Посторонний. Миф о Сизифе. Калигула. Падение.

Будет такой же летний день или вечер, так же весело будут щебетать птицы, улыбаясь, будут проходить люди, от легкого дуновения ветерка все так же будет колыхаться трава и листья на деревьях - беспрестанный, раз и навсегда когда-то и кем-то свыше заведенный мировой ход времени не остановит чья-то маленькая - в масштабах человечества - смерть.

Не поменяет она планы планеты и планы людей тоже, разумеется, не изменит. Самых близких, самых родных, самых любимых - и то не всегда (глупо и бессмысленно даже надеяться на это). Бренность и конечность земного существования вообще до поры до времени кажется какой-то досадной ошибкой и нелепой выдумкой, какой-то ерундой (ну как же - меня и не будет?), пока тебя самого не коснется холодной кистью Смерть и не заключит в последние объятия...

Все в этой книге пропитано ее предчувствием, ее отголоски слышны на каждой из страниц такой крохотной повести, беспрестанно хочется отгородиться от всего этого мрачного, безысходного, страшного. Но чем больше отгораживаешься, тем, кажется, быстрее настигает, напоминая о том, что уже никуда не сбежишь, да и не надо сбегать, не надо готовиться к ней и заблаговременно ждать, не надо бояться, нужно просто жить...

Окунуться в новые отношения, погрузиться с головой в кинематограф, проводить вечера с выпивкой и друзьями, но она все равно будет рядом, незримо и неотступно, хочешь ты того или нет. Она не враг. Она учит ценить каждый миг жизни, какой бы та ни была плохой, даже ужасной и невыносимой, когда ты потерял всех близких и кажется, что смысла жить больше нет, она показывает сладость каждого мгновения земного пребывания. Ароматы вкусной еды, смех любимой женщины, пронзительно голубое небо с быстро-быстро пробегающими по нему облаками, манящие и загадочные сумерки, задушевные разговоры с близкими по духу - да мало ли найдется в этом мире вещей, чтобы цепляться за него и ценить подаренные тебе когда-то матерью эти минуты, которые ты проживаешь как должное, а должен бы, по идее, благодарить?..

Вот так и стала одна из самых грустных прочитанных мною в этом месяце книг одной из самых жизнеутверждающих. Мир стоит этого! Стоит того, чтобы жить... С радостью встречать каждое утро и продолжать надеяться на лучшее, благодарить тех, кто рядом, заниматься тем, что приносит удовольствие, чтобы в конце твердо сказать, подобно главному герою, действительно жившему:

"Вот и я с виду нищий и обездоленный. Но я уверен в себе и во всем, куда уверенней, чем он, я уверен, что жив и что скоро умру. Да, кроме этой уверенности, у меня ничего нет. Но по крайней мере этой истины у меня никто не отнимет. Как и меня у нее не отнять. Я прав и теперь и прежде, всегда был прав. Я жил вот так, а мог бы жить по-другому. Делал то и не делал этого. Поступил так, а не эдак. Ну и что? Как бы там ни было, а выходит - я всегда ждал вот этой минуты, этого рассвета, тут-то и подтвердится моя правота. Все - все равно, все не имеет значения, и я прекрасно знаю почему. И он тоже знает... мне предназначена одна-единственная судьба, мне и еще миллиардам избранных, всем, кто, как и он, называют себя моими братьями. Понятно ли ему, понятно ли наконец? Все люди на свете - избранные. Других не существует..."

Всю книгу ждала я примирения героя с матерью. Их странная "встреча" в начале повести оставляло ощущение недосказанности. Не верилось отчего-то совершенно в его душевную черствость, в которой обвиняли любопытствующие прохожие на его жизненном пути. Вот скажите, кому вообще какое дело до чужого горя, которое каждый проживает по-своему? Казалось, что это пугающее равнодушие, застывшее на лице и в сердце безразличие лишь маска, которая однажды будет сброшена. Терялась в догадках и не могла все чтение предположить, когда же наконец будет утерян столь опостылевший атрибут героя. Запутавшийся в жизни и в себе, он не представлялся мне каким-то подлецом или негодяем, бессмысленно прожигающим дни. Он глубже, умнее, чувствительнее, чем хочет казаться... К финалу книги в этом убеждаешься окончательно. Драма человека, которому всегда "все равно" или "неважно", превращается в трагедию человека, вдруг прозревшего и увидевшего, что мир-то, оказывается, столь прекрасен...

Примирение с собой, со Смертью, с матерью... На красивой ноте заканчивается такая мрачная книга, подарившая мне немало счастливых минут-размышлений и тихой, задумчивой грусти - это в теплый-то, сияющий, переливающийся всеми красками весны апрельский день, когда за окном +17 и ярко-голубое небо...

"Перед самой смертью мама, должно быть, почувствовала себя освобожденной, готовой все пережить заново. Никто, никто не имел права ее оплакивать. Вот и я - я тоже готов все пережить заново. Как будто неистовый порыв гнева очистил меня от боли, избавил от надежды, и перед этой ночью, полной загадочных знаков и звезд, я впервые раскрываюсь навстречу тихому равнодушию мира. Он так на меня похож, он мне как брат, и от этого я чувствую - я был счастлив, я счастлив и сейчас".

Даже странным кажется теперь, как же долго откладывала я чтение этого великолепного во всех отношениях произведения, вычеркивая периодически его из своего виш-листа и с тем же неистребимым упорством добавляя туда обратно. Не люблю тяжелые книги (думала, что не люблю), не могу читать про смерть (еще одно из глупых моих заблуждений), извечно отказываюсь от них во всяческих флэшмобах и играх. Зря, наверное... Настоящий писательский талант в том же и состоит, что, рассказывая о грустном, автор учит видеть нас еще и прекрасно-счастливое, скрытое, но точно явствующее... Однозначные пять баллов из пяти.

Нашу жизнь определяет во многом наше отношение к смерти. С этим связана и вера в Бога. Довольно короткое и необычайно глубокое произведение Альбера Камю об этом. Человек в обществе, отягощенном ханжескими условностями. Общество оставляет его равнодушным, абсолютно безэмоциональным, он не живет, а грезит наяву. Хотя в реалистичной оценке самой жизни ему не откажешь. И вот, он остается наедине с собой, в ожидании смерти.

В подобных случаях, лишь в подобных, так как в камере смертников я никогда не сидел, мне всегда вспоминается Фома Аквинский с его "попытайтесь вспомнить свои ощущения до рождения - было ли вам горько, тяжело и испытывали ли вы хоть какой-то дискомфорт". Так с чего вы взяли, что после смерти вам вдруг будет хуже? Достаточно глупое успокоение для самого себя, ибо вспомнить можно только некоторые проблески сознательно-безсознательного, не углубляясь в жесткую дианетику. Подобная форма годится для человека разумного, не верящего в былую неразумность и уверенного в том, что он уже родился в очках и с дипломом о высшем образовании.

Реалистичная точка зрения Камю по поводу того, что если после смерти ничего нет, то фигли страдать по этому поводу, мне более близка. Тем не менее, в этом случае выходит следующее - единственное, что нас может беспокоить в преддверии смерти - это недоделанные дела, люди, которым придется обходиться без нас, кому-то жаль расставаться с любимой кофточкой или волнует качество памятника на могиле. Из всего вышеперечисленного самым важным мне видятся люди. Поэтому естественная смерть приходит обычно к человеку в старости, чтобы он был уже нафег никому не нужен и никто по этому поводу особо не переживал. Дело за малым - не вызывать ни у кого любви, не любить самому, быть Посторонним и на смерть будет плевать. Остается самая чепуха - действительно наплевать на смерть.

По Камю, мысли о вечной жизни сродни желанию вдруг разбогатеть, стать красавцем или поплыть со скоростью торпедного катера. Это он так о Боге. Ха-ха. И все мы смертники, только в основном - обманывающие самих себя. Но приговор вынесут всем без исключения.

Как говаривал Кинг ("Как писать книги") в каждом из героев любого писателя есть что-то от него: мы любим говорить о себе, мы любим говорить о том, что знаем лучше всего. И самонадеянно считаем, что уж себя-то мы знаем - о, это великое прекрасное заблуждение! Не ведаем порою и сотой доли творящегося в глубинах нашего "я".

В герое книги "Падение" знаменитого французского писателя находила кого угодно - только не его. Печорин, Дориан Грей... Маски обывателя двадцатого века, удобные, размер в размер и как никогда актуальные - считать себя лучше, выше. способнее, красивее, удачливее других. Этих же других ни в грош не ставить. Оправдывать собственные пороки неидеальной средой, особенностями воспитания, непониманием окружающих - только не винить себя.

Адвокат (а позже и судья) Жан Батист Кламанс - личность пренеприятная: вот те печоринско-греевские пороки, они, кажется, удесятерились в одном французе. Тщеславие - по полной! Холодность к окружающим - выше не придумаешь! На повестке дня исключительно деньги и забота о себе любимом, ну что ж поделать, если окружающие не вышли ни умом, ни манерами, ни личиной. Ты - центр собственного мира, его порождение и отражение. Вот она главная болезнь минувшего двадцатого - равнодушие к чужим бедам, упорно скрываемое под завесой милосердия.

Профессия, конечно, накладывает свой отпечаток (не единожды вспоминала я при чтении книги французского классика про любимого моего адвоката - Микки Холлера из цикла Коннелли), но кажется и думается мне, что на любом месте Кламанс бы вел себя аналогично, отпуская едкие саркастические остроты и любуясь собой. Его замечания забавны до поры до времени, тонкая грань между легкими насмешками и злыми унижениями очень быстро стирается. Он не верит в искренность дружбы, в любовь и подавно. Он ищет от жизни наслаждений и успеха, без труда получая и то и другое, вот только ширится где-то в районе сердца пустота, не дающая сполна радоваться получаемому...

Он идет по двадцатому веку, но прямой дорогой из девятнадцатого. Хочет видеться другим хуже, чем есть. Надо признать, у него это отлично получается...

Никогда не наскучит мне чтение исповедей, а книга Альбера Камю представляет собой именно ее - исповедь выпившего в баре случайного попутчика. Не вспомнишь на утро ни имени, ни профессии, ни лица. Останется чувство горечи от услышанного - от чьей-то бесцельно и бессмысленно прожитой жизни. У меня до сих пор саднит от чтения такое же послевкусие. Будем объективны (или постараемся таковыми быть): чтобы стать успешным адвокатом, мало одной протекции - необходим определенный набор личных качеств. Лишь они вкупе с усилием дают какой-либо результат. И вот человек, одаренный подобными качествами, пускает жизнь под откос, предаваясь излишним страстям. Вот это обидно! Растрачивание талантов, душевных сил, времени, которого с каждым днем у всякого из нас все меньше и меньше. "Зачем?" - немой вопрос повисал облачком во время прочтения романа. В "Падении" я, кстати, ответа на него я так и не нашла. Отыскала позднее, читая записные книжки самого Альбера Камю, где он всей откровенностью рассуждает о бренности сущего, абсурде мира и жизни, смерти, о парадоксах бытия, когда, к примеру, боишься одиночества и вместе с тем не выносишь толпы... Вот у и нашего Кламанса вся жизнь будто бы соткана из подобных, кажущихся неразрешимыми парадоксов. Неразрешимыми для всех, кроме него. Умный человек обычно неординарен во всем и выходы из сложных ситуаций может найти тоже самые неожиданные.

Как быть, если хочешь в рай (все-таки вторая половина жизни, конец где-то там маячит на горизонте), а грехи оставить не готов? Не готов прекратить эту беспечную и бесконечную погоню за все новыми наслаждениями? "Грешу и каюсь, грешу и каюсь и люблю. А после маюсь, всё уповая на судьбу..." - строчки из песни взлетали при чтении в моем подсознании. Кламанс выбрал самый простой, самый очевидный способ разрешить собственные противоречия. Правильный ли? Как знать... Не нам судить чужие грехи...

Красивая получилась книга. Терпеть не могу в книгах диалогов, монологи же - пространные, философские - обожаю. Весь роман - один такой беспрерывный монолог-покаяние. Сложно копаться лишь в собственной душе, в чужой же - чертовски интересно. Герой - антипод автора (сужу по записным книжкам Камю, который очень трогательно всегда размышлял о дружбе и любви, был самокритичен, не выносил несправедливой похвалы, любил одиночество), и в то же время в нем точно есть его частичка - вот даже эта его любовь к рефлексии, установлению и поиску взаимосвязей... Для любителей подобного (то есть минимума сюжета и максимума чужих раздумий) от всей души рекомендую. Прочим читателям она может показаться несколько скучноватой, тут уж, как говорится, на вкус и цвет. Мне прочитанное пришлось по душе, хоть и показалось чуть слабее "Постороннего" у того же Камю. На очереди - его романы "Чума" и "Первый человек", а также пьесы: после дневников и записных книжек, в которых автор предстает перед нами очень интеллигентным и тонко чувствующим человеком, хочется прочесть как можно большее количество его творений.

Последнее время я обращаю внимание на фразы, слова, абзацы, которые влюбили меня в книгу. В "Постороннем" эту фразу я увидела, даже не начав читать. В предисловии.
"В нашем обществе всякий, кто не плачет на похоронах своей матери, рискует быть приговоренным к смертной казни".
А разве не так? Когда я молча стояла на похоронах своей бабушки, которая меня вырастила, словно мать, все от меня только и ждали, что сейчас я разрыдаюсь, вот сейчас...сейчас. И я помню их осуждающие взгляды, когда к концу дня Даша не проронила ни слезы.
Прочитав предисловие, я поняла, что эта книга станет одной из моих самых любимых. Дальше можно было даже не читать. Но я все же продолжила. И не пожалела. Через пару часов я сидела в кресле, и только одна мысль крутилась у меня в голове: жизнь не так проста, как кажется она еще проще. Именно Мерсо заставил меня об этом задуматься. Он не усложняет. Живет, и ему все нравится. Говорит то, что думает. "Просто мне нечего сказать, вот я и молчу" - ну гениально же. Именно это и поражает всех: следователя, адвоката, и пр. - его правдивость. Его пугающая правдивость.
Посторонний. Не такой, как все. Настоящий индивидуалист и сильная личность. Мне жаль его. Общество никогда не принимает посторонних. Но я и горжусь им. Им, до самого конца не изменившем самому себе.

• Неужели у вас нет никакой надежды? Неужели вы живете с мыслью, что умрете совершенно и ничего от вас не останется?
• Да.

Не стоит все усложнять. Жизнь не так проста как кажется, ОНА ЕЩЕ ПРОЩЕ.

- Встать! Суд идёт! - противным голосом завопил секретарь.
- А можно придумать что-то более оригинальное для начала текста рецензии? - сказал я, используя сгустки сарказма, комбинируя их с выражением невозмутимости на уставшем от писательских штампов лице.
- Не смейте дерзить, молодой человек! У вас и так довольно шаткое положение из-за которого вы находитесь на скамье подсудимых! Мы дадим Вам возможность высказать все свои сокровенные мысли, чтобы защитить себя и всех тех, кто читал "Постороннего" и не остался в числе равнодушных! Наберитесь терпения! Всему свое время! - возмутился один из присяжных.
- Да у него же экзистенциальный кризис и выгорание! Несколько тысяч человек прочитали одну из его последних историй и мало кто понял, что он хотел в ней сказать. Будто он переводил чужие и непонятные мысли и не освоил манеру письма.
- Вы думаете? Мне кажется, что он с трудом понимает значение сложных слов, предложений и постановки запятых внутри их строгой структуры.
- Господи, Вы бы хотя бы попробовали использовать какой-нибудь дерогатив или метафоры, чтобы я меньше понимал Вашу надменность. Хотя, впрочем, мне всё равно...
- Я же говорил! Запятые!
- Мне кажется, что вступление затянулось. Давайте говорить о дебюте Камю, который после прочтения этой книги, стал одним из любимых авторов в котором я смог найти своё отражение, как в образе мысли, так и в выражениях персонажей.
- Что Вы можете сказать о сюжете, молодой человек? - спросил у меня прокурор, заставляя выдавливать из себя больше трёх предложений, хотя мне было плевать на возможность победы в данном процессе.
- Позвольте начать с нескольких слов о том, кто написал эту повесть. Этот автор для меня, мягко говоря... Непризнанный гений. Он слишком мало сказал в своих текстах, но каждая из его мыслей, постановка слога, проблематика романов и повестей будут актуальны и нести свои идеи не только через десятки, но и через сотни прожитых лет. Повесть французского писателя Альбера Камю была написана в 1942 году и представляет собой своеобразный творческий манифест, воплотивший в себе суть поиска абсолютной свободы. "Какой свободы?" - спросите вы и будете правы в формулировке вопроса, на который у меня есть свой строгий ответ: "Свободы от узких моральных норм современной культуры". Повесть написана в своеобразном стиле, который словно сотни крючков цеплял уголки моего рта за живое и тянул меня из водоёма скопленных мыслей на промозглую сушу, где я бы не смог долго дышать. Тот самый сухой авторский слог оказал огромное влияние на большинство французских и европейских писателей второй половины XX века положив своеобразное начало новым виткам философской мысли, скрытой в написанных строках. "Что в них?" - спросите Вы, утомлённо глядя на меня, так и не осознав почему это стоит читать и к чему эта вся отсылка на суд...
- Действительно. Почему она здесь присутствует?
- Всё дело в том, что внутри повести раскрывается история некоего Мерсо... Француза, проживающего в Алжире, который совершил убийство и не раскаялся, отказавшись защищаться в суде. Что с ним случилось потом и что было до этого - закрыто рамками скомканных спойлеров. Знаменита первая фраза книги - «Моя мать умерла сегодня. А может и вчера, не знаю точно» сразу окунает читателя в вязкий и тяжелый мир бездуховного человека. Основу повести составляют три ключевых события из жизни Мерсо - смерть матери, убийство человека и суд. Кульминацией повести является суд над Мерсо, когда присяжные, вопреки тому, что судят его за убийство, главным доводом обвинения ставят то, что Мерсо не плакал на похоронах своей матери, а следовательно сам не достоин жить. Сколько для общества таких посторонних, кто на них непохож и кого они неспособны понять? Призовёте нас всех к гильотине?
- Но ведь книга посредственная! Зачем Вы хвалите этот тонкий зародыш человеческой мысли? - вопила госпожа прокурор, оголив свою толстую шею и демонстрируя присяжным выпученность скрываемой жилы.
- Героя сложно будет понять тому, кто не испытывал кризис. Тому, кто не бывал на краю пропасти и не смотрел сверху вниз, представляя наступление смерти. Кто-то умудрялся в середине увидеть полёт... Рефлексия, самокопание, мнение общества, стандартизация и поиск морали... Вот центральные темы, того, что было однажды написано автором книги. Я изысканно рад, что многие из Вас, находящихся в зале не испытал того, что не чуждо герою этой изысканной повести.
- Мне кажется или он давит на жалость?
- К чему мне Ваша жалость? Можете не читать... Знаете? Мне безразлично! Я всего лишь предлагаю Вам не упустить то, что достойно внимания на фоне всех написанных книг. Можете отказаться и просто пройти мимо оставшись без понимания внутреннего мира выдуманного персонажа, количества цитат над которыми можно думать часами, тяжести от написанных строк и рассуждений морали. Живите, как знаете! Только не смейте учить остальных, думая, что мнение большинства всегда является верным. Думая, что мнение большинства всегда является нормой. Думая, что каждый сын должен рыдать на похоронах своей матери не вникая в суть отношений. Вам нравится судить и порицать! Так делайте это без оглядки на совесть! Топчите ногами всё то, что оказалось под ними не утруждаясь поднять. Вот кем сегодня являются люди о которых десятки лет назад писал не настолько прославленный автор...
- Виновен! - завопили присяжные.
- Последнее слово! - вскрикнул судья.
- "Читайте хорошие книги!" (с) - вымолвил я, подставляя ладони к наручникам. Мне больше нечего Вам говорить. Повесть всё скажет гораздо красноречивей любого эксперта. Другое дело, что не каждый поймёт всё то, что хотел сказать автор. Но тогда Вам снова придётся судить того, кто потом займёт моё место... И так будет продолжаться всегда. Будьте счастливы!

Эта небольшая, но многогранная повесть Камю, на мой взгляд, в какой-то мере перекликается с «Процессом» Кафки. Во всяком случае, влияние Кафки на Камю в ней чётко прослеживается. В «Постороннем» затронуты самые разные темы: внутрипсихические процессы, межличностные отношения, взаимодействие человека и общества и т.д. Но так как фундаментом для построения отношений с другими являются отношения с самим собой, то мне показалось интересным сфокусироваться на психологии личности главного героя Мерсо, от имени которого ведётся повествование. Кстати, подобным же образом я поступила когда-то и с «Процессом», рецензия на который была моим первым отзывом на ЛЛ.

Камю удалось потрясающе описать явные симптомы самоотчуждения: пустота, инертность, аура безличности, автоматизм поведения, эмоциональное обеднение и омертвение, отказ от желаний, поверхностность, безразличие. Читая книгу, не перестаёшь удивляться, до чего же относительно неплохо может функционировать человек без участия в этом сердцевины самого себя, его психоэмоциональной сферы. Но всё же, как писал любимый Чехов в «Скучной истории», равнодушие – это паралич души, преждевременная смерть.

«Худшая из опасностей – потеря своего Я – может пройти у нас совершенно незамеченной, как если бы ничего не случилось» (Кьеркегор). Говоря на языке сделки с дьяволом, утрата реального Собственного Я – то же самое, что продажа души. А в психологии это называется отчуждением от себя.

Отчуждение от себя – процесс обезличивания и умерщвления. Уходя от внутренних конфликтов и от собственного развития, человек теряет глубину и силу чувств, превращается в наблюдателя над самим собой и своей жизнью, в которой он не играет активной роли и ощущает себя посторонним для себя же. Эмоционально герой, конечно, отстраняется и от других. Его отношение к людям становится неразборчивым: престарелая мать без раздумий сдаётся сыном в богадельню, но первый попавшийся незнакомец легко оказывается якобы его лучшим другом, а случайно подвернувшаяся девушка - отличной невестой, хоть и без любви. И почему бы не застрелить на пляже другого человека, а потом не пустить в уже неподвижное тело ещё 4 пули? Ведь солнце припекает и зной усиливается, а в кармане лежит револьвер, который просто обязан выстрелить (согласно, например, известному чеховскому правилу ружья).

Повествование начинается с известия из богадельни о кончине матери Мерсо, возраста которой сын даже не знает. И героя на похоронах посещает нелепая мысль, будто все присутствующие явились судить его. Как писал Кафка в «Процессе», «всё на свете имеет отношение к суду». Ну, а Камю в «Постороннем» выразился так: «Человек всегда бывает в чем-то немножко виноват». В итоге череда случайных событий как раз и приводит Мерсо на скамью подсудимых.

Но лично я этот абсурдный судебный процесс (как у Кафки, так и у Камю), где у Камю особенно часто упоминается и исследуется душа обвиняемого, не воспринимаю слишком уж буквально. «Вот характер этого процесса. Всё – правда, и ни в чём нет правды!» (Камю «Посторонний»). «Вовсе не надо всё принимать за правду, надо только осознать необходимость всего» (Кафка «Процесс»). Ведь бессознательные переживания (например, смутные и неуловимые самообвинения) могут выноситься вовне. То есть внутрипсихический процесс воспринимается и осмысливается персонажем как происходящий между ним и внешним миром. Причём у Мерсо получается не только не показывать своих желаний и страданий, но и не чувствовать их на сознательном уровне. Однако в бессознательном всё остаётся. И Мерсо (впрочем, как и Йозеф К.) пытается справиться с внутренними проблемами путём вынесения вовне.

И с Йозефом К., и с Мерсо ведутся разговоры священником, но желаемого результата они не дают. Ведь как в «Постороннем», так и в «Процессе» нет разделения между законом нравственности и законом юридическим, они выглядят перемешанными, что может говорить о неясности в душах главных героев. Для них суд и священник – одно и то же. И эта неспособность к различению оставляет каждого из двух обвиняемых в плену конфликта с судебной системой и не позволяет понять себя.

Но у Йозефа К. и Мерсо наблюдается разное отношение к идее свободы. Герой Кафки скорее боится свободы из-за своей болезненной зависимости от других и потребности в привязанности. А персонаж Камю, видимо, рассматривает свободу преимущественно как свободу от людей или общественных организаций. Хоть такая свобода является негативной (так как это свобода от, а не для), но она действительно привлекает Мерсо. Эта свобода от внешних уз даёт ему ощущение внутренней независимости. Таким образом, установив эмоциональную дистанцию между собой и другими, он обездвиживает свой внутренний конфликт.

Оба героя пассивно плывут по течению. Жизнь каждого из них пуста и однообразна, а также лишена любви и плодотворного начала. И лишь на пороге смерти эти персонажи осознают всю скудость своего прежнего существования и начинают верить в жизнь. «Процесс» заканчивается символической смертью героя (точнее – его души) от ножа мясника в гротескном ритуале палачей, но перед этим он успевает понять суть своей проблемы и разглядеть возможность подлинной дружбы и любви. В «Постороннем» же осуждённый имеет небольшой шанс на помилование, в ожидании которого он «в первый раз открыл свою душу ласковому равнодушию мира». Так что финал открыт…

Браво, Альбер Камю. Ты практически утянул меня на самое дно экзистенциального восприятия мира. Не могу сказать, что «Посторонний» вызвал восторг, но свой эффект он определенно произвел. Гнетущий эффект по большей части. Я не слишком приветствую погружение в опасные пучины экзистенциализма. Но, если оценивать произведение не по восприятию оттенков послевкусия, а по глубине проникновения в сознание, то повесть, безусловно, достойна самой большой похвалы.

Книга Альбера Камю рассказывает о том, как не просто жить в обществе, выходя за рамки его шаблонов. Француз Мерсо, проживающий в Алжире, узнает о смерти матери. Он вынужден отправиться в богадельню, где та проживала на момент смерти, и принять участие в процессе похорон. Автор подробно описывает внутреннее состояние героя, в котором нет ни тени сожаления или скорби, а есть лишь утомление от изнуряющей необходимости присутствия на похоронах. В дальнейшем развитии сюжета, Мерсо оказывается втянутым в разборки соседа-сутенера с арабами, ненароком совершает убийство, попадает под суд и приговаривается к смертной казни.

Людям, как элементам общества, предписывается жить согласно установленным канонам. Дело даже не в законах поведения или нормах морали. Наше мировосприятие тоже попадает под некие шаблоны, выгодные обществу. И горе тому, кто видит мир не таким, как все. Минимум, что грозит такому индивидууму, это непонимание и одиночество. Мерсо из таких людей, кто видят мир честно и не предвзято перед самим собой. Он просто плывет по течению и спокойно взирает на происходящее вокруг тем взглядом, что принадлежит ему настоящему. Ему не нужна религия, не нужна любовь, не нужна карьера. Если он равнодушен, то не делает заинтересованный вид.

Бездушный эгоист? Да, в нашем понимании, но он-то сам просто не чувствует в себе потребности заботы или раскаяния. Он другой, посторонний в этом обществе, с минимумом навязанной извне шелухи. А еще он опасный для окружающего общества, потому что его сознание выходит за рамки шаблонного восприятия мира. Общество даже готово простить ему убийство в случае раскаяния, но не готово простить равнодушие к устоям самого общества.

Осмысление своего внутреннего Я, накануне казни, позволяет Мерсо постичь абсолютное равнодушие окружающего мира и, благодаря этому, счастливо слиться с ним в единое целое. Буддистские монахи нервно и ревниво медитируют в сторонке.

Ну вот и познакомилась с Камю. Признаюсь честно, я его со времен зарубежной литературы удачно избегала. И правильно делала. Я бы его просто не поняла, не оценила бы, он бы мне просто не понравился."Чуму" побоялась читать, думала что будет тяжело, поэтому знакомство начало с короткой повести.
Ну что я могу сказать. Это был шок. Не проходящий шок. Сказала бы, эпатаж на литературной ниве.
Вся повесть - это монолог парижского адвоката Жана-Батиста Кламанса, а сейчас он "судья на покаянии". Жан-Батист рассказывают свою жизнь неизвестному собеседнику. Может и были вопросы от собеседника, но мы слышим-читаем только ответы. И хоть этот монолог и был покаянием, исповедью, но больше похож на высмеивание рода человеческого.
И ведь рассказывает интересно, захватывающе, потрясающе. Именно потрясает своими откровениями, мыслями. Сначала он, будто красуясь расскажет о своем успехе, о своей карьере. Он рассказывает нам и любуется собой. Да, он помогал другим, но чтобы похвалили его,чтобы покрасоваться , показать "ах, какой я молодец!". Он помогал бедным, сиротам, нуждающимся, но только с прицелом на свою пользу, после отдельного взвешивания помощи и пользы от нее именно для него - такого хорошего. И ведь , если по-честному, многие так и делают, только не каждый может в этом признаться. Это ведь уже будет лицемерием, а не помощь страждущим. И ведь он это всё понимал и понимает и он счастлив от этого своего расчета, от этой циничности. Ему нравилось считать себя выше и лучше других. И вот случай на мосту, когда он не помог, не спас только потому, что не было зрителей. Что никто не увидит его геройства. А раз так, то и нечего рисковать собой. Это и была точка невозврата. С этого момента не-помощи и начался новый виток жизни Жана-Батиста. Он себя начал есть ,совесть ли, стыд ли, но ударился во все тяжкие. И падение женщины с моста стало падением рассказчика как человека. А чтобы не падать самому, "судья на покаянии" вывернул все грехи общества нам же на голову. Ткнул носом, что не один он с грехом, все грешны...
Хоть и тяжелая эта повесть, но прочитала на одном дыхании, не хотелось(да и не моглось) отрываться от книги

...За чтением таких историй поневоле возникает мысль: что же все-таки такое гуманизм и чем он отличается от тирании? Мы знаем, как проявляют себя две стороны одной этой медали, но каково их интеллектуально-эмоциональное, если можно так сказать, отличие?

Альбер Камю очень интересно размышляет о новом типаже тирании – абсолютной власти идеалистов. Прошли времена тиранов, которым нравилось лить кровь «просто так», для собственного удовольствия (а были ли такие?). Камю застал время новых тиранов – тех, что «тиранствуют», искренне веря, что несут миру благо. Они объявляют себя спасителями от чего-то там, новыми богами, которым судьба дала в руки шанс принести другим свободу... или как-то иначе перекроить мир. Сделать его «лучше». Это страшный вывих разума – вера, что ты точно знаешь, как «надо», а мир так несовершенен, так отчего бы не учинить насилие «во благо»? И если тирания отстаивает свое право менять мир во имя идеалистических идеалов и мифической справедливости, то ее противоположность, гуманизм, говорит о том, что никакой всеобщей справедливости не существует – ее и не должно быть. Гуманизм говорит, что нужно смириться с меньшим (неизбежным) злом, чтобы не было большего зла, объявляющего себя «освободительным» (а именно «освободителем» возомнил себя главный герой Альбера Камю).

Калигула в интерпретации Камю – это отчаявшийся идеалист, словно бы прочитавший «Братьев Карамазовых» и уверовавший, что все сказанное персонажами Достоевского – это применимая к жизни истина. Так, отчего-то Калигула уверен, что мир вопиюще неправильный и вообще уродливый, и в нем «все виноваты» (без объяснения, в чем конкретно – в том, что родились людьми и живут по законам людей?).

«Виноватых» не только не жалко. Их можно как угодно ломать, перекручивать, мучить, всячески издеваться. В понимании Калигулы, так он пытается приблизить их к некой свободе (от чего? от человеческого образа жизни?). Говоря проще, Калигула – провокатор, который, к несчастью, наделен огромной властью для исполнения собственных задумок. Он стремится разрушить обычный человеческий мир, вынуть из него то, что и делает нас людьми, потому что, по его мнению, «человечность» – это и есть рабство. А чтобы стать «свободным», нужно ее преодолеть, в т.ч. лишившись естественных чувств – страха и любви, ненависти и отчаяния. Свобода допускает лишь одиночество (почти ницшеанские пассажи, схожие так же и с фашистскими идеалами 30-40 гг.)

Камю писал свою пьесу в 1944 г. Заметно, что он вдохновлялся образами современных ему диктаторов. Он не клеймит диктатуру сразу же (хотя она явно ему антипатична), он пытается разобраться в безумной ее стороне. Власть должна быть логичной и последовательной. Диктатура же, если и кажется поначалу логичной, все равно неизбежно скатывается к абсурду. От этого возникают противоречащие здравому смыслу формулировки типа: «Мир – это война, свобода – это рабство». Тирания не может существовать без оправдания. Но Камю говорит: тирания, которая не верит собственной пропаганде, еще может выйти на путь разума; тирания же, которая начинает верить в собственный бред (а обычно так и бывает), – она обречена.

Несчастье диктатора Калигулы не в его жестокости. Нет, его несчастье – в том, что эта жестокость странна, непредсказуема и начисто лишена человеческой логики. То, к чему стремится Калигула (отказ от обычной логики и обычных чувств), нельзя назвать «свободой». Потому что «свобода» – это не готовность умереть в любую секунду, все отдать, все бросить, всем пожертвовать и т.п. Да и не нужно это человеку. Правильно говорит главный оппонент местного антагониста: человек хочет счастья и безопасности (что, по мнению таких, как Калигула, есть самая страшная тюрьма на свете). Вообще кажется, что Камю, выписывая своего диктатора, вдохновлялся так же «Бесами», всеми тамошними героями и отдельно Кирилловым. Только у Кириллова собственной империи не было, а то (спойлер!) он бы всех агитировал (а то и заставил) покончить с собой.

Если же отвлечься от типичных вопросов французского экзистенциализма, то «Калигула» – о том, как, получив власть, человек убегает от ее ответственности, забивает на подданных, их мнение и желания, начинает творить дичь, а собственные странные «хотелки» (ну я ж могу!) объясняет то безумием, то соревнованием с богами, то поиском высшей истины. Я же особенный император, и вообще я хочу в историю и чтобы мое имя стало нарицательным, учитесь, детишки! А в действительности, наверное, просто работать не хочется, как велели, быть безумным же намного веселее.

Данте, «Божественная комедия»

Трудно подобрать менее соответствующую данной пьесе цитату, чем та, которую я привела выше. Высказывание Данте находится в почти идеальной дисгармонии с фундаментальным посылом «Калигулы». Или всё же дисгармония не так идеальна?
Калигулу, при всех его многочисленных грехах, нельзя обвинить в том, что он в помыслах своих стремился к благу. И как он может его желать, если он отрицает само понятие блага? Но обо всём по порядку.

Небольшое по объёму произведение Альбера Камю рассказывает о том, что привело древнеримского императора неславной памяти к насильственной смерти, организованной группой заговорщиков. Образ центрального персонажа рельефен и не лишён некоторого специфического обаяния.
Одно из определений абсурда по Камю гласит: «Абсурд – это чувство, которое испытывает человек, столкнувшийся с отсутствием смысла своего существования».
Похожее происходит с Калигулой, у которого больше нет целей и желаний, кроме одного, заведомо неосуществимого. Император хочет получить луну с неба. Только в этом случае он, возможно, рассмотрит вариант возвращения к «нормальности». Не будет спойлером сказать, что чуда не случится, и никто не отнимет у неба его ночного светила.
Сразу отмечу, что впечатлило меня больше всего. Тексту, вопреки всепроникающему абсурду, присуща внутренняя логика. Достаточно посмотреть на первое действе пьесы. Так, мы узнаём о потенциальной причине безумия Калигулы. Он был стандартным императором, «неопытным» и «щепетильным», до того, как умерла его любимая Друзилла. Это событие, по мнению патрициев, открыло шлюзы в сознании Калигулы. Воды безумия, умноженного на чувство вседозволенности, грозят затопить самого императора, но до этого они рискуют поглотить всех вокруг. То есть автор одновременно рисует мир, свободный от логики, и предлагает относительно правдоподобное, можно даже сказать рациональное, объяснение резким изменениям в психологии и поведении персонажа.

Калигула жесток, его поступки безумны в том смысле, что они лишены какого-либо смысла (простите за тавтологию), но невольно может промелькнуть мысль, что другие персонажи ненамного лучше неадекватного императора. В пьесе раздаётся голос в пользу этого мнения. Геликон, всецело преданный Калигуле слуга, который «слишком умён, чтобы думать», защищает своего хозяина.

Одна из тем пьесы связана с противопоставлением яркой личности деспота и серых, малопримечательных персонажей.
Калигула бросает вызов логике, судьбе, самим богам, чьё место он не просто хочет занять, но стремится превзойти их в своих возможностях. Для реализации этого в распоряжении императора неограниченная власть. Но в мире, где царствует абсурд, разница между деспотической властью и рабским положением незначительна. Калигула осознаёт это. Его беда в том, что он слишком хорошо всё понимает. Ноша понимания в чём-то сродни камню, который Сизиф должен был вечно катить на гору.

Калигулу можно назвать нетипичным тираном. Он склонен к рефлексии. Ход его мыслей даже по-своему рационален, если принять, что в его основе лежит принцип абсурдности всего сущего. Нарисованный портрет императора должен одновременно очаровывать и пугать, больше второе, чем первое.
Пьеса символична, но в ней много мыслей, которые вполне соотносятся с обыденной реальностью.

Керея озвучивает вполне здравые истины, с которыми многие сегодня могли бы согласиться.
В этой, казалось, абсурдной вселенной можно услышать и другие разумные сентенции.
Часть исходит от самого Калигулы.

Калигула понимает, как жестоки могут быть глупость и тщеславие.

Император из тех безумцев, которые в своём неистовстве иногда приближаются к мудрецам. Им уже нечего терять, все ведь знают, что они алогично кровожадны. Это может дать свободу, или скорее иллюзию таковой. Калигула заявляет, что «во всей Римской империи свободен один он», потому что он, в отличие от остальных, познал бессмысленность мира.
Но, возможно, ему придётся скоро убедится, что эфемерная свобода, как и все остальные понятия, лишена смысла.
Всё это не мешает императору многократно брать на себя функции Фатума.

Но он знает, что обречён и не пытается что-то предпринять. Какой в этом смысл? Должно быть, жизнь уже давно стала для него невыносима, и он втайне желает, чтобы рок быстрее его настиг.

Как мы уже убедились, сознание Калигулы пропитано абсурдом. Оно соткано из противоречий. Император, казалось, отрицает всякую логику в подлунном мире, но одновременно тяготеет к ней, пытается нащупать точку опоры, ухватиться за. Калигула, который декларирует полную независимость своих решений как от какой-либо морали, так и от законов, временами всё же ищет понимания окружающих. Иначе зачем ему в некотором роде оправдываться перед Сципионом? Калигула объясняет поэту, отца которого он велел убить, что он, император, сберёг множество жизней, отказавшись от ведения нескольких войн. И он избегает войн, потому что ставит человеческую жизнь выше идеала завоевания, хотя и не выше, чем собственную жизнь. В своём самоанализе Калигула заходит так далеко, что заявляет: «нет, чем больше я размышляю, тем больше убеждаюсь, что я – не тиран».
Автор не раз по ходу пьесы окунает читателя в мутную воду политики и присущего ей лицемерия.
Калигула, по выражению античного историка Светония, чудовище, но он открыто заявляет о своей монструозности. Существуют другие рассудительные «монстры», которые притворяются добродетельными и пекущимися о всеобщей пользе.

Решив доказать, в первую очередь самому себе, что он свободен от всего, Калигула рвёт последнюю ниточку, связывающую его с человеческим миропорядком.
Он избавляется от единственного человека, к которому он мог испытывать отголоски привязанности и который мог умерить его жестокие выходки.
Вокруг меня все меньше и меньше людей <…> Слишком много мертвых. Это опустошает. И даже если мне принесут луну, мне уже не вернуться назад, к тому, с чего я начал. И пусть даже мертвые вновь встрепенутся под нежным лучом солнца, земля не поглотит совершенных убийств. Логика, Калигула! Нужно следовать логике. Власть до конца. Одиночество до конца. Назад не вернуться. Нужно идти, пока все не окончится само собой.

Вскоре Жизнь, бессмысленная и беспощадная, сыграет последний акт с участием Калигулы, после которого он войдёт в Историю - порой такую же иррациональную и лишённую милосердия... Занавес.

В заключение скажу, что, несмотря на описываемые ужасные события, пьеса ироничная и нетяжёлая для восприятия.