Плоть и кровь

Роман о трех поколениях, роман, который задел внутри меня все. Каннингем, на самом деле, один из авторов, которых мне тяжело читать, но которых читать хочется, потому что его терпкая и тягучая атмосфера, полная реальности, чувственной боли, и понимающая меня. Наверное, это звучит странно, но его книги слишком близки мне, именно по духу, по мироощущению, по смыслу. Всего его герои - живые. Потому что такие герои ходят обычно по улицам, все переживания - чувственны, потому что они реальны, потому что у каждого из нас они есть. И все его слова, сотканные паутиной в романы, есть нечто волшебное, на грани, в отличительно мягких и пастельных тонах.
Я не могу писать о ней, потому что я ее чувствую, и не могу говорить о персоналия, пересечениях, о построении текста, потому что для меня - это ненужные слова. В моем понимании есть книги, которые тебе бесконечно близки, заставляют тебя погрузить в собственные внутренности, чтобы ощутить, если не перемены, то единение с неким внутренним пространством. И для меня такими книгами являются книги Каннингема. Они словно личные и общественных, ими хочется делиться, и хочется оставить для себя. Сложные ощущение внутреннего противоборства.
Именно, поэтому мои слова бесполезны, чтобы на них ориентироваться, они отрывочны и основаны на внутренних факторах. Что я могу сказать о столь странной семье, которая стала моей частью, и их судьбах, и поворотах, и болях, и печалях. Это же их жизнь, я просто прожила ее вместе с ними. Как смогла.

Дивно, що Каннінгем писав «Кровь и кровь», роблячи вигляд, що за 5 років до цього не вийшов інший, схожий за сюжетом, формою, набором героїв і, власне, за самою суттю роман – «Дом на краю света». Можливо, думаєш ти, автор щось недоговорив. Або вирішив щось переговорити, уточнити, можливо, подивитися на ту ж ситуацію з нового ракурсу. Дійсно, незважаючи на відчуття дежавю, читається роман легко і цікаво. Як і має бути у сімейній сазі, розтягнутій у часі і просторі, в ньому більше і ліній, і масштабу, а значить, і можливостей дати більш виразну, випуклу картину. Сюжет збито майстерно і щільно, всі події виправдані, слова – доречні, герої з'являються вчасно і за ділом, роблять і кажуть те, чого вимагає логіка тексту. (Каннінгем традиційно дуже раціональний у кількості героїв – у нього практично немає другорядних персонажів, які б перетягували на себе увагу, а потім крутилися б під ногами, заважаючи головним героям). Отже ми слухняно і доволі охоче рухаємося за Каннінгемом, чекаючи на головне. Деякі спостережння у Каннінгема вийшли надзвичайно точним, в яблучко – нюанси стосунків між батьками і дітьми з їхніми недомовками, взаємними невисловленими претензіями, балансуванням між любов'ю і ненавистю. Або, скажімо, наївне бажання Зоїприспати хворобу.

Та ось ми перевалюємо через середину, і тут виникають перші легкі сумніви – а чи не засідилися ми в гостях? Автор точно хоче ще щось сказати?

Герої човгаються, заговорюються, судомно шукаючи теми для розмов і намагаючися заповнити час, бо вечірка триває і йти рано. А тут ще й перекладач, ніби розгубившися під впливом тексту, теж закашлюється, починає хибити, видаючи нагора випадкові слова, чим ще більше обтяжує враження дезорієнтації. Врешті-решт, втративши запал і темп, ми доповзаємо до фіналу.

Тут і приходить розуміння, чого по-справжньому бракує «Крови и плоти» і якою є, напевно, головна претензія до роману, раз уж ми мимоволі порівнюємо його з «Домом на краю света» з його надзвичайно потужним і віртуозно створенним відчуттям вселенського суму. У «Крови и плоти» відсутнє головне – атмосфера, яка б об'єднала розрізнені деталі в щось єдине. Тому і виникає закономірне запитання – а заради чого все це городилося. Що такого хотів сказати Каннінгем, чого б він ще не встиг сказати нам у своєму творі п'ятирічної давнини. Ну і нарешті менш важливе, але у загальному критичному ставленні виправдане зауваження: Каннінгем переборщив з кількістю постільних сцен і вже точно йому зрадило відчуття міри у кількості гомосексуалістів на одну середньостатичну сім'ю.

Роман мне понравился с самого начала. Люблю книги, где показаны биография и развитие главных действующих лиц с детства до старости. Поэтому семейная сага – жанр мой. Хотя этот роман отличается от всех саг мною читанных. Обычно описываются идеальные семьи, или наоборот, несчастные, которые к концу обретают гармонию и как бы кричат нам «Мы счастливы!». С семьей Стассос не все так просто. И хэппи эндом здесь не пахнет.
Поначалу я не задумывалась, почему произведение имеет такое название. А потом меня осенило. Родители же говорят иногда детям «Вы моя плоть и кровь». Это же означает преемственность поколений и подтверждает пословицу «яблоко от яблони…». Герои этого романа доказывают правильность этого утверждения.

Этой фразой можно охарактеризовать жизнь семьи Стассос. Проще говоря, и так плохо, и так нехорошо.

• Жуть, - сказал Бен.
• В своем роде, - согласился Джамаль. – И в своем роде красота, нет?

P.S. Если сделать контент-анализ, то окажется, что слов «плоть» и «кровь» в различных сочетаниях в романе множество, что и доказывает исключительную правильность названия.
P.S.S. А еще я узнала, кто такой арборист.

Я держу в руках шкатулку из дешевого голубого пластика. Пастельно-голубой выцветший местами пластик с трещиной по середине крышки и узором цвета слоновой кости из такого же пластика. Такие шкатулки продаются на автозаправках,вокзалах в отделе подарков на все случаи жизни. Всегда было интересно,покупает ли их кто-нибудь? Этой цена максимум долларов восемь, но её никто не покупал. Мэри.Мэри сунула механически её в свою сумочку,когда страдала клептоманией.
Открывается она легко,крышка слегка расшатана,скорее всего она и новой была не туже. Внутри лежат фотоснимки,кусочек мха,нитка жемчуга,гель от прыщей,школьный герб,который вырезали с рукава спортивной куртки,недокуренный косячок, фарфоровые жених с невестой,снятые со свадебного торта,новая записная книжка со стертой буквой, красная помада в черном блестящем футляре. Сладковато-затхлый запах бьет в голову,от него становится дурно и трудно дышать,воздуха как будто не хватает,кажется,что этот запах как предвкушение какой-то тайны.Но увы.
Фотоснимки частично испорчены тягучей,липкой,потаевшей розовой жевательной резинкой. Она жирным,неровным пятном распространилась внутри, как будто, её как насекомое в клетку кто-то нарочно подсадил. На фотографиях семья:отец,мать,две дочери и сын,на цветных скорее всего еще и внуки. И картины все больше посредственно-унылые :рождественская открытка,школьный бал старшей дочери, вручение диплома сыну(странно,но на коллективно снимке его почему-то нет). Единственное,что отличает эти снимки-это жирное неровное пятно от резинки. Есть,конечно, и неприглядные фотокарточки. Они как ржавая труба водостока на черном входе, которой не видно с фасада.

Антидепрессанты и психотерапевта два раза в неделю для каждого.Да-да и не забудьте все проблемы из детства, каждый из них расскажет как был не понят/ущемлен/обижен - лежа во вторник с двух до трех на темном диване из кожзама, держа на груди коробку с бумажными платочками Kleenex. И все они неестественные, с искусственными выдуманными лицами,характерами и позами.
Только один снимок заставляет смотреть и смотреть на него. Нет,что Вы он также уродлив,даже больше чем остальные, но обладает какой-то магией.Завораживает. Фотокарточка цветная, яркая, снято было на полароид, в камеру улыбается мужчина, в платиновом парике и с густо накрашенным лицом. Одет он в черную водолазку расшитую бисером по линии лифа, в руке держит бокал с виски, он сидит за столиком, на ногах черные плотные колготки и красная длинная юбка.

Вы извините,но меня не тронуло. От слова "совсем". Хотя нет. Был бы у меня психотерапевт он бы сказал,что извиняться я не должна.

Первую часть названия книга оправдывает. И, ладно уж, можно потерпеть, как дань моде, сношения каждые тридцать страниц, но вот какого лилового оттенка член героя, мне кажется, не очень-то и интересно. Вообще скрупулёзные подробности, не только анатомические, вызывают досаду, словно автор выступает в роли учителя, спеша поделиться тем, что сам узнал, перерыв много чего. Но такое здесь не зашкаливает. И даже особо не угнетали бы ниачёмышные, тоже модные, диалоги, если бы хоть немного интереснее и полнее был авторский текст между ними. Автор охватывает с десяток полновесных судеб, но иногда там, где он хочет показать загадку, утончённость или сумасшедшинку души, у читателя может возникнуть чувство, что он бросил героя на полпути и не договаривает из прихоти, что этот пазл сюжета не имеет, на самом деле, сокровенного смысла, а является придуманной или услышанной-увиденной диковинкой, которую – почему бы и нет? – можно вставить в текст (я, например, о Бене, который среди ночи режет себя ножом, потом зарывает окровавленное полотенце – вот что это?). Не хочется вдаваться в подробности психологических портретов, ибо боюсь увидеть завуалированные схемы пьес времён Мольера с налётом «Вишнёвого сада» (в данном случае – огорода). Добавлю только, что это не самая лучшая биография по-американски, от автора «Часов» я ждала большего, хотя, возможно, Америки в ней достаточно, эмигрантско-гарвардской, протестно-многоликой, но не всем она будет интересна.