Александрийский квартет

Как это часто бывает, пишу рецензии, а их намечается ещё две, эта и следующая, когда уже пора отчёт сдавать, и после бессонной ночи, всю ночь эту книгу читал.
Поэтому не обессудьте, что получится, то получится.

Массау аль кхаир, дорогие экскурсанты!
Это уже третья наша экскурсия и эмпирическим путём я пришёл к выводу, что вам необходима чашечка крепкого кофе, каждому. Поэтому запасся несколькими термосами этого напитка.
В этот раз мы не будем никуда ходить, а поговорим о коптах.
Собственно, "Копт" и переводится как "Египтянин", восходя к древнегреческому "айгюптос", сами копты утверждают, что их предками были древние египтяне.
В разные века Египтом владели и греки, и римляне, и византийцы, и персы, и османцы, позже французы, а в начале прошлого века Египет был под началом британцев.
И, если верить некоторым источникам, от этих бесконечных переходов от одной власти к другой, больше других страдали копты. Но они делали упор на образование и многие представители этого народа были не последними шестерёнками в государственном механизме. Но всё изменилось с приходом британцев. Консерваторы по натуре, они с недоверием отнеслись к коптам, занимающим высокопоставленные должности и провели полную чистку в чиновничьих рядах. Сменив коптов англичанами.
Большую роль в жизни коптов играет и Коптская церковь, появившаяся в 451 г., после раскола на Халкидонском соборе. Копты, да и многие другие христиане, во время правления Римской империи, подвергались гонениям. Особо в гонениях на христиан в целом и на коптов в частности отличились императоры: Деций, Валериан и Диоклетиан.
Большинство коптов считают себя православными, но их православие немного отличается от общепринятого, беря за основу учения Александрийской богословской школы.

Вот мы и познакомились с историей коптов, совсем немного, но этого достаточно, чтобы понять, что они из себя представляют и как относятся к британцам, об одном из которых и пойдёт речь далее.

Маунтолив, вот тот британец, который нас интересует. Молодой, дерзкий и подающий большие надежды британский дипломат, который влюбился в представительницу коптского народа и всё бы ничего, но Лейла ему в матери годится и два её сына, чуть ли не его ровесники.
Короче, закрутил этот вдохновитель Максима Галкина и Прохора Шаляпина с прекрасной матерью Нессима и Наруза, про которых мы говорили вчера, а тут его перевели из Египта. Прошло немало лет, прежде чем он получил повышение и в должности британского посла, вернулся в эту пустынную страну. Но Лейла уже утратила свою красоту и скрывает, покрытое оспинами и струпьями лицо, за маской. И, если верить её словам, то она не вполне compos mentis. А Маунтолив всё это время поддерживал эпистолярную любовь с ней, а стоило ли? Вот в чём вопрос. Дело осложняется ещё и тем, что Нессим оказывается втянут в коптский заговор, а заговор ли вообще, или очередная мистификация нашего старого знакомого Бальтазара, который строчит бустрофедоном записочки кому ни попадя, чем и привлекает внимание контрразведчиков. Удивляет то, что в Нарузе - этом неотёсанном мужлане с повадками мясника - просыпается пророк, а Персуорден - эгоистичный писатель, который единственный не хотел Жюстин, встаёт на защиту всей этой братии, во главе которой стоит Нессим.
Он даже отправляет Маунтоливу преинтереснейшее письмо, в котором, помимо братьев Хознани, фигурирует и очкарик Дарли, и хитрец Помбаль, и параноик Маскелин, который во всём видит посягательства на британскую корону. А дружеские посиделки в кафе "Аль Актар и собрания кружка каббалистов, считает сходкой революционеров.
Не буду утомлять вас дипломатическими терминами, типа: экзекватура, сикофант, хиатус, апология, штудия итд. Вы и так уже спите. Стоп! Как это вы спите? Я же споил вам лошадиную дозу кофе? Вот же гады эти александрийские торговцы, наверное сторговали мне цирконий вместо кофе или ещё какую дрянь подсунули!
Ладно, Ахмед, держи курс на отель "Сесиль", уложим этих голубчиков и отправимся в кафе "Аль Актар". Завершим сегодняшнюю экскурсию в хорошей коптской компании!

Его неподцензурные писания
Производили в обществе шуршания.
Его неподцензурные инверсии
Рождали в массах странные перверсии.
(строчки из романа)

Заключительный аккорд. Последняя часть квартета. Она более сходна с первыми двумя, являясь продолжением рассказа Дарли после возвращения в Александрию. Прежде всего мы наблюдаем изменения в самом городе, и причина перемен не только в долгом отсутствии рассказчика, более разрушительное действие оказала война.
Стиль последней части повторяет начальный стиль тетралогии - рассуждения, цитирование, витиеватость...
Признаюсь, что мне было неинтересно слушать философские размышления Жюстин, которая, по собственному признанию, "баловалась наркотиками, транквилизаторами и все такое!" или Бальтазара, "умудрившегося стать запойным пьяницей", заглядывать в записную книжку Персуордена с обличительными речами в адрес всех и каждого или читать чужие любовные письма... Хотя, обращение к Дарли неплохо бы подошло для характеристики данной тетралогии: "Однако же, Брат Осел, что бы ты ни говорил, во всем этом не хватает целого измерения. Но как перевести сие на оксфордский английский?".
Казалось бы, герой получил хороший урок, возмужал физически и стал более зрелым, но нерешительность так и осталась при нем и я с трудом поверила в перемены.
Четвертая книга отличается присутствием мистической составляющей. Тут не только гадания-предсказания, которые сбываются самым загадочным образом, не только вездесущие мёртвые, но и создание гомункулов - пророчествующих духов. Возможно, без суеверий и легенд образ Александрии был бы неполным - в подобных древних городах обязательно должны присутствовать загадки.
Продолжали удивлять индивидуально- авторские сравнения, особенно в теме цветовых решений - цвет слюны, цвет печени (на эту тему можно писать отдельную работу).
С оценкой сложно, она плясала от тройки до пятёрки, а я лишь удивлялась подобному диапазону.

Как бы ни были прекрасны подобные книги, все же я их не люблю. Красиво, слова текут, переливаются. Александрия - столица мира. Жюстин - прекрасна и недосягаема (в каком-то смысле). Я ловлю эти звуки и преобразовываю в слова, слова в предложения, но вот самого важного мне не удается сделать. Никак не могу связать предложения в единое. Я словно сильно пьяна, и мое расфокусированное зрение выхватывает эпизодические кадры тут, там... и темнота. Затем вновь музыка, танцы, и вот уже сидишь в уголке и вспоминаешь давно позабытого бывшего. Да, именно такие ощущения у меня от этой книги. Продолжу читать квартет, надеюсь, недостающие кадры будут восстановлены, и к концу третьей книги я смогу понять, что же это было.

Очарована и вымучена. Редкую книгу в 300 страниц читаю почти две недели. При всей моей очарованности персонажами, язык Лоренса Даррелла не так прост оказался, как я надеялась. Он насыщен и изобилует сравнениями; к концу некоторых небольших предложений я останавливалась, пытаясь вспомнить о чем это мы вообще... Сравнения и метафоры Даррелла сродни набегающим тучам - вот они немного раздвинулись и проступили яркие, прозрачные сценки. Тут я облегченно вздыхала и залпом прочитывала несколько страниц, пока тучи не наползали опять...
Много внимания уделено Городу - Александрии, он как полноценный персонаж романа. Но герои, люди намного любопытнее, их судьбы и характеры проступают неспешно, не сразу, по крупицам, да и то, насколько я понимаю, не полностью, потому что впереди еще три романа из квартета, описывающие те же события и тех же людей. Это хорошо, потому что хочется вернуться к персонажам и получше их узнать. Жаль было расставаться, несмотря на то, что они меня замучили вконец.
Мне кажется, что после Жюстин, Мелиссы, Клеа, Нессима, Бальтазара многие персонажи других писателей будут казаться пресными и однобокими. Даррелл сотворил почти что восточную сказку.

Необычная книга в первую очередь структурно. Первые три книги рассказывают нам суть происходящих событий с трех точек зрения, четвертая книга завершает повествование и приводит читателя к итогу. Казалось бы, в случае, когда картина описана со всех сторон, ее должен увидеть и понять даже слепой, но мне так и не удалось оживить её и принять. Для меня эта тетралогия осталась непонятой, не интересной, не живой. Я осталась равнодушна.

"Жюстин" - первая часть Квартета, и Жюстин - первый герой, с которым мы знакомимся. Она стала для меня центральным персонажем всей истории, хотя по сути она им не являлась, и в следующих книгах, хоть она и появляется, но её там слишком мало. И я выискивала ее имя на страницах других томов, словно желая встретить в чужом городе хоть одно знакомое лицо. Книга о ней показалась мне ярче других, может потому, что она более женская, более похожа на роман, в ней много страсти, любви. Этим же мне запомнилась и книга "Маунтолив". Жюстин очень яркая, самобытная, и совсем не удивительно, что она привлекает внимание многих мужчин.

Часть о Бальтазаре мне не запомниласьот слова совсем, хотя сразу после ее прочтения я даже могла выделить несколько понравившихся мне эпизодов, но сейчас у меня словно амнезия. Не помню ничего, кроме имени - Бальтазар.

"Маунтолив" - книга более политичная, а как могло быть иначе, когда главный герой - это английский посол. Но более всего мне запомнилась романтическая составляющая - любовь Маунтолива и Лейлы. Лейла для меня самый состоявшийся персонаж, героиня, которая вызывает во мне большее уважение по сравнению с остальными. Может потому, что она уже взрослая женщина, у нее взрослые дети, да и к тому же она подходит к любви чисто с практической точки зрения. Ей позволил это приключение муж, запретив ей при этом влюбляться. И все их устраивало, пока Маунтолив был в Египте. Покинув же его, все должно было закончиться. Но письма, письма не дали этому произойти, и всю свою жизнь Маунтолив стремился вернуться нет, не в Египет, к Лейле. Но годы идут, а женщины меняются очень быстро. Было чуть ли не физически больно читать их диалог при встрече после долгого расставания. Это было логично, но как я понимала их обоих!

И вот, последняя, завершающая часть "Клеа". Как я ее ждала, мне хотелось поскорее покончить со всем этим, хотелось дочитать и забыть, отпустить и не возвращаться. Эта часть для меня пронеслась практически так же как и "Бальтазар". Запомнился один эпизод, который произошел в самом конце, и который оставит единственный оттиск в памяти о Квартете. Эпизод о Клеа и гарпуне. Было трвожно и жутко, было страшно, особенно если представить себя на ее месте. Было местами и непонятно, почему же Бальтазар - доктор - не бросился сам реанимировать пострадавшую. Да, остановил кровь, но не попытался заставить ее дышать. Положился на друга. И было радостно, когда спустя несколько месяцев она писала своими руками письмо, которое само по себе стало доказательством её выздоровления.

В целом по тетралогии могу привести слова из моей же рецензии на первую книгу:

Вторая книга Квартета немного освежила мое сознание, и кое-что начало проясняться, но до полного понимания, тем не менее, еще очень и очень далеко. Надеюсь третья часть поможет мне в этом. В остальном - это по-прежнему какая-то муть. Когда в книге действительно что-то происходило, именно сюжетная часть - мне было интересно, и я бы с удовольствием читала об этом дальше. Но вот, эпизод окончен и мы вновь уплываем в неведомые дали, пока не наткнемся на следующий островок действия. Поэтому книга кажется разрозненной, словно рандомно выхваченные кадры из жизни. Пошла за третьей книгой.

Махуббах, мои дорогие!
Сегодня отправимся в пустыню, тёмным пятном на солнце песков раскинулось там поместье Карм абу Гирг.
Вот, кстати, и оно. Большая его половина отдана под конюшни и мужскую часть дома, где всем заправляет Наруз, брат, уже знакомого вам Нессима, а оставшаяся часть этого оазиса принадлежит Лейле, матери семейства. Но вы не увидите её лица, она ходит в маске, как и все мы, только её маска более материальна и неизменна, в отличие от коллекции личин, которые есть в гардеробе каждого современного обывателя. Она всегда готова к маскараду, который регулярно посещает. Для вас, не знакомых с традицией маскарадов, привычней будет слово Интернет. Ведь Интернет - это современный аналог маскарада, только без танцев.
Обратите внимание на небольшую кобру, лакающую молоко из миски, у ног Лейлы. Это её домашняя любимица. Возможно ей предстоит сыграть роковую роль в жизни женщины, а возможно она символизирует сущность Лейлы, её, не отягощённую разумом, квинтессенцию. Аналогичным символом Нарузовой квинтэссенции, выступает, горячо им любимый бич из кожи гиппопотама.
Наруз - неукрощённый жеребец, ни одной женщине не удалось совладать с его тягой к свободе, а та, которой под силу этот акт подчинения - хочет Жюстин!
Но забудем ненадолго об этой бедной женщине и вернёмся к аллювиальным почвам, которые, при поддержке Наруза отвоёвывают территорию у древней пустыни, с которой так и сыплется песок.
Ладно, довольно с нас пустыни, вернёмся в Александрию, в её арабский квартал.
Посмотрите направо, видите небольшой домик? Не тот побеленный, а немного дальше, рядом с мусоркой. Туда мы и направимся.
Вот в этих комнатах и жил старый шпион Скоби. Да не Косби, конечно Скоби наделён определённым чувством юмора, но ему далеко до старины Косби!
Так вот, обратите внимание на большую птичью клетку в углу комнаты. Раньше в ней жил попугай Скоби, по кличке Рон. Но его пристрелил новый начальник полиции, которого тот обматерил.
А вот и шкаф, в котором Скоби хранил свой секрет - комплект женской одежды, опять же, чего только не найдёшь у контрразведчика в шкафу... и конечно, всё это под охраной скелетов!
Одному Скоби известно, сколько в его ведомстве было любителей женщин, а сколько остальных контрразведчиков, но он сохранил эту информацию в тайне. И если никто из вас не хочет прилечь на эту одноногую кровать с запахом гашиша, хотя, кто его знает, какой он, этот запах гашиша, то мы отправимся к следующему пункту нашей экскурсии.
Давайте вернёмся на Саад Заглуль, да не к ночи он будет упомянут. Кстати, мы как раз проезжаем возле памятника Мухаммеду Али. Почему он без боксёрских перчаток? Странный вопрос, да потому, что наместнику Египта не пристало ходить в подобных перчатках, да и появились они лет на сто позже правления этого досточтимого мужа.
Чуть не забыл, у меня есть "Комментарии" Бальтазара, А ведь он известный в Александрии человек. Можете ознакомиться, только не перепутайте страницы, некоторые музейные работники взыскуют абсолюта и будут вне себя, если я верну им сей документ в ненадлежащем виде.
Что можно сказать о Бальтазаре, философ, он и в Египте философ, а если это ещё и герметичная философия основанная на учении каббалы... Тут эманации вечного бытия можно проследить через гилгулы и понять, что отрешившись от техиру, нельзя достичь цимцума, который, в сущности, вовсе не к чему. Ведь андрогинность единства и песонофикации некоторых элементов космоса, не требует компенсирования меры ритмов. Кстати, тёзка александрийского каббалиста, Бальтазар Вальтер, не был приверженцем герметичного метода познания рационального иррациональным и настороженно относился к постулатам сфирота.
Молодцы, даже бодрствующие слушатели остались, точнее остался, держи конфетку за внимательность, Ахмед. Ты отличный водитель автобуса, не спишь за рулём!
Ма асаляма, дамы и господа! Встретимся на завтрашней экскурсии.

Я постепенно привыкаю к мысли о том, что каждый сексуальный акт следует рассматривать как процесс, в который вовлечены четыре человека. Нам будет о чем поговорить в этой связи.
З. Фрейд. «Письма»

Навeрноe каждый хотел бы написать книгу. Содержание может варьироваться от записок обывателя, фанфика на любимую книгу, до доморощенной философии или боевой фантастики. Знаeтe, вскрыть душeвныe раны, выпустить на волю тараканов, поделиться бесценным опытом. Мнe жe хотeлось бы написать что-то в духе Лоренса Даррелла. Eго язык восхититeлeн. Он избeгаeт слов, слишком провонявших литературой, скучных очевидных штампов, образов, использовавшихся писателями столeтиями. Канва eго повeствования рваная, она пузырится, мeстами плотная, местами рыхлая, с вылезающими наружу нитями. В eго романe нeт чeткого сюжeта, в том видe, в котором вы привыкли eго видeть. Много рeфлeксии и погружeния в чувства. Главный гeрой копаeтся в окружающих, как учeный прeпарируeт новый, нeизвeданный досeлe вид. Создаeтся впeчатлeниe, что пытаясь понять других, он пытаeтся разобраться в сeбe, но это такой напрасный труд…

Роман как будто находится внe врeмeни, лишь мимолeтныe упоминания надвигающeйся войны приблизитeльно дают понять, что это за вeк. В цeлом жe, Александрия живeт по своим собствeнным законам, которыe сущeствуют нeизмeнными ужe нe одно столeтиe. Я могу понять, почему главного гeроя так плeнил этот город, эта страна. Всe так нe похожe на Eвропу, с ee ханжeством, нормами и моралью. Алeксандрийцы живут, нe зная рамок. Жeнщины свободны и принадлeжат только сeбe.

Жюстин — интeрeсный пeрсонаж. Навeрняка какой-нибудь психоаналитик рассказал бы о том, как она, пeрeжив насилиe, потeряла какую-то часть сeбя, отвeчающую за любовь. Она бросалась из одних объятий в другиe, в надeждe почувствовать хоть что-нибудь, почувствовать жизнь, но так и нe смогла вeрнуть сeбe эту утрачeнную часть. Я нe психоаналитик, но я способна понять Жюстин. Какой-нибудь ханжа воскликнeт «шлюха!», а я подумаю о том, как была она нeсчастна. Как дарила она то, что от нee трeбовали мужчины, но нe чувствовала ничeго. Как тщeтно пыталась она освоиться в этом мирe и как сбeжала из нeго в уeдинeниe, в полнeйшee отрицаниe сeбя в пользу других.

Присутствиe Жюстин как будто бы вдохновляло людeй быть лучшeй вeрсиeй сeбя, потому нeудивитeльно, как опустeли жизни оставлeнных eю.
Ох, Жюстин. Даррeлл пишeт о любви с нeвeроятной красотой. Дажe самыe личныe и чувствeнныe описания лишeны пошлости и обыдeнности, но при этом полны искрeнности.
«Жюстин» — пeрвая книга в Алeксандрийском квартeтe, судя по названиям, дальшe нас ждут тe жe мeста, тe жe гeрои. Но я сдeлаю пeрeрыв, проза Даррeлла обладаeт такой большой силой и интeнсивностью, что поглощать ee скопом, одну книгу за другой, просто нeвозможно.

"Пульсирует стрекот цикад в кронах могучих платанов, летнее Средиземное море лежит предо мной и чарует магически синим." Ну вот что ещё добавить?
Это завораживающая историю любви четверых, розово-персикового оттенка, в газовых облаках. Как такового, сюжета практически нет - главный герой просто постепенно рассказывает, как познакомился со всеми, совершено не скупясь на описания полутонов быта и окружающего мира. Цвета Греции, если вы хоть раз видели их в своей жизни, так и встают перед глазами.
Может быть, язык Даррела покажется вам закрученным и надуманным, но он безупречен.
И наградит сполна, если ему отдаться.
Пока цельной картины я не вижу, поэтому тороплюсь читать дальше.

До конца года далеко, но это точно мое книжное открытие года! А начинала для галочки. И даже не собиралась читать все четыре романа — думала только в первый заглянуть. Хотелось посмотреть, что представляет из себя старший братец любимого писателя-натуралиста Джеральда Даррелла.

В памяти застрял маменькин сынок, балбес с гитарой и бочонком вина, щелкающий на пишущей машинке — персонаж книги «Моя семья и другие звери». Сейчас понятно, что младший братишка просто создавал в своем романе яркий, запоминающийся комический образ.

Реальный Лоренс Даррелл, скорее всего, этому образу соответствовал, поскольку жизнь вел богемную, но вместе с тем это оказался настоящий Мастер с большой буквы. Снимаю шляпу. Зря Нобелевку не дали, на которую он был номинирован в 1961 году.

Его «Александрийский квартет» — великолепная литературная игра, невероятно красивая. Давно не получала такого удовольствия от самого построения книг, от структуры в целом и каждой части в отдельности, от системы символов, от множества просвечивающих смыслов, которые то разбегаются, дробятся, то собираются каждый раз в новую картинку.

И в то же время первый роман тетралогии, «Жюстин», сначала абсолютно мне не понравился.

Сюжет незамысловатый: любовный четырехугольник, египетская Александрия 1930-х годов, восточно-базарная экзотика, европейская диаспора, в основном состоящая из дипломатов, молодой и бедный учитель-англичанин мечется между двумя возлюбленными — нищей же танцовщицей и загадочной роковой (а ля Настасья Филипповна) женщиной, женой банкира. На фоне маячит ревнивый банкир.

Ну очень модернистский
Проза насыщенная и напыщенная, декаданс в квадрате, не роман — стихотворение в прозе длиной в роман, чего, казалось бы, невозможно выдержать. «Друг мой, Аркадий Николаевич, не говори красиво». А он всё говорит и говорит. Литературный орнамент всё вьется и никак не кончается. Это прилипчиво, хочется начать писать отзыв таким же вычурным языком.

Когда я вижу нечто подобное, то пытаюсь понять, к чему такое расточительство — меня пытаются ввести в особое состояние или отводят глаза от чего-то действительно важного? зачем наводят морок? Но вся прелесть в том, что ни за что не догадаться — зачем.

О технике чтения
Эту тетралогию надо читать подряд, роман за романом, и тогда она будет медленно раскрываться, как цветок, разворачивая всё новые смыслы и отменяя предыдущие. И догадки читателя в том числе. Как хороший детектив. Детективная линия, кстати, там тоже есть, как и гора трупов.

С этим «квартетом» надо изловчиться поймать волну и просто плыть по роману, выбрав созерцательную технику чтения — не сопереживать персонажам, не одаривать никого своим сочувствием, не примеривать их роли на себя. Не суетиться. Просто внимательно следить за событиями.

Многослойные смыслы
Роман «Жюстин» — это особняк в стиле модерн, избыточно красивый и изысканный, и надо приготовиться ходить из комнаты в комнату, и любоваться затейливыми линиями и убранством. Не забывая, что всё здесь не то, чем кажется — растительные завитки и узоры не живые растения, люди тоже не живые, это всего лишь маски, всё это — декорации, театр. В особенности не стоит судить персонажей с бытовой точки зрения — любовных манипуляций и супружеских измен.

Александрия — древний двухтысячелетний город, перекресток эпох, исторических событий, рас, религий и гностических ересей. И Даррелл сконструировал свой роман из гностического сюжета — в судьбе роковой Жюстин отражен миф о Софии, без которого эта линия теряет свою глубину и становится просто историей пресыщенной нимфоманки, выдумавшей себе невроз, чтобы казаться интересной, а не трагедией женщины, взыскующей абсолютного духа и света.

Ключи
Очень старые и/или очень сложные книги (навскидку: Библия, «Божественная комедия», «Дон Кихот») нуждаются в комментариях или в надежном проводнике, иначе можно потратить время на чтение, но снять лишь поверхностный смысловой слой, и в голове останутся только какие-нибудь детали сюжета. Любая сложная структура требует ключа.

В случае с «Александрийским квартетом» таким проводником со связкой ключей выступает переводчик, написавший прекрасные комментарии — целую книгу в нескольких частях, как и сама тетралогия. И читать ее можно частями, параллельно с романами или сразу после них. Пусть это не наводит ужас — комментарии не делают читательскую задачу более громоздкой, а наоборот, облегчают ее.

Про Александрию
«Жюстин» считается гимном Александрии, но если попытаться войти в картинку, которую рисует Даррелл, то она оказывается переполненной грязью и уродством и буквально тебя выбрасывает. Брезгливости не вызывают разве что морские пейзажи.

Восточная экзотика меня не очаровала, хотя бы потому, что только что были друг за другом прочитаны арабские сказки «Тысячи и одной ночи», индийские «Дети полуночи» Салмана Рушди, «Стамбул» Орхана Памука, ну и «Неаполитанский квартет» Элены Ферранте, где тоже много солнца и грязи. Настоящая прививка от египетской экзотики.

Так что великий Город, хоть он и с большой буквы, прямо как у Булгакова, для меня действующим лицом не стал и не вышел из рамок декорации — пусть нарисованной не маляром, а великим художником, но всего лишь декорации с ограниченными служебными функциями. А навязываемая мистическая сущность Александрии напомнила эгрегоры городов в «Розе мира». Все-таки декаданс интернационален.

В общем, захотелось там заглянуть разве что на собрание тайного гностического общества Бальтазара — послушать, чем пытались спастись и утешиться тогдашние умники.

О «Жюстин» честно:
Первый роман понравился мне, повторюсь, меньше всех последующих, но он абсолютно необходим, к нему надо отнестись, как к увертюре в опере — и просто ждать, когда наконец запоют. И не бросать, читать дальше. Следующий роман «Бальтазар» — вот там-то всё и начнется по-настоящему, опрокинется, завертится.