Нетерпение сердца. Новеллы

Цвейг - один из немногих авторов, на чьи романы очень сложно написать какой-то отзыв. Потому что вроде бы роман прочитан, все сказано, все исчерпывающе разъяснено, но нет-нет да всплывают вопросы и все не так просто, и на каждую ситуацию можно посмотреть по-разному.

Я не буду говорить о сюжете романа, если отбросить все психологические детали, на которые Цвейг мастер, то все сводится к истории тяжело больной девушке-инвалида, которая приняла сочувствие за любовь и о молодом человеке, чье вежливое внимание было так превратно истолковано. Но это только скелет рассказа, а проблем вокруг множество.

Начнем с самого начала - я не знаю, как следует вести себя с неизлечимо но не смертельно больным человеком. Я не знаю, что правильнее - делать вид, что ничего особенного с ним нет и надо жить как все, или оберегать его как лилию, обкладывая подушками и уберегая от малейшей неприятности. Еще раз напомню, это не человек с синдромом "бабочки" например, когда любое прикосновение мучительно, это внешне здоровый человек, отягощенный серьезным недугом. Так вот, на мой взгляд не существует единого рецепта и советы знающих людей не помогут. Кто-то способен перебороть болезнь в рамках возможностей, кому-то нравится положение опекаемого и "несчастного". Вот Эдит, героине Цвейга, по сути нравится быть в центре внимания, когда все бегают вокруг больной и выполняют любой ее каприз. Когда можно вволю поистерить, оправдывая свою истерику … да ничем не оправдывая, у кого поднимется рука упрекнуть несчастную девушку? И никто не замечает, что за мягкими слабыми движениями калеки скрывается холодный расчетливый манипулятор, умный, и использующий свое положение прицельно точно.
Но еще раз - я не вправе упрекать ее за это. Кто знает, как вела бы себя я , если несчастье стряслось бы с кем-то из близких, кто знает, куда бы девались все эти правильные слова...

Но что я точно знаю - это то, как нельзя вести себя с такими больными. Нельзя вселять в их сердца ни на чем не основанную надежду. Даже ради пятиминутного счастья. Потому что неминуемое разочарование куда страшнее. Потому что жизнь не заканчивается через эти пять минут, а вера в чудо неистребима
Именно эту ошибку и совершил Антон Гофмиллер. Невыносимо нести бремя гонца с дурной вестью, оказалось, что проще переложить его на плечи доктора, а самому стать глашатаем победы. Зато какая любовь, какие добрые слова, каким счастьем озарено лицо юной девушки. И словно чудо совершилось. Само. И он, Антон, совершил его. Вот такое "обыкновенное чудо". И главное никаких усилий, просто пришел и всех покорил. А дальше больше. Говорить о любви, которой нет. Планировать свадьбу, которой не будет. Это как трясина, которая засасывает безвольное тело бравого лейтенанта. И ради чего? Ради восторженных глаз гостей? Ради слез верящего во все отца? Ради улыбки нелюбимой женщины?

Получается, что так, ради минутного успеха. И еще, так проще. Не сопротивляться, плыть по течению славы. А потом трусливо сбежать, предоставив другим исправлять непоправимое....

Книга о слабостях. О слабом мужчине - трусливом. О слабой женщине - калеке. О слабом отце - больна дочь. О слабом враче - у него минутная, но все же слабость. И некоторые слабости прямо-таки резонируют с моими... хотя у каждого свои резонансы. А кто без слабостей, тот первый бросит в меня камень.

Как ни странно, автор - мужчина и пишет, в основном, о мужчине и повествование ведет от лица мужчины, но пишет при этом с каким-то женским чувством, с какой-то женской напряженностью, какую совсем не ожидаешь увидеть от мужчины-писателя. Хотя что я несу, после Тургенева, после Толстого, после Фаулза, после Достоевского, это вовсе не должно удивлять, но почему-то каждый раз для меня это реальный стопор, ошеломление, возможно, потому что в реальной жизни таких мужчин встретишь нечасто. Писатели - страшные люди, заметят тебя, залезут к тебе душу, найдут все твои больные места, расцарапают шероховатыми словами и уйдут, не попрощавшись. Эта книга как раз из таких, с плавным слогом, но шероховатым смыслом.

И так все закручено, такое жуткое стечение обстоятельств и личных качеств, что автор, смешав их все вместе, создал крайне взрывоопасную и напряженную ситуацию, читаешь - и как будто смотришь на быстро надвигающийся на тебя поезд, чисто братья Люмьер. И ведь нельзя сказать, что кто-то отдельный во всем виноват. А это же обязательно надо найти ответ на извечный вопрос "Кто виноват?" Так не поговорить ли о вине?

Может быть, виноват офицер Антон Гофмиллер? Слабый, слабый, слабый. Трусливый. "Мне о-триста-пять не хватило мужества..." С непомерно раздутым эго, которое пытается пролезть во все щели совести и убедить самого себя, что оно ни в чем-ни в чем не виноватое, "она сама пришла". Эго жалуется, что его никто не любит и не ценит, такое оно никчемное и ниочемное, но, может быть, стоило всего лишь обратить внимание на кого-то кроме себя? Поинтересоваться кем-то еще, так ведь заводят друзей, правда? Эго слоновьих размеров, которое надувается от возможности "посострадать", о, я такое сочувственное эго, я так умею не замечать этого уродства калеки, а я еще вот так умею дружить, и вот так, и... аааааа, караул, как же Эдит ходит, как мешок с картошкой, уродка, уродка, это ужасно, бежать, срочно бежать, я не выдержу, и что скажут мои сотоварищи. Но и винить во всем случившемся одного Антона с его эго невозможно.

Потому что Эдит - несдержанный избалованный ребенок, чей характер безнадежно испорчен даже не болезнью, а воспитанием. Калека калекой, но и калеки бывают разные. Здесь же у нас любимая папенькина дочурка, которой все всегда преподносили на блюдечке. Которая якобы смирилась со своим недугом, но исправно тычет его всем под нос, вот какая я несчастная, я мечтала о танцах, а теперь прикована к креслу, жалейте меня, нет, не жалейте, как вы меня не жалеете, ну тогда я буду капризничать. С ней надо осторожно, с ней надо аккуратно, с ней надо филигранно вымерять степень участия и меру надежды, и уж точно не мнить себя великим лекарем военному слону в посудной лавке. Но и одну Эдит в случившемся винить нельзя.

Потому что несчастный отец ее, венгерский барон фон Кекешфальва, да нет, отец ее, еврейский проныра и плут Леммель Каниц, старый джинн, давящий на уязвимые точки одинокого офицера, он постоянно бил на жалость, и отлично при этом видел, куда можно и нужно бить, чтобы получить желаемое. Это он сотворил из дочери кумира, это он возвел ее на пьедестал. Это он же купил за приданое няньку - хорошенькую кузину, и похоронил юность той в угоду больной дочери. Это он вымолил себе кратковременную надежду, доведя все дело до трагедии. Но и одного Леммеля винить во всем нельзя.

Потому что старый доктор Кондор, идеальный доктор Кондор, правильно думающий, верно рассчитывающий доктор Кондор, тот самый филигранно отмеряющий надежду доктор, один единственный раз смалодушничал, поверил в чудо. Но ему так хотелось поверить этому парнишке-офицеру, что тот не подведет, что тот выдержит испытание любовью, так что и одного Кондора винить во всем нельзя.

Потому что офицер Антон Гофмиллер. Слабый, слабый, слабый...

PS Гомотема вообще не к месту.

Захотелось мне прочитать что-нибудь "на разрыв аорты", чтобы без тени надежды на счастливое завершение. Выбор пал на "Нетерпение сердца" и это оказалось то, что нужно! На меня буквально обрушились бурление чувств, безумства молодости поведанные легким, красивым слогом и переплетающиеся с тонкими авторскими наблюдениями о человеческой природе. Это идеальное сочетание! Обожаю такое чтение в дни безответственных эмоций, когда физически необходимо укрыться пледом и поглощая литрами кофе и килограммами пирожные, рыдать, злиться или смеяться над книжными страницами, а иногда всё одновременно.
В романе представлено три истории любви, каждая из которых по-своему потрясающая. Центральная история любви между главными героями гипертрофирована, так как юная Эдит серьезно больна, а Антон ограничен своим пятнадцатилетним казарменным существованием. Но именно эти обстоятельства позволяют автору создавать вполне правдоподобные бури из движений их нетерпеливых душ. А читатель благодаря этому приему может с мудрой снисходительностью искренне сочувствовать главным героям, лишь краем сознания припоминая о чем-то подобном и в своей жизни.Читать это произведение можно согласно запросу сердца на данный момент: можно предаться чувствам вместе с персонажами книги, можно философствовать вместе с автором, можно цинично прикидывать разметает ли окончательно судьба главных героев или все обойдется, благо, автор держит интригу до последних страниц.
Я получила большое удовольствие от чтения, видимо, совпали книга, время и душевное состояние.

"Сердце умеет забывать легко и быстро, если хочет забыть." Это Ваши слова, Тони. Их то вы помните?
И муки совести тоже тихонько залягут в тайниках души, лелея надежду, что отоспятся и всё будет хорошо. Нет, этого вы не говорили, но и так понятно, что надеетесь.
"Напросно надеетесь, - скажу я вам, - неплохой Вы парень, и делали всё не со зла". Сначала по доброте душевной, а потом уж о себе переживали: кто что подумает, кто чего скажет, как к Вам относится будут. Конечно, был бы Кекешфальв настоящий аристократ, вопрос стоял бы по-другому. Всё-таки снобизм никто никогда не отменял. А также сплетни, зависть и прочие пороки.
Да вот девочку жалко. Это очень жестоко, - сначала подарить ей мир,  потом отнят, оставив только крохи...
Возможно она и избалована, но мы знаем, что на то были причины. Отец души в Эдит не чаял, и делал всё возможное, чтобы некогда здоровая и красивая девочка чувствовала себя менее ущербной. Тяжело инвалиду в этом мире, но ещё более невыносимо тем, кто знал радости здоровой жизни, а потом превратился в её осколок. Такой была Эдит. Тут тебе и перепады настроения, и слёзы, и радость, мечты и безысходность.
И со всей неискушённостью невинного дитяти она влюбилась. Да, полюбила тебя, (я на ты, ладно?) Тони, чистая робкая душа. Потому что ты вселил ей веру, ты позволил себе войти в её сердце. А чего ты ожидал? Рано или поздно девочки становятся женщинами. И к ним приходит любовь. Как ты не догадался об этом? А ведь, помнится, хвастался своим опытом. Но да, конечно, ты и не подразумевал, что калеки тоже способны на чувства.
Не обижайся, я тебя не ругаю. В конце концов, не ты один творил ту историю.
Искать виновных в этой драме не имеет смысла. Все так или иначе к ней причастны. Тут тебе и родительская любовь, и забота, и сострадание родственников и слуг, и надежда врача на то, что в этот раз всё получится. Вот и стал молодой человек непосредственным участником этих событий, из зрителя превратился в главного героя, романтического, несущего новую волну. На него смотрели как на бога, сумеющего сотворить чудо. "В тот вечер я был бог." А он был всего лишь его посланцем. Не самым лучшим, кстати:
"Наши решения в гораздо большей степени зависят от среды и обстоятельств, чем мы сами склонны в том себе признаваться, а наш образ мыслей в значительной мере лишь воспроизводит ранее воспринятые впечатления и влияния."

Этот роман разбередил душу. О нём столько хочется сказать. Его хочется разобрать на цитаты. Снова и снова перечитываю некоторые части и убеждаюсь, как же талантлив автор. И как тонко смел передать душевные качества каждого своего героя.
Мы видим метания души Антона, его муки выбора, его нерешительность. Он не предатель, не подлец, не охотник за миллионами. Если бы это было так, он бы клещами вцепился в Эдит, уверяя всех о его неземной любви к ней.
Вот Эдит, отложив костыли, пишет любовное письмо. Бисеринки пота на бледном челе, губы бессознательно воспроизводят написанное. Волнение, страх, робкая надежда движут ею. Что ждёт завтра?
Старый Кекешфальв. Несчастный родитель. Видеть мучения ребёнка и быть при этом бессильным. При его то богатстве и влиянии.
Доктор Кондор. Добрейшая душа. Настоящий врач. Это кладезь мудрости и внимания. Он переживает не о состоянии своего кошелька, а действительно о здоровье и выздоровлении пациентов.
Эти люди наполнили роман жизнью. Заставили меня о многом задуматься, многое понять.

"Но с той минуты я окончательно убедился, что никакая вина не может быть предана забвению, пока о ней помнит совесть." Да, это правда, Тони, поэтому я и написала, что ты хороший человек. С виной в сердце.

Ф/М 2015
14/25

Есть книги, читая которые испытываешь трепетное смущение или неловкость подсматривающего чужую душу. И причина этому понятна, потому что у таких произведений невыносимый градус боли, поскольку звучат они исповедью, обнажающей жгучую тайну человека. И вот он открывает читателю свой заветный секрет - почти произвольному слушателю, почти случайному встречному. И перед глазами предстаёт целая жизнь. Или душа человека. Тайная, таинственная, тающая.

В данной новелле само заглавие предваряет ожидания - нас посвятят в сокровенные мысли безымянной женщины. И это безмолвное письмо, без имени и адреса, прозвучит устами самой души. Души любившей, любящей и обещающей любить. Ни воплями или стенаниями, ни упреками или просьбами - благодарностью за печальную участь любить всем сердцем, безответно, беззаветно, безнадежно, собирая крупицы безликой ласки, плотской и бездушной, наполнено обращение женщины к любимому человеку. Словно далёкий солнечный диск он освещал её душу с детских лет, согревая одинокое существо воображаемым теплом. Но и девушкой и взрослой женщиной она не стала ближе к его безудержно сияющим, но слепым лучам... Проза жизни подарит ей немного иллюзий, жалкого суррогата подлинного счастья. Но героиня воспримет их с трезвостью давно и привычно отверженного. И как же жаль, что судьба была к ней так жестока!

Мне не хочется превращать свой отзыв на бесконечное препарирование души незнакомки, впервые и навсегда сорвавшей покров со своей жгучей тайны. Она слишком долго и слишком глубоко обжигала её, впитываясь в само естество этой женщины, направляя её жизнь по произвольному пути, искривляя облик её потенциальной судьбы. Порой мне казалось, что её любовь превращалась в навязчивый сон, из которого нет выхода, поскольку от безумия нет пробуждения. И я задавалась вопросом: не была ли эта любовь патологической привязанностью к вымышленному идеальному персонажу, позволяющему женщине жить, подпитываясь романтичной иллюзией? Но ответа найти не могу, потому что любовь - слишком непостижимое чувство, чтобы его понять. Тем более в душе другого человека... А что уж говорить о самой душе? Поэтому за чистую глубину и нежную красоту тайны женской души склоняю голову перед талантом и мастерством Стефана Цвейга. И искренне рекомендую это произведение всем ценителям вечной классической литературы.

«Но что же мне делать, что же нам делать? Я больше не могу, мы все больше не можем… Один Бог знает, что на нее нашло, но с ней нельзя разговаривать, она никого не слушает…»

Поразительная книга! Типичная классика, тонко чувствующая жизнь, объемная, не делящая на чёрное и белое, ведь в каждом человеке есть и то, и другое, и ещё бесконечное множество серых оттенков. Несмотря на то, что читается очень легко, я никак не могла дождаться, когда же она кончится и я вылезу из этого токсичного болота. Хотя физически больна была только Эдит Кекешфальва, в этом романе найдется, пожалуй, всего один здоровый персонаж.

У семейства фон Кекешфальва было много личных проблем, которые они хотели переложить ещё и на плечи лейтенанта Антона Гофмиллера. Но ему эта ноша оказалась не по силам. Он слабый человек, который, будучи на военной службе, не привык решать, а только выполнять чужие приказы. За него решали его же судьбу, его обручили, его отговорили, его отправили. Иногда Гофмиллер внутренне восставал и пытался бороться, но когда кто-то пытался пресечь возмущение и продавить под себя — лейтенант сдавался. Его слабость оказалась разрушительной. И вот казалось бы: сколько раз уже это было — и снова! «Почему бы не подать ей надежду, почему бы не осчастливить ее хоть ненадолго?» Тони, может быть, потому что это не работает? Он не доктор Кондор, «чье сострадание было не убийственной слабостью, а спасительной силой и самопожертвованием». Несмотря на то, что Гофмиллер чувствовал много и сильно, он был слегка глуповат: ему даже в голову не пришло, «что этот ребенок, это незрелое и беспомощное создание посмеет желать и любить чувственной любовью зрелой женщины». Человек и любить — удивительно, правда?

Кондор говорил, что «тот, кто помог хотя бы одному-единственному человеку, жил не напрасно». Но в случае Гофмиллера это была бы какая-то нездоровая жертвенность и насилие над собой.

Эдит — хрупкая скованная параличом девочка, под маской которой скрывался жестокий манипулятор и обидчивый нарцисс. Она крутила из домашних веревки, всегда добивалась своего истериками и угрозами. И возможно именно то, как к ней относились близкие — с преступной жалостью, — ожесточило девушку.

«Ах, если бы вы только знали, что творится у нас в доме... По три, по четыре раза за ночь мы просыпаемся от звона колокольчика. Эдит бесцеремонно будит нас всех, а когда мы прибегаем к ней в страхе, не случилось ли чего-нибудь, она сидит в своей кровати, растерянно глядя перед собой, и спрашивает без конца: "Как ты думаешь, я ему хоть немножко, хоть чуточку нравлюсь? Ведь не такая уж я страшная"».

И вот это «бедное избалованное дитя, желания которого были законом для всего дома, натолкнулось на сопротивление». Но она не привыкла к отказам. Хочу, дай лейтенанта сейчас же. Не похоже, чтобы она любила Гофмиллера. Хотела обладать, использовать, подчинить себе — и только. Она же видела, что не мила ему, но упорно продолжала добиваться своего. Эдит как бы ничего в своих письмах от лейтенанта не требовала, но угрожала убить себя в случае отказа.

Искалеченным отношениям Эдит и Антона, построенным на нездоровых эгоизме и жалости, ярко противопоставляется любовь доктора Кондора и его жены Клары. Это искренняя забота друг о друге, понимание, способность улавливать малейшие изменения в настроении и голосе своего партнера. Им было плевать, что о них думают другие.

Старик Кекешфальва сначала вызывал сочувствие, но спустя какое-то время стал раздражать. Он такой же — говоря современным языком — абьюзер. Вот только что он умирал и плакал, а как добивался своего — «другой, незнакомой мне, легкой, упругой походкой он пошел — нет, побежал к дверям, черные полы его сюртука развевались, как крылья».

Такая же слабая Илона, которую Кекешфальва практически купил. Она изначально знала, что визиты Гофмиллеры — всего лишь жест любезности и жалости. Но ей не хватало сил объяснить: «когда Эдит все спрашивала и спрашивала меня, верю ли я, что она вам действительно нравится, разве могла я так жестоко… ведь я должна была ее успокоить».

И да, одного я не поняла. И старик Кекешфальва, и Илона понимали,  Эдит в целом нельзя бросать в истерическом состоянии. Оба опасались, что она может покончить с собой. Но при этом после такого скандала и разорванной помолвки вывезли её на террасу и даже ненадолго оставили в одиночестве. Почему? Или их воля была настолько подавлена, что попроси Эдит револьвер, беспрекословно подали бы и его? Мне кажется, ее самоубийство — лишь вопрос времени. Любое неповиновение, любое сопротивление вызывало в ней ожесточенную реакцию. 

Это отличная книга с отвратительными персонажами. Пособие о том, как не надо — не надо любить, сострадать и сочувствовать.

У этой новеллы идеально подходящее ей название. Эта тайна взрослых жжется так, что даже взрослым нелегко ее выносить, но им приходится, они в этом участники, а каково приходится детям? Подсматривать в замочную скважину, подслушивать стаканом сквозь стены, сидеть запертым в четырех стенах из-за прихотей кого - самого любимого на всем свете человека - мамы.

Робкий болезненный мальчик на пороге юности приезжает на курорт с мамой оправиться после тяжелой болезни. Мама откровенно скучает, сын тоже откровенно одинок, ему все-все интересно, но окружающим взрослым совсем не до него. А в отель приезжает молодой человек, охочий до женщин, он видит цель, он идет к ней прямым путем - что может быть естественней, чем познакомиться с ребенком, увлечь его, а потом уже подобраться к матери? И вызвав искренний интерес, и даже, быть может, любовь со стороны Эдгара, юноша настигает добычу. Эдгар становится не нужен. И вот тут Цвейг разворачивается во всю мощь психологии. Чувства мальчика претерпевают целы цикл изменений, и Цвейг их все прослеживает до мельчайшего оттенка глаз, до крохотнейшей морщинки у рта. Но... я тут на обеих сторонах, и за Эдгара, и за его маму. Мама живет в скучном занудном браке уже много лет, конечно, с сыном она поступает не слишком хорошо, но о ней тоже как-то никто не думает. Конечно, по обычаям того времени, это считается преступлением, да и повелась она на слишком уж ловеласа, но это хоть какой-то глоток свободы, хоть какая-то возможность увидеть в себе женщину. А сына она любит, и это видно по финалу.
И только юношу я презираю. Это была слишком легкая добыча.

Это уже не первая книга Цвейга, но первая новелла, и я в восхищении. Краткое, четкое повествование, но такое полное, ничего не убавить, ничего не прибавить. Описал ситуацию бесстрастно, но очень красиво, легко вызвал эмоции, шутя разложил все по полочкам. Буду читать еще и еще.

Как хорошо путешествовать! Столько интересного видишь, столько узнаешь, столько новых, необычных пробуждений души! Но...

не всегда чувства могут быть только безусловно положительны. Иногда можно получить совершенно неожиданные ощущения, особенно если проникнуться рассказами своих попутчиков... Вот и здесь главный герой, путешествующий на коробле, стал невольным слушателем такой неоднозначной истории...

Как никто другой Стефан Цвейг умеет передавать самые различные чувства. В новелле "Амок" он мастерски "отслоил" рассказ от души рассказчика. В таком маленьком произведении Цвейг раскрыл глубокую психологическую тему, тему особого способа поведения человека, называемого "Амок". Теперь я понял откуда пошло немецкое слово Amoklauf, которое переводится как неистовство, безумие.

Случилось со мной такое глубокое погружение в историю, что я поверил, что будто сам Цвейг слышал эту историю и воспроизвел ее на бумаге. Многие писатели для полного раскрытия темы пишут талмут толщиной в 600 страниц, после которых мы начинаем витиевато говорить: "Вот! Отличный роман! Глубоко раскрыта тема!". Здесь надо вообще ликовать, потому что раскрыть тему на сотне страниц - это высший пилотаж!

А амок, ребята, это - страшно! Надо знать, читать всем!

С первых строк романов Стефана Цвейга меня охватывает особое притяжение — не столько к сюжету или героям, сколько к самой ткани его повествования. Это не просто история, это тончайшая паутина эмоций, моральных дилемм и психологических нюансов, в которую невольно погружаешься с головой. В "Нетерпении сердца" эта паутина сплетается особенно густо и не отпускает до самой последней страницы.

Я читала этот роман, каждый раз возвращалась к нему с внутренним трепетом, словно к недочитанному письму, в котором затронуто самое сокровенное. Цвейг умеет писать так, что даже его размеренное повествование держит в напряжении: ты больше не сторонний наблюдатель, ты — участник эксперимента над человеческой душой. В каждом абзаце — боль, сострадание, моральные ловушки, тонкая психология.

Между жалостью и несправедливостью
Особое место в романе занимает героиня, Эдит. Её физическая беспомощность, зависимость, отчаянная любовь вызывают сочувствие, но одновременно ставят в тупик. Тони, главный герой, оказался в страшной ловушке: его сострадание превратилось в обязанность, а обязанность — в разрушение собственной личности. Хотел помочь, быть благородным, но оказался в ситуации, где от него ждали невозможного: быть возлюбленным, спасителем, жертвой.

Я не могла не чувствовать несправедливость по отношению к Тони — его доброта стала для него ловушкой без выхода. Цвейг показывает, как легко сострадание может обернуться тяжёлым бременем, а желание спасти другого приводит к потере самого себя. В этом — страшная правда: нельзя сделать другого счастливым, если сам живёшь в несчастье.

Психология и стиль
Цвейг — непревзойдённый мастер внутренней драмы. Он препарирует душу своих героев с хирургической точностью, вскрывая самые противоречивые чувства. В его героях уживаются искренность и слепота, доброта и жестокость, сила и полная беспомощность. Его язык — это не просто слова, это инструмент проникновения в самую суть. Особая благодарность переводчику, который сумел сохранить эту глубину и филигранность.

Финал романа трагичен и в то же время неизбежен. Я, как читатель, всё равно надеялась на иной исход для Тони — не столько ради его счастья, сколько ради возможности выбраться из замкнутого круга. Но Цвейг не даёт выхода — он даёт правду. И в этом его поразительная сила.

"Нетерпение сердца" — это не просто история любви и сострадания. Это глубокое размышление о границах человеческой ответственности, о цене добродетели, о хрупкости душевного равновесия. Роман заставляет задуматься: где заканчивается помощь и начинается самопожертвование, и как легко потерять себя в попытках быть хорошим.

Новеллу эту я читала очень давно. Ревела навзрыд. Поскольку сама тогда переживала пору ромафанта. Иначе не назовешь. Все мы через это проходим, независимо от пола, в пубертатном периоде. Сумасшествием любви нужно переболеть, как ветрянкой, чтоб выработался иммунитет. Некоторые становятся хрониками. Это уже сложнее.
В зависимости от этого новелла Цвейга и воспринимается. Наверное, перечитай я ее сейчас, розовых соплей не было бы точно.
Итак, девочка, девушка, женщина любит мужчину. Одного. Всю жизнь. Мужчина же любит себя в себе. Вроде бы все банально, все, как всегда, аж до судорог в зубах. Но не спешите клевать мужчину. Поскольку истории наоборот случаются с той же самой вероятностью. Правда, букеты роз каждый год было бы вероятней и естественней получать женщине, а не мужчине. И у дотошного читателя возникает вопрос: "Любовь ли это? Или больше болезнь?" Ответ дал еще Пушкин. Помните? "Но узнаю по всем приметам болезнь любви в душе моей"
Да... Вообще-то - эта новелла роскошный подарок всем феминисткам. Ибо Стефан Цвейг нарисовал образ дичайшего эгоиста в истории литературы! Особенно впечатляет момент, когда, дочитав письмо, узнав о смерти своего ребенка, а заодно и о том, что он таки существовал, особь мужескаго полу вдруг замечает.. Ба! Роз сегодня, в день его рождения, нет в вазе! И вроде бы в голове у него что-то промелькнуло.
Читатели и читательницы, оставьте напрасные надежды! У таких людей никогда ничего нигде не мелькает, кроме того, что находится в штанах.
Не подумайте, что я каким-то местом к феминизму. Спаси, Господь! Тема в литературе вечная, как сама жизнь. Вспомнить хотя бы нашего Куприна и его "Гранатовый браслет", где описан такой же случай эгоцентризма, только со стороны женщины.
Мы ведь все хотим большой и чистой любви. И верим, что те, кого мы любим как солнце, на котором нет и не может быть пятен. Но они есть. И в большом количестве. Потому конца истории нет. И письма от Незнакомок и Незнакомцев будут писаться вечно.
Читать/не читать. Читать, конечно! Только не забудьте о носовых платках!