Собрание сочинений в пяти томах. Том 4. Белые ночи. Бесы (части I-II)

В мае читательский кризис накрыл меня с головой. Ничего не хотелось: не читать новое, не дочитывать старое, не перечитывать любимое. Обычно в это время переключаюсь на фанфики, но тоже не сработало. Я на книги даже смотреть не могла. Испытывала тошноту. И физическую, и психологическую.

И не могла подумать, что выйти из такого состояния мне поможет Достоевский.  Но вот она я, снова здесь, пишу отзыв на "Белые ночи".

Я не впервые открыла для себя автора. Достоевского я уважаю, люблю и восхваляю. Но он меня уже давно не удивляет. Но как же прекрасно он пишет. Слова, как музыка. Я просто не могла остановиться.

Сама история незатейлива. Но как же прекрасны диалоги. Веришь, каждому слову. Легко представляешь как меняется лицо у персонажей. Как они хмурят брови, улыбаются, плачут, заламывают руки. Ты будто сам участник происходящего. Прогуливался по ночному Питеру и натолкнулся на двух влюблённых, или может друзей, чтобы разобраться останавливаешься,наблюдаешь...и сопереживаешь.

Нет, ранний Достоевский – это определенно что-то с чем-то – такой напыщенный слог, такие до тошноты надуманно-несчастные персонажи, такие романтики, что все это в комплекте прям оскомину вызывает. Студент-девственник не от мира сего (а кто из девственников из мира сего в 20 лет?)) ходит по городу, кивает прохожим, разговаривает с домами (а это уже вызывает вопросы), спасает дежурную девчушку, тоскующую о видимом ею пару раз в жизни парнишке, который все никак не воротится из дальних краев, дабы забрать ее, любимую, в страну грез и жить с ней долго и счастливо, из лап пьяного насильника (или что там хотели изрядно выпившие джентльмены от девушек, одиноко шляющихся по ночам в середине позапрошлого века?), потом всю ночь №1 напролет, аки заправский Кант, вываливает на голову необразованной девушке ушат помоев в виде своего примитивно-философского видения мира, смело сдабривая сей монолог именами великих людей, о которых девчушка и слыхом не слыхивала (о чем, собственно, подозреваю, и хотела ему намекнуть, но он настойчиво просил ее не перебивать, ибо мальчику-студенту необходимо выговориться именно незнакомой необразованной девчонке, именно сегодня и именно ночью)… Упомянул бы он свой интерес к общению с домами, то, полагаю, их знакомство первой ночью бы и ограничилось.

В украинском языке есть забавная поговорка «Яке їхало, таке здибало», что значит приблизительно то, что два идиота нашли друг-друга – весь роман (рассказ?) - иллюстрация этой поговорки. Девушка оказалась также не в ладах с головой, но ее поступки, по крайней мере, были логичны, так как присущи всем представительницам прекрасного пола, которые осознают, что их любят (тут и френдзона, дабы держать беднягу «про запас», если «путешественник» не соблаговолит вернуться, - и девственность остается при ней, и выбор из двух мужиков присутствует, так что в любом случае в накладе не останется, и вполне закономерный финал). Радует, что финал, при всем своем кажущимся трагизме для бедного студентика, вышел невероятно оптимистичным, ибо, как оказалось, для идиота и минуты, подаренной снизошедшей к нему и придуманной им же самим королевой, достаточно для счастья. Рад, что ГГ все понравилось в такого рода отношениях – мне нет. Устал я от мужчин-тряпок в литературе, а у Достоевского их ну просто невероятно много. Этого "добра" всегда должно быть в меру (хотя не исключено, что автор был невероятно мудр и писал для будущих поколений как противопоставление сетованиям современных девушке на то, что, мол, "перевелись измельчали современные мужчины". Где же измельчали? Как перевелись? Вы их с героями Достоевского пробовали сравнивать???)))) И если его великолепные «Бесы», «Подросток» и «Идиот» изображают ярких и интересных персонажей (хотя ГГ последнего упомянутого романа также присуще некое безволие, то это объясняется его подорванным здоровьем и долгим отсутствием в родных краях – во всем же остальном (в том числе и в отношениях с женщинами) Мышкин ведет себя более чем достойно), то ранние произведения автора меня все больше разочаровывают – язык великолепный, хоть и слишком высокопарный, а вот персонажи и истории довольно примитивны и даже нередко антипатичны. Хотя продолжаю свое знакомство с ранним творчеством Достоевского и его рассказами, которые в свое время прошли мимо меня (подозреваю, что не без причины)).

Продолжаю планомерно изучать творчество Ф.М.Достоевского. Получаю огромное удовольствие от его слога, от старинного стиля речи. Но больше всего – от содержания его произведений.
Белые ночи – как продолжение первого его произведения «Бедные люди», рассказывает о простых людях, но их чувства и переживания никак нельзя назвать простыми. Они предстают живыми, настоящими. Они сильно трогают за душу, переживаешь им, сочувствуешь, желаешь им лучшей доли. Автор пишет о своих героях, пропуская всё через себя, так что главным героем повести, кажется, вполне мог быть и сам автор. К нему автор не выказывает никакой открытой иронии, ни критики, только его чувства и открытая душа. А еще удивительная способность принимать и благодарить.

Слушала аудиовариант в отличном исполнении Василия Дахненко (очень рекомендую!).

Приступая к чтению романа самого "депрессивного" классика русской литературы следует запастись большим количеством душевных сил, которые, впрочем, вам все равно не помогут. К окончанию книги главное самому не лишиться здравого рассудка, последовав примеру здешних героев, которые пропустив себя через мясорубку гнетущей русской реальности, нашли самый верный и однозначный путь - покинуть этот мир навсегда.
Но обо всём по порядку.

Сюжет
Сюжет и персонажи отсылают читателя к петербургским событиям 1869 года, когда был убит студент Иванов, член революционного кружка "Народная расправа". Руководитель кружка С.Г. Нечаев принял решение об убийстве Иванова после заявления того о выходе из организации. Жестокое преступление должно было кровью связать остальных членов кружка. Убийство было исполнено по-дилетантски, а плохо спрятанный труп обнаружен случайным прохожим. Структура организации состояла из законспирированных "пятерок", находящихся в разных городах. В итоге всех причастных к убийству Иванова и других кружковцев быстро накрыли, а состоявшийся суд приговорил всех активных участников к различным видам наказания.

Достоевский, возмущенный дерзкими лозунгами "нечаевцев" и их жестокими методами "переустройства" решил представить своё видение ситуации, заодно осудив "вдохновителей" "нечаевщины" в лице "русской либеральной интеллигенции". Многие напрямую не относящиеся к кружку герои романа так или иначе имеют свои прототипы в реальной жизни (Тургенев, Карамзин и др.).

Вся история разворачивается вокруг семейств Верховенских и Ставрогиных, проживающих в губернском городе "N".

Степан Трофимович Верховенский - экзальтированный, совершенно оторванный от реальности, не приспособленный к самостоятельной жизни, возвышенный либерал, который на досуге создал в городе политический клуб по интересам, собравший в себя местных сторонников "прогресса" в лице мелких чиновников и студентов.

Антон Лаврентьевич Г-в - рассказчик, ближайший друг и доверенное лицо Верховенского-старшего.

Петр Степанович Верховенский - главный интриган, мошенник, жестокий и лицемерный человек, готовый пойти на всё, во имя исполнения своих тщеславных интересов. Создатель революционной ячейки.

Варвара Петровна Ставрогина - генеральша, помещица, жестокая и деспотичная женщина, патронесса Верховенского-старшего, взявшего на себя обучение ее сына - Николая.

Николай Всеволодович Ставрогин - сын генеральши, молодой дворянин, так пресытившийся жизнью, что для эгоистического развлечения совершал самые гнусные поступки, в результате чего потерял образ человека и превратился в мерзкого бездушного монстра (с чем, впрочем, не совсем согласны окружающие, которых он обольщает своими манерами, образованностью, красотой и другими "светскими" качествами).

Иван Шатов - бывший студент, разуверившийся в идеях революционного движения, славянофил.

Алексей Кириллов — инженер, когда-то "растленный" идеями Ставрогина. Философия в стиле "отрицающий идею бога - сам становится богом". Высшим актом проявления собственной воли считает самоубийство. Сочувствует революционерам и предлагает использовать его смерть для их целей.

Остальные герои в той или иной степени служат раскрытию основных персонажей, хоть и заслужили в романе десятки страниц описания их характеров, идей и мотиваций.

Итак, в город возвращается Николай Ставрогин, который в свой прошлый приезд наделал много шума из-за своих наглых выходок, которые позже доктора спишут на "белую горячку". С ним же прибывает Петр Верховенский, который видит в темной личности Николая идеальные черты будущего лжецаря, который при зарожденной сторонниками Верховенского смуте, захватит государственную власть, выбрав в ближайшие сподвижники своего верного "вдохновителя". Сам же Петр признается, что он не социалист, а мошенник. Эта мотивация далеко не глупого Верховенского-младшего крайне спорна и превращает политическую идею романа в какой-то абсурд.

Петр Степанович путем мастерских интриг быстро добивается расположения местных высших чинов, в том числе новой губернаторши Юлии Михайловны фон Лембке и ее мужа, которые попадают под его влияние. Петр строит перед Юлией Михайловной картину всеобщего тайного заговора, в случае удачного раскрытия которого тщеславная губернаторша и ее муж получат высочайшие благодарности из столицы и продвижение по службе.

Попутно Петр Степанович производит в городской среде различные манипуляции, направленные на расшатывание общественного порядка, распространяет прокламации и ведет пропагандистскую работу с "пятеркой", при этом не забывая участвовать в жизни Николая Ставрогина, который стал всё больше отдаляться от роли, назначенной для него в мечтах Верховенского.

В результате действий Верховенского-младшего в городе начинается абсолютный хаос, выступления рабочих, которые оканчиваются огромным пожарищем, кровавыми убийствами и форменным сумасшествием части главных героев, в том числе губернаторши и ее мужа.

В это же время Петр Степанович, опасаясь доноса Шатова, изменившего свои убеждения, замышляет его убийство, которое позволит связать кровью местную "революционную" ячейку. Под вымышленным предлогом Шатова выманивают в лес, где убивают. Один из членов "пятерки" не выдерживает свалившегося груза и сдаёт всех своих товарищей по опасному делу. Петр Верховенский успевает сбежать за границу.

В последней главе-исповеди мы наконец узнаем подробности жизни Николая Ставрогина, который уже настолько раздавлен обстоятельствами и грузом своих прошлых грехов, что начинает видеть галлюцинацию - "беса" рядом с собой. Как оказалось, главной мотивацией мерзких поступков разбалованного дворянина служило удовольствие от осознания их низости. Чувствуя приближающийся конец своей гнусной жизни, "барчонок" не раскаивается в содеянном, а даже пытается бросить вызов обществу, составив и растирожировав листовки с собственным признанием.

Эгоизм и тщеславие жалкой натуры Ставрогина не позволяют ему прийти к полноценному раскаянию и в конец замученный своими галлюцинациями и призраками прошлого, он кончает жизнь самоубийством с малодушной предсмертной запиской в которой просит никого не винить в его смерти...

Вывод.
У романа "Бесы" Ф.М. Достоевского есть сильные и слабые стороны.
Богатейшая, неповторимая красота русского языка, выверенные до милимметра живые характеры, тысячи мелких деталей, тонкий юмор и вечная интрига в сюжете - всё это в совокупности увековечивает его бессмертные произведения и даёт почву для размышления.
В то же время, политические взгляды и религиозное мировоззрение автора, каким бы многоуровневым и взвешенным не было данное произведение, оставили свой тяжелый след на мотивациях героев и представлении происходящего под определенным углом, а где-то были откровенно извращены поступками протагонистов.
Политические цели Петра Верховенского явили собой злую карикатуру на реальные вызовы того времени, которые определенные личности пытались решить путем страха и террора. Также под заслуженный удар Федора Михайловича попала бесчисленная толпа либералов, болтающих с кафедры о свободе и совести, которые, в случае пожара, быстро бы покинули "любимое отечество".

При этом автор, полностью поглощенный идеалистическими и шовинистическими идеями, метафизическими понятиями о "русском народе-богоносце", "царе-батюшке" и "русской миссии" почему-то проигнорировал главные причины и язвы сословного общества крепостных рабов, униженных, бедных и стонущих от гнёта царского феодального режима в самой "свободной стране на свете", оставив меня перед вопросом "Так кто же породил бесов?..

Думала что люблю Достоевского, но "Белые ночи" что-то мне было читать противно. Главный герой - мечтатель, нет не так - Мечтатель, - мне отвратителен как и весь лихорадочный тон повествования. Все эти ахи, охи, вздохи, восклицания, все таки до тошноты чувствительные и болтливые. Да кто все - героев то в повести два с половиной, один из которых только восклицает: "Настенька!". Сама Настенька - семнадцатилетняя профурсетка, у которой уже любовь всея жизни случилася, бе. И вся она такая экспрессивная, импульсивная, чуть ли не экзальтированная, видела в жизни двух мужчин и в обоих влюбилась...
А самое отвратительное что находишь что-то родственное и знакомое в себе, отголоски этакого мечтателя. Как в кривом зеркале смотришь на себя. Ну хоть не Настенька мое отражение.
Да уж, что-то Федор Михайлович меня разочаровал. Правда, это одно из ранних произведений, наверное, в этом все дело. Несерьезное какое-то, излишне лирическое и не особо мне верится в таких героев и в то, что между ними происходило.

Политическая штука, антиреволюционная, как при СССР не запретили — загадка. Проводится параллель между нигилизмом и одержимостью. Если вести её дальше, можно оказаться в точке, где все наши демократы, богоборцы и прочие «право имеющие» - опасные психи, исцелять экзорцизмами их и святой водой! Но если даже не доводить идею Фёдора Михайловича до абсурда, то уже та кунсткамера человеческих монстров, что представлена на страницах книги, время от времени вызывает желание перекреститься и плюнуть через плечо.
Главный экземпляр «паноптикума» — Ставрогин, он же Иван Царевич, он же Принц Гарри (вернее бы подошёл другой шеспировский принц — Гамлет, вокруг него тоже люди мрут, как мухи). Предполагаемый насильник малолетних, дуэлянт, убийца — словом, незаурядная личность. Тайное общество спасителей народа, показанных на заседании смешными горлопанами без конкретных целей и принципов («Я на вас смотрел, вы не подняли, так и я не поднял (руку)»), - считает Ставрогина своим лидером. Тот ошалело норовит соскочить с пьедестала, но приятели ласково, настойчиво напоминают: ты куда, мол? Убивай уже кого-нибудь! А то народ волнуется. Ставрогин, при всей своей асоциальности, укушенном губернаторе и женитьбе на пари, не слишком рвётся в федьки-каторжники. Бессмысленное разрушение ему теперь претит — этакий аристократический burn-out. Однако вокруг носятся «на бреющием полёте» истребители любящие, а потому — беспощадные.
Женщины Достоевского чудовищно жестоки к себе и другим. Мне, как женщине, это и лестно, и позорно. Зачем с Лизой так обошелся, хотела бы я спросить автора, если бы Фёдор Михайлович давал автографы в Кёльне. Но, увы, приходится только делать предположения. Может быть, Достоевский решил, что такая вот Лиза не будет счастлива ни с кем из её одержимого окружения. Вариант «одна и 30 котиков» в те времена ещё не рассматривался, значит...
«Бесы» содержат множество прекрасных мелочей, заставляющих их любить, даже не соглашаясь с центральными идеями.
Например, «поэзия» Лебядкина — что-то уже за пределами добра и зла, его стихи были бы уместны на форуме по соседству с порошками-пирожками. «В случае, если б она сломала ногу» - ультимативный бред, за который хочется уже не по уху засветить, а участливо по плечу похлопать. Почти Пригов... Восхищает и Варвара Петровна: остра на язык, любую её речь можно растащить на цитаты. Вот, как убеждает Дашу в положительных качествах жениха: «Он легкомыслен, мямля, жесток, эгоист, низкие привычки, но ты его цени, во-первых, уж потому, что есть и гораздо хуже...» Порадовало очень современное: «А вы эмигрируйте! ...я вам советую в Дрезден, а не на тихие острова. Во-первых, это город, никогда не видавший никакой эпидемии, а так как вы человек развитый, то, наверно, смерти боитесь; во-вторых, близко от русской границы, так что можно скорее получать из любезного отечества доходы». Наконец, повергло в смятение дикое самоубийство Кириллова! Квинтессенция добровольного безумия, воинствующего нигилизма. Читается с не меньшей дрожью, чем ужасы Стивена Кинга. Можно понять суицид от беспомощности, разочарования, усталости или боли, но убить себя, чтобы, проще говоря, показать Богу фигу?! Тут вера посильнее, чем в притче о священнике, который отправляется молиться о дожде в засуху и берёт с собой зонтик...
Шатову жалко, может быть, больше всех. За всё это: власть бредовых идей, муки гордости и унижения, роды, злая судьба мужа — Фёдор Михайлович, что же вы так-то!..
Перечитала дважды, чтобы больше не возвращаться.

Очень сложно писать рецензию на романы Федора Михайловича.

«Бесы» – антинигилистический роман. Многие знают, что кульминацию Достоевский взял из реальной жизни – писателя впечатлило «Нечаевское дело», когда лидер революционного общества Нечаев (кстати, очень интересная у него биография, рекомендую хотя бы кратко ознакомиться) решил сплотить группу с помощью убийства.

Мне хотелось бы написать о проблематике, о первой и второй частях, но упорно выходит только лишь: Бесы в романе всюду. Они неотступно следуют за Верховенским. Сидят, свесив ножки, на плече у Кириллова. Диктуют страшные, дикие идеи на ушко Шигалеву. Искушают Юлию Михайловну, тонко играя на ее гордыне. И табуном резвятся в душе Ставрогина, самого противоречивого героя романа.

Третья часть – сплошной Nadryw, вытрясающий всю душу. А зацензуренная в свое время глава «У Тихона» меня окончательно добила. Казалось бы, что же пугает – ведь сейчас каких только ужасов не пишут – а все равно страшно. Ведь, заканчивая читать, понимаешь – а ведь таких Ставрогиных полно среди нас и сейчас. И то, как глубоко сумел Достоевский заглянуть в его душу, в самое нутро, ужасает и восхищает.

Конечно, «Бесов» я со временем перечитаю. Думаю, что это одна из тех книг, в которых открываешь со временем что-то новое. И «Братьев Карамазовых» осилю. Но не сейчас.

Ох, Федор Михайлович, откуда же вы знали?…

Произведение повествует о любви мечтательного и сентиментального молодого человека (Мечтатель) к семнадцатилетней девушке - Настеньке. События происходят в Санкт-Петербурге. Молодой человек двадцати шести лет, будучи очень робким по натуре, за восемь лет жизни в городе так и не обзавелся знакомствами, и по его признанию они ему и не были нужны. Быт Мечтателя убог и пуст

и он большею частью живет в своем внутреннем, сказочном, фантастическом мире, который он сам легко создает, передумывая какие-то приятные сюжеты вновь и вновь, в мире, где мечты приобретают изящные, возвышенные формы взаимоотношений, красоты природы и любви. Образ Мечтателя - это образ молодого человека романтичного, воспитанного, влюбчивого, не богатого, образованного. Черты характера Мечтателя прослеживаются у героев Достоевского из других его произведений: князь Мышкин в романе «Идиот», Иван Петрович в романе «Униженные и оскорбленные». Героиня произведения Настенька – семнадцатилетняя девушка, рано потерявшая родителей, живет и воспитывается у своей бабушки.
Знакомство молодых людей произошло во время ночной прогулки, на мосту, чему предшествовал благородный поступок Мечтателя

Познакомившись, молодой человек влюбляется в девушку, влюбляется без оглядки, всем сердцем

В течении четырех ночей молодые люди встречаются, Настенька не скрывает что ждет известий от своего возлюбленного - бывшего постояльца номера в доме ее бабушки, обещавшего ей приехать через год, поправив свои дела (Постоялец). Настенька узнает, что возлюбленный в городе, и ожидает от него известий. Мечтатель, не смотря ни на то помогает ей - передает Постояльцу письма от Настеньки. В последнюю ночь, не получив ответа от возлюбленного, Настенька в слезах сетует на его бессердечность и жестокость, но утешаемая Мечтателем немного успокаивается. Молодой человек признается девушке в любви. Настенька волнуясь говорит что любовь к Постояльцу пройдет и что она начинает любить Мечтателя… Молодые люди договариваются что будут теперь вместе, они счастливы. Но тут, в проходящем мимо человеке Настенька узнает Постояльца, вырывается из рук Мечтателя и

... Убитый горем мечтатель возвращается домой, а через некоторое время получает от Настеньки письмо. В письме Настенька просит прощения, благодарит за молодого человека за любовь и благородство. Мечтатель счастлив и успокоен, он продолжает любить Настеньку, хоть она уже и с другим. Но его любовь сильнее этих обстоятельств

Название романа "Белые ночи" выбрано не случайно. Для Мечтателя и Настеньки ночи белые не от освещающих всё звезд на небе, а от окрыленного состояния влюбленности, состояния души, когда все вокруг играет яркими красками, запахами и удивительными звуками. В произведении любовь молодых людей идеализирована. Мечтатель не знает Настеньку, он знаком с ней всего несколько ночей. Настенька не знает своего возлюбленного постояльца, находясь под неусыпным присмотром бабушки

она влюбилась в него будучи подростком в 15-16 лет, что говорит больше о платонических, хрупких и надуманных чувствах. О её непостоянности говорит и то, как она в ходе утешений Мечтателя по поводу отсутствия вестей от Постояльца меняет свое мнение

И Мечтатель, и Настенька любят слепо, без оглядки. Для них любовь - это состояние высшее и чистейшее. В последнюю ночь, будучи едва знакомы, они уже планируют переезд в Мечтателя со своей служанкой дом к бабушке Настеньки и совместную жизнь. Такой любви со временем суждено либо потускнеть, либо расцвести с новой силой. Постоялец, в отличие от молодых людей обладает более серьезным взглядом на такие вещи, перед своим отъездом он говорил Настеньке о том, что сначала должен устроить свои дела, а пока не вправе что-либо ей обещать…
Но в данном произведении не поднимаются спорные вопросы любви, на мой взгляд автор хочет донести до читателя присутствие любви совершенной, всепрощающей, не требующей ничего взамен, что несомненно ему удалось. Повесть читается легко, рекомендую к приятному вечернему времяпровождению.

1. Метафизика "бесовских идей" по Достоевскому

Вся суть отечественного политика не только 19го, но и 21го века в этом абзаце.
И мне кажется, что политикой занимаются и имеют успех в политике, именно те люди, которые не нашли себя в этом безумном мире, и они продолжают бесконечною войну в первую очередь с самим собой, а потом со всеми остальными вокруг, то есть со своими внутренними бесами. Еще одна интересная мысль, причем подтвержденная многократно историей: любая идея, а значит и идеология (даже самая прекрасная и невинная), попадая в голову фанатикам доводится до абсурда и маразма, и становится опасной и в итоге приносит гибель всем, кто приносит гибели, всем, кто оказывается в "радиусе поражения"
Так кто же в итоге страшнее все-таки? Умный, интеллектуальный, идеологически и философско подкованный, максимально выдержанный крупный бес Николай Ставрогин, либо мелкий бесенок - глупый, малообразованный, суетливый, зато супердеятельный, восполняющий свою глупость кипучей энергией и не отягощенный всякими моральными и нравственными заморочками Петруша Верховенский? Кстати вопрос этот так же касается и роли Ленина и Сталина в истории России ХХ века

– Вы всё еще в тех же мыслях? – спросил Ставрогин после минутного молчания и с некоторою осторожностию.
– В тех же, – коротко ответил Кириллов, тотчас же по голосу угадав, о чем спрашивают, и стал убирать со стола оружие.
– Когда же? – еще осторожнее спросил Николай Всеволодович, опять после некоторого молчания.
Кириллов между тем уложил оба ящика в чемодан и уселся на прежнее место.
– Это не от меня, как знаете; когда скажут, – пробормотал он, как бы несколько тяготясь вопросом, но в то же время с видимою готовностию отвечать на все другие вопросы. На Ставрогина он смотрел, не отрываясь, своими черными глазами без блеску, с каким-то спокойным, но добрым и приветливым чувством.
– Я, конечно, понимаю застрелиться, – начал опять, несколько нахмурившись, Николай Всеволодович, после долгого, трехминутного задумчивого молчания, – я иногда сам представлял, и тут всегда какая-то новая мысль: если бы сделать злодейство или, главное, стыд, то есть позор, только очень подлый и… смешной, так что запомнят люди на тысячу лет и плевать будут тысячу лет, и вдруг мысль: «Один удар в висок, и ничего не будет». Какое дело тогда до людей и что они будут плевать тысячу лет, не так ли?
– Вы называете, что это новая мысль? – проговорил Кириллов подумав.
– Я… не называю… когда я подумал однажды, то почувствовал совсем новую мысль.
– «Мысль почувствовали»? – переговорил Кириллов. – Это хорошо. Есть много мыслей, которые всегда и которые вдруг станут новые. Это верно. Я много теперь как в первый раз вижу.
– Положим, вы жили на луне, – перебил Ставрогин, не слушая и продолжая свою мысль, – вы там, положим, сделали все эти смешные пакости… Вы знаете наверно отсюда, что там будут смеяться и плевать на ваше имя тысячу лет, вечно, во всю луну. Но теперь вы здесь и смотрите на луну отсюда: какое вам дело здесь до всего того, что вы там наделали и что тамошние будут плевать на вас тысячу лет, не правда ли?
– Не знаю, – ответил Кириллов, – я на луне не был, – прибавил он без всякой иронии, единственно для обозначения факта.
– Чей это давеча ребенок?
– Старухина свекровь приехала; нет, сноха… всё равно. Три дня. Лежит больная, с ребенком; по ночам кричит очень, живот. Мать спит, а старуха приносит; я мячом. Мяч из Гамбурга. Я в Гамбурге купил, чтобы бросать и ловить: укрепляет спину. Девочка.
– Вы любите детей?
– Люблю, – отозвался Кириллов довольно, впрочем, равнодушно.
– Стало быть, и жизнь любите?
– Да, люблю и жизнь, а что?
– Если решились застрелиться.
– Что же? Почему вместе? Жизнь особо, а то особо. Жизнь есть, а смерти нет совсем.
– Вы стали веровать в будущую вечную жизнь?
– Нет, не в будущую вечную, а в здешнюю вечную. Есть минуты, вы доходите до минут, и время вдруг останавливается и будет вечно.
– Вы надеетесь дойти до такой минуты?
– Да.
– Это вряд ли в наше время возможно, – тоже без всякой иронии отозвался Николай Всеволодович, медленно и как бы задумчиво. – В Апокалипсисе ангел клянется, что времени больше не будет.
– Куда ж его спрячут?
– Никуда не спрячут. Время не предмет, а идея. Погаснет в уме.
– Старые философские места, одни и те же с начала веков, – с каким-то брезгливым сожалением пробормотал Ставрогин.

– Одни и те же! Одни и те же с начала веков, и никаких других никогда! – подхватил Кириллов с сверкающим взглядом, как будто в этой идее заключалась чуть не победа.
– Вы, кажется, очень счастливы, Кириллов?
– Да, очень счастлив, – ответил тот, как бы давая самый обыкновенный ответ.

– Но вы так недавно еще огорчались, сердились на Липутина?
– Гм… я теперь не браню. Я еще не знал тогда, что был счастлив. Видали вы лист, с дерева лист?
– Видал.
– Я видел недавно желтый, немного зеленого, с краев подгнил. Ветром носило. Когда мне было десять лет, я зимой закрывал глаза нарочно и представлял лист – зеленый, яркий с жилками, и солнце блестит. Я открывал глаза и не верил, потому что очень хорошо, и опять закрывал.
– Это что же, аллегория?
– Н-нет… зачем? Я не аллегорию, я просто лист, один лист. Лист хорош. Всё хорошо.

– Всё?
– Всё. Человек несчастлив потому, что не знает, что он счастлив; только потому. Это всё, всё! Кто узнает, тотчас сейчас станет счастлив, сию минуту. Эта свекровь умрет, а девочка останется – всё хорошо. Я вдруг открыл.

– А кто с голоду умрет, а кто обидит и обесчестит девочку – это хорошо?

– Хорошо. И кто размозжит голову за ребенка, и то хорошо; и кто не размозжит, и то хорошо. Всё хорошо, всё. Всем тем хорошо, кто знает, что всё хорошо. Если б они знали, что им хорошо, то им было бы хорошо, но пока они не знают, что им хорошо, то им будет нехорошо. Вот вся мысль, вся, больше нет никакой!
– Когда же вы узнали, что вы так счастливы?
– На прошлой неделе во вторник, нет, в среду, потому что уже была среда, ночью.
– По какому же поводу?
– Не помню, так; ходил по комнате… всё равно. Я часы остановил, было тридцать семь минут третьего.
– В эмблему того, что время должно остановиться?
Кириллов промолчал.
– Они нехороши, – начал он вдруг опять, – потому что не знают, что они хороши. Когда узнают, то не будут насиловать девочку. Надо им узнать, что они хороши, и все тотчас же станут хороши, все до единого.
– Вот вы узнали же, стало быть, вы хороши?
– Я хорош.
– С этим я, впрочем, согласен, – нахмуренно пробормотал Ставрогин.
– Кто научит, что все хороши, тот мир закончит.
– Кто учил, того распяли.
– Он придет, и имя ему человекобог.
– Богочеловек?
– Человекобог, в этом разница.
– Уж не вы ли и лампадку зажигаете?
– Да, это я зажег.
– Уверовали?
– Старуха любит, чтобы лампадку… а ей сегодня некогда, – пробормотал Кириллов.
– А сами еще не молитесь?
– Я всему молюсь. Видите, паук ползет по стене, я смотрю и благодарен ему за то, что ползет.
Глаза его опять загорелись. Он всё смотрел прямо на Ставрогина, взглядом твердым и неуклонным. Ставрогин нахмуренно и брезгливо следил за ним, но насмешки в его взгляде не было.
– Бьюсь об заклад, что когда я опять приду, то вы уж и в бога уверуете, – проговорил он, вставая и захватывая шляпу.
– Почему? – привстал и Кириллов.
– Если бы вы узнали, что вы в бога веруете, то вы бы и веровали; но так как вы еще не знаете, что вы в бога веруете, то вы и не веруете, – усмехнулся Николай Всеволодович.
– Это не то, – обдумал Кириллов, – перевернули мысль. Светская шутка. Вспомните, что вы значили в моей жизни, Ставрогин.
– Прощайте, Кириллов.
– Приходите ночью; когда?
– Да уж вы не забыли ли про завтрашнее?
– Ах, забыл, будьте покойны, не просплю; в девять часов. Я умею просыпаться, когда хочу. Я ложусь и говорю: в семь часов, и проснусь в семь часов; в десять часов – и проснусь в десять часов.
– Замечательные у вас свойства, – поглядел на его бледное лицо Николай Всеволодович.
– Я пойду отопру ворота.
– Не беспокойтесь, мне отопрет Шатов.
– А, Шатов. Хорошо, прощайте.

Конечно понимаю, что Федор Михалыч постарался собрать в романе все, что витало в русских мозгах тех времен, однако спустя 150 лет особо ничего не изменилось. Бесы пришли в начале того века и уходить не собираются до сих пор... и невозможно в нашей стране быть политиком, ни став Ставрогиным или еще хуже Петрушей Верховенским.

Я думаю, что эти два куска романа и описывают две самые популярные и одновременные самые страшные и ужасные (опасные) идеологии ХХ века. Идея человекабога (заметьте именно идея вознесения личности, потому что богочеловек в другой философии определяется своими поступками прежде всего к людям, а не поклонением людей ему) и идея богоизбранного народа. Первая идея соответственно приводит к культам личности, а вторая к национализму и нацизму... ну и в 21 веке эти идеи переживают, по моему, второе триумфальное возрождение.

2. Метафизика "народного бунта" по Достоевскому

Сцена встречи на квартире Виргинского так называемых "революционеров" представляется из себя сборище совершенно случайных друг другу темных личностей, руководимых только скукой и отсутствием внятного занятия и целей в жизни. Студентка - фемиинистка, обуреваемая ненавистью к мужикам и родителям, некий майор в отставке, единственное занятие которого "учить молодежь жить", какие хромые инвалиды, которые надеются видимо поесть нахаляву. Алкогольный "гений" Шигалев, начитавший в пьяном бреду западной философии, выдвигает бредовую демагогическую идею о грядущем разделении человечества на "свободных господ" и рабов, скорее всего Достоевский пародирует в этом моменте Ницще и Фурье, который там упоминается. Понятно, что этот сброд никак не годится на какие-либо акции и может сгодится только на демагогию, пьяные посиделки и мелкий разбой. Вот картинка подготовки великого и бессмысленного "русского бунта или революции" по Достовскому.

Разговор Верховенского и Ставрогина после сходки. По дороге домой после сборища у Ставрогина и Петруши состоялся разговор - выяснение насчет грядущей антиправительственной деятельности, и опять же речь не идет о каких-то политических требованиях, социальных реформах или серьезной стратегии. Опять кураж, бахвальство, стремление разгуляться и пограбить, показать себя и "удивить" в кавычках мир. Бесовщина и только...

И наконец, третья сцена - это шигулинский бунт. Рабочих, которые осмелились выйти на протест, Верховенский с товарищами как стадо баранов пригоняют на площадь перед губернаторским домом. Большинство из них вообще не понимают зачем они пришли, свои требования и протесты внятно и нормально изложить никто не в состояние, им нечего сказать власти. Толпа грузно, тупо и неуклюже топчется в грязи на площади, изредка выкрикивая одиночные и глупые угрозы и лозунги. Власть же оцепила людей полицейской цепью и также не знает чего предпринять, сам губернатор тоже в растерянности и прострации, а газетчики создают в своих воспаленных мозгах живописные сцена народного бунта. Потоптавшись часок, толпа недовольно расходится. Вот метафизика русской революции по Достоевскому

3. Метафизика "абсолютного зла" по Достоевскому

Третья часть романа представляет из себя густое насыщенное инфернальное действо - разгул и кульминацию... Момент, как беснование одержимых достигает своего накала. Начинается все с губернаторского бала, где бесы просто начинают хором куражиться, превращая праздник в вакханалию. Затем кем-то поджигается часть города, и вот в как бы багровых отблесках этого пожара и совершается цепь страшных убийств, и самоубийств и просто огромного количества смертей. Особенно меня поразило сцена доведения до самоубийства Кириллова. Скажу честно, что по сравнению как описывает эти ужасы ФМ, не только Стивен Кинг, но и товарищ Кафка и прочие "романтики ужаса" - это просто детский лепет на зеленой лужайке. Именно обыденность, с которой у Достоевского описана эта кровавая мясорубка, наверно с потрясает и притягивает читателя уже сто пятьдесят лет.
И именно у Достоевского и описано то "абсолютное зло", в которое не верят материалисты и оптимисты. Это Зло проникает везде и всюду как некий вирус. Достоевский писал о бесах, которые раздирают и одерживают именно русского человека и русскую нацию, однако мне кажется, что это применимо вообще к человечеству в целом. "Абсолютное зло" - это именно бес внутри каждого живого человека - некая темная деструктивная сила, и в момент слабости или какой-то духовной пассивности она выползает в человеке наружу. Эта мания насилия, злости и ненависти, мания разрушения и уничтожения всего и вся. И любая личность, обладающая потенциями и харизмой лидера, одержимая этим бесом, заражает им как вирусом всех вокруг. Начиная это какого-то локального коллектива типа семьи, и кончая иногда целыми городами и нациями. И когда эти вырываются наружу и набирают силу, как воронка тайфуна, втягивая в себя целые общности и государства - это самое страшное испытание для человечества. Причем бесы всегда бьют по самому слабому и неуловимому, они просто уничтожают в человеке моральные предохранители (тормоза) и нравственные ориентиры, и человек легко идет на поводу своим самым темным желаниям и фантазиям.
Наверно об этом роман Достоевского...

Сперва простое. Вспомнила, как я в шутку говорила, что ежели ты попал в пьесу Шекспира, то к её окончанию скорее всего будешь мертв. Так вот, если попал в роман Достоевского, то скорее всего будешь мертв или рехнешься. Или, может быть, сперва рехнешься, а уже потом будешь мертв. Если ты не мертв и не рехнулся, то, скорее всего, не слишком главный персонаж, но, страдал, конечно, как и все.

"В моем мире живут только пони..." и далее, так вот, в мире Федора Михайловича живут изнуренные страданиями и несколько истерические люди. Они исступленно любят, исступленно спорят, у них часто бывает горячка, эпилепсия или туберкулез на худой конец. У меня есть какое-то такое странное ощущение, что сам Достоевский себя так чувствовал, сам так жил, а потому и его персонажи такие. Меня многое возмущает, я, кажется, многого не понимаю и часто хочу бросить все на середине. Но вот, когда уже окончена последняя страница, когда я уже закрываю книгу, получается "Вот это да!". Не могу сказать, что я так таки полюбила Достоевского всей душой, но мне нравится его читать. "Бесы" в моем внутреннем рейтинге далеко не доскочили до "Идиота" и "Братьев Карамазовых", но произведение достойное.

Смысл сея переворота, как и смысл нигилизма во мне не складывается. Мы все разрушим, а потом пусть оно все возрождается из пепла. Может быть смысл просто в том, что хочется поломать что-нибудь? Из любви к самому процессу.
Петр Верховенский, конечно же, гад. Причем еще какой-то гад с мечтой. Он, говорят, выдумывал людей и сам в них верил. То есть, прежде чем кого-то о чем-то спросить, он мысленно как-то за них же себе отвечал и дико злился, что его внутренний диалог не совпал с реальным. Именно на это злился - на то, что не совпало, а не на сам ответ.
Люди, которые могут убить из расчета, не в горячке и не в состоянии аффекта, все такие люди, с большой вероятностью - социопаты. Они не понимают чужой боли, не понимают, что кому-то может быть грустно или страшно, они полностью заперты в своем существе. Я почему-то именно так и думаю про Петра Верховенского, ему как-то и на революцию-то по большому счету плевать. Шатова убил, потому что ненавидел его лично. Недолидер, выходит.
Николай Ставрогин тоже тот еще "революционер". Из всей его жизни можно вынести только то, что он был весьма популярен у женщин и что он, в принципе, никого никогда не любил. А при его-то характере, при его-то харизме и способности притягивать к себе людей, он бы мог свернуть горы, а на месте этих гор настроить другие. Так ведь же приткнуться никуда не мог, хотел жить в пещере и забыть всех и все, да вот что-то не срослось. Его понимаю меньше всех.
На самом деле мне очень понравились Степан Трофимович и Варвара Петровна и именно в связке друг с другом. Их диалоги, вся их "глупая" двадцатилетняя любовь, которая никак не могла случиться в полной мере. Хотя по всему выходит, что более близких людей, чем друг у друга, у них никогда и не было. И еще, триста ссылок на перевод французских фраз Степана Трофимовича это слишком утомительно.
Женские персонажи опять сплошь истерички и даже припадочные. Может быть рассказывать про адекватных и тихих девушек, вроде Дарьи Шатовой не так интересно, чем о безумных хромоножках и девочках с приветом, подобных "бедной" Лизе, не знаю.
Из прочих персонажей хочется еще сказать про Шатова. Боже мой, я хотела выдрать клок волос с головы (за неимением головы Шатова, наверно со своей), когда он простил жену и признал сына. До чего же может дойти любовь и заниженная самооценка. И про Кириллова. Как раз тот момент, когда я не поняла вообще ничего. Нет, я поняла сам принцип "один я умираю по своей воле, без причины", но мне в нем даже крупицы истины не видно, вообще никакой, одно безумие. Ему бы жить и вырасти из всего этого, неплохой же парень, честный и жалостливый.

Я чуть-чуть слетаю с катушек, когда читаю Достоевского. Начинаю говорить специфическими фразами, думать о душах человеческих и, видимо, пучить глаза в припадке философствования. Надо дозировать.