
Ваша оценкаРецензии
Аноним31 июля 2017 г.Прошлое - это колодец глубины несказанной.
Читать далееКолоссальный труд проделал Томас Манн написав эту и последующие книги об Иакове и об Иосифе прекрасном, но речь не об этом. Книга мне понравилась с первого раза, но вот прочитала я ее с третьего захода. Для этого произведения нужна особая атмосфера, не стоит ее читать урывками, лучше все-таки погрузиться в чтение, не отвлекаясь и вдумчиво прочитать. В романе часто упоминается цикличность истории.
Думаю верующим эта книга придется по вкусу, да и не верующим она будет интересна, просто для расширения кругозора. Почему благословение "досталось" именно Иакову, хотя он был младше Исава? Да ведь благословение это не вещь и оно не передается просто как набор генов.- Кому было дано, у того может быть и отнято. Если господь сделал меня серебряным, то он может сделать меня глиняным и бедным, как выброшенный черепок; ибо прихоть бога могущественна и пути его справедливости нам непонятны.
Книга о том, как человек ищет Бога.
10360- Кому было дано, у того может быть и отнято. Если господь сделал меня серебряным, то он может сделать меня глиняным и бедным, как выброшенный черепок; ибо прихоть бога могущественна и пути его справедливости нам непонятны.
Аноним31 августа 2015 г.В эту минуту Пятёрка крикнул: "Королева!"Читать далее
Садовники пали ниц.
Алиса обернулась — ей не терпелось увидеть Королеву.
Впереди выступали десять солдат с пиками в руках. За ними шагали десять придворных; шли они по двое, как солдаты. За придворными бежали королевские дети, их было тоже десять; милые крошки держались за руки и весело подпрыгивали на ходу. За ними шествовали гости, всё больше Короли и Королевы. За гостями шёл Червонный Валет, на алой подушке он нёс корону. А замыкали это великолепное шествие ЧЕРВОННЫЕ КОРОЛЬ И КОРОЛЕВА.
Алиса заколебалась: может, и ей надо пасть ниц при виде столь блистательного шествия?
"Алиса в стране чудес".Но вдруг он повернул голову и в испуге прострекотал:
— Пади ниц!
Одновременно он сделал это и сам и, прижавшись лбом к земле, скрючился в крошечный, с обезьянкой сверху, комок.
Иосиф последовал примеру Боголюба, но, застыв в поклоне, упёрся локтями в землю и охватил ладонями лоб, чтобы увидеть, к кому или к чему относится выказанное им благоговение.
От гарема к господскому дому, пересекая наискось двор, двигалась небольшая процессия: пять слуг в набедренниках и обтягивающих голову колпаках спереди, пять служанок с непокрытыми волосами сзади, а между ними, плывя на обнажённых плечах рабов-нубийцев, скрестив ноги и откинувшись на подушки золочёных носилок, украшенных звериными мордами с разинутой пастью, — египетская дама...
"Иосиф в Египте".
В прошлой рецензии я писала о заколдованном круге метаний между сверхдержавами. Разорвать его с апреля получалось только немецким писателям: Юрек Беккер в июне и теперь Томас Манн.
На этот раз я отправилась в землю Ханаанскую и древний Египет и наблюдала за странствиями Иакова, его предков и потомков.
Около 15 лет я испытывала неприязнь к Ветхозаветным историям, но "Долгая прогулка" подтолкнула к знакомству с книгой Бытия, ставшей своеобразным конспектом или шпаргалкой для понимания тетралогии.
Манн часто упоминал источники, но не называл их (или я не заметила) , так и хотелось их список посмотреть. Вообще странно, что ни в аудиокниге с советского издания, ни в отдельных электронных версиях не было никаких комментариев переводчика или редактора. Один раз только ссылка на синодальный перевод Библии 1956 года издания - и всё.В детстве я забуксовала на принесении Исаака в жертву Богу. Манн в своей литературной трактовке Библейских событий идёт дальше: внук Авраама Иаков сперва мысленно, а затем и реально на много лет теряет сына по Божьей воле. Теперь неприятный эпизод проработан, и ничто больше не мешает дальнейшему изучению книги книг.
Роман об Иосифе и его братьях разделён на четыре неравномерные части. Две первых о былых годах Иакова и юном Иосифе меньше по объёму, но читались тяжелее. Как я понимаю, герои одновременно знали прошлое и будущее: есть намёки (на обе Пасхи, Давида с Голиафом, Иаков в Вирсавии (Беэршиве) разбирает с домочадцами триединство Бога и предрекает 400 лет рабства, Иосиф несколько раз говорит своему управляющему Маи-Сахме о памяти в истории.
В "Докладе" Манн отмечал объединение мифов других стран в "Библейских легендах", но и греческие мифы похожи на вавилонские, только боги поменялись полами: Адона в подземном царстве удерживала Эрешкигаль, а у греков Аид не отпускал Персефону; избранные Иштар превращались в животных, у греков чаще избранницы богов.
Непонятным для меня остался сюжет с проводником. Кто он? Если ангел, отчего такой ворчливый? От него исходил только негатив. Не нравится ему, что люди в потопе выжили. И с какой тогда он стороны? Рувима на всю жизнь страдать от знания полуправды заставил.
Вообще, старшим в роду Иакова не везёт, причём в четырёх поколениях. Жаль было их, шумных и обманутых.Неожиданно для меня, автор начал придираться к неточному переводу напрямую не называемых источников: то глагол не тот, то разные периоды жизни Иакова и Иосифа неверны. О цифрах в тетралогии много рассуждений: не по 7, а по 5 лет изобилия и голода, Иаков благословил сыновей в 106 лет, а не в 147, и ббыл у Лавана на 5 лет дольше.
Последние части тетралогии о Египте. Манн писал, что увлекался этой страной с гимназии, и это заметно по более лёгкому и цветистому слогу, по растянутым эпизодам любви Мут и встрече Иосифа с молодым фараоном, "христианином. родившимся до христианства", с его культом весёлого и принимающего всех Атона.
У придворных фараона было модно вставлять в свою речь иностранные слова, и переводчик не подвёл: "депремирующий удар", "шествие комильфо" и т.д.
А вот с одним из братьев Иосифа Гадом получилось немного двусмысленно:
Спящего не бьют — не знаю, где это написано, но так не поступают. Но стоит ему проснуться, не будь я Гадом, если я сразу же не съезжу его по морде, да так, что у него на девять дней, считая от завтрашнего, опухнет щека.
Опасение путать братьев быстро развеялось, они разные по характеру и внешне:
Один из них выделялся высоким ростом, у другого была голова грустного льва, третий был крепок и плотен, четвёртый отличался длинными, подвижными ногами, пятый и шестой не скрывали грубой воинственности, у седьмого были влажные глаза и губы, восьмой стрелял колючими взглядами, девятый обращал на себя внимание своей костлявостью, десятый — кудрявыми волосами, окладистой бородой и яркостью алой и синей, окрашенной соком багрянок ткани одежд.Характеристики братьев повторяются чаще, особенно запомнился гонец Неффалим, готовый и в 75 лет разносить новости и покорять пространство.
В итоге, чтение было не простым, но интересным. Знакомство с известным мне первоисточником продолжу.
10194
Аноним19 августа 2015 г.История — это то, что произошло и что продолжает происходить во времени. А тем самым она является наслоением, напластованием под почвой, на которой мы стоим, и чем глубже уходят корни нашего бытия в бесконечные пласты того, что находится вне и ниже плотских границ нашего «я», но это «я» все-таки определяет собой и питает, отчего в менее точные часы мы порой говорим об этих пластах в первом лице, словно они составляют часть нашей плоти, — тем больше смысла в нашей жизни и тем почтеннее душа нашей плоти.Читать далееПрочтению и анализу этого эпического произведения Томаса Манна мне несколько мешало то, что написано оно на тему библейского сюжета. Я далека от религии, и обычно стараюсь не обсуждать подобные вещи, но раз уж так сложилось, выскажу свое мнение об этом романе, хотя оно, наверняка, будет далеко от точки зрения христианской трактовки.
Несмотря на то, что роман посвящен библейскому сюжету, через некоторое время происходившее меня увлекло, поскольку важнее всего здесь поступки героев, которые подчиняются какой-то высшей мудрости. В свое время, при чтении Ветхого Завета, мне бросились в глаза достаточно оригинальные требования, исходящие от бога. А требования эти касались прокаженных. На тот момент - серьезная заразная и неизлечимая болезнь. В Завете было подробно описано как следует изолировать этих больных, с какой периодичностью производить осмотр, дабы отличить настоящую болезнь от случайного преходящего повреждения кожных покровов, как именно должно выглядеть больное место и через какой срок (окончательно убедившись, что это заразная проказа) больной изгонялся из города. Таким подробным описанием, эта книга напоминала, скорее, медицинский справочник, а не божественные наставления. Но на тот момент это была книга, которой поверят все, которую послушают все, и в ней передавались вещи, необходимые для обеспечения выживания народа.
С подобной мудростью мы сталкиваемся и в этом романе. Неоднократно возникают ситуации, когда человеческое казалось бы должно взять вверх, но у людей хватает мудрости признать некоторые вещи, не за беду, а за благо, не роптать произошедшему, а радоваться результату, даже если и пришли к нему через многие годы страданий. Здесь мы видим подтверждение известной нам пословицы: не было бы счастья, да несчастье помогло.
Впечатления детства - самые сильные впечатления, место, которое покажется невзрачным взрослому, для ребенка наполнено памятью о прекрасных мгновениях. Воспитываясь в духе религиозных правил, как и было принято раньше, Манн не мог не хранить в своей душе особую почтительность и приверженность к тем историям, что, возможно, когда-то занимали его детский ум. Возвращаясь к ним мыслями в дальнейшем, он не раз переосмысливал их уже с позиции своего возраста. И, конечно, ему как писателю хотелось раскрасить красками, расширить любимое повествование, детально проработать и описать все, что оставалось за кадром в сухой религиозной подаче. Хотелось открыть и себе и другим, какие мысли руководили людьми при их столь неоднозначных поступках. И вот родилась такая история, родилась уже у умудренного опытом и много пожившего писателя, история об ошибках и прегрешениях, о мудрости и уважении к высшей силе,вмешивающейся в людские планы.
Похоже, Манн и на меня оказал свое влияния, ибо как и в его прологе, и в моей рецензии четыре абзаца посвящены только вступлению, и лишь теперь я подхожу вплотную к героям романа.
Осложняет чтение романа и то, что автор полагает найти у своих читателей хорошее знание библейского текста, коим я не могу похвастаться. Поскольку первые события идут не по временному порядку, а несколько вразнобой. Мы уже знакомимся с Иосифом, любимцем Иакова, и нам упоминают мельком иные факты, случившиеся давно, такие как обманное благословение Иакова или смерть Рахили. И лишь некоторое время спустя роман возвращается к истокам и начинает постепенно раскручиваться. Я же в своей рецензии постараюсь придерживаться временных рамок, не делая подобных скачков, которые только запутывают людей, не столь сведущих в религиозных текстах.
Рассмотрим же первый ключевой эпизод, кражу отцовского благословения Иаковом. Исаак имел двух сыновей, близнецов, Исава и Иакова, по древним традициям, стремясь сделать наследником (передать право первородства) старшего, он убедил себя самого, что ему мил Исав, хотя тот был и некрасив ("космач"), и более дик нравом. Даже сама по себе эта косматость воспринимается как большая принадлежность к животному племени, кроме того и поступки его были грубы, и нрав необуздан. Желая душой убедить себя, что лучший из двоих - Исав, Исаак был вынужден духовно ослепнуть, дабы не замечать колоссальной разницы между сыновьями, а впоследствии он ослеп и физически. И эта его слепота позволила совершиться тому, что и должно было, ибо как оправдательный приговор можно привести и то, что бог сам отнял зрение у старика, так как не внимал он голосу разума, не мог определить среди близнецов того, кто более достоин благословения.
А любовь матери, видят боги, греет сильней, чем любовь отцаОбычно слепою называют материнскую любовь, но здесь ее выбор пал на "гладкого", на более разумного , был ли он сделан лишь в противопоставление мужу, был ли послан свыше, но именно мать убедила младшего Иакова получить отцово благословение вместо его брата. И один из доводов был тот, что Иаков лишь из вежливости по скромной своей натуре уступил брату право выйти первым на свет из утробы матери, не желая пускаться с ним в споры. Внешне это выглядело как преступление и отход от традиций, но было ли таким по сути? Или же свершилось то, что и должно было свершиться?
Но сам Иаков не видит себе оправдания, он чувствует, что совершил кражу и в страхе бежит, в страхе же молит о пощаде своего племянника. Большой плюс здесь обманутому Исаву, что несмотря на весь гнев его, не посмел он сделаться отцеубийцей, несмотря на уговоры дяди Измаила, не посмел он встать и на путь Каина, не пожелал отомстить брату столь же кроваво, а смирился с невозвратимой потерей.
Иакову, далекому от диких идолов и их обрядов, далекому от мыслей о жестоких убийствах дано было право основать новый род, новое колено, главное колено дома Израилево, дабы росло новое племя уже в стороне от невежественных обычаев, а поклонялось единому богу.
Когда после долгой службы у Лавана, он был жестоко обманут им и получил Лию вместо Рахили, подавив первое возмущение от непосредственного факта обмана, произошедшее можно расценивать с разных точек зрения. Это и отмщение за то, что и отцовское благословение также было получено обманным путем. Но с другой стороны это и предначертание бога, ведь как мы узнаем в дальнейшем, Рахили было уготовано произвести на свет лишь двоих сыновей, Иосифа, который станет надо всем своим родом, и последыша Вениамина, будущего опорой старика-отца. А все остальное потомство, составившее двенадцать колен израилевых, принесла ему Лия и служанки его жен.
Не будем подробно останавливаться на рабстве Иакова у Лавана. С одной стороны, тесть эксплуатировал умного и благословенного зятя, с другой - и сам зять был не промах, где утайкой, где хитростью, но он завладел немалым количеством скота своего хозяина. И ничего удивительного нет, что не столь разумные, но вполне сильные и прямолинейные в решении возникающих затруднений братья жены воспылали нелюбовью к этому чужаку-родственнику. А Иаков, не любивший силовые методы решения вопроса, счел для себя более благоразумным весьма поспешно уехать.
Эпизод с прихваченными Рахилью истуканами-божками кажется не столь важным, но, как и многое в этом романе (и в самом библейском предании) потом будет перекликаться с обыском братьев Иосифа, когда они будут уезжать с хлебом из Египта. Но здесь Рахиль украла, но ее не обличили, а там Вениамин не украл, но был обличен.
И вот, после освобождения от Лавана, когда Иаков уже становится главой своей семьи, и многие из детей его уже взрослые, мы поближе познакомимся с Иосифом. Молодой и красивый юноша, увы, не может не раздражать своим поведением. Как часто он ябедничает на своих братьев, как часто задирает перед ними нос, похваляясь благорасположением отца, как выпрашивает у отца драгоценное покрывало. Приходится остановиться и задуматься, чем же так приятен Иосиф богу, если совершает такие неблаговидные поступки. Однако постепенно мы видим, что поступки эти всего лишь неразумны, по причине молодости и балованности юноши, а не вызваны злокозненностью его характера. Одно из доказательств этого - его поведение после освобождения из колодца. Чего проще было сказать правду освободившим его, предложить отвезти его к отцу, путешественники получили бы за Иосифа немалый выкуп, но три дня, проведенные на дне могилы сильно изменили и заставили возмужать юношу. Какая жизнь ждала бы его в доме отца? Он был бы там в достатке и любви, но как на привязи, не имея возможности вырваться на волю, как птица в золотой клетке из привязанности и почитания. Но сам Иаков внушил детям своим, что бог превыше всего. И вот Иосиф увидел в поступке братьев и в своем чудесном спасении божье повеление к изменении его судьбы, и покорно побрел по новому пути, не зная, какие беды ждут его на пути, но веря в то, что не будет оставлен он высшей силой, что будет защищен и сбережен и достигнет того, о чем говорил ему сон с кланяющимися снопами.
Иосиф был уверен, что его не напрасно отторгли от дома, что у бога, который вырвал его из старой и теперь уводит в новую жизнь, есть на него, Иосифа, какие-то виды; и что проявить тут строптивость, уклониться от предначертанного, значило бы совершить грех и великую ошибку, а это, в глазах Иосифа, было одно и то же. Представление о грехе как об ошибке и роковом промахе, как о непростительном неповиновении мудрости божьей было в самой природе Иосифа, и опыт необычайно утвердил его в таком взгляде на грех. Он совершил достаточно много ошибок — в яме он понял это. Но поскольку из ямы его вывели и теперь, явно в согласии с неким замыслом, уводили все дальше и дальше, то, значит, и ошибки, совершенные им дотоле, тоже входили в этот замысел, а значит, они тоже целесообразны и при всей их слепоте намечены богом. Дальнейшие же ошибки, как, например, бегство домой, будут, несомненно, от лукавого; они будут буквально означать, что он, Иосиф, хочет быть умнее самого бога, а такое желание, по его разумному суждению, было просто-напросто верхом глупости.Подобные события, которых довольно много в книге, переворачивают наши обычные суждения. Ну, в самом деле, кто из нас, попав в руки разбойников, не приложил бы максимум усилий, чтобы вернуться к прежней жизни, а предпочел бы искать в рабстве лучшей доли? А узнав о благополучном исходе такого поиска, мы бы только покачали головой: это же надо, как повезло, просто случайность! Но это - библейская история, и здесь повсюду царит убеждение, что человеческое разумение куда более скромно, чем божественное знание, и что спорить с предначертанием судьбы не просто бесполезно, но и вредно.
Часто, знакомясь с различными литературными произведениями, нас удается заметить и то, как раскрывается характер человека во время каких-то чрезвычайных ситуаций, катастроф (и дай бог, чтобы мы наблюдали это только по романам, а не в жизни), и то, как меняется творчество самого автора, после попадания его в более суровые жизненные условия. Исчезает все наносное, отваливается внешняя шелуха, обнажается внутреннее ядро. И тогда, если оно достаточно твердое, человек либо начинает сиять особенным светом, либо он просто разваливается и исчезает как личность. Иосиф и ранее был склонен к размышлениям, а обстоятельства, в которые он попал, заставили его еще более задуматься об отношениях между людьми, о восприятии ими мира, и постепенно поведение его наполняется мудростью. Он осознает, что хвалился перед братьями не для того, чтобы принизить их, а лишь из-за того, что считал, что каждый человек не может не восхищаться им, прекрасным Иосифом, а, значит, отдает ему превосходство. Но убедившись в обратном начинает сознавать, что каждый человек в первую очередь и на первое место ставит самого себя, и именно свои неприятности или радости принимает близко к сердцу. И лишь происходящее именно с ним является для него существенным и важным.
у мира множество середин, для каждого существа — своя, и у каждого существа мир ограничен собственным кругом. Ты вот стоишь всего в каком-нибудь полулокте от меня, но вокруг тебя свой, особый мир, середина которого — не я, а ты. Зато я — середина своего мира. Поэтому мы оба правы, каждый по-своему. Ведь наши круги вовсе не так далеки один от другого, чтобы они совсем не соприкасались.Спутники Иосифа не понимают этих его слов, опять подозревают его в зазнайстве, а ведь это так просто, у каждого свой мир, свое "я", свои близкие люди, свои цели и устремления. И чем значительнее человек, чем выше он стоит по уровню духовного развития, тем шире для него этот мир, тем чаще он может признать общие ценности выше личных, пожертвовать своим счастьем ради жизни других людей.
Одним из плюсов богатой земли египетской я считаю терпимость к чужим национальностям и чужим верованиям. Видимо, достаточно мудро было его правление, что позволило стране иметь широкие торговые связи, и стать достаточно развитым государством. Но поскольку единственно правильной верой считается та, которую имел Иосиф, то и из египетских обрядов высвечены самые несуразные, которые могли бы максимально оттолкнуть слушателя. Поэтому, быть может, он и попал в дом к скопцу, женатому скопцу, жене которого суждено было оставаться вечной девственницей, не знавшей мужских ласк. И оскоплен он был не по своему желанию, а по желанию своих родителей, в раннем детстве своем, поскольку не могли его родители решить, кому лучше поклоняться, Тьме или Свету. И даже дожив до глубокой старости они не приняли окончательного решения по этому вопросу, и проводят свои дни в длительном обсуждении своего поведения и своих оправдательных речей, когда они перейдут в царство мертвых.
В этом доме раб Озарсиф начал быстро возвышаться, пока не достиг самой высокой точки управляющего домом. Но теперь он вел себя уже осторожнее, понимая, что совсем не все могут радоваться его возвышению.
Совершенно невозможно, чтобы тот, кто, подобно Иосифу, растет словно у родника, не перебил кому-то дорогу и не вторгся в чью-либо область; он не может этого избежать, потому что ущемленье других неотвратимо связано с его бытием, и добрая часть его умственных сил всегда должна быть направлена на то, чтобы примирять с фактом своего существования оставленных в тени и придавленных. До ямы Иосиф не понимал таких истин и не был к ним чуток; невосприимчивым к ним сделала его убежденность, что все люди любят его больше, чем самих себя. По смерти и стаз Озарсифом, он сделался смышленее или, если угодно, умнееТеперь он старается не оставлять недовольных при своем шагании по ступенькам лестницы. Если кого-то из-за него устраняют с места, то всегда старался исхлопотать для него иное, не менее хорошее. Но завистники найдутся в любом случае, и у него появились враги. Но сил врагов недостаточно, чтобы уничтожить Иосифа. И тут, как и везде в Библии, у него на пути появляется самый страшный враг - женщина! Мужчины сильны, и это позволяет им идти напролом, смело заявлять о своих предпочтениях. Женщины - слабы, поэтому они вынуждены искать другие средства защиты: коварство и хитрость, вот их орудия, которые повергают в такой ужас мужчин, что даже в Библии женщину обвиняют злейшим врагом человека и виновницей всех его несчастий. А самое страшное, что женщина опасна не только в том случае, когда она становится врагом, но опасна и когда любит., т.е. опасна практически всегда.
Да, теперь Иосифа ждало уже очень серьезное испытание. Десяток разъяренных братьев - мелочи, по сравнению с тем, что может изобрести разозленная женщина. Поскольку я не слишком хорошо знаю Библию, то мне было даже интересно, чем все это кончится. Иосиф был настолько красноречив, что в какой-то момент я даже подумала, что он уболтает и свою госпожу, но не тут-то было, страстно жаждущую чего-то женщину не так легко отговорить. А еще свои интересы она всегда ставит на первое место, и готова ради них поступиться интересами бога, и своего, и чужого. А что еще более кощунственно, она так извратит происходящее, что, якобы, отвергая ее, раб наносит глубочайшее оскорбление и ее богу, и поэтому достоин самого жестокого наказания. Иосиф попался в эту ловушку. Нет, он не уступил домогательствам, но он не был настолько решительным, чтобы сразу пресечь все свои общения с хозяйкой, был слишком самоуверен, слишком полагался на свою речистость, а следовало бы, не вдаваясь ни в какие обсуждения, бежать как от огня. Интересно в этой ситуации поведение мужа. Будучи глубоко оскорбленным, он должен был отомстить либо слуге, либо жене, смотря кого считал более виновным. Но он то ли потерял чувство собственности и ревности вместе со своей мужественностью, то ли посчитал виновным себя, когда не уступил жене и не удалил раба из дома по ее просьбе, но он не был суров, и сделал лишь тот минимум, который был необходим для устранения скандала и поддержки репутации собственного дома.
Опять Иосифа ждет падение, но ему не привыкать, он уже умудренный опытом мужчина, он уже многое умеет, и ценный специалист и руководитель. Теперь ему уже не так сложно подняться опять. А, кроме того, он вновь и вновь не хулит бога, а делает выводы из своего падения. Перепрыгнем же через его работу в тюрьме, через чудесное попадание к фараону, благодаря способности трактовать сны, через предсказание его о семилетнем изобилии и семилетнем голоде, и остановимся уже на его встрече с братьями.
Человек, обладающий огромной властью, теперь он мог бы отомстить, но не этого желает душа его. Он хочет простить их, но для этого надо добиться их покаяния, нельзя простить нераскаявшегося человека. Изначально требует он подтверждения, что жив его отец, и жив его брат Вениамин, что братья не впали во грех вторично и не попытались уничтожить ненавистную им кровь любимицы Рахили. А после свидания с Вениамином, после подстроенной ловушки (а младший опять молчит, даже когда братья оскорбляют его мать, как и Иосиф он видит в этом кубке не нелепую случайность, а высшую необходимость), доведенные до отчаяния братья решаются на исповедь после которой и наступает примирение. Иосиф не держит зла на братьев не только из-за прошедших лет и их раскаяния, но и считая, что они послужили лишь орудием в божественных руках. А бесполезно осуждать нож, который режет, или молот, который бьет. И свой старый сон, когда кланяются его снопу снопы его братьев, он трактует не как свое возвышение над ними, а лишь как благодарность их за хлеб, полученный от него.
Все так и должно было случиться, и совершил это бог, а не вы, это Эль Шаддаи заблаговременно отторг меня от отчего дома и сделал, по замыслу своему, чужеземцем. Он послал меня сюда перед вами, чтобы я был вашим кормильцем, — он уготовил прекрасное избавленье от голода, повелев мне кормить Израиль и с ним чужеземцев. Это хоть и жизненно важное, но очень простое, практическое дело, и петь мне осанну не за что. Ибо брат ваш никакой не герой бога, никакой не вестник благодати небесной, а всего-навсего эконом, и если ваши снопы склонялись перед моим во сне, о чем я и сболтнул вам, а звезды кланялись, то это ничего такого уж великого в себе на таило, а означало только, что отец и братья будут благодарны мне за житейскую помощь. Ведь за хлеб говорят: «Большое спасибо», а не «Осанна».Если бы не сделали братья своего жестокого шага, за который мучались совестью еще долгие годы, какая жизнь ждала бы Иосифа можно было судить по судьбе Вениамина, просидел бы он после своего отца как любимый сын до своей старости, не смел бы и шагу ступить самостоятельно, не смог бы спасти семью свою от голода, да и не только свою, но и то великое множество людей, для которых он скопил хлеб, будучи управляющим у фараона.
Собственно, на встрече Иосифа с братьями, а позже и с отцом и закончился логически для меня роман. Но Манн продолжил его до смерти Иакова, показал передачу благословения, которое старик возложил на головы детей Иосифа, Ефрема и Манассию, опять нарушив первородство. То ли решив уже сделать это нарушение правилом, то ли просто питая большую симпатию к Ефрему, который имел больше черт Рахили. А также автор пустился в пространные рассуждения о количестве колен Израилевых, расселившихся в Египте, о том, какое количество потомков Ефрема, а какое потомков Манассии впоследствии были изгнаны из этой земли, унеся с собой веру своих отцов, а не ассимилировавшихся и смешавшихся с местным населением. Но это уже было более близко к религиозным, а не общечеловеческим размышлениям, поэтому не составило для меня особого интереса.10149
Аноним27 июня 2023 г.Когда миф становится историей.
Читать далееДа, каюсь, когда-то я читала Библию. Вернее, пыталась читать, но не осилила. Не то, что "многабукав", не то, что язык вычурно-убого-стилизованный, просто... Не зашло. Бралась несколько раз, читала по графику (строго глава в день). Не смогла. А порой как хотелось! Ведь это типа одна из тех ста книг, которые должен (!) прочесть каждый образованный (?) человек. Но вот не знаю. То ли я не образованная, то ли дело в моем мировоззрении...
Это было вступление. Преамбула, так сказать. А теперь мы не спеша переходим к...
В общем, разрешите еще два слова вставить о Библии.
Я человек "слегка" не воцерковленный. То есть, когда-то крестилась (в здравом уме и твердой памяти, а не в младенчестве, как сейчас модно), ходила в церковь, пробовала соблюдать заповеди и даже иногда постилась. Но не смогла. В какой-то момент стало... скучно. И, читая литературу "на тему", натыкалась на весьма критические обзоры Библии. Дескать, это хороший памятник литературы, но... как СБОРНИК легенд и мифов Передней Азии, записанный в разное время (!) разными авторами и просто однажды кем-то собранный под одной обложкой. Там и скрупулезные записи мифов, и свод законов, и образцы поэзии и даже первые попытки написать художественное произведение, не говоря уже о местном варианте "Повести временных лет", сиречь, летопись, но составленная "постфактум".
А "Повесть об Иосифе Прекрасном" (и его братьях) там подавалась как раз как нормальная такая художественная повесть. Сиречь, беллетристика. Мол, там есть все признаки - и связный сюжет, и характеры персонажей, и мораль, и все такое прочее. Повесть или роман, короче говоря, а вовсе не нечто религиозно-мистическое.
Томас Манн, как мне кажется, попытался это упущение исправить. Он не просто практически переписал повесть, сделав из нее полноценный роман-эпопею. Он еще и добавил мистико-религиозные и морально-философские рассуждения, проводя параллели двух мессий - Иосифа Прекрасного и Иисуса Христа.
У того и другого были братья.
У того и другого родителям пришлось срочно бежать, спасаясь от преследования.
У того и другого мать рожала в неподходящих для этого условиях.
Того и другого предавали и практически продавали близкие люди (Иосифа вообще сперва хотели братья продать за тридцать серебренников, но сторговались за двадцатку). И обоих на прощание целовал Иуда...
По-моему, параллели более, чем прозрачные. А если покопаться, разбирая отдельные моменты, там еще можно "нарыть".
Но мы по ряду причин заниматься этим не будем. Ибо тогда пришлось бы писать много, порой неясно и запутанно. А тетралогия Томаса Манна и сама по себе весьма объемистое произведение, чтобы и отзыв тем же грешил. Автор, кроме скрупулезного следования сюжету (и к тому же еще и подробно расписывая юность его отца с предысторией и отрывками из биографии его деда вплоть до прадеда Авраама), еще и порой так увлекается описаниями и вниманием к мельчайшим деталям... ну, вот как если бы Лев Толстой в своем описании дуба (которое некоторыми не шибко умными, но считающими себя шутниками людьми выдается за шедевр "многоводия") не только описывал сам дуб, но и начинал подробно перечислять, какие у него там дупла, есть ли корявые сучья, сколько на нем гнезд и какие деревья и кустарники растут поблизости, а заодно "проехался" бы по коляске, в которой ехал князь Андрей, упомянул бы масть лошадей, фасон кафтана и цвет бороды кучера (и что в бороде его застряли листья капусты, которой его накануне потчевала кухарка Мария...), не преминув на обратном пути отметить поющих на ветвях птиц и стоимость одного кубометра древесины, которую мог бы выручить от продажи рощи ее владелец. Не устали еще читать это длинное предложение? А тетралогия ВСЯ написана вот так. Четыре тома многоводия, изобилующего подробностями, рассуждениями, отступлениями и описаниями. Порой хотелось бросить. Да, последние несколько десятков страниц (описание подробных похорон Иакова) лично мне показались... ну, не то, чтобы лишними, но дочитывать было откровенно скучно.
Книгу рекомендую, тем не менее. И как воспитание силы воли (слабО?), и для ознакомления с древней историей, поскольку мне лично после этого захотелось почитать кое-что по истории Древнего Египта. И фараона Эхнатона в особенности. Ну и - да, немного полистать Библию. Для сравнения.Содержит спойлеры91,9K
Аноним26 августа 2020 г.Читать далееДавно я смотрела на эту книгу, точнее на два тома в шкафу у родителей, даже как-то листала их, но не решалась взяться.
А тут пришлось - и почти всё лето я постигала библейскую историю в изложении ноблевского лауреата.
Много времени ушло на книгу, но это было очень приятно: похожие чувство я испытывала при чтении Гессе - как будто ешь пирожное, или что-то очень вкусное, наслаждаешься каждой фразой и живо представляешь это всё в голове.
Первый том шел тяжелее, возможно потому что в основном описывал Иакова, с его некой костностью и фундаментализмом. Второй том пролетел незаметно, наполненный живостью Иосифа, его любовью к миру и верой, его прекрасными черными глазами.
Эта книга стоит нескольких месяцев потраченного времени, потому что послевкусие после книги остается надолго, и уже совершенно иначе воспринимается всё прочитанное после. Иногда полезно насладиться хорошим языком и великолепной историей, которая живет веками.91,8K
Аноним31 августа 2015 г.Читать далееЯ понимаю мюнхенскую машинистку Манна. В общем-то, я с ней заодно, так и тянет сказать: "Ну наконец-то! Теперь я знаю как оно было на самом деле!" Не знаю, что можно говорить о таком монументальном труде, возможно, я буду сбиваться на радостно-восхищенное "уииии!", потому как восторг полный.
Сложно выбрать с чего начать, когда всего так много. Пусть будет язык повествования. Богатый, сочный, тягучий, монументально-песенный, хоть переименовывай книгу в "Песнь об Иосифе и его братьях". И Соломон Апт может считаться таким же полноправным автором по части выразительности языка, как и Манн. Ирония, то и дело сквозящая в словах, очаровывает и добавляет двойственности, которая будет много значить по ходу повествования.
А дальше все становится совсем сложно, потому что нужно рассказывать о романе, а хочется петь, восхваляя Манна. Но раз Бог Авраама решил, что петь мне не дано, придется писать (удивляюсь, как мне все еще писать позволено). Хотя все вместе называется "Иосиф и его братья", первая книга посвящена Иакову и его историям. Даже если бы на этом Манн поставил жирную точку, я была бы в восторге, потому что историй у Иакова несметное число, все абсолютно правдивы и удивительны. Самая запоминающаяся, конечно, об отцовском благословении, но она приобрела новое значение. В изложении Манна к этому все шло с самого начала и все участники знали об этом, пусть даже только в глубине души. И именно так можно быть неправедно праведным или праведно неправедным. Иаков непростой человек, недаром же он в тяжкой битве во сне добыл себе имя Израиль и хромоту. Только незаурядный человек, полностью посвятивший свою жизнь историям мог бы сделать это. Но истории живут не сами по себе, они передаются из поколения в поколение и сыновья живут по законам отцов. Поэтому всегда есть Елиезер, которому земля скакала под ноги, а у него всегда есть два сына, поэтому мы и говорим, что история повторяется, именно так Иаков переродился в сыновьях и поэтому они тоже зовутся Израилем. Так же и Иосиф прожил те же истории, что и Иаков, но в несколько измененном виде, потому что историю в данном случае правильнее представлять в виде спирали, потому что при переходе из одного поколения в другое происходят незначительные изменения, которые отражаются и на историях. Спирали спиралями, а женщинам тоже нужно уделить время. Очень уж они яркие у Манна. Каждая - воплощение женственности, они похожи между собой и такие разные. У каждой свои цели, у каждой своя жертва, и все они добиваются своего если не так, то иначе.
Ну и Господь Авраама, как же мы без него. Вот где Бог, в которого я могла бы поверить. Стало ему любопытно, а какой же он на самом деле - завел себе народ, став из позиции "над всеми" в позицию племенного бога, причем и племя себе взял не то чтобы очень великое. Любопытство, по-моему, очень хорошая черта, когда ты бог. Добавляет жизни интерес и остроту. А еще мне очень нравится, что существование других богов никак не оспаривается. Раз уж о богах и прочем, то перенесение действия библейского мифа из неопределенного времени во время Эхнатона - отличный ход. Добавляет реалистичности и очередную двойственность, ведь фактически Эхнатон пытался перейти к монотеизму, то есть, совершить то же самое, что и Авраам. Разве что он не зашел так далеко, однако попытка была хороша и очень вовремя.
Итого, книга эта останется со мной еще надолго, потому что одним прочтением явно не обойтись. Монументальность и количество затраченного Манном времени не позволяют просто пробежать разок по диагонали и забыть.
9165
Аноним31 августа 2015 г.Читать далее«Знаешь ли ты об этом? — Знаю доподлинно».
И правда, Манн знает все. Он берет известный всем (ну, на момент написания романа точно всем) библейский сюжет, который в первоисточнике читается меньше чем за полчаса, и создает роман на 1600+ страниц. Зачем еще раз читать то, что мы уже знаем наизусть? А затем, чтобы еще раз, с полным правом на то, произнести уже произнесенную много лет назад фразу: «Ну вот, теперь хоть знаешь, как все это было на самом деле!»И правда, возникает удивительное чувство, что знаешь. Дело не только в подробностях, которые позволяют увидеть библейский мир воочию, не только в том, что Манн добавляет новых персонажей (например, родителей Потифара Гуия и Туий) или более детально изображает их (как жену Потифара Мут-эм-энет, воспылавшую любовью к Иосифу). Манн позволяет нам почувствовать всю суть этой истории, насладиться ею, пропустить ее через себя, так, чтобы за скупыми строками Библии «Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его» мы отныне видели полноцветные картины и многогранные характеры. Манн преподносит эту историю так, что мы сознаем, что она происходит снова и снова, в любой момент времени, с любого места — с той страницы, которую мы открыли. Эта история универсальна, она вбирает в себя все возможные сюжеты и чувства и дает нам увидеть их в разном преломлении.
Здесь есть несколько элементов, которые повторяются, трансформируясь.
Это братоубийство, которое переходит во вражду между братьями. От Каина и Авеля до Исава и Иакова, близнецов, один из которых купил у другого первородство за чечевичную похлебку и получил отцовское благословение, предназначавшееся другому, обманным путем. От Исава и Иакова к Иосифу и его братьям, которые продали того измаильтянам и сказали отцу, что нашли его окровавленную одежду. Мотив вражды между братьями влечет за собой борьбу за первородство: Исав продает его, Рувим — теряет, осквернив отцовское ложе, а следующие по старшинству Симеон и Левий — с излишней жестокостью отомстив за свою сестру Дину.
Это обман. Упоминавшиеся выше сюжеты обмана Исаака Иаковом по наущению Ревекки — и Иакова братьями Иосифа. Брат Ревекки Лаван обманывает Иакова, подсунув тому постылую Лию вместо любимой Рахили — а затем, в отместку, Иаков обманывает тестя в договоре с крапчатым скотом, и его любимая жена Рахиль также обманывает отца: она крадет у него идолов и при обыске прячет их под собой, в соломе, сказавшись нездоровой — якобы не может встать.
Это принесение в жертву сына. Первый раз этот сюжет воплощается в жизнь, когда бог велит Аврааму принести в жертву своего сына Исаака. В романе Манна жертвенное убийство уже считается несовременным, и Лаван, заживо похоронивший сына в фундаменте своего дома, не обретает желанной удачи. Любимым сыном жертвует и Ревекка, подговорив его обмануть отца и получить благословение — но одновременно теряя Иакова, ведь он вынужден бежать от семьи. Сыном в каком-то смысле жертвует и Иаков, бесконечная любовь которого к Думузи, истинному сыну, приводит к тому, что братья продают его. А Гуий и Туий делают своего сына евнухом, чтобы он стал царедворцем. Рувим предлагает отцу своих сыновей взамен Вениамина, которого он хочет увезти в Египет по приказу Иосифа — если малыш Бенони не вернется, Иаков может убить их.
Это неравная любовь там, где она по идее должна быть одинаковой. Исаак любит Исава, а Ревекка — Иакова. Иаков любит Рахиль и не любит Лию, и поэтому Лия приносит ему больше детей — чтобы уравновесить отсутствие любви, а Рахиль долго остается бесплодной. После смерти Рахили Иаков переносит всю любовь к ней на старшего сына от любимой жены — Иосифа, предпочитая его всем другим детям. В финале эта тема возникает снова, когда умирающий Иаков благословляет своих внуков — сыновей Иосифа: он в обход традиции благословляет младшего Ефрема правой рукой, а старшего Манассию — левой, потому что у Ефрема глаза Рахили и потому что он младший, как сам Иаков.
И наконец, это колодцы. «У меня просто гудит в ушах от колодцев, тобой упомянутых», — говорит один из персонажей другому. И он прав. Первый раздел первой книги называется «У колодца» — Иаков и Иосиф беседуют под луной, сидя около колодца. У колодца встречает Иаков любовь всей своей жизни — юную Рахиль, пасущую овец. С колодцем связана удача Иакова на службе у Лавана: найдя источник воды, он открывает своему будущему тестю источник благосостояния. В колодец-яму бросают братья Иосифа, не решаясь его убить, и из того же колодца достают его измаильтяне, даруя ему жизнь и второе рождение. Далее колодец превращается в яму, и в яме еще раз оказывается Иосиф, уже называющий себя Озарсифом, когда его бросают в тюрьму из-за истории с женой Потифара, и вновь, из ямы, он восходит с самого дна на самый верх. И наконец, открывая роман, в самом начале мы читаем: «Прошлое — это колодец глубины несказанной. Не вернее ли будет назвать его просто бездонным?»
Поражает ощущение предопределенности всего происходящего. Эта история не могла не случиться. Иосиф не мог бы стать никем иным, будучи любимым сыном и получив более глубокое образование, чем другие братья. Закономерен поступок братьев Иосифа, ведь он сам довел их до желания от него избавиться. И эта продажа брата приводит в итоге к тому, что потомки Иакова переселяются в Египет и находят себе там спасение и пищу во время тяжелого голода, чего бы никогда не могло случиться без кражи Иосифа, ведь Иаков всегда был о Египте невысокого мнения. А Иосиф не мог не возвыситься и не мог не выйти из всех своих ям — потому что знал, что не зря высшие силы спасли его из колодца и даровали ему второй шанс.
Я немного боялась читать Манна и не знакома с другими его книгами. Но оказалось, что, пусть пролог пугает и не дает пробраться в сюжетную часть и пусть путешествие в Египет и смерть Иакова немного затянуты и читаются с утомлением, но все равно это прекрасная книга с невероятно трогательными моментами, вроде любви Иакова к Рахили и его первой ночи с Лией, и волшебного «Это я», которое долго ждешь в напряжении. Ждешь вместе с Иосифом. И не можешь не согласиться с иронизирующим рассказчиком, который заявляет: «Это просто поразительно, просто отрадно уму, как стройна наша история, как полна она прекрасных соответствий, как одно уравновешено в ней другим».
9196
Аноним6 января 2013 г.Читать далееСчитаю, что в здравом уме и трезвой памяти читать романы Томаса Манна с удовольствием невозможно. Вольно перескажу один абзац из книги М. П. Карпович «Рытарычны iдэал у журналiстыцы». «Целостность текста очень важна. Память человека, особенно перегруженная, не может долго удерживать информацию, прочитанную в начале текста. Поэтому автор должен всеми (стилистическими, лексическими и т.п.) средствами помогать читателю не умереть от скуки и не давать ему поводов нервничать, пока он ищет, о чём вообще речь». Это, да пусть он не будет на меня в обиде, про Томаса Манна. Он, конечно, явно раскрывал какую-нибудь мысль в каждой логически выверенной части, но я с прискорбием обнаружила, что недостаточно умна и сосредоточенна для того, чтобы это оценить. Кроме того, библейские мотивы - для меня вещь непостижимо скучная. Манн, например, пишет, что о том, что у Иосифа было 12 детей знает каждый школьник (а про Дину, первую дочь от Лии, никто не помнит, и это обидно). Мне обидно в 12 раз больше, я и про сыновей-то не знала... Одним словом, я поняла, что литературоведом, который видит в текстах черты романтизма или с двадцати метров чует декадентство (и при этом не путает его с авангардом), мне не быть, поэтому не претендую на тонкий и точный анализ текста, а также на справедливые суждения относительно характеров и образов героев романа.
История о Иосифе и его братьях увлекает читателя на протяжении аж 827 страниц (из них оглавления – 5 (пять). Читателя это, без сомнения, огорчает, но тяга к знаниям затмевает всё.
Имя главного героя – Иосиф. Он сын Иакова и Рахили, очень красивый (потому что «унаследовал от матери красу несусветную, а она была хороша, как луна» (тут и далее вольный пересказ)) и умный, потому как отец ему такие способности передал. Жизнь этого Иосифа, который автору, к слову, очень нравится, протекает в древние времена (мы можем судить об этом по названиям, знакомым из раннего курса МХК: например, Вавилон и шумеры). Томас Манн уже в прологе в своём стиле (долгом и пространном повествовании о том, что некий странник (которого Иосиф считал своим прадедом) отправился по разным местам, потому что ему не давала покоя «тревога духовная» и «забота о Боге») дал мне понять, что он гораздо умнее меня.
Структура произведения, в принципе, несложная. Первая часть романа посвящена Иакову, отцу Иосифа. Первый раздел называется «У колодца», и посвящен он рассуждениям Манна о времени (который под «колодцем» разумел прошлое). Второй, «Иаков и Исав», рассказывает о взаимоотношениях отца Иосифа с его мохнатым братом. Третий называется «История Дины» и рассказывает нам о детях Иосифа. Четвертый – «Бегство» (Иаков убегает из дома после того, как получил благословение, которое предназначалось брату Исаву. А Исав, соответственно, проклятие). Пятый, «На службе у Лавана» о том, как из сына сестры Лаван сделал раба; шестой «Рахиль» о том, как через 13 лет брака наконец-то забеременела любимая Рахиль, а не её старшая некрасивая сестра Лия, и родила Иосифа – любимца Иакова (меня не покидает стойкое ощущение того, что я пишу Библию).
Вторая часть – про Иосифа (наконец-то).Манн много рассуждает, буквально на каждой странице. Он думает о том, куда и почему подевались Содом и Гоморра. О том, что прошлое – «бездонный колодец», в котором находятся все мысли, ситуации, вообще всё, что происходило со всеми людьми мира. Кроме того, он бездонен и всё время пополняется (людей становится всё больше, с ними всё время что-то происходит, от чего люди думают, и всё это беспрестанно пополняет метафорический колодец). Рассуждает он и о времени вообще: вот статуя сфинкса – полудевы-полульва, её нос затупился от древности. А когда-то, раньше, нос был острым. А ещё раньше её, статуи, вообще не было, но этих времён уже никто не помнит. Вот сколько времени - много! Размышляет он и о том, что овцы, которых пас Иосиф с братьями, ничем не отличаются от современных. А времени-то – мы помним из предыдущего его рассуждения – мно-ого прошло! Про первых, диких, неприручённых овец никто не помнит – она была приручена «в дни Сета», значит, очень давно (Иосифу это выражение нравилось, Манн пишет, что ему тоже). Писателя интересует, где истоки человеческой цивилизации и каков её возраст. Мне склоняюсь к тому, что в Манне всё-таки умер философ (Кант по крайней мере, писал так же замечательно захватывающе). Рассуждая о древности, Манн переносится не только во времени, но и на расстоянии: он вспоминает и о Ковчеге, в котором был Ной, и о том, как разлилась река Хуанхэ (что в Китае), «и Ноя этого потопа звали Яу», и об Атлантиде, и, конечно – об огромном материке Лемурии, что тоже утоп. Дальше – больше. Манн пытается понять, где рай. Кажется, он пытался воплотить в романе все философские вопросы, которые в принципе когда-либо поднимались на обсуждение профессиональными философами.
9109
Аноним31 августа 2015 г.Читать далееБоги, как я боялась этой книги! И какое удовольствие я от нее получила! Эстетика в каждой фразе, эстетика в построении романа, чистое эстетическое наслаждение от исторической достоверности. Я не могу объяснить, почему так, но я верю каждому слову герра Манна, мне он кажется правдивее всех пересказов Ветхого Завета.
Да и что такое, по сути, Ветхий Завет? Это такой же сборник мифов, как и Старшая Эдда, как мифология Древней Греции, славянские Веды и индийские. Только еврейские мифы, вот и вся разница. Ах да, ну и христианство стало мировой религией, поэтому в эти мифы принято верить и сказкой их не считать. А ведь интересный факт, что этот сборник мифов подтвержден археологически! Но я, как истинный Хома неверующий, пока не ткнут носом - не поверю.
И вот - поверила. И чему? Весьма вольному пересказу невероятно древней истории о братьях. Настолько древней истории, что она стала вечны источником сюжетов для литературы и кинематографа, поскольку конфликт такой - вечен.
В основе сюжета целых две библейских легенды, которые сливаются в одно сплошное полотно, настолько неразделимое, что история сына становится логичным продолжением истории отца. Текст ориентирован на тех, кто Библию читал (и даже, возможно, изучал), поскольку без базовых знаний просто не обойтись. Или же Библией стоит вооружится при чтении этой тетралогии.
Что же оживило эту, в общем-то, совсем неправдоподобную историю? Конечно же исторический фон. Манн не пожалел времени на изучения вопросов быта разнообразнейших прослоек населения. Если в первой и второй части мы знакомимся с бытом скотоводов и пастухов (что так или иначе связано с Иаковом), то третья и четвертая книги дают поразительно выразительную картину жизни Древнего Египта времени правления Аменхотепа.
Также очень ярко выписаны характеры главных героев, не только и не столько через описания, как через диалоги и поступки. Я бы хотела особо отметить женские образы романа, такие как Рахиль, Дина (хоть и совсем вскользь), Мут-эм-энет и Фамари. Весьма интересно было по тексту встречать то, как реально относились к женщине, и то, как эти самые женщины умели влиять на мужчин. Отдельное спасибо за реалистично-физиологическое описание внешности, мне кажется, что именно вот такие нюансы сумели выразить всю суть героинь.
И совершенно не странно, что именно женское начало и закладывает основу конфликтов. Обратите внимание, что соперничают сыновья одного отца от разных матерей. Cherchez la femme, ищите женщину - она всегда в истоках, потому что сама является источником жизни.
Весьма интересно, что автор как бы и не подтверждает, но и не опровергает мистическую составную мифа, при этом весьма детально говоря о духовных поисках как патриарха Иакова, так и Иосифа и юного фараона. Герои мифа превращаются в людей из плоти и крови - не лишенными человеческих недостатков, страстей и пороков.
Для меня всегда спорной была тема прощения и всепрощающей любви, и, обратите внимание, что это прощение чаще всего лишь внешнее, подобающее приличиям, и не удивительно, что искренности в нем совершенно нет. Это как в словах "худой мир лучше хорошей войны".
Я целую как бы всех сразу - не подумайте, будто я сержусь на вас за то, что вы продали меня сюда! Все так и должно было случиться, и совершил это бог, а не вы, это Эль Шаддаи заблаговременно отторг меня от отчего дома и сделал, по замыслу своему, чужеземцем. Он послал меня сюда перед вами, чтобы я был вашим кормильцем...Вот так, и не иначе. Все равно на смертном одре отца все получат свое, и не уверена, что согласно своих деяний и заслуг.
Потрясают причинно-следственные связи, как в исторически-религиозном контексте, так и в человеческих отношениях. Почему Иакова обманул Лаван? Потому что Иаков обманул своего отца и брата. Таким образом круг замыкается.
Похожим образом замкнется круг и отношений Иосифа с братьями. Непомерно, эгоистично любимая жена Рахиль, в муках родившая сыновей, сыновьями и закончившая свой недолгий век и нелюбимая Лия. Что хорошего могло из этого выйти, когда родные сестры соперничают за любовь своего господина и одна из них заранее обречена на провал? Что хорошего могло получиться из-за непомерного хвастовства любимчика и красавца Иосифа? Ничего, и об этом нам скажет свадебное покрывало, которое, как преходящее знамя предательства, сначала скрыло обман Лии, потом точно так же прикрыло обман ее сыновей.
Но это отношения, о которых не было в первоисточнике (хотя что считать первоисточником?). Ведь канва всего рассказа совсем не изменилась при пересказе. И этот знаменитый сон о семи тучных коровах и семи тощих. Ничего на самом деле Иосиф не пророчит, он дает самому фараону произнести формулу о годах сытых и годах голодных, и именно фараон был бы неправ, если бы его слова не сбылись. Таким психологическим приемом Манн раскрывает как бы настоящие причины событий, а не те, о которых говорят "Знаешь ли ты?" - "Знаю я подлинно!" И кажется что тысячелетия искажений источника и приведения его к каноническому виду, канули в Лету, потому как об тетралогии "Иосиф и его братья" можно со всей смелостью и не погрешив душой сказать: "Теперь я знаю, как все было на самом деле!"
И немного напоследок о юморе. Во-первых, Томас Манн им совсем не обделен, а во-вторых, слегка измененные строки известной сказки (да-да, я поэт, зовусь Незнайка, т.е ни разу я не поэт)
За горами, за лесами,
За широкими морями,
Не на небе - на земле
Жил старик в большом шатре.
У старинушки три сына:
Старший умный был детина,
Средний сын и так и сяк,
Младший вовсе был дурак.
Было их, вообще-то больше
Дин, Рувим, Налим и Мойше
И еще штук семь иль пять
Девиц не принято считать
Братья сеяли пшеницу
Да возили в град-столицу:
Знать, столица та была
Недалече от шатра.
Да какая там столица –
Пять домой и три девицы
Так, забитый городок
Хитрым братьям на зубок.
Там пшеницу продавали,
Деньги счетом принимали
И с набитою сумой
Возвращалися домой.
В долгом времени аль вскоре
Приключилося им горе:
К Дине хахаль стал ходить
И жениться говорить.
Мужички такой печали
Отродяся не видали;
Стали думать да гадать --
Жениха как обобрать;
Наконец себе смекнули,
Сидя за столом в ауле
Чтоб смазливый тот юнец,
Сделал меньше свой (гм) конец.
Жених долго не терялся
Хоп – и кончик обламался
И пришел жених в аул
И словцо свое ввернул
Дайте ж девку мне обнять
И не раз, а раз так пять.
Братья хитрые, однако
Хоть мозгов что кот наплакал
Девку хахалю не дали
И ушел он весь в печали.
А жених хоть и баран
Но жену себе угнал
Тут уж братья осерчали
Как никак сестру украли!
Но пришло мол письмецо
В нем же – красное словцо
Мол девицу опорочил
И порочил днем и ночью
Много, в общем, раз любил
Сколько было юных сил
И порочить будет впредь
Чтобы духом не стареть
Так что, братья удалые
Тут уж стали как дурные
И решили дань собрать
И концы всем подровнятьНа большее меня не хватило, и так "я у мамы инженер".
8150
Аноним31 августа 2015 г.Читать далееЕсли книга мне не нравится, если мне читать ее скучно и лениво, я стараюсь находить хоть какие-то параллели со своей жизнью, чтобы хоть что-то в пустой моей головушке отложилось. Вот и с Манном пришлось напрягаться, буквально заставлять себя читать тетралогию, попутно выписывая цитаты и основные сюжетные линии.
Былое Иакова
Вы знаете, я ценю женскую красоту. Идеалом для меня является несравненная Александра Брекенридж, что из «АИУ». Но думаю, что современникам Иакова красотка-горничная не пришлась бы по вкусу. Да и мне их «красотки» таковыми не показались:
Дина
Ее непрепоясанное платье из синей и красной шерсти прикрывало только одно плечо, а другое, голое, было очаровательно узко, оно было самим очарованием - причем дело не улучшалось, а лишь ухудшалось, когда она поднимала со стороны этого плеча руку и заносила ее за голову, так что Сихем видел влажные завитки в маленьких ямках ее подмышек, а сквозь рубашку и платье проступали очертанья ее изящно твердых грудей.Итак, я, конечно, могу списать тягу к волосатым потным подмышкам времени повествования (ну да, и бритв не было, и, наверно, это все является естественным, бодипозитивщиц и сейчас хватает), но привлекательным точно не нахожу. Ну тут, справедливости ради, Манн отмечает, что Дина не была красивой, просто достигла максимума очарования, который вообще был возможен у ребенка Лии.
Рахиль:
В знак приветствия она подняла, держа его за середину, свой посох, пастушеское оружие, металлическая часть которого состояла из серпа или мотыги, при этом она склонила голову к плечу и улыбнулась, и впервые, издали уже, Иаков увидел ее очень белые, редкие зубы.Белые зубы – это хорошо. Редкие зубы – это плохо. Впрочем, девочке 12 лет, и что-то у меня нет под рукой 12летних детей, так что ничего не буду утверждать, может, это и норма в таком возрасте.
Помимо этих двух смутивших меня моментов не могу не отметить, что Манн (о Боже мой, как у меня рука подымается писать такое?!) весьма занудлив в описании персонажей, их диалогов (особенно эта «высокоинтеллектуальная» болтовня меня доставала) и в целом событий. Но и пройти мимо красочного описания несостоявшегося брака Дины и Сихема и того, что из этого вышло – не могу (йо-хо-хо, а братья Иосифа знали толк в кровавых увеселениях) – это было эпично, неплохой сюжет мог бы получиться для очередного голливудского детища.
Юность Иосифа.
Мне повезло больше, чем Иосифу – у меня всего два старших брата. И в принципе, мне известно все то, что происходят в семьях, где детей больше, чем один. Тем более, так уж получилось, что и мне не повезло родиться младшей (да еще и единственной дочерью), потому я прекрасно знаю все, что происходит между братьями/сестрами – вся эти ревность, стукачество и соперничество известно мне очень даже неплохо. Вот только с детства мной была выработана стратегия взаимоотношений с братьями: не стучать, не выпрашивать ништяков у родителей и вообще, лишний раз не злить братьев. Иосифу же не хватило мозгов выстроить нормальных отношений со своими родственниками: он стучал (у нас такой – средний ребенок, за что старшой его порой лупил, как сидорову козу), проявлял высокомерие (сон про стога сена – я мысленно орала: «Заткнись, заткнись, идиот!»), кичился своим привилегированным положением в семье (случай со свадебным покрывалом Рахиль – яркий тому пример) и вообще, вел себя как последний тупица. Потому и неудивительно, что в итоге Иосифа избили и бросили в колодец умирать.
Но то со старшими братьями. А ведь есть еще и Вениамин. И вот тут-то я и охренела, такого я не видела ни в одной знакомой мне семье. Поясню:
Реплики ВениаминаЮн-то я юн, то есть я мал, о да, меня нельзя назвать юным, я просто карапуз, юн ты, а красив ты так, что весь мир только об этом и говорит. Я же, скорее, забавен, чем красив, - если поглядеть на мои ноги, то они слишком коротки по сравнению со всем остальным, и живот у меня еще вздутый, как у сосунка, и щеки круглые, словно я надул их, не говоря уж о волосах на моей голове, которые похожи на выхухолевую шапку.
- Дай-ка твой кафтан, чтобы я прикоснулся губами к его краю!
- Ты еще красивее, когда говоришь так, как сейчас, и мне, по глупости моей, невдомек, откуда исходит этот запах мирта, который я слышу, - от деревьев или от твоих слов.
Я выразился неудачно, это была незрелая речь карапуза.
Реплики Иосифа
Ведь я же не маленький и не такой плаксивый, как ты.
- Дурачок, - отвечал Иосиф, - нескоро еще твой разум станет круглым и полным. Хоть он и растет, он похож на челнок, который качают и носят волны небесного моря.
Хочешь слушать так слушай и не бросай мне незрелых вопросов, как камни в огород!
Видите, сколько раболепия в словах Вениамина? Как он унижается в попытках завладеть любовью старшего брата? А сколько высокомерного снисхождения у Иосифа по отношению к брату? Нет, мне этого решительно не понять.
Иосиф в Египте
Наверно, каждый из нас слышал о приворотах. О каких-то бабках, заговаривающих по фото, о менструальной крови в еде и напитках возлюбленных и так далее. На публику все это не выносится, и тем не менее, имеет место быть. Сама такой фигней никогда не страдала, потому что, ИМХО, это удел малолетних дурочек и недалеких закомплексованных бабенок. Именно такая бабенка и попалась Озарсифу. Не повезло ему, он стал предметом вожделения жены хозяина – Мут. И вот тут я задаюсь вопросом, насколько надо быть тупой, чтобы будучи замужней дамой, имеющей высокое положение в общество и под сорокет лет за плечами, умудриться пойти к какой-то вшивой бабке за ворожбой? А потом еще и подставить своего возлюбленного, обвинив его в домогательствах потому, что он не поддался на твои соблазнения?! Рука моя просто приросла к лицу от такой тупой бабцы.Иосиф-кормилец
Вы верите в вещие сны? Я – нет. Сон – это лишь реакция на события прошедшего дня, его отражение. Но египтяне так не считали, что и позволило Озарсифу выбиться в очередной раз из грязи в князи. Сначала верное толкование сна для пекаря и чашника, далее, масштабы побольше – и вот уже Озарсиф восседает на месте министра земледелия (не вспомню точно наименование должности) после того, как разгадал сон фараона о тучных и облезлых коровах. Впрочем, что взять с фараона, если в те времена науки, как таковой, не было, а была только вера в приметы, сновидения, ворожба и прочее. Но не сказать, что выбор министра был неудачен: при Озарсифе и запасы хлеба в Египте пополнились, и возможность разбогатеть за счет торговли с другими регионами появилась. К тому же, именно в Египет прибыли и братья Иосифа за продовольствием, таким образом сбылся сон Озарсифа о кланяющихся снопах сена.А теперь, маленькая оценка произведения от меня. Я, конечно, все понимаю, о Манне, как о покойнике, либо хорошо, либо никак, и, тем не менее, не могу не высказать, что произведение мне показалось скучным и затянутым. Да, местами было на самом деле интересно читать, но чаще всего хотелось просто уснуть, отложив книгу подальше. Герои мне не понравились совершенно, особенно то, каким был Иосиф поначалу: заносчивый, высокомерный, пустослов, не умеющий держать язык за зубами. Иаков мне точно так же не понравился, потому что, если честно, некоторыми поступками своими он утвердил меня во мнении, что он обыкновенное ссыкло. Но при этом я не жалею, что прочитала данную книгу, Манн, не смотря на свой тяжелый слог, умеет заставить читателя думать о тех или иных событиях; подкидывает интересные мысли для рассуждения. Перечитывать не буду, но и отговаривать от прочтения других читателей – тоже.
8139