он вошел; с ветвей ближайшего дуба сорвались два жирных голубя и, оглушительно тарахтя крыльями, скрылись в тумане — как будто захлопнули разом тысячу книг. Он вздрогнул и улыбнулся. На выгуле, совсем рядом с домом, он заметил заячью лежку. Пробежался по ветвям деревьев ветер, осыпая с нервическим звоном сосульки, — будто разбили тысячу хрустальных бокалов. Он нащупал старый «йельский» ключ от автоматического замка и еще раз улыбнулся, повернув его в скважине, и шагнул через порог, в уютное тепло за дверью, полное не забытых еще запахов — абрикосов и старых книг, мастики и цветов; безошибочная тропка в тот мир, где остались «Петр Пахарь», и пони, и удочки, и альбом с марками. Он остановился прямо в холле и тихо окликнул ее. Мать сидела у огня в той же самой позе, в какой он оставил ее в прошлый раз, с книгою на коленях, и улыбалась.
Поразительно Даррелл построил сюжет – на контрасте, на контрапункте между статикой и динамикой, между Европой и Азией. Олицетворение первой - элегантный и благодушный сэр Луис, чья шпага единственный раз побывала в переделке – сиамский король прищемил её дверцей лимузина. Он, кстати, и продаёт Маунтоливу мундир (продаёт мундир!), въедливо при этом торгуясь. Олицетворение второй - изуродованный и одухотворённый Наруз Хознани, полузверь-полупророк, чей бешеный кнут рассекает пополам летучих мышей, пустынных псов и рожи непокорных. Две диаметрально противоположных сцены – сэр Луис, выпив лишнего, гудит себе под нос хор из «Саула» и создаёт этим пением нежелательный прецедент, и Наруз, отпетая деревенщина, неуч, проповедует волю своего народа и своей религии, грубо взывая к Богу «Медад! Помощи!» Грубо говоря, Маунтоливу предстоит выбрать, где он и с кем он: с господами европейцами, которые мило улыбаются, кивают и дипломатично обходят мольбы о поддержке, или с грязными азиатскими… притесняемыми братьями во Христе? Он выберет.
Русская девушка, на которой Маунтолив так и не женился, оскорбила его напоследок: «Ты всего-то навсего дипломат. У тебя нет ни убеждений, ни веры!» Точно так же цивилизованные Нессим и Жюстин жертвуют основой, смыслом своего существования ради сомнительного комфорта. Единственный момент, в котором цивилизация приносит пользу – это виньетка Амариля и добродетельной Семиры. Значит, всё-таки могут Запад и Восток сойти с мест навстречу друг другу?
Вот сколько всего неожиданного случилось, пока Дарли изнывал от любви и/или невозможности выразить любовь на бумаге, а Бальтазар рассматривал в лупу муравьиную суету Города. Знаете, я боюсь открывать «Клеа». Неужели четвёртая часть – последняя, и Александрия кончится?