Тобол. Много званых

А вот смысла тут маловато... Многогранные книги бывают интересными, но в данном случае получилось что-то вроде "ежика, натянутого на глобус". Слишком много персонажей, слишком много штампов (русские пьют, шведы благородные, "татары" торговцы, туземцы - наивные идиоты)... Ближе к середине книги это становится скучным, соответственно и читать уже труднее.
В принципе, несмотря на многочисленность, интересных личностей тут почти нет. Разве что можно выделить семейство Ремезовых. Они отличаются от окружающих неподдельной увлеченностью, дружностью и искренней добротой (хотя Семен Ульянович постоянно транслирует миру внешнюю агрессию). Вот с историей его потомков я бы познакомилась с удовольствием.
Но, стоит отметить, что и реальный С.У.Ремезов, получивший признание потомков в качестве картографа, тоже был весьма интересной и колоритной личностью. В Тюмени ему поставлен весьма симпатичный памятник

В принципе, я не ожидала от Иванова чего-то реально интересного и увлекательного, так как опыт знакомства с его творчеством имеется. А в роли легкой, приключенческой литературы на один раз книжка вполне сгодится.

Честно говоря, я даже не ожидала получить от автора такую интересную книгу. Подкупил он меня с самого начала, введя на первые же страницы фигуру Петра I. Когда глава закончилась, и царь с Меньшиковым исчезли с горизонта, а нас закинуло в далёкую холодную Сибирь, я постаралась стряхнуть с себя оцепенение. Это была просто замануха! А сейчас начнётся основной сюжет, все будет морозной и уныло (ну, не люблю я холод, не люблю!), разбойники да каторжники и более ничего. Но, к счастью, я ошиблась, причём дважды. Во-первых,  автор никуда не выкинул большую политику. Время от времени мы возвращаемся к царю и наблюдаем его в необычных обстоятельствах. Автор достаточно своеобразно описал его. С одной стороны, нет преклонения и возвеличивания, с другой нет и иной крайности, искусственного принижения личности. Он показывает нам человека, с его неприукрашенными поступками,  некоторые из которых с точки зрения морали и правил поведения мы бы назвали плохими, но при этом видим его целеустремлённость, широкий размах замыслов. Видим и как крутятся люди вокруг него, любой не только служит царю, но и тщательно отслеживает свою выгоду.
Да, но что-то я опять заговорилась о царе. Книга-то, в основном, не об этом. Во-вторых, Сибирь автор тоже смог увлекательно показать. В ней много разного люда, много конфликтов и противопоставлений. Тут и местные племена против русских. Хотя какое там против, давно подчинились, покорились, дань сдают и только крещение осталось принять. Тут и татары, более развитые, берущие хитростью там, где не хватает силы. Тут раскольники, противящиеся церкви, мечтающие о бегстве каторжане, ссыльные шведы, стремящиеся вернуться домой, новые солдатские полки против прежнего служивого разбоя, любовные треугольники, распри в семьях, амбиции архитектора, губернаторский размах, воровские интриги.
Все это автор замутил в должных пропорциях, чтобы соблюсти грань между пользой и интересом. Не удержавшись, слегка подсыпал мистики, но получилось эффектно. Разумеется,  теперь мечтаю прочитать продолжение.

Я просто много слышал об этой книге: то тут, то там она всплывала в моём информационном поле, и вот, наконец-то, пришёл её час. И я... разочарован, раздосадован... - нет, сильнее и ярче, я в феноменологическом шоке.
Я прочитал 3 страницы, не вдаваясь в подробности и перепетии сюжета - язык и повествование ужасно, блёкло, сухо, отрывисто, клишированно. Этот язык банален, что мне стало казаться, что это перевод с английского, додуматься только. Ложка лежала, стул стоял, лампочка горела, Меньшиков шел, Пётр залез, слез, сказал, подумал, - это и всё на что способна современная литература?
Привожу для сравнения:

и

"Пьяный Пётр промахнулся ботфортом мимо стремени и едва не упал, но удержался за луку седла. Сашка Меншиков тотчас без колебаний рухнул коленями в лужу, поднял обеими руками заляпанную грязью пудовую ногу императора и вставил носком сапога в стремя, а потом, натужно хохотнув, подсадил государя на лошадь. Лизетта, соловая кобыла, стояла смирно и лишь подрагивала хвостом – она и не такое видала. Пётр разбирал поводья. Меншиков незаметно от царя вытер ладони о шелковистый бок Лизетты.

Конечно, государь перебрал мальвазии на галере, пока вместе с Сашкой плыл от Адмиралтейства к причалу Троицкой набережной, но он всё равно бы напился – не на галере, так в Коммерц-коллегии у Апраксина. У Петра опять нестерпимо болел живот, словно дьявол сидел в брюхе и накручивал кишки на локоть. Пётр знал: эта боль заполнила бы всё тело и даже голову, а теперь хотя бы из головы её вытеснил дурной и тяжёлый хмель."

Это написано на "Отвали". Какие премии, за что? Записки в газете ярче и выразительнее этого языка.

Великолепно! Первый исторический роман о России, который мне действительно понравился. Все, что я раньше пробовала читать, это какая-то нудятина. А тут все отлично - сюжет, язык, повороты, исторические реалии, просто загляденье. Хотя сама жизнь, там описанная, конечно, в основном обескураживает. Особенно на фоне европейской жизни, описанной в "Барочном цикле" Нила Стивенсона. И там, и там действие происходит в одно и то же время, разные слои общества изображены, разные места и разные безобразия, но... оказывается, что безобразие безобразию рознь, как и жизнь жизни. Поэтому у Стивенсона главные герои - величайшие ученые своего и не только своего времени и веселый бродяга-мошенник, а у Иванова - сибирский архитектор-самоучка и ворюга-губернатор. Печально. Но так оно тут всегда и было, и есть до сих пор.

Пермь - Чусовая - Тобол. Все дальше на восток продвигаются художественные миры Алексея Иванова, вот уже и до сибирских "медвежьих углов" дело дошло. Ан, не медвежий угол - Тобольск! Настоящий перекресток миров, где можно встретить и хорвата-книжника Крижанича, и послов богдыхана. Пленные шведы и ссыльные русские, авантюристы и казаки - все они создают русскую Сибирь. Перекраивают медленную жизнь северных народов. И ведут нескончаемый спор русский митрополит Филофей и остяцкий князь Пантила: долгий, долгий разговор о вере, милосердии, правде. Словно символ странного слияния реальности и мистики, петровской модернизации и вековых традиций, встает Тобольск - с построенными на иноземный манер губернаторскими палатами и с "варварским" Софийским собором, построенным без циркуля, с Христом "в клетке", что ходит по городу деревянными своими ногами. Новый роман Алексея Иванова поражает как грандиозным масштабом, так и глубочайшим проникновением в душу героев. И черт возьми, хочется узнать продолжение!
"Царапало" только одно: переруганный со всех сторон Петр Лексеич. Излюбленная Ивановым тема кровавой централизации здесь разворачивается во всей красе. Не только в Сибири. Вот говорится о расправе с мазепинцами в городке Бутурлин: "Такого с городом не сотворил бы ни шведский король Карл, ни польский король Станислав". Подсказка: конец XVII - начало XVIII вв. - это как раз драгоннады в Севеннах, расправа с якобитами в Шотландии и Ирландии. Может, Петр не так уж сильно выделяется на общем фоне эпохи?
А нет, еще одна мелочь: автор постоянно путает звательный падеж с именительным, думая, что украшает текст экзотическими формами вроде "владыче".

Большой роман об истории освоения Сибири - хочется сказать, мирном, но нет, без крови не обошлось.

В вечной мерзлоте, обнятая тайгой, Сибирь жила как спала, посылая нужное количество мехов всем, кому требовалось по чину. Но вот приехал хозяин, губернатор Гагарин. Сибирь зашевелилась, настороженно подняла глаза: оставит порядки или введет свои, привыкать надо будет?
Гагарин умелый хозяйственник - и царю посылает, и себя не забывает. Не стал особо присматриваться, сразу взял метлу и начал гонять сор по избе. Иванов показал его преимущественно жадным и изворотливым, из положительного лишь редкие минуты благодушия, которые тоже с приметкой на будущее или от равнодушия.
Он главный в Сибири, но не главный в этой книге, как бы ему ни хотелось.
Не одна Италия славилась своими леонардами, были и в России гении, как, например, Семен Ремезов. Горел он душой за родную сторону: и кремль бы в Тобольске, и башни, и мамонта ему собрать интересно из найденных костей, и историю и географию Сибирского края он собрал, и книги рисует, и картины пишет. Как успевает все? Да не особо кому нужны его знания и идеи: поток заказов вполне выполним с подмогой сыновей. Благодаря Ремезову мы знаем во многом историю и географию Сибири: он оставил после себя огромное наследство, которое изучается до сих пор.

Роман начинается с негодования Петра I по поводу изменников и лихоимщиков: пьяный император пинает висельника. Могу предположить, что и закончится он во второй части примерно тем же, только висеть уже будет Гагарин - таков спойлер истории.
Роман перенаселен персонажами всех видов и мастей: от бухарцев до остяков. За всеми сложно следить, но линии выстроены удобно для наблюдения, ничего не смешивается в восприятии.
Мне нравится стиль А.Иванова: он по-современному динамичен и в то же время достаточно насыщен архаизмами для контекста. Правда, в этой книге мне не хватило психологизма и отношений между людьми - сюжет почти все время идет через действия и поступки героев, но я восприняла это как авторский подход.

Несмотря на то, что в романе по большей части действия разворачиваются в одном лишь сибирском городе - Тобольске, повествование получилось масштабным. Отчасти, наверное, благодаря такому колориту персонажей:
тут тебе и пленные шведы, организовавшие что-то вроде общины и пытающиеся приспособиться к холодной и неприветливой русской Сибири;
и остяцкий народ (коренные жители), которые покидают своих богов, чтобы примкнуть к новой, навязанной, христианской вере;
и хитрые бухарцы, ищущие ловкие и выгодные пути для торговли;
и не менее хитрые китайцы, мечтающие оттяпать побольше земель;
и русский люд, вроде семьи Ремезовых, которые хотят оставить свой след в истории (Семен Ульянович) и любить и быть любимым (Семен, Маша);
смекалистый губернатор Гагарин, придумывающий все новые изыскания сунуть жадную руку поглубже в государственную казну и его не менее жадные подданные, проворачивающие делишки за спиной Гагарина.
Все эти и еще многие другие персонажи разворачивают на страницах романа перед читателями очень захватывающее действие. Не историк по образованию и данные период в истории нашей страны мне знаком лишь поверхностно, поэтому об исторической достоверности судить не буду.
Из всех сюжетных линий, пожалуй, больше всех с интересом следила за Айкони-Хомани. Посмотрим, что же будет дальше во второй книге. Первая, если честно, просто оборвалась - такое чувство, что ты спускаешься по лестнице и ты знаешь, что сейчас должна быть еще одна ступенька, но вдруг нога проваливается в пустоту.

Масштабно! Широко и от всей распахнутой русской души развернулся автор, замахнулся аж на всю Сибирь-матушку необъятную со всеми ее богатствами.
Не буду кидаться тапками в историческую достоверность (либо недостоверность), потому что в истории я далеко не специалист, но лично у меня создалось впечатление адаптированной истории, для тех, кто как я "ни в зуб ногой" в обозначенном периоде и локации. Персонажей с избытком, и все колоритные, какого-то основного "главного героя" выделить сложно, но для меня как любителя сериалов, это скорее плюс, а не минус. Почему-то мне "услышалось" какое-то созвучие с Гузелью Яхиной.
Часто ловила себя на мысли, что несмотря на прошедшие с описываемых событий столетия, мало что изменилось, всё те же взяточничество, казнокрадство, стремление к власти и бездонное брюхо человеческой жадности, но автор-то современный вот и пишет "о родном, о наболевшем". Интересной и неожиданной перчинкой стали элементы магического реализма (чего только стоят такие осязаемые боги остяков). От души посмеялась над присказками старого ворчуна Ремезова. В книге есть и кому посочувствовать и за кого попереживать. Есть в ней что-то от могучих сибирских рек, течет себе и течет, широко и неспешно. Бешеной динамики тут нет, но при этом заскучать мне как читателю не пришлось.
Что касается экранизации, не возникло желания ее посмотреть от слова "совсем", не увидел мой читательский взгляд, что об этой истории можно рассказать с экрана, если вся ее глубина в переживаниях, мыслях, чувствах, амбициях, стремлениях и планах ее героев.
История осталась недосказанной, а открытые финалы я не люблю. Скорее всего и в ближайшее время возьмусь и за второй "кирпич" серии.

Тобол поразителен мощью, масштабностью, обилием затронутых тем. Его не получится "проглотить" на бегу, между утренним чаем и домашними делами. Чтобы получить настоящее удовольствие от романа, его надо созерцать, впитывать, изучать, да-да, как учебник истории. Мое личное мнение, Тобол лучше купить "в бумаге", чтобы, положив на колени немаленький том, нырнуть в него с головой, как в макрокосм. Помните, был такой потрясающий документальный французский фильм, в котором показаны движения природы и времени, а живые существа там, маленькие насекомые, снятие как под лупой. Их существование иногда суетно, иногда плавно и завораживающе - но по сравнению с телом Земли и дыханием природы - ничтожно.

Так и Сибирь в романе. Здесь она - главный герой, вся живая, дышащая, изменчивая. Мимо нас бежит ход ее истории, на ее обильно политой кровью земле происходят битвы и восстания, воздвигаются новые крепости, горят целые города. Приходят новые Герои, о которых слагают легенды. Поклонятся древним богам малые народы. На ее территории обосновались подданные Государства Российского. В романе описаны события нач. 18, происходящие в правление Великого Государя Петра. Но не только. Человек неравнодушный и любознательный получит из книги новые знания, а потом отправится на просторы Интернета за сведениями о деревянном зодчестве Руси, о покорении Сибири Ермаком, о раскольничестве и его подавлении и т.д.

Главным минусом Тобола, как книги, для меня стало отсутствие карт, словаря терминов, сносок об исторических личностях и событиях. Да, это бы значительно "раздуло" и так немаленький том, но ведь не жалеют бумаги издатели на саги Толкиена и Дж.Мартина! Мне кажется, книга очень бы выиграла, если б читатель прямо по ходу текста мог проследить великий торговый путь из Сибири в Китай, посмотреть гравюры...

Что касается героев романа, их множество, и все они показались мне второстепенными в большей-меньшей степени. По ходу текста Иванов добавляет все новые ниточки судеб в общий клубок, который все туже намотан к финалу.

Странно, что роман обошли премиями. Мне кажется, вот она - готовая национальная идея. Великая история родной земли, не придуманные славные людские деяния, настоящие подвиги соотечественников, вечные ценности - семья, свобода, интересная работа, честь и совесть. Все это надо прочувствовать, узнать и помнить. Именно это я понимаю под словом "патриотизм". И после прочтения, вместе с восхищением, меня переполняет гордость, что есть ТАКОЙ современный писатель и его книги, которые будут интересны в любом возрасте. Думаю, Тобол выдержит испытание временем и будет причислен к настоящей классике!!!

Для меня безусловно, с первых книг А.Иванова, стало ясно, что это новое имя, творчество, многогранность стилистических приемов – вошли всерьез и надолго в современную и русскоязычную, и, думаю, мировую литературу.

Но с первых же книг при их чтении одновременно всё время крутится выражение одного из героев комедии «Теория запоя»: "Что ж ты несимпатичный такой ?"; причём у А.Иванова это "вопрошание" можно обратить к любому герою любого же произведения. Но, это, как я и указываю выше – его стиль, своеобразие и в конце-концов, – его творческий (или социальный, исторический, мировоззренческий) взгляд, быть может жизненный выбор в сторону мизантропии и к истории, и к современности/современника.
Факт в том, что героев, воспринимаемых с хотя бы эмпатией, я не говорю уже, «с симпатией» – у А.Иванова нет, а целостно талантливое произведение – всегда у него есть. Из "ненегодников" и "ненегодяев" «сердце можно прислонить» (в аспекте эмпатии) лишь к "обижаемым" (этими же "негодниками") на том или ином этапе авторской канвы и развёртываемой истории. Да и они автором как-то уж без минимального сочувствия подаются – это отношение напоминает не внимание к "униженным и оскорблённым" (я уж не говорю о стремлении к помощи им – "родовой метке" именно российского [в надэтническом понимании] интеллигента); нет, более это напоминает презрительный прищур и "отвратку" к "опущенным" (в уголовно-блатняцкой системе).
Но это – только присказка...

Книгу была прочитана быстро – в " 2-е серии" (за два дня по вечерам). Оторваться трудно, но и ощущение грязи жизни и человеческой, и социальной, и исторической – доминирующее.
Если проводить параллели (по общности описываемого периода, общественным слоям, "особям") с «Петром Первым» А.Толстого и «Петром и Алексеем» Д.Мережковского – там ведь "грязищи" не помене, а поболе станет, но окромя неё (и искупая и её, и кровавость, и  "пыточность", и мучительство, и казни) всё-таки оттеняющим и "осветляющим" это, – являются у/стремления "акторов" произведения и исторического периода.
Кого – как Петра и иже с ним – к историческому рывку (через Просвещение, новые социальные лифты и деспотизм), чтобы как минимум вровень с Европой встать; кого – к освоению новых умений, знаний в новых общественных отношениях; кого – к той или иной форме эмансипации (разума, религии, духа, гендерных и социальных прав); кого – к любви или духовному, или эмоциональному раскрепощению.
Но есть же нечто, кроме ежедневно повторяющегося цикла "пожрать-снасильничать-украсть-замучить-властвовать-убить-исдохнуть"! А вот у А.Иванова в исторических романах этого "просвета надежды и прогресса" и нетути...
Поэтому и читается, как путешествие по некой диковинной кунсткамере с уродцами и иным паноптикумом "либертенства инстинктов", вызывающими эпизодические вздрагивания и омерзение с неконтролируемыми внутренними периодическими возгласами: «Чур меня, чур!» и «Изыди!».

Честно говоря, был бы я гражданином РФ, да ещё и обуянным поиском "национал-предательства", и " пятой/шестой колонны", или же наоборот, неким "русофобом", – то «Тобол. Много званых» и нарочно (хотя, кто знает, может и нарочно?) нельзя было бы написать в описании России, её истории, людей как талантливейшую "пугалку" Россией и русскими и отличнейшую "прививку" от истории, современности и будущего «Русского мира»...
Перефразируя фразу из «Обещания на рассвете» Р.Гари («–Я и сам немного польский патриот, но, поскольку задета честь Франции, не имею права уклониться. Понимаете?») я, "как украинский патриот", в нынешних историческо-политическо-военно и т.п. укр.-росс. обстоятельствах, должен был бы поблагодарить за «Тобол» в данном контексте...
Но, как человек, которому всё-таки обе культуры, история и литература одинаково родны – за это как раз и не благодарю.

Ну не хочется и верить, и исторические данные не подтверждают тотализирующую окончательность и беспредельность одних лишь грязи, низости, насильства тогдашнего периода и людей. Было бы лишь это – более ничего бы качественно иного в дальнейших периодах и не возникло. Лишь количественно и пространственно дерьмо с грязищем расползлись бы (хотя и этого "весьма и весьма" множество и было, и есть).

Высказавшись с позиции русского, теперь скажу и как украинец. В этом контексте, – слава Богу для нас, украинцев, – могу попенять А.Иванову лишь некими "мелочами" из сфер социально-исторических, бытовых традиций, отличавшихся от российских (и "московитских").
1)Не было никогда у украинцев традиции уничижительного именования/самоименования перед социально-вышестоящими – вроде "Ивашка", "Илюшка", "Матрёнка", "Федька" и т.п. Это использовалось лишь в оскорбительно-ругательных контекстах (и, естественно, не в повседневном общении).
2)С XIV-XV вв. повседневными обращением (причем во всех социальных слоях а) внутри их и б) в большинстве случаев даже по обращению к "социально низшим") среди украинцев (и в период Великого княжества Литовско-Русского, и при Речи Посполитой, и при Московском царстве/Российской империи) бытовало не "ты“, а "Вы".
Я не восхваляю тут своё (мол, «каждый кулик...» и т.д.) в противовес "владимирско-рязанско-московско-петербургским" тогдашним нравам коммуникации. Просто нейтрально констатирую. Тем более, что "моим" (и по происхождению, и по восприятию истории, традиций) является родным и первое, и второе.

«Историческая «лингвопервезионность» иноязычия»:

Насчёт правильности отображения русского языка в целом и его варианта тогдашней эпохи – хотя я не лингвист, и не русский филолог, но, вроде бы, с этим всё обстоит адекватно (всё-таки, автор и человек русского языкового ареала, и традиция отображения русскоязычного общения XVII-XVIII вв. в художественной литературе – давняя, проторенная и многажды проработанная). Но, отностительно занимающего немалое место и в данном романе, и следует думать, в его продолжении, украинского языка персонажей – дело совсем «аховое», то ли трагикомическое, то ли халтурное.

И, главное (с украинского взгляда) – более, извините меня, корявого использования и украинского языка, и искривления его фраз, и слога (и много-много чего) я не встречал в русской литературе – в сторону такого "крена" чего-то языкового непонятного ни русскому, ни украинцу.
В результате возникает четвёртый (наряду с русским, белорусским и украинским языками) восточно-славянский искусственный и несуществующий язык.
Это какая-то безумно-языковая феерия – и "бальзам на душу" несоединимых идейных крайностей – и 1) для "русофобов"+этно/расо/культур- украинских националистов (самого карикатурного "разлива"), и для 2)"украинофобов/русофилов-имперцев-антиукров".
Каждый из них найдёт в этом подтверждение своих "истин" –
1) одни в том, что «москали» настолько или ненавидят/презирают украинцев+их язык, или же настолько не воспринимают их "своими", что русский писатель не удосужился минимально выверить написание слов и форм предложений, глаголов, склонений – ведь филологов, лингвистов, корректоров в РФ хватает, а для экономии вообще можно было бы за копеечную плату обратиться к любому студенту-хорошисту с факультета русской или украинской филологии любого ВУЗа Украины – уверен, минимум за неделю всю эту лингвоперверзию причесали бы на "5").
Другие же – 2) в том, что подтвердились на высоком литературном уровне их бредовые константы самоутверждения, о том, что «укрохохлы», – это изначально нечто крайне ущербное, вторичное, недоразвитое, потребующее опеки "старшего брата", что и демонстрируется/подтверждается ужасной корявостью и бессмысленностью их "наречия" (а это "нам, велидержавным патриотам" и требовалось доказать – ведь, как известно, [не литературно, но административно] ещё в 1870-х министр Валуев доказал сие: скрепил царской подписью Эмский указ о том, что «никакого украинского языка не было, нет и быть не может»)...
Воистину, А.Иванов в этом [пп.1) и 2)] умудрился данными "слововывертами" в одну целостную "скрепу" «впихнуть невпихуемое» (идеи и фантазии крайних идейных антагонистов), – как однажды фигурально выразился один из давних спикеров украинского парламента.
Кстати, добавил автор всем этим ещё и дополнительный аргумент к позиции об абсолютной отличности и неинтегрируемости украинского и русского языков. Мерси Вам "скажет великое народ". Воистину слышу радостные марши "бЭндеровцев" и стенания о «ноже в спину» "великодержавных".

И в пьяном бреду, и иноязычном окружении, даже общающийся на русско-украинском диалекте («суржике») украинец НИКОГДА не то что НЕ ЗАХОЧЕТ, но и НЕ СМОЖЕТ (просто язык во рту не вывернется) в повседневном общении выродить что-либо на вроде (беру лишь несколько страниц с "мовой" а-ля А.Иванов, а так – оно одинаково с этим во всем тексте книги, где только появляются украинцы, малоросы, запорожцы, мазепинцы и т.п. и их речь):
– "...ВОТЧЕ яка погань по РЫКЕ идэ" – должно означать, видимо: "ОТЧЕ, яка погань по РИЦИ ПЛЫВЕ" ("какая гадость по реке плывёт..." – Иванов же изобрёл бессмысленный словоформ: "какая погань по реке ИДЁТ");
– " поправь РЭЛЮ" – вообще загадочно, то ли РЭЮ на судне, то ли РИЛЛЮ (вспаханную землю на поле);
– "ПОПЛЫСТЫ МРЕЦЫ до льодовИтого ОКЕАНИ..." – и литр выпьешь, так и не сказанешь: "ПОПЛЫСТЫ" может кто-то (захотеть или сделать), т.е. ПОПЛЫТЬ, а как это могут захотеть "МРЕЦЫ" (видимо, МЭРЦИ [мертвецы]) – сие непостижимо. Да ещё по направлению к какому-то "ОКЕАНИ" – плыть можно ДО ОКЕАНУ (к океану), а В ОКЕАНИ, может например, БАГАТО ПОТОПЕЛЬНИКИВ/РЫБЫ/КОРАБЛИВ ПЛАВАТЫ (много чего-то плавать – от утопленников, до селёдок);
– "Сам к царю прийшов до КАЯТТЫ" – сразу возникает аналогия со священным камнем ислама – Каабы в Мекке; там видимо в/на некоей КАЯТТЕ и восседает царь, проводя приёмы подданных. И лишь потом догадываешься, что Г.Новицкий пришёл к царю "З КАЯТТЯМ" (т.е., "с раскаяньем" [раскаянье – это "каяття"]).
И это лишь 4 "украинских" фразы (из 4-х) на 3-х страницах (188-189 и начало С.190). Смею уверить – далее везде всё то же.
Не, ну можно было бы это упрощённо-националистически объяснить: “мол, не уважает автор этих хохлов-малоросов, объявивших себя украинцами“; но тогда элементарная историческая добросовестность – для придания исторической достоверности, – должна была бы вынудить автора нанять переводчика данных фраз (уверяю, НИ ОДНОЙ украинской не написано автором правильно, – ни грамматически, ни вербалистически, ни стилистически); или же – для экономии расходов – передавать фразы украинцев по-русски, вставляя лишь ОТДЕЛЬНЫЕ специфические слова. В конце-концов можно было бы просмотреть несколько видеозаписей диалогов Тарапуньки и Штепселя для «слышания» того, КАК выстраиваются фразы в диалоге между носителями русской и украинской речи соответственно.

Отношение к возможности неодномерности натуры и личностному росту героев:

Например, у Алексея Толстого в каждом из героев присутствует как минимимум дуальность натуры (если использовать религиозные параллели – «божественное» [т.е. «человеческое» в перспективе – какими мы должны потенциально стать и действия/мысли/поступки/чаяния/пути/тропки к этому] и «бесовское» [«человеческое» в ретроперспективе, обращённое вспять к стагнации/«болоту»/властвующим инстинктам/«звериному», к прошлому, а не будущему]). Похожий на А.Толстого дуальный подход к Петру (несмотря на крайнее неприятие его методов) – у Д.Мережковского в « Петре и Алексее».

Поэтому и легче понять/принять каждого из героев этих произведений – то, что я и писал в начале о «симпатичности» и эмпатии.

У А.Иванова в «Тоболе» у всех персонажей – лишь ретроистория, стагнация болота повседневности, без просвета чего-то лучшего в каждом. Да, в архитектоне есть попытка (может её и не было) изобразить кого-то «по контрасту» окружающей тягомотине и мраку. Но по моему впечатлению – не видно в нём ни искры, ни «кирпичика» будущих преобразователей, гуманистов, реформаторов, ученых. Так себе, – картографический ремесленник, который даже и не задаётся вопросом: а на кой ляд территорию страны расширять, лишь для того ли, чтобы новые карты начертить и этим похвастаться («похызуватыся» (укр.)) перед раскольниками? Утрирую, конечно, но...

Для контраста можно взять того же его современника (реальное лицо) – русского экономиста-самоучку, купца и промышленника И.Т. Посошкова, предложившего целую и теоретическую, и прикладную программу общественно-экономических и политико-административных преобразований в русле идей и «инстинкта реформ» Петра; эти модели, к сожалению, в тех или иных формах начали внедряться властью Империи лишь с середины 19 в. Т.е. этот купчина и промышленник всё-таки и окрест, и вдаль глядел, а не просто повторял цикл жития, традиций и воззрений предков. Всё дело в готовности к личностному росту. Если его нет, то и «роста» общества, нации тоже не будет.

И вот эти самые "ляпсусы" и 1) подрывают доверие к исторической достоверности в тщательности изучения А.Ивановым быта, нравов, чаяний/мечтаний людей того периода, а с другой стороны –2) вновь дарят веру и надежду в то, что у русских и россиян в истории начала XVIII в. во внешней и внутренней жизни, помыслах не одна лишь грязища разливанная была...

Читать книгу надо, но и «фильтровать» претензию автора на историчность его «базара» – тоже следует.