Посторонний. Миф о Сизифе. Калигула. Падение.

Имя нарицательное.
Гай Цезарь Август Германик прожил недолгий человеческий век, всего 28 лет, оставив о себе более двух тысяч лет муссирования мифов, став к настоящему времени нарицательным насилия, безумия и разврата во главе бушующего корабля Римской империи. Формально, если смотреть на внешние атрибуты истории о Калигуле, предложенные Альбером Камю, то эта пьеса - полна штампов о порочном императоре, жаждущим луну, обесценившим человеческие отношения и самое жизнь. Но, как мне кажется, это броская форма, за которой необходимо разглядеть содержание. Хотя форма отвращает, подвигает стать критиком действий Калигулы, и уж точно создает ощущение бесправности и униженности всех и всея кроме чокнутого на всю голову правителя.
Все ли могут Цезари в попытках обладать луной?

Судя по аннотации и моим впечатлениям, у автора получилась многогранная загадка, которую каждый пытается расшифровать по-своему, ища свои символы и смысловую нагрузку. Я не критик, но выделю три идеи, показавшиеся мне наиболее важными.
Когда говорят о жестокостях правления этой ветки римских цезарей, всегда добавляют: "что же поделать, тогда было такое время". Но, как сказал один умный человек гораздо позже: "власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно". Безумства Калигулы касались всех сфер - экономики и пополнения казны(Акция для от Гая: напиши на меня завещание и попади на эшафот в течении часа), человеческих отношений (Акция для от Гая: покажи мне свою жену, и я проведу ее тест-драйв, оценив все достоинства и недостатки для тебя), прочих семейных ценностей (Акция дня от Гая: убью все поколения до и после тебя, чтобы ты ощутил свое место в мире), аристократические бонусы патрицианства (Акция дня от Гая: ты -патриций, первый везде, поэтому твое место быть первым на арене, а не сидеть в первом ее ряду), и так далее. И страх сковывал всех вокруг, ни один не чувствовал себя в безопасности, и. как это не парадоксально, никакие сильные чувства, ощущения душевной боли не позволяли патрициям разогнуться и ответить. Почему так? Раболепство пред безумцем, возведенное в абсолют...
Вы поклонники двуличного Януса или страх сковал все мысли?
Я мыслю, а следовательно - существую. Существовали ли патриции, то есть мыслили ли они?
Вторая мысль очень точно выражена в одной из рецензий, и я бы ее хотела поддержать. Калигула всеми доступными способами пытался добиться искренности в ответных эмоциях. Средства выбрал он отвратные, это неоспоримо. Но ведь народ гнулся, "держал фасад", бессмысленно и бездумно, не выдавая истинных чувств и еще больше распаляя сумасшедшего типчика, ничем не ограниченного в средствах. Выказал ли хоть один в лицо недовольство? Нет. Чего боялись, смерти? Так он и так как цыплятам головы вам сворачивает, и вам и всей вашей родне. Где ваши честные эмоции, где правда, брат (или Брут, но тот идейнее был, нежели герои этой пьесы, не правда ли)?
Нигилист из древней империи.
И, наконец, про нигилизм и отрицание. Как пишут некоторые историки, Тиберий и Калигула не были более развращенными, нежели их окружение, просто они отрицали необходимость это скрывать. Нигилизм включает в себя отрицание общепринятых ценностей, и на мой взгляд, Камю показал, что Калигула проповедовал яростный, агрессивный нигилизм, болью и страхом доказывая, что попирает те самые ценности и нормы. Осознание и осязание бессмысленности жизни, созидания, познания вылилось у него в те самые формы, которые после стали характеризовать как безумные выходки.
Итак, посмотри в глаза безумцу, которого помнят двадцать одно столетие, пытаясь проникнуть в смысл его жизни и почитай Альбера Камю; возможно в диалоге с этим драматургом у тебя будет шанс найти ответ на этот вопрос.

Я с трудом выговариваю слово "экзистенциализм". Какое-то оно пугающее! Сразу начинает язык заплетаться! Философия всегда была для меня чем-то заоблачным и невероятно сложным. Сложным оказался и роман Альбера Камю "Посторонний", к которому все, кому не лень, приклеивают ярлычок "самого экзистенциального романа". Я полагала, что сложной будет в первую очередь внешняя структура произведения (ожидала что-то похожее на "Через много лет" Хаксли ), но оказалось, что она не только не сложна, а даже в какой-то степени примитивна - "он пошел туда-то, он сделал то-то". Все, как в жизни. Эффект скрытой камеры, неусыпно следящей на главным героем. Книга-кинолента. Одним словом, читалось легко.

А вот потом полнейший ступор. Кто он такой, этот Мерсо? Как я к нему отношусь? Он пофигист, овощ?

Или он отважная Личность, следующая своим принципам (пусть и выражаются эти принципы в отрицании принципов)? Может быть, Мерсо - один единственный человек в романе, который понимает ценность человеческой жизни? Может быть, это он живет, а все остальные существуют?

Велик талант автора, если он мог создать настолько неоднозначного персонажа. "Посторонний" притягивает к себе, как магнит. И заставляет мучительно искать ответы на огромное количество вопросов, лавиной сходящих на тебя со страниц романа. Лично я пока не преуспела в ответах.

8 / 10

Дебютное произведение Альбера Камю осталось в его творчестве не обязательно самым значительным, но уж точно самым известным. В сложнейшем периоде для Франции (1942 год) у нее появляется сложнейший литературный труд. Сложно судить, насколько сильное впечатление производил тогда «Посторонний», но не без категоричности можно заявлять – до нашего времени он нисколько не растерял силы и с игривой легкостью способен шокировать неподготовленного читателя. Впрочем, и подготовленного.

История построена, строго говоря, на трех основных, сюжетообразующих событиях в жизни героя. Прежде всего, это, конечно, похороны мамы. Мерсо (так зовут центрального персонажа «Постороннего) не только отказывается в последний раз посмотреть на родительницу, но и в целом показывает себя как абсолютно безучастный и равнодушный к происходящим событиям человек. Таким образом, уже на этапе экспозиции читатель совершенно не понимает героя. Он не понимает также, как можно практически сразу после похорон закрутить интрижку со старой знакомой. И не из бессознательного стремления к самозащите, а просто так. Он не понимает такую линию поведения, при которой Мерсо запросто соглашается на свадьбу с девушкой или дружбу с сомнительным типом только потому, что ему все равно. И уж тем более читатель не понимает не только предпосылок к убийству араба, в которого главный герой всадил несколько пуль. Зато уже совершенно не удивительно отрешенное поведение Мерсо на собственном суде.

На страницах «Постороннего» ясным, лаконичным, четким языком идет повествование о Мерсо. Размеренной, шаркающей поступью плетется он по извилистым тропам судьбы, нисколько не нарочито, абсолютно искренне проникнувшись собственной тотальной безучастностью ко всему вокруг. Категорически невозможно представить такого человека в повседневной жизни. Его образ, даже после прочтения, так или иначе, остается в какой-то степени размытым, неясным.

Отсюда возникает недопонимание: а кто Мерсо для Камю? Нет, ни в коем случае не Альтер эго, исключено. Тогда кто? Существует мнение, что в данном случае герой для автора – не объект самовыражения, а способ познания мира. И это мнение имеет место быть, если вспомнить знаменитое утверждение о том, что герой «Постороннего» совсем оголен перед абсурдом окружающего мира. У него нет прошлого, нет цели… По существу, у него нет даже элементарного инстинкта самосохранения. У него нет ничего из того, без чего нашу собственную жизнь сложно даже вообразить.

Но сколько не пытайся каким-то образом анализировать самого персонажа, едва ли его возможно понять до конца. И едва ли возможно ответить на зудящий вопрос «Почему?», который возникает постоянно. Чуть ли не на каждом шагу.

Произведение, быть может, тем и хорошо, что таким количеством пробелов оставляет каждому читателю пространство для размышлений и собственных толкований. Трактовка событий, конечно, может быть облегчена глубоким познанием личной философии Камю, но при этом она столь шаткая, что осознание глубины произведения, на мой взгляд, предпочтительней оставлять чему-то из области интуитивного, чувственного. Попытаться объяснить простым языком (что называется, на пальцах) столь тонкие и хрупкие материи – рисковать обрушить всю логичность собственных доводов и остаться в итоге у разбитого корыта.

А мне неожиданно понравилось. До этого с произведениями автора я не был знаком, и аннотацию этого я не удосужился прочитать, мне книга досталась просто потому, что человек знал о моем увлечении книгами и принес ее чтобы не выкидывать.
Первая часть мне понравилась больше всего, описание обычной жизни героя: похороны близкого родственника, знакомство со своей девушкой, общение с новым знакомым, просто проведение время на работе и после-вроде ничего особенного, но следить за этим захватывало. А вот вторая часть про следствие и суд для меня немного просела, я никак не мог связать воедино почему поведение гг на похоронах матери вменяли ему в вину больше, чем убийство совершенное им. Я думаю и приговор больше основывался на его поведении в прошлом, чем на совершение преступления в настоящем. А последние страницы с его размышлениями о жизни и смерти как-то прошли мимо меня и не задели.

Край Европы. Каналы Амстердама, похожие на дантовы круги ада. Раскрывающиеся крыльями парусов чёрные гробы-коконы лодок.
Осенний плеск листвы под ногами, похож на летийскую зыбь.

Ночной бар. Главный герой - бывший адвокат - исповедуется незнакомцу - нам ,- рассказывая своё одиночество, душу.
Если бы мы видели сны человека из подполья Достоевского, то один из закутков его снов, был бы жизнью героя "Падения", с его обострённым и препарирующим чувством своего "я".
Почти женственное всеприятие жизни как таковой...В книге описывается, как толстовец ( в дневниках Камю это толстовец), написал на двери : кто бы вы ни были, добро пожаловать. Пожаловали фашисты.
Желание перевести слепого через улицу ̶о̶п̶е̶р̶е̶д̶и̶в̶ ̶д̶р̶у̶г̶о̶г̶о̶ ̶ж̶е̶л̶а̶ю̶щ̶е̶г̶о̶ ̶с̶д̶е̶л̶а̶т̶ь̶ ̶э̶т̶о̶, желание сходить на похороны покинутого всеми человека..
Всё вроде бы хорошо. Но как-то страшновато ночью проходить по мосту : а вдруг там самоубийца ? И что, прыгнуть за ним, или пройти, и всю жизнь потом слышать этот чёрный плеск и вскрик ?
Лично меня этот вопрос мучил ещё до знакомства с повестью : однажды вечером перелез через парапет моста, и смотрел в ночь реки, дабы прочувствовать хоть толику того, что чувствуют и "они" - жуть !
В одном "видении" я проходил мимо, в другом - бросался за ним, точнее, за ней, но было и третье : я успевал ей сказать, что не только брошусь за ней, но и что не умею плавать. Она бросается. Бросаюсь и я. Она меня спасает. Мы оба живы. Мы...
Но разве всё дело в мосте и в умении плавать ? Разве в отношениях между людьми, между человеком и жизнью, нет мостов ? Мало кто может себе сознаться, что он не умеет жить, "плавать", и что бросившись в жизнь, он может умереть.
По Камю - да и по Прусту ,- каждый из нас скрывает в себе ад одиночества, накрывая его одеждами и декорациями уюта, философий, счастья, которые изнашиваются, тлеют, принуждая нас вновь укрывать это обнажение ада, выдумывать и бежать в различные чудачества, любови, искусства...
Главный герой сетует на то, что даже друзей может обмануть наша улыбка и смех, и они не позвонят нам вечером, когда мы будем на грани... Каждый вынашивает в себе лишь свой, почти непереводимый ад.

В повести есть близкая мне мысль об "откровенности ада", когда к каждому человеку был бы прилеплен ярлык его порока ли, страха... Если бы мысли людей и правда стали зримы, вот тогда бы начался настоящий ад, настоящая исповедь человечества. Многие бы убегали в горы и леса, но и там, по ночам, в небо бы устремлялись световые столпы их тёмных мыслей и снов.. Что-то мне подсказывает, что многие порочные и смелые, очень даже трусливо кончали бы с собой.
Итак, главный герой из адвоката превращается в "осуждённого", ибо открывает в себе много того, что до́лжно осудить. Люди, их мнения, становятся его судьями, душой, фактически по Сартру и Рембо : ад - это другие, я - это другие...
И вот тут происходит столкновение Толстого и Достоевского : последняя незавершённая работа, оставшаяся у Толстого на столе, называлась "виноватых нет", у Достоевского - все виновны перед всеми.
Фактически, главный герой в своей жажде жизни, нарушает - пусть и в сердце - все 7 заповедей. Но ведь как и в случае с тем самым мостом, все успокаивают себя, гомеопатически и тихо греша, что завет "не убий" они не нарушат, ан нет, с него то все и начинают.
Герой уже не может защищать тех, кого презирает, видя в них и частичку себя. В своей жажде счастья и любви, он, атеист - понявший тайную тоску Христа,- ищет суррогаты вечности меж тротуарных Беатрич и театра, перенося игру в жизнь, добродетель и любовь : абсурду мира возвращают его улыбающееся отражение...
К концу книги в герое проступают черты "Великого инквизитора" Достоевского.
Обличая себя, он обличает, бичует и своего собеседника, людей, на заре возвышаясь над тёмным морем голов с просиявшею пеной запрокинутых в экстазе раскаяния лиц.
Он спасает людей от свободы, которую они не могут вынести, тайно желая господства над собой, "кнута" от мужчины ли, женщины, религии, разума, общества...живя чем угодно, но только не собой.
Есть в романе и явный штришок из "Карамазовых" : тональность повести во многом похожа на тональность разговора Ивана и Алёши.
Герой хранит у себя похищенную картину " Неподкупные судьи" ( шедших на поклон к агнцу). Желая её сокрыть, он повесил её на самом людном месте в кабачном вертепе, и его посетители даже и не замечали этой красоты, как и не замечали подделки, суррогата и "образованные" люди в музее, со своими поддельными идеалами.
Но и "падший" не может вынести бремени свободы и господства, тайно надеясь, что однажды его собеседник окажется полицейским.
На читателя - не ожидал такого подвоха от Камю - перекладывается бремя героя. Донесём ли мы на ложь в себе хотя бы не миру, но себе ? Увидим ли распятую красоту в себе и в вертепах людских ?

Кадр из фильма "Девушка на мосту".

Экспромт

Ночь реки течёт в закат.
Тень моста укрыла звёзды...
Словно два слепых крыла
Паруса целуют воздух.

Ночь - рекой, душой течёт.
Огоньками дышит город.
Взор закрыв одним крылом
Прыгнул ангел в шёпот звёздный...

Уже час сижу перед монитором, а в голову не лезет ничего толкового, что могло бы выразить мои впечатления от этой книги. "Посторонний" вызвал мое отвращение на первой же странице, на второй - я его полюбила. Исповедь Мерсо залезла в меня через глотку, поковырялась в мозгу и сердце, и осталась сидеть в желудке в ожидании выхода из моего тела, после чего она сможет сделать вид, будто ничего и не было.

Камю хорош. И даже больше. Но читать его страшно, потому что Мерсо - страшный человек. Но еще страшнее, когда ты осознаешь, что принимаешь Мерсо, что веришь в правильность его образа мысли, а якобы рациональное мышление общества считаешь неверным и даже абсурдным.

Мерсо - человек, живущий инстинктами. Он не принимает общечеловеческой морали, потому что не видит в ней смысла. Он не плачет на похоронах матери, потому что не хочет навязывать своему существованию чувства и эмоции. Он не верит в любовь - та же причина. Он не может принять бога, потому что не видит всю отрицательность греха. Он убивает человека и не чувствует вины, потому что виноваты все и все обречены.

Я не могу назвать Мерсо личностью. Он просто отрекся от мира людей. В нем он - чужой, а личность - все же свойство человека, причем, как ни грустно, обыденного.

Мерсо мне неприятен: пусть он и заставил меня понять его, но к нему я долго буду испытывать отвращение. Потому что он не такой, как я. И потому что во мне очень много от человека, чтобы боятся этого.

P.S.: Благодарю за внимание, сэр.

Ещё в подростковые годы я впервые прочитала роман Альбера Камю, "Чума". Помню, в тот момент роман вызвал у меня бурю эмоций, в том числе том чимле и отчаяние, и тоску, и грусть. Поэтому я с большим энтузиазмом приступила к чтению дебютного романа этого автора!

Сюжет, фактически, пересказан в анотации. Главный герой хоронит мать, которую отправил в богодельню. Ещё и привлекательная девушка готова выйти за него замуж. Жизнь идёт своим чередом: работа, девушка, недавние потери. Однако герой будто совсем лишён чувств и эмоций. Он даже не человек — фикция одна. Даже самые яркие события. Даже в самом конце, когда его осудили за, по сути, не убийство, а бесчувствие, он способен только на краткую вспышку ярости.

Честно говоря, никак не могу определиться, какие эмоции у меня вызывает эта книга. Вроде бы ничего плохого сказать не могу, но и какого-то восторга не ощущаю.

Жан Батист Кламанс – судья на покаянии! Какой всё-таки обаятельный и мерзкий главный герой. Читателю он предстаёт в разном обличии – на вершине и в низости, осуждающий и кающийся. Он был успешным адвокатом, славным малым и в обществе слыл выдающимся человеком. Жан Батист почитал себя чуть ли не великим, по крайней мере, в среде людей своего круга. Вершина и почёт. Он был так низок и отвратителен в своей добродетели, что можно только подивиться. На добродетельные и хорошие поступки его толкала алчность и желание «выставиться в обществе». Изощрённое удовольствие от того, что кто-то увидит, как он переводит старушку через дорогу, или ощущение, которые возникают при пожертвованию нищему, или бесплатная юридическая помощь вдовам и сиротам. Он словно возносился всё выше и выше и нищий или старуха взирали на него сверху вниз, а он лишь великодушно осматривал их. Это ставило всё больше плюсов к его общественному положению, а самое главное к его собственному осознанию своей возвышенности среди серой массы. Какова дилемма – человек совершает прекрасные и добрые дела, но позывы к их совершению – мерзость нутра человека. Сразу же вспоминается статья Достоевского «Верна ли мысль, что «Пусть идеалы будут дурны, да действительность хороша»?», в которой он указывает, что, мол, не может быть, чтобы человек поступал хорошо при дурных идеалах, а Камю указывает: – «Как не может? Вот же». Пускай Кламанс слегка психически не здоров, но его черты «мецената и филантропа» всё-таки присущи людям.

Жан Батист был на вершине, по крайней мере, он был в этом убеждён. Но его убеждённость стала разрушаться. То, что он почитал о себе, как само собой разумеющееся опровергла реальность. Не смог ответить хулигану на улице, проявил трусость прилюдно, и явилась первая трещина на его миросозерцании. Затем он услышал за спиной смех – «Как они могут смеяться надо мной? Я же так хорош?» Всё это породило сомнения в его душе. Рухнул же он с вершины в тот момент, когда он прошёл мимо утопающей женщины, потому что страх пожрал его. Так как он взбирался на вершину своего самодовольства очень долго, то и падал он также продолжительное время, ввергаясь в разврат, блуд, целибат, воздержание и обратно. На месте веры в его величие появилась пустота, которую он и заполнял. Его вера в себя подобна вере в Бога у другого человека. На этой вере держалась вся его жизнь. Главный герой понял своё ничтожество, слабость, трусость и сломался.

Человеку нужна Трагедия. Ему нужны драмы, войны, что-нибудь особенное. К тому же трагедия возвышает его в собственных глазах, и он ею похваляется в обществе, конечно, не в открытую, чтобы не прослыть за мерзавца. Камю вырвал одну из сущностных черт человека – драматизм. Но этот драматизм ни что иное, как эгоизм. Человек больше всего любит своего умершего друга, но на самом деле любит только лишь себя самого и свои эмоции и ощущения по этому поводу.

Жан Батист Кламанс проповедует рабство, лживость. Говорит о том, что гораздо легче жить по указке и без рабства нынче никуда. Если все будут говорить правду, то никуда не деться от стыда и ужаса.

Остроумный безумец - судья на покаянии. Он говорил о том, что каждому человеку больше всего нужно в жизни быть выше другого и лишь для того, чтобы его осуждать, чтобы понимать, что он-то лучше его, что он на вершине, что он может судить другого. Но неизбежно каждый такой «судья» приходит к покаянию и падению, осознав, что он не лучше, а, возможно, и хуже другого. Жан Батист говорит, что решил изменить порядок и теперь сперва он кается, благодаря чему возвышается, а уж после осуждает всех и совершает это чуть ли не каждый день. Да, повествование наполнено отсылками к душевной болезни героя и горячке, к тому же сам Жан Батист указывает, что половину сказанного он, может быть, и придумал. Только что можно назвать правдой и вымыслом в данном случае? И имеет ли это хоть какое-то значение?

Сложно не провести параллель между Жан Батистом Кламансом и Антуаном Рокантеном из «Тошноты». Оба эти героя испытывают «падение», но в абсолютно разных формах и по разным причинам. Какие только явления не охватывают человеческую душу.

Каждый автор обычно пишет в своей стилистике, Камю же постоянно экспериментирует с формой и лишь содержание его работ во многом схожи и родственны. У Камю нет своей «обычной» манеры письма, он каждый раз ломает её и пишет по-новому.

P.S.

Непредвиденная поездка. В шипящем зное Алжира умирают так и не ожившие чувства. Тень продолжает двигаться дальше.

В коробке с рост человека разворачивается отдельный вакуумный мир, смотрящий на мир своим непохожим сознанием. Порой из неё доносится короткое сухое слово, глаза по-детски наивно смотрят на мир. Её шаги почти не касаются земли, она невидима, как ветер; и всё, что имеет значение - это необъятное небо в объятиях птиц.

Смех, знакомства, желание. Дни с неустойчивого прыжка переходят на неуклюжий шаг. Весёлые морские брызги иссыхают под полыхающим огнём солнца, в ушах колышется тишина, градом течёт пот, на пальцах вместо песка - бусинки внезапно хлынувшей крови. Вода не может их смыть.

Время стремится могучей волной дальше. В абсурдном лице мира человек видит своё: то, на что смотрят с глухим безразличием, тоже равнодушно смотрит в ответ. Картонка падает с тела, с одиноким бодрым звуком ломается об асфальт.

Щурящиеся под разгневанным солнцем глаза не успевают привыкнуть к свету. Всё меркнет.

"Посторонний" — дебютная повесть французского писателя Альбера Камю, классическая иллюстрация идей экзистенциализма.  В ней автор исследует то, что называется "наготой человека перед лицом абсурда", через историю человека, обвиняемого в убийстве.

Эта повесть Камю занимает первое место в списке "100 книг века по версии Le Monde".

Главный герой - Артур Мерсо представлен как равнодушный, бесчувственный человек, ни во что не верующий, плывущий по течению жизни. Его не трогает ни смерть собственной матери, ни то, что люди осуждают его. Он одинок и обособлен от окружающего мира. Ему нет дела до нравственных ценностей, культивируемых обществом, он не проявляет эмоций, типичных для обычных людей. И даже убийство по сути ни в чем не повинного человека его не волнует.

На мой взгляд, из всего текста самая абсурдная, спорная и обсуждаемая часть - это суд над Мерсо. Почему он убил этого несчастного араба? За что его всё-таки судят? За равнодушие к смерти матери или за убийство? Ведь сам суд больше похож на рытье в старом белье, какую-то сплетню на уровне всеобщественного осуждения, но не самого факта убийства, а бессердечия обвиняемого. По мнению большинства Мерсо нет места в обществе, чьих важнейших заповедей он не принимает, и он не вправе ждать милосердия, раз ему чужды простейшие движения человеческого сердца.

Но как писал сам автор "...герой моего романа осужден за то, что не притворяется. В этом смысле он чужд обществу, в котором живет; он бродит в стороне от других по окраинам жизни — замкнутой, одинокой, чувственной жизни. Вот почему некоторые читатели восприняли его как человека неприкаянного и никчемного, как отребье. И, однако, им станет куда яснее сущность этого персонажа, или, во всяком случае, замысел автора, если они спросят себя, в чем Мерсо не притворяется. Ответ прост: он не хочет лгать. А лгать означает не только говорить то, чего нет".

Это показательная история о жизни человека, который оказался "посторонним" в этом мире. Он в обществе, но в то же время и вне его. Человек, который повиновался смыслу, отбрасывая какую-либо глупость и несерьезность. Для одних повесть может стать даже хорошим примером того, как не стоит жить. Однако для других она становится примером того, что люди никогда не понимают тех, кто глушит свои эмоции в себе и принимает жизнь такой, какая она есть, не обманывая при этом самого себя и других.