Дар

итак, я выбрала Дар для первого знакомства. что говорят читающие обыватели? «Набоков? сложно читать; непонятный язык; лол, Лолита; еще одно страдающее дитя эмиграции»
а мне понравилось, до того понравилось. быть обвитой текстом и мягким языком с ворохом и всплесками метафор. я это л ю б л ю. вчитываясь в каждую строку, понимаю, как хорошо. главный герой то вот он, снова обычный, как и у всех — самое яркое, болезненное и прекрасное – это детские воспоминания, порхающие бабочками по книге. несгораемые внутри тебя основы, когда ты, взрослея, перестраиваешься и кроишь себя по новой и по-своему. если вы хоть немного в творчество, герой понятен. и поиск глубинного и верного, который идет через непринятие себя и принятие критики, пики вдохновения. осмысление того, что красота в простом. его характер выписан живо, но как может быть еще, если автор берет пример с собственной жизни. хотя присутствуют крохи подмеченных деталей, вызывающих к герою некое отвращение. бывает такое, когда накладываешь на высокий образ творца какой-то обыденный шаблон человека.
дар либо есть либо нет. его не выпросить.

сложить пазл гораздо проще, если знаешь, что должно получиться в итоге:) но комсомольцы не ищут легких путей – на этот раз я даже не видел рисунка на коробке, решив ориентироваться только на сочетание цвета и формы деталей. может быть это немного и растянуло сборку, но сделало ее – куда более интересной!

знакомая мистика, когда отдельные детали с обрывками неясного рисунка, складывались между собой и создавали узнаваемые изображения, стала еще мистичнее, потому что теперь уже не знаешь точно, что ждет тебя в итоге. может – корабль под всеми парусами, а может – натюрморт на блюде:))

примерно то же самое ощущение я испытывал, читая «дар» набокова: вдохнув аромат витиеватых фраз1, движешься дальше по этому многоцветию (среди «заспанных цветов» и «воздуха цветного»), и наслаждаясь, и упиваясь, и рискуя заблудиться в этом благоухании, от которого, в хорошем смысле, но – начинает кружиться голова.

это незабываемое переживание, когда в галерее, каждый раз заново «открываешь» для себя – что большая картина состоит из множества отдельных мазков, каждый по своему разноцветный и рельефный:

отходишь подальше – и эти отдельные штрихи складываются, складываются, складываются – во что-то совсем другое, и совсем по-другому красивое: может – корабль под всеми парусами, а может – натюрморт на блюде2.

вот именно так было со мной в первой главе романа – отдельные мазки, сделанные автором были изумительны и причудливы (где абсолютно не было простых слов и определений, и даже холмы – вычурной «райски зеленой» окраски), но.... но складываться в общую картину, все эти радугой переливающиеся штрихи – упорно не хотели:)

и какая радость охватила меня, когда все же эти отдельные черточки стали соединяться в единую картину повествования...

и какая радость охватила меня, когда все же эти отдельные черточки стали соединяться в единую картину повествования, где сперва только-только проступали контуры сюжета, который со временем стал обрисовываться все подробнее и подробнее. но реальность романа такая зыбкая и иллюзорная, что только кажется, что вышел на верный путь, а на самом деле – вместо беседы с собратом по перу, герой ведет «сам с собой вымышленный диалог по самоучителю вдохновения». а сколько еще таких сюрпризов ждет читателя в этом сюжетном лабиринте, где отдельные фрагменты то и дело пересекаются и рифмуются между собой3.

а сколько загадок раскидано по самому тексту! «с первого захода» тут никак не разобраться во всем, а роман просто разрывает мозг своей глобальностью. и мельком опущенная странная реплика главного героя – «я как будто помню свои будущие вещи» уже не кажется такой странной, когда в самом конце он говорит о своем желании написать автобиографический роман.

а прочитав последние строки романа, понимаешь, что это не конец, это далеко не конец4....

============

1 «прелесть какая <...> со всякой страницы букет вяжи»,– говорил по этому поводу герой достоевского.

2 мелькнула мысль – а почему я не удивляюсь, что буквы тоже складываются в слова, слова в фразы, порождая сюжет и смысл? наверное не удивляюсь – в силу того, что очень-очень часто сталкиваюсь с этим (читать-то каждый день приходится) и уже давным-давно привык. но до сих пор помню свой детский восторг и удивление от того, что во втором классе, отдельные английские буквы k, i, t, t, e, n сложились в знакомо-звучащее слово:)))

3 или замыкаются в кольцо, как четвертая глава:) про один из своих любимых рассказов «круг», я вспомнил едва увидел фамилию главного героя - годунов-чердынцев, а практическая реализация названия рассказа еще ждала меня впереди:))

4 об этом прямо говорит набоков и в предисловии к английскому изданию:
«Любопытно, докуда последует воображение читателя за молодыми влюбленными после того, как я дам им отставку».
во всех смыслах подразумевая, что действие еще – не закончено:) впрочем, когда я писал что «это далеко не конец», то имел в виду скорее то, что прочитать единожды этот роман – недостаточно, ох как недостаточно. значит впереди – новая встреча с годуновым-чердынцевым c автором романа «дар».

"Дар напрасный, дар случайный ..."
Впечатление от прочтения первой дюжины страниц - "Наш ответ Прусту!"
Далее обнаруживается, что автор даже и не считает нужным это скрывать

Жаль, что Набоков сам не перевёл Пруста. Ведь наверняка он читал его, как и любимого им Флобера, в оригинале. Скорее всего Набоков не сделал этого из-за опасения, что его конгениальный перевод Пруста, затмит его собственные произведения.:-)
Интересно, переводил ли при чтении Набоков Пруста на русский или воспринимал его непосредственно по-французски?
Начитавшись "Дара", начинаешь смотреть на окружающие объекты, старясь навесить на них какую-нибудь набоковианистическую метафору, но не получается :-).
Прочтя четверть романа почувствовал себя приговорённым к диете из пирожных (с небольшим перерывом на самоубийство Чернышевского). Заталкивают в тебя очередное безе и заглядывая в глаза спрашивают, не различаю ли я в нём рефлексов гречневой каши.
Чтобы повесить все многочисленные и подробно-чувственные описания на нить сюжета её пришлось растянуть почти до полной невидимости и теперь кажется, что все эти изысканные метафоры трепыхаются в воздухе сами по себе без какой либо связи друг с друг ом.
(Не успел дочитать и до половины, как вдруг подвернулась возможность посмотреть "Дар" в театре Фоменко.)
Интересно получилось: реальные воспоминания об отце и видения Набокова о путешествиях отца в романе - это то, что герой Набокова счёл невозможным включить в книгу об отце, и почему он отказался от её написания.
И вдруг, почти гоголевское

Повествование ведётся от первого лица - довольного молодого человека, а кажется, что текст написан, каким-то старым брюзгой.
Служил раз гением Набоков
Набоков пасквиль сочинял
______________________________________________________
Вот рецензия: Всегда казалось, что сделать пьесу из набоковского "Дара" невозможно. Как правило, фраза Набокова невоспринимаема на слух из-за отсутствия в ней развития и временной протяжённости - ведь она описывает мгновение. Шёл на спектакль, ожидая, что всё будет и скучно и грустно. Всё оказалось совсем не так. Зрелище было живым и занимательным. Правда от Набокова мало что осталось. Но какое значение имеет эта малосущественная и интересная только специалистам техническая деталь.

Мне было очень сложно с этим романом, особенно по началу. Я безнадёжно тонула в громоздких словесных конструкциях и ветвистых метафорах, захлёбывалась предложениями длиной в полстраницы на совершенно отвлечённую от сюжета тему. Да и сюжета здесь толком нет – герой ходит, разговаривает, пишет стихи, вспоминает о детстве. Постепенно втянулась и стала даже получать удовольствие от этого своеобразного стиля. С точки зрения языка многие моменты восхитительны – каждое слово смакуешь, по несколько раз перечитываешь, вслушиваешься в дивное звучание строк. Красиво, ярко и осязаемо. Но, к сожалению, в такой манере изложения сама история затерялась. Нет у неё стержня, непонятно, вокруг чего, кроме языковой игры, она выстроена – и, собственно, зачем.

Герой максимально отталкивающий. Все вокруг него, конечно, жалкие, глупые, бесталанные и зря марающие бумагу – только он стоит красивый, в ослепительном сиянии своего дара. Главу, в которой он пишет свой ядовитый романчик, измываясь над Чернышевским, читать невозможно – это же надо настолько высоко над другими себя ставить и своим великолепием упиваться. Он действительно тонко чувствует мир, подмечает в нём такие детали и смыслы, которые большинство людей не волнуют, природа для него – поэзия, в его размышлениях об этом через край переливается жажда красоты и жизни. Главы про отношения с Зиной и воспоминания об отце – бриллианты, поразительно ясно сияющие среди зависти, едкой злобы и постоянного недовольства всем и вся. И та же мысль героя, что видит прекрасное, хрупкое, удивительное в мире, постоянно цепляется за чужое уродство, тупость, косность (существующие, скорее всего, лишь в его собственной голове), неспособность его, такого одухотворённого и не похожего на остальных, понять. И вот он, никем непонятый и от всех далёкий, то ли страдает в своём осознанном одиночестве, то ли наслаждается им.

Мне близко то, как герой творит: перед сном слушает в голове рифмы и шёпот сплетающихся в дивный узор слов, выстраивает воображаемые диалоги, теряется в потоке, забывая обо всём, и пишет до полного изнеможения. Но величия дара я так в нём и не увидела. Его стихи особо никто не читает, и внимание публики он смог привлечь только глумливыми насмешками над писателем куда более признанным и любимым. Ко всему прочему, это ещё и до ужаса инфантильный человек: работать ему противно, общаться с людьми невыносимо, необходимость совершать хоть какие-то действия вызывает в нём только протест. Но всё для него в итоге складывается благополучно – финал мне показался натянутым и ничуть не соответствующим такому персонажу.

Книга о литературе.
Об умении видеть и выразить словами замеченное.
Об истории русской литературы от Пушкина до Набокова. Не может Набоков простить Гоголя Белинскому-Чернышевскому-Добролюбову. Лермонтова тоже надо защитить от современности. Все в нем противится тому, что историческое наследие оказывается важнее филологической правды.

Бабочки, пейзажи Тибета, усадебные аллеи и стежки, конечно, прекраснее, восхитительнее и захватывающее биографии Чернышевского, отзывов на нее и карикатуры на литературную междусобойную войну за близость к казне. Берлин - нет, Берлин автор не любит какой-то тоскливо-презрительной нелюбовью, город призраков, город одиночества. Федор в нем существует, а не живет, поэтому и написать может только хронологично о занудном Чернышевском, для оригинальности решив закольцевать биографию (вымученно и неоригинально), а не об отце, полном страсти к экзотическим путешествиям. Его дар никак не может раскрыться: он видит удивительные цветные детали, запоминает, использует, но получается никому ненужная пошлость, которую так не любит Набоков.

Как же Федор и Зина все же вошли в квартиру?

Благодарю тебя, Россия, за чистый и крылатый дар!..

Сложный, противоречивый постмодернистский метароман, считающийся венцом всего русскоязычного периода творчества автора. Что до меня лично, то однозначно оценить такое многоуровневое и многослойное, неспокойное и нервное произведение оказывается совсем не просто.

Это лекция по русской грамматике и лексике - по русской литературе. Тем, кто "ямба от хорея не отличит", делать здесь нечего. Желчный критик с пером писателя в руках, Набоков настойчиво и страстно травит читателя своей интеллектуально-циничной цикутой, разведенной в сладком нектаре изящной русской словесности, приправленной пародией на поэзию серебряного века, многочисленными интертекстуальными связями, в том числе и со своими собственными романами (в частности, заметны отсылки к еще не написанным "Прозрачным вещам", "Лолите", "Защите Лужина").

Это полный раздрай. Почти не найти тут следов того нежно любимого и обожаемого мной стройного Набокова, где "строка-живой перелив". Вместо него солирует растерянный и сумбурный - вспышки, фрагменты, незавершенные эпизоды, внезапные переходы, перескоки мысли прямо внутри одной фразы.
Хотя, конечно, нашлось тут припрятанное будто лично для меня то щедрое истинно набоковское щемяще-родное, понятно-узнаваемое где-то на уровне эмоций, ощущений, чутья и интуиции:

Это ностальгия по детству. Не та светлая и мелодично-воздушная прустовская, что отдается в душе ноктюрнами Шопена и серенадой Гайдна, а бурная, стремительная, нервная, полифоничная, горестная - Рахманинов, Бетховен... Она же - мотив бесприютной неприкаянности, оторванности от родины, растерянность и горечь (отсюда и желчь) от окончательного прощания с родиной, с родным языком, с родными корнями.

Совершенно нетипичен и поразителен мужской образ России - отец - мудрый, мужественный, увлеченный ученый, потерянный и потерявший, "не раз пренебрегавший правилом горной охоты: никогда не двигаться по пути, по которому нет возврата". Образ-надежда. Образ-тоска.
В этой же связи отмечу две особенно примечательных метафоры-символа, проходящие сквозь весь роман, всплывающие неоднократно тут и там в совершенно неожиданных местах: гнойные прыщи и ключи. И если с фурункулами на теле России как первыми внешними симптомами заражения крови ее, приведшего к жестокому сепсису революции, еще более-менее все понятно, то ключ - образ более сложный, более загадочный, темный, таинственный...

И для умиротворения мятущейся души так и хочется, наконец, перевернув последнюю страницу романа, сказать: будьте спокойны, Владимир Владимирович, ваш ключ подошел - вы дома. Дома...

Сижу, околдованная "Даром" Набокова, наполненная им до краев, боюсь шелохнуться, дабы не расплескать ни капли. Я не могу придумать достойных слов, чтобы передать свое впечатление, но проняло меня со страшной силой. Настолько, что хочется писать стихи, но от этого я , пожалуй, воздержусь. Итак, приступим.

Однажды про один из романов Набокова сказали, что это послесловие к русской литературе. "Дар" - это русская литература в лицах. Хотя нет, не так. Это роман о русской литературе вообще - о ее судьбе, прошлом и будущем, наиболее выдающихся представителях. Правда, здесь следует оговориться, что это видение - субъективный взгляд Набокова, и оно может сильно не совпадать с мнением читателя. Например, поклонникам Чернышевского "Дар" читать не рекомендуется. Если же они решились на этот подвиг, то им следует заранее запастись валерьянкой и убрать подальше колющие и режущие предметы. Если же говорить серьезно,то я понимаю, почему роман печатался без четвертой главы. Уж у нас-то любят авторитеты.

Отдельно следует говорить о Пушкине. Тень Пушкина витает над романом,если выражаться высокопарно. Незримое присутствие Пушкина ощущается везде: то здесь, то там мелькнет цитата, вскользь упоминается Пушкин или даже мелькнет он сам. Не могу удержаться от цитирования.

Думаю, что здесь Набоков исполнил мечту многих. Великое "а что было бы, если" русской литературы. Так заманчиво оживить гения на страницах своего романа, повернуть колесо истории. Именно у Набокова, у которого вымысел и действительность меняются местами, это становится возможным.

Вообще, Набоков любит жонглировать этими понятиями. В "Даре" умершие люди проступают отчетливее живых, а живые временно становятся призраками; ведутся несказанные речи и происходят не сделанные вещи. При этом, то,что происходит в вымышленном мире, важнее реальности, которая всегда любезно отходит на второй план.

Теперь о героях. Федор Годунов-Чердынцев, в которого Набоков вложил столько личного, что по телу бегут мурашки. Один из возможных ответов на вопрос "Зачем?" приведен ниже. Кстати, мне снова вспоминается чужая цитата о том, что ностальгию Набоков переводит из истерически-сентиментальной плоскости в историко-культурологическую. Такая своеобразная терапия.

Если говорить обо всех персонажах, то мне не хватит объема. Но я обязательно должна упомянуть Щеголева Бориса Ивановича, автора таких перлов, как "либо пан,либо папан", "как Христос за пазухой", "не откладывая долгов в ящик" и тд. Человек, уникальный в своей пошлости.

Об этом романе можно говорить бесконечно, а потом попросить еще одну бесконечность и продолжить разговор. Целые тома посвящены образам России, отца, и дома; темам судьбы и личного бессмертия; "поискам земного рая" и метароману. Поэтому думаю, что мне следует остановиться. Хочется закончить свой отзыв финальными строчками "Дара".

Что я могу сказать о Набокове? Что ни скажи о нем, все будет бледным и тусклым, потому что описать такой свой дар словесный мог бы только сам Набоков.
А я что, я пробралась сквозь роман, как сквозь колючий кустарник, оставляя на каждом шагу клочки шкуры и капли крови, поминутно дивясь редкостному набоковскому дару примечать детали и описывать их так, что плакать хочется от точности описания. Набоковский язык гипнотизирует меня, каждая метафора - как драгоценный камушек, хочется собрать все и не отдавать никому и никогда.
Жалею только, что читала в некоторой спешке. Нужно будет обязательно вернуться к нему и вникнуть поглубже.