Танцовщица из Идзу

Это было красиво.
Нет, на самом деле история странная для непосвященных в тонкости японского менталитета, да и бесячие герои в ней присутствуют - чего стоит одна Тикако, эта непрошибаемо-наглая женщина, мотивы которой для меня так и остались непонятными. Но в целом, как все это написано, было очень красиво.
Терзания бедной Фумико, которая разрывалась между любовью к матери, поступки которой доставили ей столько страданий, и внезапно осознанной любовью к Кикудзи, вполне можно понять. Её видение ситуации, в которой оказались все трое, совершенно не предполагало возможность чувств между ней и человеком, который стал последним любовником матери и был сыном любовника предыдущего.
Конечно, девушка менее трепетная и чувствительная махнула бы на эти обстоятельства рукой, тем более, что половины участников этих странных событий уже нет в живых. И, возможно, если бы рядом постоянно не крутилась эта злобная мегера Тикако, которая вдруг решила, что просто обязана позаботиться о сыне человека, для которого она устраивала чайные церемонии, в дом которого была запросто вхожа, история могла бы получить иное развитие. Кто знает? Вполне может быть, если бы у них с Кикудзи было больше времени, если бы им постоянно не напоминали о родителях, Фумико смогла бы простить мать и позволить себе эту невозможную любовь. И, наверное, это было бы гораздо лучше для них обоих, потому что Кикудзи тоже оказался не чужд жестким рефлексиям и после знакомства с женщинами Оота его женитьба на Юкико оказалась очень плохой идеей.
На самом деле поведение Кикудзи меня озадачило больше всего. Я могу понять мотивы Фумико и её матери, но я не могу понять хода мыслей господина Митани. Вернее, никак не могу принять. В этом случае меня терзает один-единственный вопрос: ЗАЧЕМ БЫЛО ЖЕНИТЬСЯ? Чего пытается добиться мужчина, отношения которого с женой не заходят дальше целомудренных поцелуев? И Юкико тоже до странного покладисто соглашается на подобную супружескую жизнь. Или это тот самый японский менталитет? Мужу надо подчиняться ни смотря ни на что, принимать любые его решения?
Очень это все было странно. Но интересно. Как я уже отметила, написано очень красиво. Много описаний природы - таких, которые вызывают желание увидеть все своими глазами, пройти путем того своеобразного паломничества, которое совершила Фумико. Много упоминаний чайной церемонии, вернее, моментов, связанных с этим ритуалом - это даже сподвигло идти в гугл за дополнительной информацией. И много размышлений о жизни и смерти, о грехе, о поступках людей и значении вещей. Если нужен японский колорит, то это роман, безусловно, выдаст его в полной мере.

Прекрасное произведение получилось у знаменитого японского нобелиата. Автор плавно погружает читателей в снежную горную Японию с её бытом, нравами и традициями.
Читать этот небольшой роман было истинным наслаждением! Он из разряда тех произведение, когда перевод, стилистика и умение обращаться с главным орудием писателя - словом, позволяют закрыть глаза на сюжет романа. Хотя, как мне кажется, и Йоко и Комако в романе являются некими символами.
До конца писателя понять очень сложно, но попытаться стоит. Он не договаривает многое, а отдельные предложения в целом не понять. Вот, например, как это

Ах, как бы мне хотелось понять, что стоит за этими словами!...

В «Снежной стране» Ясунари Кавабата представил японское классическое понимание красоты․ Эта красота олицетворена в Комако, которая поражает Симамуру не своей красивой внешностью, а внутренной чистотой․ Комако - гейша․ Может быть писатель идеализирует экзотическую гейшу? Но когда Симамура посмотрел на нее, то понял, что она не из тех, слишком чиста. Все обаяние Комако в ее характере․ Она стала гейшой и пожертвовала собой ради больного сына своей учительницы։ Комако хотела заработать денег для лечения парня․ Выросшего в расчетливом Токио Симамуры такой поступок Комако «бессмысленная работа»․ Нравственные барьеры в его сознании мешает ему поверить в искренность чувств девушки․ Комако противопоставлена холодной практичности Симамуры․ Эти два начало не совместимы․ Рано или поздно разрыв неизбежен․

Каждый раз, когда я читаю что-нибудь глубоко японское (а Ясунари Кавабата несомненно очень глубок в этом плане), не покидает меня ощущение, что это не про землян, это что-то с другой планеты, а, возможно даже, из другой галактики. И дело вовсе не в национальном колорите, на который Автор несомненно очень щедр. Все эти мидзусаси, сино, тясяку, таби и фуросику, в конце концов, оказываются несколько своеобразными, но всё же кувшинами, ковшиками, носками и платками. И дело не в каких-то специфических традициях и верованиях, в конце концов,  «в каждой избушке – свои погремушки», - это красиво, экзотично, непривычно, но нормально. А вот действительно загадочная японская душа после прочтения этой книги понятней не становится, а даже наоборот. Люди, настолько тонко чувствующие окружающую их красоту, так трепетно к ней относящиеся; люди, не стесняющиеся останавливать мгновения, чтобы остановиться самим и любоваться; люди, у которых на любое событие, вплоть до падения последнего листка с осеннего дерева, сразу возникают стихотворные ассоциации; люди, которые простое выпивание чая превратили в сложную церемонию, и даже каждая плошка и чашка у них – это целая история...

Вы понимаете? Старая пиала для лапши, неравномерно покрашенная – это «Луна в предрассветном небе»!

Что ж тут удивляться, что отношения между людьми такие нервные, неровные и невероятно отягощенные чувством вины. Возникает ощущение, что если японец не испытывает чувства вины, то это не настоящий японец. И даже если он ни в чем не виноват, то это временно. Перефразируя старую фразу – был бы японец, а вина для него найдется. И можно было бы отмахнуться, и сказать, что Кавабата описывает старую Японию, что теперь не так. А потом прочитать совсем «свежую», написанную в 2015 году, книгу с очень красноречивым названием Канаэ Минато - Виновен . И становится понятно, что никуда это не делось. И снова перед нами рефлексирующий до самоедства, очень неуверенный в себе, а местами и нудный до зубовного скрежета главный герой.

Да что там главный герой! Если даже главное зло в книге, наглая хабалка Тикако "не дошла еще до такого состояния, чтобы продать памятный подарок вашего отца".

Да, чувство вины вовсе не является прерогативой японских мужчин. Женщины в книге тоже постоянно чувствуют стыд и вину, что в свою очередь толкает их на весьма сомнительные поступки, как с точки зрения рациональности, так и с точки зрения приобретения душевного спокойствия. И опять же, не только в этой книге, и не только у этого японского автора. Можно в подтверждение и Мисиму, и обоих Мураками вспомнить, и многих других. Что, вполне закономерно, позволяет японцам занимать первые места в мире по количеству самоубийств, но с другой стороны по количеству долгожителей японцы тоже лидируют. Возможно, всё-таки умение наслаждаться окружающей красотой уравновешивает и частично нивелирует депрессивные наклонности.

Кто-то заметил, что у Евгения Онегина водевильный сюжет. Тысячекрылый журавль тоже не про рефлексию и детские травмы. Это очень грустная история про красоту. Чтобы было понятнее вот отрывок из другой книги этого автора. Фрагмент большой, но прочите его, пожалуйста.

За те два месяца, что я прожил в отеле «Кахала Хилтон», сколько раз по утрам я любовался красотой игры утреннего солнца на стаканах, расставленных на длинном столе, что стоит в углу ресторана-террасы у побережья. Нигде я не видел такого сверкания обыкновенных стаканов: ни в Ницце, ни в Каннах на южном берегу Франции, ни на полуострове Сорренто в Южной Италии, где так же ясен и прозрачен солнечный свет и так же ярко искрится море. Думаю, что утреннее сияние стаканов в ресторане отеля «Кахала Хилтон» навсегда останется в моем сердце как чистый символ Гавайев, прозванных райской землей вечного лета, или символ яркого гонолульского солнца, ясного неба, прозрачной морской воды и зелени деревьев. Стаканы, перевернутые вверх дном, стоят в строгом порядке, будто на параде. Одни побольше, другие поменьше, составлены по два и по три. Они стоят так близко друг к другу, что их поверхность сливается. Естественно, стаканы не полностью освещены лучами утреннего солнца — они перевернуты вверх дном, и потому только грани донышка излучают сияние и искрятся, как алмазы. Интересно, сколько их здесь? Наверное, две или три сотни. Не все донышки светятся одинаково, но у большинства одни и те же точки сверкают, как звезды. Ряды стаканов образуют причудливые гирлянды светящихся точек.Присмотревшись к мерцанию света на их гранях, я обнаружил, что свет проникает и внутрь стаканов, но сияет там не так ярко, как на гранях донышка, более тусклый и мягкий. Слово «мягкий» в японском понимании, наверное, не подходит к яркому гавайскому солнцу, но в отличие от сверкающих на гранях донышка точек этот свет растекается действительно мягко. Два сияния, но каждое по-своему чисто и прекрасно. Возможно, причиной тому обильное солнце Гавайев и удивительно чистый, прозрачный воздух. Налюбовавшись игрой утреннего солнца на стаканах, расставленных вдоль длинного стола, я отвел глаза и, осмотрев ресторан, заметил, что на стаканах со льдом и с водой, стоявших на столиках посетителей, также мерцает утренний свет. Не вглядишься — не увидишь этой чистой красоты.

Отрывок из книги "Существование и открытие красоты"

Любовались ли вы когда-нибудь простым предметом, например чайной чашкой? Ее пропорциями, сочетанием цвета и формы? Задумывались ли об ее судьбе? О судьбе ее бывших владельцев? А если эта чашка была в руках у любимого вами и ушедшего человека? Можно ли дать из нее выпить чай другому? Что ваша жизнь добавит к вековой истории этой чашки?

Нечто похожее я испытываю когда читаю старую книгу, нахожу пометки карандашом, сделанные по правилам дореволюционной орфографии, и понимаю, что руки, державшие эту книгу, давно растворились во вселенной. И это все очень грустно.

Невыразимая печаль
Открыла два огромных глаза, —
Цветочная проснулась ваза
И выплеснула свой хрусталь.

Вся комната напоена
Истомой — сладкое лекарство!
Такое маленькое царство
Так много поглотило сна.

Немного красного вина,
Немного солнечного мая —
И, тоненький бисквит ломая,
Тончайших пальцев белизна.

Осип Мандельштам 1909 г.

Насколько у этой книги потрясающий язык с безумно красивыми и лиричными метафорами, настолько же отвратительные герои. Тот же дазаевский "неполноценный человек" тоже не самый приятный герой (и это мягко говоря), но он вызывает куда больше сочувствия, чем Кикудзи Кавабаты. Дазаевского человека мне больше хотелось пожалеть, а вот Кикудзи - просто пристрелить, чтобы и сам не мучался, и девкам жизнь не портил. Вообще ощущение, что почти у всех персонажей Кавабаты одна проблема и клетка мозга на всех - вот они себе придумали какую-то дичь на ровном месте, и всю свою жизнь (и жизнь окружающих что куда отвратительнее) они упорно загоняют в эту дичь. Если так подумать, то Кикудзи-старший (отец нашего героя) - оказался самым нормальным человеком в этой истории - и это если учесть, что он, был женатым мужиком, и при живой жене водил своего сына к одной своей любовнице, которую потом бросил, а потом в военное время позволял малолетней дочери другой своей любовницы провожать его домой и подкармливать его семью. Героини в "Тысячекрылом журавле" тоже довольно своеобразные, и судьба у них разной степени трагичности - хотя, пожалуй, к Юкико и Фумико у меня меньше всего вопросов.
Я не пожалела, что прочла эту повесть, она действительно очень красивая, и интересная с описательной точки зрения, но вот с её героями у меня не сложилось.

Очень просто в этой повести Я. Кавабата рассказывает о первой любви, щемящем расставании, маленьком человеческом счастье, кроющемся в мелочах, и поиске пристанища, где бы человек мог пустить корни; вздохнув, стряхнуть с плеч груз прошлого и разделить мир с теми, кто по-настоящему близок и дорог.

В памяти повесть отпечатывается объёмными вспышками-кадрами, словно работами импрессионистов, в которых прекрасные невероятно лёгкие мгновения дрожат, окаймлённые незыблемым течением времени.

Говоря о стиле автора, хочется процитировать слова японского критика С. Аоно, с которыми я абсолютно согласна:

Сразу скажу, оценивала на 5 пока читала, но только вошла во вкус – хлоп! И всё закончилось. Не история, нет. Повествование оборвалось, как принято говорить, на самом интересном месте. Хотела поставить 4, а потом подумала: а за что, собственно, только за то, что автор решил дать мне самой додумать концовку? Так что…

Всё-таки странные они, эти японцы.

Всё у них какими-то недомолвками, нет, чтобы напрямую, в лоб, разобраться, так нет же – будет что-то себе придумывать, лишнего вопроса не задаст, подумает сто раз: не будет ли это грубостью, не обидит ли он собеседника.

Подобная история могла случиться где угодно, только развивалась бы куда быстрее. Но это же японцы. Им созерцать и обсуждать красоту чашки для чайной церемонии важнее, чем выяснять отношения. Но сколько же подтекста вкладывается в это обсуждение! Сколько смысловых нагрузок несёт в себе описание узора на этой самой чашке!

Знаете, что вдруг вспомнилось? Эпизод из романа «Человек в высоком замке» Филипа Дика.

- И все-таки сам не знаю почему, но при виде этой вещи я испытываю эмоциональную теплоту. Почему? Ведь я даже не пытаюсь, как в немецких психологических тестах, спроецировать на нее свою психику, не вижу в ней ни символов, ни форм. Все дело в том, что она сопричастна с Дао. Вы понимаете? В ней есть внутреннее равновесие. Гармония. Образно выражаясь, эта вещь пребывает в мире со Вселенной.
Чилдэн кивнул и взглянул на брошь. Пол продолжал, не глядя на него:
– Она не имеет ваби*, и не может иметь. Но, – он коснулся броши ногтем, – Роберт, этот предмет обладает ву**.

*Понятие "ваби", подчеркивают японцы, очень трудно объяснить словами. Его надо почувствовать.
Ваби - это отсутствие чего-либо вычурного, броского, нарочитого, то есть в представлении японцев вульгарного. Ваби - это прелесть обыденного, мудрая воздержанность, красота простоты.
**Ву - имманентная (внутренняя) красота, которая не может быть выражена словами. Ву могут обладать вещи, созданные истинным мастером, и ву обязательно обладает природа. Приблизительный перевод слова "ву" - "невыразимый восторг".

Вот это их всё – словами не объяснить, надо чувствовать. И мне почему-то кажется, что я почувствовала. Сколько же в этой повести ваби! Сколько ву!
Японцы они такие японцы.))

Флэшмоб 2012 - 1/8

Поэтичная история отношений мужчины и женщины написана в 1935-1937 г.г.

Традиционная церемониальность сдержанного действия романа показана скупыми короткими фразами. Снежная страна - японский термин, означающий зону сильного продолжительного снегопада. Писатель не определил точное место происходящего, просто - заснеженное японское село в курортном предгорье, с отелем для отдыхающих.

Главный герой, Симамура, едет в поезде, чтобы отдохнуть с неделю, встретившись с понравившейся ему девушкой, Комако; в общем вагоне он вдруг пленяется попутчицей, Йоко, девушкой с необычной внешностью для японки.

Автор противопоставляет страстную, добросердечную, талантливую певицу- провинциальную гейшу, чистой, невинно-холодноватой, серьезной, девушке.Пресыщенный состоятельный мужчина, ближе к 40 годам, рефлексирует, то-ли не умея, то-ли не желая сделать выбор в пользу одной, не обидев другую. Подумалось вдруг о жене...

Вся снежная страна не смогла потушить разгоревшееся пламя, мучительно печален финал прекрасной любовной драмы.

Книга по праву считается классикой мировой литературы.