Новь

Если бы вы вдруг узнали шокирующую тайну о том, что среди гениев мировой литературы… скрывался один странный писатель, который… вовсе не был человеком, а был — Демоном, обыкновенным демоном, раненым, воспитанным с детства - людьми.
Вы бы на кого подумали? На Лермонтова? Эдгара По? На хромающего Байрона? На Булгакова? Достоевского?
А что… если таким писателем был — наш гениальный романтик, Тургенев?
Данный рассказ Тургенева, в некоторой мере является прозаическим и таинственным апокрифом поэмы Лермонтова — Демон.

Мы как-то проглядели в Тургеневе, его исконный и естественный демонизм, который, быть может, более глубок, чем у Лермонтова.
Просто Лермонтов отдавался ему искренне, как ребёнок, игре со зверёнком раненым, или — снам, а Тургенев словно бы стыдился своего демонизма, как стыдился бы своего смуглого крыла среди людей, пряча его под плащ.
Но порой, это смуглое крыло-лунатик, словно бы помимо воли Тургенева, как бы бродило-бредило во сне в его рассказах, смущая современников: как так! Такой умный писатель, образованный, и пишет о такой фантастической чепухе!
Замечали, в наше время некоторые люди так же относятся.. к романам о любви?

А что есть более фантастическое и мистическое, нежели — любовь?
Если честно, меня сильно печалит, когда я вижу удивление читателей: как?? Тургенев писал мистические рассказы?? Он был мистиком??
Быть может для многих будет открытием, что Набоков, был гораздо боле тонким мистиком, чем Гоголь?
И что Платонов был… нет, не мистиком. Просто его тексты живут в 5 измерениях, в сверхчувственном, а это и есть мистицизм. Наверно поэтому читать Платонова с подходами трёхмерного мира — преступно и глупо.

Если бы люди узнали, что когда два сердца влюблённых сливаются, то где-то в глубинах вселенной, вспыхивает звезда — Сверхновой, или пространство в бездне грядущего, как бы цветёт новой таинственной жизнью, блаженно натягивая светом, расстояние между грядущим и настоящим… и что в ссоре влюблённых или в их расставании, где-то на планете грядущего, умирают множество ангелов, которых словно бы насилует нечто-то тёмное и лживое, то что бы мы подумали о любви и фантастике?
Такое ощущение, что мы в нравственном смысле, живём в пору неандертальцев: мы верим лишь в то, что видим и чего касаемся.

А если бы мы в момент ссоры с любимым, или расставания с ним, вдруг на себе ощутили, как стигматы, раны грядущего и раны таинственных ангелов на далёкой планете, которая всегда рядом с нами, просто мы её не замечаем?
Только представьте: вы ссоритесь с любимым человеком. Молчите за утренним чаем, и вдруг.. вы вскрикиваете, потому что по руке любимого, поднявшего чашечку чая к губам — течёт кровь: просто вены сами собой открылись, как цветы в ночи.
Или вы сказали что-то резкое и жестокое любимой, на эмоциях, и тут же, на её лице и груди, проступили ужасные раны, словно на неё напал незримый зверь.
Неужели человеку не хватает фантазии и чуткости воображения, чтобы понять, что человека можно изнасиловать и убить - даже не касаясь его?

И после этого.. ваш любимый, —  словно беременеет. От вас? Или от того тёмного и демонического, что в вас словно бы вселилось в этот миг ссоры, словно вы на миг покинули Землю и ссорились где-то на другой, мрачной планете, где мы сбросили с себя маску человеческого и стали тем.. кто давно тайно жил в нас, кто всегда тайно живёт в нас, одинаково отрицая и распиная — бога, красоту, человека, любовь.
И разве так важно, что забеременеть может.. мужчина? Или женщина, не важно.
Порой жестокие и тёмные слова, проникают в нас так глубоко, как не может проникнуть в женщину — мужчина, во время секса, как пуля не проникает в тело человека, как душа при зачатии не проникает в глубины плоти.

Вы не замечали, что порой, в ночной постели, свернувшись трагическим калачиком, поджав колени к груди, как космонавт в момент взлёта ракеты, наш силуэт, с письмом от любимого, которое мы прижимаем к себе, похож на вечный силуэт… матери и ребёнка? Или отца.. и ребёнка.
Это так странно.. влюблённые расстались, а мужчина оказался — беременным. На свет появился странный ребёнок, с удивительными глазами, чуточку разного цвета, смугленький: весь в маму..
Этот ребёнок — неземная нежность моей тоски по тебе.. о мой смуглый ангел.

В письме к другу, Тургенев говорил, что в данном рассказе, он хотел коснуться не скандальной темы, как это часто бывает у французских писателей, а… решить некую физиологическую загадку, с которой он знаком, в некоторой степени, по собственному опыту.
Не знаю, что за опыт такой был у Тургенева, но если учесть.. что в рассказе, речь идёт — о мрачном изнасиловании женщины, спавшей в постели и от ужаса потерявшей сознание и которую изнасиловали… в «обмороке», почти — изнасиловали её сон, то становится чуточку страшно, особенно если учесть, что эта женщина была замужем и потом родила сына. От насильника. Муж об этом ничего не знал. Но между матерью и сыном, образовались ооочень странные отношения, почти дуэльные отношения любви-ненависти.

Неожиданный сюжет для Тургенева? Что хотел сказать Тургенев этой странной обмолвкой о «физиологической тайне», которая имела место в его судьбе?
Разумеется, Тургенев никого не насиловал. Тут речь о другом, а каком-то душевном искривлении нравственного пространства памяти о чём-то.
Есть два пути понимания этой тайны. И на обоих путях, можно свернуть себе шею.
Первый путь, это история с отцом Тургенева. Он не любил свою жену и вышел за неё, по расчёту.
Является ли брак по расчёту — латентным изнасилованием? В некоторой мере, да.

Генрих Фюссли - Ночной кошмар

Отец Тургенева часто изменял жене и она порой просыпалась с криком по ночам, от жутких кошмаров: ей снилось, что рядом нет её мужа и он ей с кем-то изменяет.
Кошмары, как дикие, жуткие зверята, жили в одинокой постели матери Тургенева и ласкались к её груди.
Чувствовал ли Тургенев, в связи с этим, что он не желанный ребёнок, что его отец — не совсем его отец?
Быть может ему снились странные сны.. что его отец — это лес, или чудесный дуб в лесу, у которого любила сидеть матушка. А может быть его отец — обыкновенный дождь? Матушка Тургенева любила дождь.
Вторая тропинка понимания, это уже судьба самого Тургенева.

Тут у Тургенева свой Дон-жуанский список… демонический, точнее.
Про милую служаночку в доме матери, которая от него забеременела, знают все. Родилась Пелагея, которую потом воспитывала.. платоническая любовница Тургенева — Виардо.
Но мало кто знает о другом грехе Тургенева. Однажды, он влюбился в доме своей кузины, в очаровательную и стройную горничную. Влюбился так сильно.. что решил по мужски, выкупить её и жениться на ней. Романтика!
Та заломила приличную сумму: около 700 рублей.

Тургенев стал жить с ней. Писал своему другу: какая скука! Даже безнравственность (читай — разврат), не спасает от скуки!
Девушка скоро наскучила Тургеневу: любовь отцвела, как сирень.
Он пристроил её какому-то купцу и был таков. Но… у девушки родился очаровательный мальчик.
И вот это уже, интересно в отношении рассказа.

Рассказ ещё интересен тем, что он является как бы демоническим двойником другого рассказа Тургенева, написанного незадолго до смерти: его гениальный рассказ —  Иван Тургенев - Песнь торжествующей любви
В том рассказе, как сон, снова повторяется Тот самый сюжет Тургенева, а точнее — некая затаённая боль Тургенева.
Но в «Песни» он решает её совершенно иначе: он в нём делает то, что не удалось Лермонтову и Серебряному веку, во главе с Блоком: он венчает демонизм и христианство, сливая их в нечто звёздное и таинственное.
В рассказе же — Сон, Тургенев описывает чистый и тёмный Демонизм, почти без света.

По сути, это экзистенциальный и мрачнейший апокриф евангельской легенды о непорочном зачатии Марии.
Этого апокрифа, первого в русской литературе, коснулось наше Солнце русской поэзии, — Пушкин, в богоборческой поэме своей безбожной юности — Гавриилиада: некий крылатый Демон, наведывается к Марии и.. овладевает ею в темноте, но та думает, что это был ангел.
В этом есть древнейшие легенды, возникшие ещё в первые века Христианства, о сыне Божьем, как о сыне — Люцифера.
Чисто художественно, это очень интересная и трагичная легенда, особенно если учесть, что Люцифер — был ярчайшей Звездой на небе бога и любимейшим ангелом Бога, до падения.

Даже в этой легенде угадывается некая мрачная рифма Сына бога и Звезды Вифлеемской: утренней звезды: Венеры, Люцифера: словно звезда путеводная и Сын (сон), это одно существо.
Уже потом, Серебряный век подхватит эстафетную палочку английского романтизма, где Байрон и Перси Шелли развивали (и косвенно, Лермонтов) тему о том, что Люцифер, это не банальный и ужасный дьявол, каким его любит представлять толпа (ещё вопрос, чей образ больше изнасиловала и обезобразила толпа: бога, или дьявола.. создав их по своему образу и подобию, словно бы мстя за что-то), а почти благородный и оболганный мученик, а-ля прикованный Прометей.

В своей «Песне», Тургенев, в лучших традициях Перси Шелли, возвращает Свет этому демоническому образу, в лице человека, влюблённого в женщину, вышедшую замуж за его друга: влюблённый — музыкант, вернувшийся из таинственной Индии: он и жена его друга — лунатики, встречающиеся во сне, и она, фактически, как Мария, зачинает не от Слова, но от Музыки.
В рассказе «Сон», Тургенев словно бы говорит всё как есть: он описывает уже не романтический образ Люцифера, а мерзкого дьявола, того самого, кто распинает Любовь и красоту и глумится на человеком, жизнью.

Или это не дьявол.. а некая тёмная и сокровенная природа человека? Быть может.. бОльшая природа человека? И чтобы человек не сошёл с ума от этой истины, что бОльшая его часть — это ад и мерзость, он, как ребёнок, персонифицировал этот свой тёмный порыв и естество — назвав его, дьяволом?
К слову, это тоже древний апокриф: мол, человек, человеческое — вовсе не что-то хорошее и светлое (пусть так думает Горький: человек, это звучит — страшно!!!, а вовсе не гордо! Вот душа, любовь, это звучит гордо и чудесно.

Но какое, чёрт побери, отношение, человек и человеческое, имеют к Душе и Любви? Тут какая то древнейшая ошибка и ложь, века увечащая людей, быть может филологическая ошибка: не можем же мы называть друг друга — духами или любовью, тем, что не видим? Какая глупость.. жить в мире слов, а не чувств!!), а — некий ребёнок, родившийся от насилия: что-то тёмное и мерзкое, когда-то изнасиловало звёздную душу и появился Человек, в котором борется с тех пор, две природы, два начала: Света и тьмы.

В гениальной поэме Перси Шелли — Мимоза (Чувствительное растение), Перси Биши Шелли - Мимоза хоть и косвенно, есть этот мотив женщины (Евы) и таинственного ребёнка, рождённого от Демона-искусителя.
Но ребёнок там умирает и становится — растением, ранимым и говорящим: красотой.
Так же интересно сближение между рассказами Тургенева — «Сон» и «Песнь..» и деталях: в рассказе — Сон, у демонического человека, изнасиловавшего девушку во сне (звучит двусмысленно, но тем верней), был таинственный слуга — смуглый арап.

В рассказе «Песнь..», у влюблённого в замужнюю женщину, был слуга — малаец, с отрезанным языком.
В одной из рецензий на «Сон», одна девушка, моя бывшая… подруга, пишет довольно пошло о том, что Тургенев, конечно, мастер, но в плане «саспенса», ему следовало бы подучиться.
Ну что тут можно сказать? Это ужасно, когда к искусству подходят с мерками обывателя и потребителя, требуя по детски, чтобы было весело, жутненько и вкусненько. Словно красота и боль текста — это еда, жратва, которую нужно просто вкусно приготовить для утробы души.

Так и к Евангелию можно подойти: нет там саспенса! Вот бы.. переписать, с саспенсом! Ух!
И многие ведь переписывают. В одиночку и не только. И как говорят про книги: а мы так видим текст! Так и про веру: а нам так хочется верить! Мы верим в своего бога! Мы не с этой.. мрачной религией и толпой.
И выходит всё по Тургеневу: насилуют и веру и Бога, зарождая в своей душе, не чувство Прекрасного и чувство Бога, а нечто демоническое и пошлое.
Разумеется, не всегда так выходит: одинокие лунатические блуждание в вере и в любви, искусстве, порой идут неземными тропками, мимо «туристических маршрутов». Правда, мой смуглый ангел?

Я уже писал, что очарование мистических рассказов Тургенева не в их откровенности, а в их нежном смущении, словно бы Тургенев смущается своих исполинских смуглых крыльев.
Если это перевести на язык любви… конечно, по своему прелестны милые инфернальницы, откровенные в сексе и флирте, но и женщинам и мужчинам (не всем, наверное), нравятся некое слияние робких и смелых душ: коснулся руки девушки в кафе… и она так мило зарделась, опустила взгляд и каштановые волосы за её ушком, с грацией смуглого крыла, сорвавшегося со скалы, озарённой луной, коснулись её лица, как бы приобняв его: фактически, строчка Лермонтова, когда демон, душу младую в объятиях нёс..
Или это был ангел в стихе? Не важно..

Итак, мальчик живёт с мамой на берегу моря. Готический пейзаж. И моря и таинственного дома и прекрасной мамы, в чёрном платье: уже многие годы так ходит, после смерти мужа.
У мальчика нет друзей, его друг — сон. И — мама. Мне даже кажется, он их иногда путает.
Мальчику снится один и тот же сон: таинственная улица сна. На такой улице мог стать человеком, стих Блока: ночь, улица, фонарь, аптека..
Мальчик во сне идёт по этой долгой, как сон и жизнь, улице и входит в мрачный дом. У окна, мальчик видит своего отца. Умершего. Но это словно бы иной отец — «ночной» (словно есть два Христа — ночной и дневной, если верно помню, в юности, я что-то подобное читал у немецких мистиков 16 века). Он смуглый и с жутким шрамом на лице.

И ещё важная деталь: отец уходит куда-то в туманы снов, и лишь слышится словно медвежье бурчание.
Этот звериный мотив повторится в рассказе не раз, подчёркивая инфернальную и звериную природу Отца.
Но интересно, наверно, подметить тут онегинскую нотку: тот самый Медведь из сна Тани, который гнался за ней.
Это удивительно… Танин медведь, догнал нашу героиню, тоже, в каком то смысле, Таню (она другому отдана...), и.. изнасиловал — Таню.
Но если у Пушкина всё почти очевидно: Таня замужем за нелюбимым, и во многом — насилует себя, даже чисто по-женски насилует, стремясь вырвать из своего сердца, память и любовь об Онегине: чаще всего, такие «стрелы» вырываются вместе с сердцем.

То в рассказе, совсем иной мотив: девушка замужем за любимым, а не за «медведем». Молодожёны отправились в свадебное путешествие, и там девушка блистали на балах.. улыбалась миру и сердцу своему.
И там же на балу она заметила этого Беса, который мрачно и сладострастно смотрел на неё.
До меня только сейчас дошло: фактически, девушка была изнасилована в свой медовый месяц: сюжет, скорее для Тарантино.
И вот тут интересный и таинственный образ: её мужа отвлекли и выманили из дома, играть в карты (что то же символично: ты женат на красавице, в твоих руках —  все сокровища этого мира, и быть может — Того. Какого рожна.. ты бросил встревоженную и захворавшую жену, дома, в постели, одну, и попёрся в незнакомый кабак, ночью, играть в карты.. с мужиками, или.. с бесами?).

Так что вина мужа, тут очевидна. И она вполне символична: насилие Нас, происходит тогда, когда любимый нас бросает в одиночестве и наша душа — зябнет).
Но меня привлёк другой образ. Девушка проснулась среди ночи. Мужа нет рядом. Сумерки лунные. Словно бы кто-то скребётся и шепчет. Шёпоты и тени, словно бы менялись местами.
Она присматривается к стене и.. вскрикивает: сквозь стену проходит мужская фигура и крадётся к ней.
Мистика? Или тайная дверь? Но разве это не мистика, что женщина поселилась в доме Дьявола, как лунатик придя к нему в Логово?

Это — тотальный ад, и не только женский ад, хотя и женский, да — ты, в своём доме, оставленная любимым, и ты совершенно беззащитна и даже стены не могут тебя защитить: какой тут к чёрту саспенс? Пускай подростки смотрят фильмы про прелестных вампиров. Тургенев описал чистый и неразбавленный ад, без прикрас и фентифлюшек.
Вам ни что не напомнил этот образ? Да, вы правы: это фотографический негатив образа… Христа! Когда Христос воскрес, он проходил сквозь стены.
Таким образом, Тургенев описывает не столько мистическое и демоническое существо из ужастиков, но — Антихриста.
И мать неспроста, то безумно окунается в любовь к сыну, как.. в омут, с головой, то — чуждается его, замечая тёмную природу сына и черты насильника.

Как догадывается читатель, сын, которому идёт уже 18-й год, однажды встречает на улице своего «ночного» отца. И
этот отец узнаёт от мальчика про его мать и.. снова навещает её.
Остаётся тайной: изнасиловал ли он её и на этот раз? Если — да, то тут уже как бы спиритуализм двойного изнасилования, в котором, пусть и косвенно.. участвовал — сын!
Слава богу, милый Тургенев ничего не говорит об этом, и читатель.. должен сам рвать своё сердце, догадками и уравновешивать психику и расшатавшиеся нервы, после рассказа — бутылочкой вина, закуривая даже сигаретку, хотя и бросил курить.

Спасибо, Тургенев! Не даром ты мой любимый писатель. Я однажды после твоих рассказов.. перейду на героин. Шучу. Его я уже пробовал не так давно и не понравилось. Но тогда это было не после тебя, после другого Тургенева — моего смуглого ангела. После её ночного письма.
Но героин не так торкает, как милый носик и глаза московского ангела: к ним привыкаешь навсегда и они снятся тебе снова и снова..

Но сам образ у Тургенева, конечно, безумен и экзистенциален.. в своей мощи: фактически, девушку насилует — тень Христа.
Мы видим изумительный апокриф лермонтовского Демона. Но… в мрачном монастыре, живёт не одна Тамара, а с сыном, и к ним наведывается — Демон. Отец. Насильник.
А где же бог? Вот этим то и страшен рассказ, экзистенциально страшен и это просмотрели все современники Тургенева, свысока смотрящие на этот рассказ, да и современники наши, по сути, просмотрели экзистенциальное начало рассказа.
Почему экзистенциальное? Всё просто: бог в рассказе Тургенева, словно бы умер. Быть может муж девушки, который оставил её наедине с дьяволом, который её изнасиловал, и был — богом?

В этом смысле любопытно, что в рассказе, читатель встречает всего одно имя — Пётр (хранитель ключей в церкви и символ церкви). Это слуга человека, у которого снимал дом Дьявол-Отец.
К нему однажды пришёл в дом (выследил!) мальчик и стал выспрашивать о нём. Но хозяин — спал. А Отец уехал в Америку (тут бы Задорнов улыбнулся).
Этот неведомый Хозяин, у которого снимал квартиру Дьявол — столяр.
Знакомый образ? Это профессия Христа. Фактически, Дьявол снимал комнату у Бога. Но Бог — спит.
Словно бог спит — Века, отдыхая в затянувшийся и бесконечный седьмой день, а пока он спит — мир насилуется Дьяволом.
Пока в нас спит любовь — мы насилуем мир и себя!
Я искренне не понимаю, почему этот метафизический мотив просмотрели все литературоведы и современники Тургенева.

Девушка — это душа, которую преступно оставили наедине с жизнью. И жизнь — изнасиловала девушку.
Помните слова Курта Кобейна? — Никто не умрёт девственником — жизнь всех поимеет.
В рассказе Тургенева, в мире умер бог и по нему душа носит вечный траур. В мире правит — дьявол и сны, которые насилуют.. душу мальчика (ну, это могут разглядеть лишь лунатики чтения).
Вся надежда на мальчика, в ком борется, по заветам Достоевского — Дьявол и Бог.
Кто этот мальчик? Любовь? Кто любил, для того ответ очевиден..

Толстой и его современники, чурались таких рассказов Тургенева, смотрели на них свысока..  а между тем, Тургенев, в  своём Сне, поднялся почти на вершину Мистерии Байрона — Каин, Тургенев поднялся на экзистенциальные высоты Сартра и Платонова, опередив своё время.
Это Сон — обо всех нас, о наших тайных изнасилованиях. Мы ведь любим.. в сумерках души, насиловать себя?
Или чувство своё, сердце, прошлое?
Это ведь и о Толстом, которого всю жизнь насиловало нечто Тёмное и демоническое в его светлой душе. Не случайно Горький однажды заметил, что Толстой, по сути — атеист. Демоническое в нём, победило, как это ни странно. Вырываясь наружу и насилуя и жизнь Толстого и судьбу его жены.

Быть может Толстой, покидая ночью Ясную поляну, уносил с собой из дома — своего демона, спасая этим свою жену и близких?
Насиловал себя и Маяковский. Нечто демоническое в нём, насиловало..
Как гениально заметила Цветаева: восемь лет, Маяковский убивал в себе поэта. На девятый год, поэт не выдержал, встал и убил Маяковского.
А сознаемся ли мы себе, после рассказа Тургенева.. как именно и чем именно — мы насилуем себя? Свою жизнь? Свою любовь?
Или наша жизнь.. лишь сон? Может.. нас кто-то насилует, пока мы спим?
Потому нам и страшно проснуться и мы предпочитаем — спать.

В этой повести Тургенев предстаёт перед читателями совсем в другом не очень привычном и знакомом нам образе. Хотя и вполне в духе времени. Поскольку оформлено произведение как старинный средневековый манускрипт, то и стиль изложения соответствующий — что-то близкое к сказкам Шехерезады и романтическим повестям от А.К.Толстого и Проспера Мериме.

А сюжетно — это романтическая и во второй своей части мистическая история любовного треугольника. А раз треугольник, то конечно возникает ситуация, когда отвергнутая сторона прибегает к мистическим «восточным» способам привлечь былую любовь.
Поскольку слушал радиопостановку, то актёрская игра добавила силы восприятия и мощи эмоционально-чувственного отношения к сюжету и к героям и персонажам. Опять же, не слишком известная классика.

Вам никогда не приходила на сердце, мысль, что из некоторых историй великих писателей, можно собрать маленькое Евангелие, лунное Евангелие?
Данный мистический рассказ, Тургенев стал писать после перевода повести Флобера — Легенда о Юлиане милостивом.
Любопытная повесть, кстати: молодой монашек, аки сумасшедший Дон Кихот святости, боролся с мышонком в церкви, словно с драконом, душил голубя, который залетел в храм: так он ревновал бога — к жизни. Оберегал бога от жизни, словно любовницу, заперев её — в подвал «веры».

Не помню чем повесть закончилась, да и не важно это: если бы воскресились мышонок и голубь, было бы здорово. Но это подсказывает лишь моя фантазия, и она же рисует дивно искажённое ужасом лицо монашка.
Кстати, представляете такой милый конфуз в конце мира? Настаёт конец света, сияет каждая травка и веточка, и цветут вишня и яблоня — посреди зимы, и вдруг, начинается воскрешение…
Но необычное: вместо людей, из под земли воскрешаются милые животные, эти незаметные мученики и ангелы человечества, чтобы на земле, вновь воцарился — рай: без людей!!

И я бы хотел хотя бы в прицел замочной скважины цветка, из под земли, посмотреть на лицо единственного, видимо, случайно воскрешённого человека — священника, в этот момент.
Я не знаю, что оно изобразило бы: ужас? бесконечное одиночество? Сомнение в боге? А может… понимание и грустную улыбку святого?
Но такие священники, один на миллион. Как и любовь: правда, мой смуглый ангел?
Кстати, чудесный сюжет для рассказа: дарю, если кому пригодится.

Стал замечать за собой во время чтения, одну странность: я чуточку брежу.
Я словно гадаю: если в книге встретится милое имя моей возлюбленной, или её не менее милое и эдемическое прозвище — Травка, или хотя бы просто — поцелуй солнца, т.е. — обозначение смуглости, я улыбаюсь от счастья и даже чуточку трепещу.
Вот и читая данный рассказ, я два раза трепетал. Не весь, слава богу, иначе бы это было похоже на жутковатые судороги.

Да и со стороны бы это смотрелось странно: Саша читает рассказ про изгнание бесов и… в судорогах корчится на полу. Страшно.
Травку на страничке я поцеловал. Когда встретил слово — смуглый, я призадумался: целовать или нет?
Поскольку это относилось не к женщине, а — к священнику. И всё же я чуточку зажмурился и поцеловал смуглого священника.
О мой смуглый ангел, прости, что я целуюсь по ночам, со священниками!

Вот как так выходит у Тургенева? Это чудо искусства? Я не про мои поцелуи со священниками..
Он вроде бы пишет жуткий рассказ о бесовщине и изгнании дьявола, причём, рассказ, основанный на реальных событиях, (в письме к другу, он даже выражает опасение, что рассказ не пройдёт цензуру, ибо он — буквально сквозится святотатством), но всё равно выходит что-то вроде евангельской притчи. Правда.. с робким светом. Смуглым светом.

Для хорошего рассказа, нужно всего пару метких символов, чтобы сюжет засиял чем-то нездешним.
Всего два имени, и больше ничего: Марфа и Яков.
Марфа, как известно, была сестрой воскрешённого из мёртвых — Лазаря.
Яков — известен своим таинственным сном, в котором, по некой сияющей лестнице, протянувшейся от земли до земли, нисходили и восходили ангелы и демоны.

Рассказ начинается в лучших традициях Записок охотника: Тургенев путешествует по захолустью и встречает одного священника. Милого и доброго, старого уже, но лицо у него — бесконечно грустное и «убитое».
Есть такие лица, замечали, когда словно бы всё в душе уже умерло? Так осенью вся листва облетела и лишь один листик ещё держится и трепещет на ветру: хочется залезть на дерево и помочь ему, милому, что бы не мучился: пускай летит к звёздам..
Тургенев приболел, и его у постели навещал священник. Играл с ним в карты.. Прелесть!
Кстати, за картами можно всю душу рассказать. И.. проиграть.
И вот, оставив Тургенева в дураках (замечу, что карты и игра — это нежная территория дьявола. Его храм), священник рассказывает свою историю. Свою боль и душу.

Начинает вроде бы с не очень важного: было у него 8 детей, но 6 из них умерли в раннем детстве. Старший умер недавно, архиереем, а Яков… с ним то всё и произошло.
Как бы между прочим, обмолвился отец Алексей, что он любил свою попадью — душевно.
Двоякое слово.. с оскоминкой — платонизма. В настоящей любви, и тело — тоже, душа. Но когда любят только душой… это чуточку неполноценная любовь.
Может это и было тем неприметным грехом, который и погубил 6 детей?
Попадья любила его всем своим существом… а он — «душевно». Зато спал с ней, видимо, от всей души, и от всего тела.

Когда Якову было 10 лет, он однажды ушёл в лес и провёл там всю ночь.
Вернулся — сам не свой. Весь смутный, весь — в себе. Говорил, что встретил там странного зелёного человечка, горбатого, с бородкой, который угостил его орешками.
Дальше, в рассказе, будет важный образ причастия в церкви, и поэтому я хочу подчеркнуть важность образа этих орешков: это было словно.. языческое причастие.

Кто был этот зелёный человечек? Понятно, не инопланетянин. Где вы видели горбатых и седых инопланетян? В России, разве что (шутка).
Может это был леший? Пан? Душа природы милой?
У Пана и чёрта, кстати, много общего и в первые века христианства, его изображение приравнивались к дьяволу.
Для Тургенева, как пантеиста, это очень важно.

Прошло несколько лет. Яков вырос и поступил на семинариста.
Но некая смутность и задумчивость, в нём остались.
И вдруг он пишет отцу: не могу я так больше. Не моё это. Хочу быть врачом и помогать людям.
Заметьте тонкую параллель: священники — врачеватели душ, врачи — тел.
Храм леса и причастие орешков, и храм религиозный и причастие хлеба.

Словно есть два бога и они борются друг с другом.. в сердце человека.
А может это ложное, «человеческое», изуродовало и разлучило два родных понятия? То, лесное и природное, демоническое, и - небесное?
Так порой в любви бывает, когда мы мучаемся и терзаем себе сердце ложными сомнениями, грехами и страхами, и растёт в нас, как тень от фонаря — огромное чёрное существо, которое больше нас и больше деревьев.
Я к тому, что данный рассказ тем и любопытен, что его интересно прочитать с разных ракурсов: демонического, психологического, мистического и т.д.

Как там у Тютчева? И свет во тьме греха — жжёт, как в аду.
Даже самая светлая мысль, даже любовь и бог — могут жечь адом и свести с ума.
Вот и Якова нашего, мучила некая мысль, эта размётанность и распятость души, между двумя религиями — «лесной» и «человеческой».
Так мучаются порой в выборе между двумя возлюбленными.
Это совершенно изувечило душу Якова: он написал отцу, что бросает и университет.
Приехал к нему — совсем никакой. Словно лица на нём не было: есть такие лица, замечали? Словно дерево без листвы в середине ноября: сквозь ветви шелестит ночь и звёздный ветер, так что на миг кажется, что космос виден сквозь ветви.

И тут то Яков всё и рассказал отцу: он уже долгое время видит возле себя — «Его».
Кого? Бога? Ну..  почти: дьявола. Но только это не лубочный дьявол, с рожками и копытцами: простой человек, только.. чёрный.
Мотив Чёрного человека Есенина, берёт свои истоки именно в данном рассказе, и поражают даже детали: когда отец повёл сына на богомолье, к одному святому в Воронеже, там наш Яков, вроде бы просветлел сердцем, ещё в пути, но в самой церкви, на исповеди, случилось нечто экзистенциальное: он весь преобразился и.. приняв причастие и не успев его проглотить — изверг его изо рта, ибо дьявол вдруг вырос словно из под земли перед ним и впервые заговорил.

Совершенно невозможная вещь, даже в мире религии: дьявол шёл со священником и его сыном.. на богомолье.
Впрочем, вполне себе русская история. Если бы ещё на пригорке, в теньке, под вязами, они останавливались и кушали пасхальные яички и играли в дурачки, было бы совсем — по русски и весело.
Но что бы дьявол появился в церкви… это невозможно. Так кто же появился в храме? Кто говорил в доме божьем?
Неприкаянный призрак души природы, отверженной и поруганной? Или Пан? Или чёрная измученная душа человека? Сверх- Я души, опалённой?
Помните мучительную строчку в стихе Есенина? Тело, Христово тело, выплёвываю изо рта!!

Ну и какой же Тургенев, без любви?
Недалеко от дома священника, жила Марфа, вдовая и молодая ещё девушка. С ней и познакомил, священник, сына.
И вот тут прелестна вечная дуэль, первая дуэль на земле, между прочим: между сердцем женщиной и — дьяволом.
А может — богом? Это тоже первая дуэль. Точнее — вторая. И тоже, в главной роли — женщина. Ибо для неё любовь — это бог (в одной женщине правильно преломились слова Евангелия: любовь — это бог, а в мире мужчин, искажённом: бог — это любовь: что верно только наполовину).

Часто виделись Яков и Марфа… и Марфа худела, таяла как свечка, а Яков словно бы светлел душой.
Любовь женщины творит чудеса: она воскрешает из мёртвых!!
Я сам это ощутил в жизни: правда, мой смуглый ангел? Я ведь до встречи с тобой — был словно бы мёртв. Судьба была мертва и тлела.
Впрочем, как и сейчас.. без тебя.
Хоть к священнику веди. Нас… тайно повенчать. К лесному отшельнику. Где-нибудь в Японии.

Кстати, вспомнил, как после одного случая в детстве, (мне было 6 лет и я встретился с дьяволом, назовём это так: я не шучу — у меня даже поседела прядь волос на виске), я стал сильно заикаться — до сих пор не прошло, хотя выровнялось, но когда волнуюсь, то начинают заикаться, но чуточку грациозно, как говорят девушки, по крайней мере.
Куда меня только не водила мама! И к психотерапевту, и в логопеду, и даже к священнику. Но больше мне запомнился поход к старой знахарке в деревне.

Меня окуривали свечками, шептали заклинания в сердце и ладони, в лицо и в спину, заклинания, похлеще чем в Гарри Поттере (боялся превратится прямо там, не то в травку, не то в лягушонка).
Потом жгли спички и бросали в воду, которую я должен был дома пить: 3-х литровая банка. И купаться в ванне с солью: пачка соли. В темноте и при свечах. Жуть..
Старший брат подшучивал — доводя меня до слёз), что я одержим древним демоном и ещё неизвестно, кого изгонят: дьявола из меня, или меня.. из дьявола.

Но что то сорвалось между Марфой и Яковом, и он снова стал «темнеть». Бежал от себя и жизни.
Может Марфа стала перетягивать его в религию, сделав ошибочный шаг в сторону, от вечной религии — любви?
Как там у Есенина? Чёрный человек, чёрный человек, на постель ко мне садится, чёрный человек, спать не даёт мне, всю ночь..

Знакомо, к сожалению. Сартр бы на это сказал: у меня в груди, дыра — размером с бога.
После этого, Яков, словно бы жил уже не на земле, а где-то за 1000000 световых лет от Земли, в далёком космосе, и даже входя в церковь, он не умилялся на красоту божью, а лишь тихо ухмылялся…
Быть может, так в Конце света будут грустно улыбаться цветы и алая листва, смотря на опалённую и пустую землю: ибо ни человека уже нет на земле, ни бога..

И всё же, в рассказе есть капелька света. Но — смуглая, как я уже сказал.
Так порой ночью, во время бессонницы, задернешь шторы, что бы ничто не проникало в спальню, ни бредовый свет реклам, ни свет фонарей, ни свет холодных и быть может, давно умерших звёзд.

Ляжешь в постель, помолишься, по привычке, в бессонницу, смуглому ангелу из Москвы и.. с улыбкой заметишь, как в шторной прищуринке, всё же сквозится капелька света: общего света мира, мира — сузившегося, словно зрачок перепуганного ребёнка, потерявшегося в лесу, в маленькую капельку звёздочки: кап, на лоб..
Может от такой капельки, в конце света, мы и проснёмся под землёй?
Я от такой капельки, или от мохнатого удара лапкой Барсика по носу, просыпаюсь каждое утро, о мой смуглый ангел: просыпаюсь из смерти, в мир забытья, где нет тебя, умираю и седею за день, и снова умираю, и всё по новой..

После причастия в церкви, Яковым, его отец как бы между прочим, то тут то там, сравнивает его поведение с животными: то с зайцем, который бежит от него и от церкви, в природу, то с тигром и гиеной.
Словно луч света коснулся улыбчивой трещинки на витраже в церкви и зацвёл, распался на солнечные зайчики цветов: вы видели когда-нибудь, как солнечные зайчики молятся в церкви?

Это чудо… я один раз видел. Меня больше изумило, что все проходят мимо этого чуда, не замечая его и не улыбаясь ему.
Впрочем, один ребёнок, шедший с красивой, смугленькой мамой своей, вроде заметил и улыбнулся.
Такая же евангелическая улыбка была и на лице Якова в конце рассказа и на лице Марфы.
Правда.. при грустных обстоятельствах. Грустных — для людей. Но не для травки.
Как там у Есенина?

Картинка не совсем подходит к рассказу, но.. если прищуриться, и, возможно, подумать о чём то другом, тургеневско-аксаковском, то очень даже подходит. Правда, мой смуглый ангел? Почти наш портрет..
По крайней мере, она мне очень нравится.

События, которые в 19 веке притягивали читателей своей таинственностью, в 21 веке отталкивают своей глупостью. Я не прониклась душевными порывами Клары и Якова, не оценила их высокие чувства, не ужаснулась трагедии. С высоты сегодняшнего дня никакой мистики в повести нет. Есть роковая встреча двух психически неуравновешенных людей.

Она: Дважды мельком увидела молодого незнакомца. Назначила ему свидание, на котором они перебросились лишь парой туманных фраз. Разговор не задался. Из этих незначительных встреч нафантазировала себе неразделённую любовь и, сочтя себя отвергнутой, через несколько месяцев публично покончила с собой.

Он: До 25-ти лет жил затворником, общаясь в основном с пожилой набожной тёткой. Оказался в "обществе", заметил удививший его пристальный взгляд странной артистки. Через некоторое время получил от неё записку с просьбой о встрече. Раздосадованный неподобающим, по тем временам, поведением девушки потребовал от неё объяснения. Она поспешно ушла, а через несколько месяцев отравилась. И знаете, что он сделал?

Впрочем, не буду пересказывать повесть целиком. Отмечу лишь, что искренне рада, что это произведение Тургенева не преподают в школе. Оно, конечно, заинтересует, и обсуждать его будут гораздо активнее, чем "Отцов и детей", но боюсь, что найдутся впечатлительные подражатели. У меня описанные события вызвали лишь неприязнь из-за надуманности страстей. Кто-то, вслед за Кларой, может, конечно, воскликнуть: "Ах, вы ничего не поняли..." Возможно. Просто нравы сейчас сильно изменились. Повесть входит во 2-й том изданной в 1999 году антологии "Русская готическая проза".

У меня всегда вызывало симпатию умение Тургенева по возможности объективно рассказывать о вещах, которые он сам не понимал и не принимал. Ведь Тургенев - либерал, идеи русского революционного народничества не были ему близки, но он умудряется с симпатией писать о народниках, способен испытывать к ним уважение. Он не рисует карикатурный портреты небритого, нечесаного, умственно недалёкого молодого человека, поверхностно нахватавшегося модных идей (ну, разве что Кисляков на эту роль подходит) и его такой же растрепанной боевой подруги. Нет, практически все изображённые Тургеневым революционеры - личности, сложные, неоднозначные. Он не разделяет их убеждений, не верит в успех их дела, но уважает их острое чувство справедливости, пытается понять причины их неудач, их практически декабристского отсутствия близости с народом. Пожалуй, несколько смутить может только Соломин. Слишком уж положителен, целен, слишком откровенно вызывает у всех симпатию и уважение. По сравнению с многогранностью остальных героев романа Соломин действительно кажется немного простым и одномерным.
Я не специалист в истории литературы, но мне кажется, что именно в "Нови" можно увидеть одно из первых реалистичных изображений любви. Тургенев полностью отходит от романтической традиции, согласно которой любовь - чувство сверхъестественное, необъяснимое, нежданно-негаданно накатывающее на героев, подчиняющее себе всю их жизнь. Здесь же нет никаких роковых страстей. Зато Тургенев пытается проанализировать кто любит, кого, почему, как проявляет свою любовь. Марианна влюбляется не потому, что "душа ждала кого-нибудь", она ждёт своего человека. Она отвергает не только отвратительного, карикатурного консерватора, но и человека, которого любит и уважает как друга, разделяющего её убеждения,человека, которого можно любить. В романтической же традиции, как правило, герой, достойный женской любви, один на всю книгу. Но Марианна выбирает не только соратника, но человека душевно тонкого, но любит его до тех пор, пока считает своим товарищем, пока их связывают общие взгляды. Когда же Марианне встречается человек, органично сочетающий душевную чуткость и крепкий внутренний стержень, спокойную неторопливую уверенность в правоте их общего дела, старая любовь уступает место новой. Здесь Марианна, наконец-то, встречает любовь, которая вместе с ней "отважно сквозь бури пройдёт". Любовь здесь не умопомрачение, а духовная близость. А ещё, Марианна сама по себе новаторский образ. Это вовсе не тургеневская девушка, не воплощение таинственной женственности и нравственной чистоты, как Наталья Ласунская или Лиза Калитина. Марианна - живой человек, она, как и Машурина, равноправна с мужскими персонажами. Естественно, девушки-народницы были полноценными участницами движения, а Тургенев, хоть и был человеком посторонним, но смог это заметить и адекватно показать. А ведь написана "Новь" была до казни Перовской и процесса над Засулич! И Марианну, как и её реальных прототипов, интересует в жизни не только любовь, ей присущи стремление к социальной справедливости, самостоятельность взглядов и смелость. Она не ждёт, как её литературные предшественницы, что придёт прекрасный во всех отношениях возлюбленный, откроет ей глаза на мир и поведёт за собой, а ей останется быть для него верной женой и соратницей, музой и хранительницей семейного очага. Марианна имеет собственные взгляды на жизнь и будет самостоятельно бороться за свои убеждения. И в разговорах с другими героями, в том числе с женщинами (например, с Машуриной или Татьяной), она практически не затрагивает тему любви, они говорят о деле, опровергая тем самым традиционные представления.
А в целом "Новь" - это правдивый портрет послереформенной России, России, вышедшей из века восемнадцатого, крепостного и медленно, окольными путями, идущей в двадцатый век. Всему здесь нашлось место: и либеральному семейству Сипягиных, и нищему, растерянному народу, и новым беспокойным людям, и вечному гоголевско-достоевскому "маленькому человеку" Паклину, достойному сыну Акакия Акакиевича Башмачкина, и остаткам прошлого века - "старосветским помещикам" Фимушке и Фомушке. Кстати, как ни странно, но именно эпизод о старичках-переклитках произвёл на меня наиболее сильное впечатление, как впрочем, и соответствующий гоголевский рассказ. Светлая грусть и жалость к немного нелепой, но добродушной старости.

Очень необычная для Ивана Сергеевича повесть.
События развиваются в Италии, в ХVI веке. Художник Фабий и музыкант Муций встретили на балу, устроенном в честь прибывших знатных особ из Парижа в Феррару, прекрасную Валерию. Оба одновременно воспылали страстью и решили, что во что бы то ни стало один из них станет мужем, а другой, проигравший должен будет удалиться. Девушка выбрала художника. Пять лет счастливо и безоблачно протекало их замужество, пока не вернулся из дальнего путешествия Муций, который решил навестить друзей.

Муций время зря не терял. Немыслимые богатства разложил он перед Валерией и Фабием, а девушку одарил тяжелым, жемчужным ожерельем. Угостил их каким-то особым восточным вином, показал несколько фокусов, которым научили его индийские брамины, но главное это новая музыка, Песнь торжествующей любви, которой он обучился на Цейлоне.

С того момента изменилась жизнь супругов. Валерии снятся жуткие сны, в ее душу закрался необъяснимый страх, чувство зависимости, подчиненности от мелодии и нежелание подчиняться. Фабий, рисуя портрет любимой, впервые не может поймать образ и отмечает, то с ее лица сошла святость.

Развязка в этом любовном треугольнике могла стать вполне банальной, но Тургенев окутывает все Востоком и мистикой.

Когда повесть появилась в печати критики называли ее сложной и непонятной, тургеневской сказкой. Сторонники писали, что "Песнь торжествующей любви" это поэтическая проза ,подобная Флоберу, но Тургеневу удалось превзойти французского писателя. Противники окрестили произведение "торжеством разврата".

В финале писатель оставляет для читателя загадку, повесть выглядит незавершенной, сохраняется некая неясность.

Я думаю, каждый любит открывать хорошо знакомых авторов с непривычной стороны. Особенно, если автор, пишущий о любви, создал нечто в мистическом жанре. Особенно, если автор этот русский классик.
Тургенев и мистика? Берем, не глядя!
Скажу сразу, рассказ мне понравился. Но не из-за мистической составляющей, а из-за ее отсутствия (да, я ее не нашла).
Как правило, если автор оставляет за читателем право выбора, я всегда выберу мистическое объяснение произошедшему (за редким-редким исключением). "Клара Милич" - то самое редкое-редкое исключение.
Но что-то я забегаю вперед и рассуждаю о финале, не сказав ни слова о завязке.
Некий замкнутый и нелюдимый Яша, юноша 25 лет, живет с тетей, почитывает книги, занимается фотографией, увлекается науками, время от времени общается с единственный другом - словом, живет в своем уединенном мирке и горя не знает. Но однажды случается то самое злополучное однажды. На творческом вечере, куда его притащил тот самый единственный друг, Яша видит на сцене незнакомку, поющую романсы и читающую монолог Татьяны. Незнакомка с самого первого взгляда вызывает в Яше лишь негативные эмоции - она некрасива и похожа на цыганку (не на хрупкую Эсмеральду, отплясывающую со своей козочкой, а совсем даже наоборот), и голос у нее неприятный, и петь она не умеет, и смысл, заложенный Пушкиным в уста Татьяны, не поняла совершенно. Да и внимание к Яшиной персоне актрисуля проявляет уж больно навязчиво, бросая из-под сросшихся бровей настойчивые взгляды. И все бы ничего, и забыл бы благополучно Яша Клару Милич (а в простонародье Катю Миловидову), но девушка посылает записку и просит о встрече. Яша негодует ("и чего этой навязчивой плебейке от меня надо?!"), но на встречу все равно идет. Между ними происходит не очень приятная сцена, ранее упертая Клара неожиданно оскорбляется из-за вполне логичного вопроса: "А какого вам, собственно, от меня, милочка, надо?" и в слезах убегает. Проходит три месяца, и Яша из некролога узнает, что Катя Милич покончила с собой во время выступления. И вот тут, как не трудно догадаться, начинается в жизни Яши веселуха.
Еще раз повторюсь, что всему, произошедшему с горе-влюбленным, я нашла рациональное объяснение и в мистику не поверила. Но именно этот факт оставил в целом приятное впечатление о рассказе (как это ни странно). Поэтому знакомство с Тургеневым с непривычной для меня стороны считаю удачным :)

У меня всё знакомство с Иваном Тургеневым и его творчеством ограничивалось "Записками охотника" и "Муму". Что поделать, если во времена моей учёбы отдельного школьного предмета под названием "Русская литература" у нас не было, а сама я до классики стала временами доходить только годам к 26-ти и позже? Зато всяких Нечуй-Левицких, Шевченко, и прочих Винниченко, Кулишей, Александров Олесей, Лесь Украинок и прочих Котляревских и Коцюбинских со школьной скамьи начиталась. Надо признать, что украинская классика, особенно 18-20 века тоже небезынтересна. А всё же русской литературы и классики в школе хотелось бы больше. Впрочем, история, о которой пойдёт речь ниже, и в школьной программе России нет.

Рассказ "Стук... стук... стук" я увидела в видео Люды Личи в подборке малой прозы русских классиков, на которую стоит обратить внимание. С первых страниц автор настраивает нас на мистический лад.

Рассказчик Александр Васильевич Ридель сразу намекает, что Илья Степанович Теглев, о котором он поведёт речь, – личность мистифицированная, как выражается автор (и его персонаж) "человек фатальный, который уж непременно какую-то штуку выкинет". А следовательно, дальнейшие события стоит воспринимать как мистику. Но вместе с тем, читатели с самого начала знают, что вся мистерия (или по крайней мере, изрядная её часть) – проделки самого Риделя и его глупая шутка.

Этот рассказ – трагическая констатация того, как цепь совпадений, шуток, розыгрышей, не касающихся тебя в действительности событий и собственных домыслов может привести к трагедии. Иногда даже неосторожное слово, оброненное при личности впечатлительной и слишком уж погруженной в себя, может быть истолковано с опасной превратностью и вызвать фатальные последствия.

Очень жаль и Теглева, и Машу. Но более всего жаль, что Ридель не думал, кого и как он так разыгрывает. Безобидное, казалось бы, действие, стоило слишком дорого.

Впрочем, нельзя не согласиться с Александром Васильевичем в том, что если уж кто-то задумал некое действие, он его совершит и найдёт аргументы за, презрев даже самые очевидные и бросаемые ему в лицо доводы против, как это было в случае Теглева и доктора.

Рассказ получился очень увлекательным. И я искренне сожалею, что его не изучают в школе. И всё же мне жаль, что Александр Ридель делает вывод, что Илья Степанович Теглев и мог сотворить только то, что сотворил и неудивительно, что о нём все сразу позабыли.

В целом, резюмирую: не стоит предавать излишнее значение каким-то событиям и знакам. Это далеко не всегда приводит к добру.

«Произведение Тургенева о мистической любви», - пишут об этой повести Тургенева. Тургенев – и мистическая любовь? Для меня очень странное сочетание и этим заинтересовало

Так вот, на мой взгляд, это такая надуманная история. Экзальтированная девушка, плохая актриса с большим самомнением, воодушевившись прочитанным ей на сцене письмом Татьяны Онегину, написала письмо некоему молодому человеку. А он не понял, не оценил, почти надсмеялся. Оскорбленная, она ушла и через два месяца покончила с собой. Тут-то он и прозрел, влюбился… в кого? В придуманный им самим образ, влюбился на нерве, до истерики, до горячки. И трагический слезливый финал.

А я не верю. Не верю ни одному слову. Не верю в чувство Клары Милич, она же Катя Миловидова. Вижу в ней изломанную натуру, своенравную, напыщенную и неискреннюю. Она всю свою недолгую жизнь играла на публику, при этом играла плохо. Делала только то, что считала нужным и при первом же отпоре, пусть и болезненном, сломалась окончательно. Даже смерть выбрала напыщенную и публичную.

Не верю и в пробудившиеся чувства Аратова. Он вообще не видится мне, как человек, способный на чувства, скорее холодный и рассудочный. Первая встреча с Кларой не впечатлила его, вот и «письма Татьяны она не поняла». А сам столкнулся с той же ситуацией, вот она, Татьяна, живая, а не книжная пришла к нему с объяснением в любви, а он лишь почти дословно повторил «не всякий вас, как я поймет». Странная, исковерканная параллель с пушкинскими героями. И Клара не Татьяна, и Аратов не Онегин, и страсти фальшивые…

Не верю.

Если бы я не знала кто автор этой книги, ни за что бы не подумала, что она принадлежит перу Тургенева. Совсем нетипичное для него произведение, выбивающееся из его творчества и от этого читать его ещё интересней.

Действие происходит в 16 веке в итальянской Ферраре. Два давних друга, Муций и Фабий, которые похожи, как "лёд и пламень", влюбляются в одну девушку благородных кровей. Вскоре они оба предлагают ей руку и сердце, уговорившись, что меж ними не будет обид. Валерия же предоставила право выбирать себе мужа своей матери, а мать выбрала того, кому больше симпатизировала дочь. Они поженились, а третий, который оказался лишним, уехал в дальние края. Основные события разворачиваются, когда он возвращается на родину после нескольких лет странствий, богатый, таинственный, странный и кажется забывший о своём обещании.

Очень интересно, атмосферно написано, с изрядной долей мистики и магии, загадочно, неоднозначно. Даже столь нелюбимый мной открытый финал не портит историю, напротив, здесь он более чем уместен, хотя и оставляет много вопросов. Короче говоря, если вы хотите чего-то неожиданного от Тургенева, смело читайте это произведение.