Полное собрание сочинений в 30 томах. Том 9. Рукописные редакции романа «Идиот». Вечный муж. Наброски 1867 — 1870 гг.

В повести два главных героя: Алексей Иванович Вельчанинов и Павел Павлович Трусоцкий, причем первый подается читателю в качестве все же чуть более главного, поскольку автор рисует картину происходящего, с позиции Вельчанинова. Алексей Иванович представлен нам как человек, впавший в ипохандрию, а говоря современным языком, скорее всего, он переживает кризис среднего возраста, поскольку нам известно, что ему около 40, семья не состоялась, от светской жизни он тоже отошел, женщины, которые раньше представляли для него жгучий интерес, потеряли свою былую привлекательность, а тут еще усиливающиеся грудные боли. Перед человеком, когда-то ярким и способным, но растратившим себя на что-то проходящее и малозначимое, встает вопрос о смысле жизни...

И в этот непростой момент в его размеренное и в какой-то степени болезненное существование врывается "гость из прошлого" - Павел Павлович. Когда-то, а если быть точным, то 9 лет назад, Вельчанинов был другом семьи Трусоцких, а "по совместительству" и любовником жены Павла Павловича - Натальи Васильевны. Это событие производит настоящий взрыв в жизни Вельчанинова, ему становится известно, что Наталья Васильевна умерла, что у неё осталась 8-летняя дочь Лиза, которая, скорее всего, является его - Вельчанинова - дочкой.

В дальнейшем это предположение подтвердится, но Алексея Ивановича настигнет новый удар - Лиза заболеет и все усилия докторов окажутся напрасными - она умрет. Ипохондрия от этого события только усугубится, еще большая тоска охватит Вельчанинова.

Но всё большую роль в его жизни начинает играть официальный Лизин отец, вдовец Натальи Петровны, бывший друг - Павел Павлович Трусоцкий. Это крайне противоречивая личность, истинно "достоевская", маленький смешной человек, в котором борется мелкое и презренное с великим и достойным. Человеческие качества Трусоцкого не вызывают симпатии, да в самой фамилии как-бы заложена одна из его определяющих черт - трусость. Чем-то он напоминает другого героя Достоевского - шута Лебедева из бессмертного "Идиота".

И все же в нем живет больная душа "униженного и оскорбленного" человека. Он прожил с Натальей Васильевной в полной уверенности, что у них счастливая семья, он восторгался "друзьями дома", искренне разделяя восхищение ими с супругой. Он хотел любви и дружбы, и думал, что всё это у него есть. Да, он по мелкости души своей заискивал и перед женой, и перед друзьями, но эта мелкая душа жаждала чего-то великого, и пыталась его придумать так, как ей казалось должно быть.

После смерти Натальи Васильевны, когда он прочел её любовные письма, перед ним открылась правда всего того, что происходило у него прямо на глазах, и что он упорно старался не замечать. Кроме Вельчанинова у покойной жены были и другие любовники, но Алексей Иванович обидел Трусоцкого больше других. И не потому, что именно он оказался отцом Лизы, а потому, что к Вельчанинову Павел Павлович относился, как к божеству, запоминая его слова и мысли, стараясь ему подражать.

Любовь и ненависть борются в душе этого униженного человека. Он готов одновременно и простить Вельчанинова, и убить, он даже делает неудачную попытку. Но... Трусоцкий вечный неудачник во всем: в отношениях с женщинами, с друзьями, поэтому и отомстить бывшему своему сопернику как следует он не может. Наверное, потому что он трусит, он привык быть ведомым, он привык подражать, упреждать, заискивать.

Другим он быть не может. Через несколько лет Вельчанинов случайно встречает Трусоцкого в поезде с новой молодой женой, при паре имеется, как и раньше, - "друг дома", откровенный любовник супруги, которого снова в упор не видит Павел Павлович. Вельчанинов знакомится с его женой и сразу завоевывает её расположение, получая приглашение пожить месяц у Трусоцких. И Павел Павлович готов принять бывшего любовника первой жены в своем доме, он страшно не хочет этого, но из "благородства" перед супругой и перед Вельчаниновым готов снова наступить на те же самые грабли - "вечный муж".

Вечный, всегда и всеми обманутый, упорно продолжающий верить в идеальную любовь и дружбу - «Самый уродливый урод — это урод с благородными чувствами» - выносит своё резюме Вельчанинов. Что же, может он и прав, в том смысле, что сам Вельчанинов - тоже урод, но не такой уродливый, потому что в благородство он не верит, но иногда поступить благородно может, например, отказавшись гостить у Трусоцких, хотя... мне показалось, что новая жена Павла Павловича ему просто не очень понравилась...

После всяких разных Честертонов и прочих Мериме захотелось чего-нибудь поглубже. Чего-нибудь для души, и о душе. А тут как раз Достоевский подвернулся. И не подкачал!

Конечно, Достоевскому нет равных по части погружения в глубины человеческой психики. До самого дна и даже чуть глубже. В этих погружениях на дно Ф.М. достигает в литературе рекордных высот. Плохо подготовленному читателю не хватает кислорода от всех этих перепадов эмоционального давления.

«Вечный муж» это очередной образчик психологического садомазохизма от Маэстро. Вкратце, два больных человека с особой извращенностью проявляют чудеса в манипулировании сознанием. Это вам не какие-нибудь игры разума как у холодного пастера Брауна, а игры души!

Но я собственно не об этом. Не о самой же блестящей повести я решил написать? Она не нуждается в моих восторженных отзывах. А пришел я, чтобы поделиться с вами своей проблемой и подарить вам свое решение!

Еще со времен Неточки Незвановой меня стала утомлять душераздирающая экспрессивность автора (помнится, я уже писал об этом). Произведения Достоевского настолько эмоционально заряжены, что часто из-за формы невозможно сосредоточиться на содержании. Из-за деревьев не виден темный лес.

Хочется спокойно подумать о таком интересном внутреннем мире героев, в котором с таким аппетитом ковыряется нам на радость своим скальпелем автор. Но как это сделать, когда они ежесекундно норовят упасть с операционного стола (или психоаналитической кушетки? ) на колени, разрыдаться или покончить с собой?!

Вот и здесь после четверти книги я уже собирался бросить чтение. Что бывает со мной крайне редко. Но я так легко узнавал себя в чертах обоих героев (что даже странно, учитывая, что они протагонисты), а их взаимные обличения и их самокопания так меня увлекали, что я через силу продолжал читать.

И постепенно я выработал свой метод, которым и спешу поделиться на радость всему читающему миру! Это будет открытие не менее полезное для человечества, чем тридцать второе мая! Подозреваю правда, что все и так уже используют этот метод. Ну что ж, можно объединить наши усилия.

Требуется душевный фильтр, чтобы снизить предлагаемый автором накал страстей и иметь возможность сосредоточиться на сути. И фильтр этот – простой словарик. Я всего лишь собрал несколько часто употребляемых автором слов и выражений и «перевел» их. И читать стало легче! Читать стало веселее!

Быть в бедственном положении - иметь затруднение
Чрезвычайная слабость - еле заметное недомогание
Лишиться покоя - испытать дискомфорт
Болит сердце - легкая тревога
Нервный припадок - небольшое волнение
Длительная лихорадка с жаром и бредом - сильное волнение

Поцеловать краешек платья - выразить признательность
Броситься в истерике на колени - поблагодарить
Принести себя в жертву - сердечно поблагодарить

Рыдание – выражает, в зависимости от обстоятельств, иронию, удивление, восторг, ненависть, радость, презрение и удовлетворённость (с)
Милостивый государь – (разг.) по отношению ко всем знакомым мужчинам, независимо от возраста и общественного положения.
У вас вся спина белая (шутка) – (шут.) шутка.

Стыд, потерянная честь - уязвленная гордыня

Чахотка - возможный выход из затруднительного положения.
Повеситься - способ решения личных проблем. Распространен среди мужчин.
Выброситься из окна - вариант для женщин. Не так портит посмертное выражения лица.

Ипохондрия – (уст.) естественное состояние всех духовно развитых людей. Появляется вследствие осознания наличия пропасти между своим высшим предназначением и низшими проявлениями своей души. Синонимы - меланхолия, мнительность, душевная болезнь, скука, тоска.
Унижение – постоянное состояние ипохондрика при общении с вышестоящим, старшим человеком, особой противоположного пола или самим собой.
Бессонница – (мед.) колыбель ипохондрии. Идеальное и обязательное состояние для проявления не успевших за день выявить себя огорчений. Время для самоистязания.

Неприличная история, конфуз - любое взаимодействие двух и более человек.
Наказать себя - естественный порыв ипохондрика после неприличной истории.

Благодетель - человек, случайно оказавший несущественную помощь.
Ангел хранитель - человек, оказавший помощь два и более раз.

Болезнь – недомогание. Разделения на болезни физиологические и душевные не существует.

Молодая жена - девочка пятнадцати лет.
Старик - мужчина тридцати восьми лет.

Побагроветь – (зоол.) физиологический симптом, предшествующий началу неприличной истории. Черта присуща как ипохондрикам, так и хамелеонам.
Побелеть - (зоол.) симптом, предвестник окончания неприличной истории. (см. Побагроветь)

гнать, держать, смотреть и видеть, дышать, слышать, ненавидеть, и зависеть, и вертеть, и обидеть, и терпеть - классический набор действий ипохондрика

Страдать, мучиться, доживать свой век - жить

Добавляйте и ваши варианты!
Сделаем Достоевского доступнее для современного немного черствого, в меру циничного и слегка аутистического массового читателя!

Писала в одном из своих отзывов, повторюсь. Как-то, моя дочь, ещё учась в школе (сейчас ей двадцать два) сказала, что ей нравится творчество Ф.М. Достоевского. Удивилась, у меня чтение "Преступления и наказания" в её годы, надолго отбило  охоту продолжить знакомство с произведениями Федора Михайловича...

Двух героев, Павла Павловича Трусоцкого и Алексея Ивановича Вельчанинова,  в прошлом "связывала" женщина - жена первого и любовница второго. Девять лет назад, волей обстоятельств,  Вельчанинов оказался в уездном городе Т., где прожил целый год и познакомился с Трусоцкими...

В настоящем,  Алексей Иванович, страдая ипохондрией, на углу двух питерских улиц ловит на себе пристальный взгляд человека с траурным крепом на шляпе. Лицо господина кажется Вельчанинову знакомым, правда откуда он его знает, Алексей Иванович вспомнить не может. На следующий день Вельчанинов вновь сталкивается с этим человеком, и тот вновь странно смотрит на Алексея Ивановича...

Сейчас, когда не надо отвечать на вопрос: "Какая основная мысль произведения?", не прочь почитать Федора Михайловича. Но выводы делать не хочется.

Два типажа: "вечный любовник" и "вечный муж". Второму (я про Трусоцкого) "на роду написано" быть рогоносцем. Почему? Я кто ж его знает. Слаб и безволен. Слаб, потому что не может простить, и безволен, потому что не может отомстить. Ужасно, что из-за этого пострадал ребенок...

Конечно, с точки зрения психологии, характеры прописаны мастерски (к чему говорю известные истины, ведь об этом знает каждый). Но удовольствия от чтения не получаю. Авторский манера повествования вязкая, витиеватая и рванная, не то, чтобы сложна для восприятия, вызывает уныние и меланхолию. Хотя, какое может быть удовольствие, литература ведь серьезная, так, наверное, и должно быть.

Неприглядный мир человеческий страстей и полная безысходность.

Определение "вечный муж" тянется к чему угодно, только не к тому, что это обозначает. Недавно в любимом отмороженном фильме увидел нечто неоднозначное - фашиствующий учитель при увольнении получил совет от директора школы - почитать Достоевского. Не совсем понял, насколько это вяжется с довольно радикальными националистическими взглядами самого Федора Михайловича. У Достоевского часто проскальзывают расистские - ксенофобские настроения и это помимо расхожих фраз типа "жид, жидок и жиденок". Никто не вправе отрицать возможность автором самому выбирать свою смерть, то есть тему, но задался вопросом - имеется ли вообще в творчестве Достоевского хоть одно значимое произведение, где, например, женщина занимает осмысленное место в главенствующей теме, ибо даже "вечный муж", то есть - придаток к жене, предполагает именно качество мужа, а деспотичная жена - это даже не образ, а вектор. То, куда стремится любая женщина, может быть и не явно, но в принципе.

Есть у нас в творчестве Достоевского Настасья Филипповна, которая к теме идиота- лишнего (вариант - единственного) человека имеет отдаленное отношение, она не цель, а средство передачи главного. Есть у нас Сонечка Мармеладова - катализатор терзаний Раскольникова, которая так - обозная девка главного в произведении, обозная девка в прямом соответствии сюжету и обозная девка на теле реалистичности. Подобные проститутки встречаются исключительно в единственном числе и исключительно в романах Федора Михайловича. Есть у нас Грушенька, ради которой даже вроде бы сюжетные линии повернуты к лесу задом, но которая при всем желании в число братьев Карамазовых не попадает, а в число великих грешников - тем более. Таким образом, в итоге нет места женщине в основной канве серьезности произведений Достоевского, если не вспоминать что-то мелкое и ранее, писанное для пробы пера и оставить в стороне тот неоспоримый факт, что постоянно приводится в качестве аргумента нерожавшими спорщицами, что все мы с помощью той или иной женщины вообще заявились на этот свет.

Страдальца и терпилу, вечного мужа, Федор Михайлович в очередной раз выудил откуда-то из глубинных тайников своей души. Этакая смесь собственного и того, что могло бы иметь место в его жизни в соответствии со склонностями характера. Раздвоение-растроение личности, которое мы видели в "Бедных людях", "Селе Степанчиково", "Бесах"и т.д. и здесь налицо. Сей метод довольно занимателен - автор создает одного героя, которого наделяет нынешними чертами собственного характера и другого, попадающего в более критические ситуации, но имеющего ту же основу, которого мы наблюдаем со стороны. То есть, по существу Достоевский пишет о том, что могло бы с ним быть при каких-то исключительных хитросплетениях. Более того- ближе к финалу он даже пытается дать отпор собственным недостаткам, стукнуть кулаком по столу и послать подальше толпу нахлебников, что сидела на его шее всю жизнь. В реальности такого не было, но стремление похвально. Да и выглядит пьянствующий вечный муж довольно достоверно, ходит вразнос, имеет свойство искусно болтать в светском обществе.

Чем всегда блещет Достоевский и что всегда у него льется через край - это оптимизм отношений. Что бы там не писал Федор Михайлович - его бесконечная вера в человека бодрит, эйфористически веселит и даже где-то заставляет в эту сказку верить. В "Вечном муже" это все наиболее явно - здесь целуются мужья с любовниками своих жен, некоторые становятся чуть ли не членами семей своих бывших любовниц, а каждую пришлую заблудшую дворняжку тут же определяют на постоянное место жительства в райские люксовые номера. Как говаривала советская кинематографическая классика "ух, высокие отношения!"

Но если вдруг отбросить в сторону все добросердечные отношения между фантастическими людьми мира Достоевского (это, кстати, абсолютно противопоказано, но я все равно попытаюсь), то остается один лишь жутчайший реализм, ужасающие содом и гоморра. Нездоровость подобных отношений пугающа. Что я в итоге хотел сказать - все эти сюжеты, образы, голые схемы - все это не работает без самого Достоевского. Именно в этом и есть его исключительность, таков истинный каркас всего его творчества. Ну, не верим мы в подобную человечность, не бывает так в реальной жизни, нам не встречалось, но мы же не можем быть уверенными на все 100 процентов. Вдруг все же где-то разок. Речь-то о единичных случаях. И стоит только поверить во все это единожды - глядишь вот оно, уже плодится и множится, пусть где-то и наигранно, пусть сначала и неумело. Вот оно, то самое сокровенное, та великая мощь произведений Достоевского. Его Вера. Наша Надежда.

"Вечный муж" же в своей основе напоминает какой-то там сериальчик, самоистязательная тема мужа-подкаблучника трогательна и поучительна, попытка воспитать собственный характер главного героя перед нами. Но не это главное.

(Я начала играть сама с собой в викторину «угадай год написания книги Достоевского по стилистике», и, знаете, плюс-минус удаётся. Впрочем, книги заканчиваются )

В 1847м, допустим, «Роман в девяти письмах», в 1860-м — «Чужая жена и муж под кроватью»; ладно, у Достоевского предостаточно исследования супружеской измены и в других произведениях, но «Вечный муж» (1870) попадает в мои «любимчики» (я делю все тексты ФМ на условные группы: «нну», «хорошо, но не моё» и «моё, беру»).

Во-первых, это линейное повествование с минимумом персонажей (и сразу понятно, кто кому что).

Во-вторых, в нём великолепный баланс внешней и внутренней динамики! Нет безумного тыгыдым туда-сюда, но и не вязнешь в болоте бесконечной рефлексии. Есть весёлое, есть горькое. Есть чёткое и пронзительное вИдение человеческой природы. Есть безупречное препарирование побуждений души. Есть изысканно показанный неразрешимый внутренний конфликт, отличный уровень накала драмы, немножко авторского баловства на грани вау (см. главу «муж и любовник целуются» (и какой же смелостью надо обладать, чтобы заявить тему мужской любви-ненависти и не скатить её в сами знаете что!). Ёлки. Я, честно, потрясена уровнем мастерства (а я почти ничего не ожидала под конец эксперимента).

В-каких там, в-третьих? Без маленькой девочки не обошлось, без бедной Лизы не обошлось, но я привыкла (привыкла, прочитав почти ВСЕ книги Достоевского ).

В-четвёртых, это больше драма, чем анекдот, и поэтому отправляется на полку «моё».

В-пятых, будет пространная цитата. Просто чтобы очередной раз предъявить вам Фёдора Михайловича, гения и душеведа.

Сколько историй — столько персонажей.

Разных.

Вселенная Достоевского уникальна, но я про это потом ещё напишу.

Новое для меня произведение автора, небольшая повесть о любовном треугольнике.
Но конечно главное здесь не события как таковые, а чувства, эмоции и отсюда поступки, которые совершают герои произведения. Муж, жена и любовник, наверно об этом много книг, но тут автор пошел дальше- встреча мужа и любовника после смерти женщины.
Достоевский показывает игру этих мужчин друг с другом, когда один проявляет внимание просто изощренными способами- то целуясь с бывшим любовником , то вонзая в него нож, и конечно непонимание, но в то же время интерес ко всему происходящему у человека , который был когда -то любовником жены этого странного человека. Но кроме женщины будет и ее дочь- и вот тут опять игра- дочь она от этого любовника, либо даже от другого, как намекает муж.В общем все произведение читателю предстоит наблюдать над какими -то нездоровыми отношениями. Очень любопытное и конечно поучительное зрелище.
Но кроме этого я сейчас обратила внимание на другое, что встречается , впрочем ,в разных произведениях классиков. Мужчины в возрасте, порой и вдовцы с молодыми детьми в поисках повторного брака начинают вести себя как дети. Описание эпизода, когда происходит сватовство, смотрины , когда 40-50 летние мужчины бегают играют в салочки и другие игры с этими молодыми девочками на выданье 15 лет и чуть старше для меня были ненормальными какими то. И в то же время парнишка 19 лет, который мечтает женится на юной девушке , показан как юнец, который не сможет содержать семью, ничего пока еще не смыслит в жизни и конечно не готов к браку. В этом что-то есть, но и поведение великовозрастных мужчин в этой брачной игре тоже как -то не красит их, а ведь это было и было часто и много описано в литературе. Все это конечно я пишу с позиций сегодняшнего дня. Кто лучше из таких женихов сказать трудно, что лучше любовь или расчет тоже спорно.
Ну и напоследок- всегда испытываю удовольствие от чтения Достоевского, еще в школе, когда его заставляли читать , и многие просто не хотели читать такую литературу, я просто упивалась языком мастера, его психологическими портретами героев , его сюжетом, часто очень неожиданным. И это произведение такое же замечательное, как и другие его великие, хотя и не такое известное.

Какие обычно книги у Федора Михайловича Достоевского? Конечно же, жизненные. Вроде с простым сюжетом, но не менее серьезным и трагичным. В данной книге автор показывает нам классический любовный треугольник: муж, Павел Павлович Трусоцкий, жена, Наталья Васильевна, любовник, Алексей Иванов Вельчанинов. Мне кажется, что фамилии героев отчасти передают их характер (либо мое воспаленное сознание так хочет думать). К примеру, муж, Трусоцкий, на самом деле ведет себя, как трус. Ему проще быть под каблуком жены. С одной стороны, это похвально - работает ради своей семьи, обеспечивает её, хоть по службе занимает невысокое положение. Т.е. он не бегает налево, не тратит силы и деньги на других женщин. Но с другой, вести себя, как "хвостик" жены не к лицу мужчине. Под действием обстоятельств может стать злым и агрессивным. Безволие его проявляется по отношению к Вельчанинову - он притягивает его к себе лестными речами, но в тоже время ненавидит. Такое чувство, будто ему обязательно нужно к кому-то быть привязанным. Вельчанинов ведет себя величаво, обожает праздный образ жизни, не обделен вниманием женщин и пользуется этим. Он занимается только тем, что гуляет и отдыхает. Но в какой-то момент стал замечать, что его преследует некий мужчина, который впоследствии оказался Трусоцким. Во всей этой истории искреннюю жалость вызывал ещё один персонаж, о котором рассказано было мало, но он был самым ценным. Но о нем я умолчу, чтобы сохранить интерес. Книга о том, что человек "наступает на одни и те же грабли", абсолютно не желая делать выводы из предыдущего опыта. Некоторым проще страдать, но оставаться на том же месте, где были.

"Согласитесь, что это сильная болезнь века,
когда не знаешь, кого уважать, – не правда ли?"

О том, что трогает и сильно нравится отзыв писать нелегко. Мысли разбегаются, это ведь Достоевский!
Фёдор Михайлович, как всегда, порадовал. После Шантарама отдых глазам, и душе.

Вечный муж. Рогоносец. По сути, несчастный человек, обречённый терпеть унижение, потому что такой у него характер, такова его суть. И сколько бы не прошло лет, куда бы не забросила его судьба, он так и останется вечным мужем.
Попытки взбунтоваться ни к чему хорошему не приводят, наоборот, делают еще несчастней.
Жалкий человечишка, пьющий по утрам шампанское, вечером лакающий водочку, мечтающий о мести. Его участь предрешена. Какую бы дверь вагона не открыл, всё равно найдёт надпись: "Выхода нет".

А есть ещё вечный любовник. Ничем не лучше вечного мужа. Постоянно о чём-то сожалеющий, от кого-то убегающий, чего-то жаждущий. Правда, он и сам не знает, чего он ждёт от жизни.
У него была попытка сделать своё пребывание на этой земле не таким бессмысленным, но увы....  Лиза могла бы стать его ангелом, но Господу тоже нужны чистые души, тем более, если на земле они не очень то желанны.

Их дорожки постоянно пересекаются, ну не насмешка ли. От объятий до попытки убийства, от ненависти до безразличия - считанные шаги.

Возможно, вы узнаете в них кого-то из своих знакомых. Тогда бегите. Не оглядываясь, не вступая в разговор, бегите изо всех сил!
Чтобы потом не жалеть...

Главный герой произведения беспрерывно-рассуждающий Вельчанинов привычно-«узнаваем» в «парадигме рассуждаизма» Достоевского. И Трусоцкий узнаваем, в чем-то (то есть даже именно своими резкими «настроенчески-поведенческими» перепадами) и даже может быть больше узнаваем (не зря же именно он является тем самым «Вечным мужем», являясь же, при этом, второстепенным, по отношению к Вельчанинову, персонажем).
Время от времени мелькающий повествовательный оборот «Мы» рассказывающего показался мне только несколько необычным (а может быть и раньше у него такое мелькало, а я просто не обращал внимания) для Достоевского..
(Тем не менее) отличная, одним словом, чистейше-достоевсковская повесть! Филигранная работа анализа и репрезентации мыслительных процессов героев, нелинейная сюжетность, очень много свеже-изобретенных и обоснованно применяемых слово-форм. И при всем при этом всё очень понятно и.. сопереживательно, вот ведь в чем дело, вот что самое главное (для меня, и таких, как я))!
И юмор здесь конечно присутствует, ну, то есть, он всегда у Достоевского присутствует - в любом его, мало-мальски крупно-цельном произведении (другое дело, что он временами настолько тонкий, что явно прям редко когда бросается в глаза).
Слишком много в повести "краснений - бледнений" героев по ходу повествования, а впрочем, пожалуй как обычно у него, да и по ситуациям они в общем-то вполне аутентичны, ибо также и слишком много внутренних самоанализов и самопереживаний у персонажей, потому-то должны же быть хоть какие-то внешние выбросы и "срывы" время от времени у них, вот они случаются периодически.. что есть, то есть.
И финальная сцена вообще шедевральна!

Это стало уже доброй традицией самобичевания: начитаться Достоевского, упиться кофе и ближе к пяти утра, трясущимися руками, писать рецензию. Самое время. Тело страдает, когда мозг дурак, когда слишком умный. Для меня каждый раз загадка, зачем я это делаю, когда это уже сотни-тысячи раз сделали до меня и я не скажу ничего нового. Каждый пропитый и прокуренный интеллигентишка этой обширной части света делал это, может не в письменной, но в устной или мысленной форме, но делал обязательно. Впрочем, Пашенька, если бы так все думали обо всём, то человечество давно бы вымерло. И это неимоверно порадовало бы Достоевского и ещё не одну сотню милейших людей.

Пять утра. Я проснулся двадцать шесть с половиной часов назад, но это не самое страшное в моей жизни. Самое время читать Достоевского и говорить о нём, переживать всю эту приятную грязь. Человеку как-то свойственно упиваться жалостью к себе. Если не к себе, то к окружающим или к человечеству в целом, так, абстрактно. Бедные мы, так всё плохо, болеем, умираем, воюем, дети страдают, не доедают, женщин насилуют, цены на бензин растут, панды вымирают, леса вырубают, сборная вообще скатилась, лучше бы уж они вымерли вместо панд и лесов. Ужас, всё плохо, всё очень плохо, но на самом деле не это нас страшит, а то, что всё может быть ещё хуже и оно не просто "может быть", а оно обязательно будет, только заботливая психика старается это блокировать, чтобы окончательно не добивать бренную тушку. В такие моменты я господина Кириллова вспоминаю. Всё хорошо, даже то, что плохо — тоже хорошо. Не знаю почему, но эта фраза мне очень нравится. В ней есть что-то успокаивающее. Не всё так плохо, всё может быть хуже, а потом и ещё хуже. И ещё хуже. Глоток кофе, кусочек шоколада. Вздох. И ещё хуже. Уровень "хуже" не имеет предела, у него нет дна, так что любое "хуже" это ещё не окончательное, всегда может стать ещё хуже. Такой пессимизм наполняет меня оптимизмом. Ты долбанный псих и извращаешь понятия! Нет, я просто иду к своему счастью с другой стороны планеты... Земля-то шарик! Когда-нибудь все эти хуже рекурсируют и вдарят окончательным коллапсом по всем понятиям, скрутят, свертят их, сожмут, растворят, изжуют, выплюнут и всё окажется настолько непонятно, что понятие "хуже" просто перестанет быть и мы будем жить без оценки. Или не будем, но это тоже не плохо... или плохо, но нам об этом уже никто не скажет.

Мне нравится читать Достоевского. Он как бы и классика, но при этом все его герои паталогические уроды, неуравновешенные истерики, психопаты и всё в таком духе, а мне это так знакомо, близко и понятно, потому что я ничего другого не вижу и не знаю; я сам такой и ты тоже такой. Это такая повседневная окружающая нас ежедневная классика. Это не классика, где дамы в пышных платьях скользят по блестящему дубовому паркету в прекрасных дворцах и лихие любовники совершают подвиги один за одним, лишь бы удостоиться взгляда прелестницы. Это немного другие герои. Они раздражаются, делают странные поступки, ведут себя абсолютно неадекватно, они некрасивы, они рябые, щербатые, морщинистые, плешивые, с протёртыми локтями на сюртучках, в несвежем белье, с грязными ногтями. Мир его героев маргинален, грязен и упадочен. Они все на шаг отстали от своего успеха и уверенно продвигаются в сторону от него, потому что они тоже решили прийти к этому успеху с другой стороны планеты, обойдя её вокруг. Ну что ж — это тоже путь к цели. Я верю в реинкарнацию, я верю, что Достоевский переродился и живёт среди нас. Уэлш — Достоевский. У него всё то же самое, только на новый лад.

Мне Достоевский напоминает водку. Я всегда её пью с удовольствием и отвращением одновременно, она меня расщепляет во времени и я одновременно существую во всех временных пластах и испытываю все эмоции одновременно. На меня накатывает мрачное оживление, такая тупая буйная радость, восторг, усталость, печаль и азарт, но потом мне плохо и я всё это ненавижу и понимаю, что ненавидел я это уже до того, как выпил первую рюмку. Я ненавидел это всегда, потому что знал, что нету никакой первой и последней рюмки, они просто есть бесконечной чередой в жизни и значит всё это есть всегда. И я это всё ненавижу значит всегда, без остановки, без просвета. Вот прямо всё, да, даже то, о чём понятия не имею и тех кого не знаю и никогда не узнаю и даже тех, кого нет и даже чисто гипотетически быть не может по законам физики, логики, фантазии. Последний раз второго января я валялся трупом на полу большой комнаты и ненавидел всё, настолько ненавидел, что словил себя на мысли, что мне так плохо, что я даже ненавижу все возможные реинкарнации в параллельных мирах и эта мысль меня немного оживила и придала сил, ведь если я так сильно могу ненавидеть, значит я ещё не совсем сгнил на этом долбаном паркетном полу и этом долбаном ворсистом ковре, во мне остался какой-то инстинкт борьбы против этого всесильного рока. И Достоевского после прочтения я также ненавижу каждый раз столь же сильно, как ту водку и всех остальных второго января и тихо радуюсь тому, что он уже больше ничего не напишет, но это ничего не меняет, потому что он, как и те рюмки, идёт сплошной чередой, он был, есть и будет; и ещё есть Уэлш, который, кстати, тоже тот же самый Достоевский; а потом будет кто-нибудь ещё другой. Вечное возвращение, вечная история, и слава яйцам. Тут опять всё как с водкой. Формула есть, заводы гонят, магазины продают и мне каждый раз будет бесконечно плохо потом, потому что уже что-то "было", что-то "есть". Это просто какая-то кармическая бесконечная штука без начала и конца. Шайтан дал людям водку для страдания физического и Достоевского для метафизического. Боль по всем фронтам существования и для нашей жалкой всего лишь трёхмерной вселенной этого вполне достаточно.

Художественная вселенная Достоевского это настоящая альтернатива и контркультура, если сменить антураж и декорации. Если Достоевский попал в ад, то он там стал не жертвой и не мучителем, он там тот, кто постоянно разжигает везде огонь, расширяя границы ада, больше ада, больше ада. Он жил в аду и немножко делился этим адом с нами всеми. Щедро так делился, на все века хватит, на все миллиарды людей хватит и даже когда мы переберёмся жить в другие галактики, его всё равно хватит, потому что он был, а потом будет кто-то ещё. Его мир трущоб, подвалов, грязных улочек будет хвостиком виться за человеком, куда бы тот не попытался себя деть. От этого не убежишь. Некоторые его герои ещё живут в мебилерованных комнатах, но в этих комнатах мебель пошарпанная, стол хромает на одну ногу, зеркала затемнились, пахнет сыростью, а на окнах налёт копоти. Лестницы и прихожие с грязью, во дворе материться пьяный дворник, избивая метлой какого-нибудь сиротку. В воздухе перегар, хозяин потихоньку желтеет, пропивая печень и просиживая свои геморройды. Всё плохо, все умирают, кто не умирает сам, тому помогают.

Когда говорят, что раньше трава была зеленее, люди добрее и не было столько зла и грязи, я буду отвечать — нет, не было этого тогда, хер вам! — почитайте Достоевского. Раньше всё было гораздо хуже, чем сейчас, а если вы думаете, что сейчас плохо, то дай вам Бог, Люцифер или Йог-Сотот прожить ещё сто лет и познать истинную сущность слова "хуже".

/экспромт от С. П.