L'Insoutenable Légèreté de l'Être

Во время прочтения первой части книги я думала, что это именно та книга, которую я искала давно, которая может стать самой близкой, постоянно перечитываемой и самой любимой книгой. Но постепенно очарование улетучивалось. Чем ближе к концу, тем она менее интересна.
Несмотря на это, она прекрасна, а всю первую часть можно растаскать на цитаты и вспоминать о ней в самые различные периоды жизни.
Вообще, я очень люблю философскую литературу. А в "Легкости" очень много не только рассуждений Кундеры, но и отсылок к другим философам.

Открывает не только человеческие чувства, но и исторический подтекст. Для русского читателя открываются многие интересные подробности советской истории - скажем так, взгляд со стороны.

Вся жизнь этих нескольких по-странному и тяжело влюбленных, но безумно одиноких людей на протяжении всей книги заставляет оставаться не безучастными, поражаясь меж тем, как люди на протяжении всей жизни могут чувствовать, думать, переживать, испытывая то страсть, то ревность, то ненависть, то злость, то нежную любовь (мне, как молодой читательнице, кажется, что яркие и бурные переживания бывают только в молодости, чувственностью и чувствительностью человек наделен только в юные свои годы; произведение же доказывает, что это не так).
К концу книги приходит усталость от жизни, как будто ты прожил ее вместе с героями. Наиболее трогательные моменты для меня - Сабина перед зеркалом, смерть собаки, описание фотографий Терезы. Это, что называется, "берет за душу".

Интересно отметить, что до прочтения само выражение "невыносимая легкость бытия", используемое какими-либо знакомыми или незнакомыми людьми, казалось именно тем кичем, о котором так много говорит Милан Кундера к концу своей книги. Видимо, люди действительно редко умеют правильно употребить те слова, которые им приходятся по вкусу. Возможно, что лучше просто молчать - я бы нигде не нашлась сказать эти слова, повторить мысли автора.

Категорически рекомендую отчаявшимся, ведущим безалаберную жизнь обычного современного человека, тонко чувствующим, использующим, используемым, угнетателям, угнетенным... Всем.

Чтение романа вызвало ощущение, схожее с разглядыванием мозаичного панно. Взгляд было сложно отдалить, расфокусировать, и во внимании оказывались, по большей части, фрагменты мозаики. Под мозаикой я понимаю множество затронутых тем и «единиц» романа, каждая из которых имеет огромное значение. Однако, чтобы выловить их между строк, нужно недюжинное внимание. 

Я нашла для себя множество тем-мозаик в романе, среди которых, помимо очевидных мотивов любви, смерти и смысла, отразились стыд, выбор, сострадание, эскапизм, ответственность, призвание, идентичность, террор, кич, идиллия, жертвенность, святотатство и много чего еще. Пожалуй, насыщенность и простор произведения кроется в том, что это роман-сомнение, построенный на противоречиях, переизбытке и вопрошании. Если автором что-то и преподносится как непоколебимое мнение героя (по крайней мере, по мнению возмущенных рецензентов) в самом стиле повествование нередко чувствуется, что в подобных истинах кроется сомнение. Это тонка игра, где, чтобы проникнуться сочувствием и одновременно иметь возможность подступиться к анализу, нужно находится рядом с героями и в то же время направлять на них внимание издалека. Можно сыскать уйму мерзости и оскорблений в написанном — от извращений до русофобии и сексизма — но книга не может существовать чистой от боли автора (или странных фантазий), гиперболизированной ради витальности героев. Потому я не ужасаюсь злости чехов в произведении по отношению к русским в связи с пражским вторжением 68-го (в голове были снимки Куделки с тех событий), так как эти общественные настроения, местами вызванные пропагандой, наглым бесстрашием и коллективной воодушевленной ненавистью, являются частью истории; не удивляюсь описанием экскрементов и любовных «извращений», ведь не обязаны книги быть стерильными; не разделяю негодований о проделках персонажей, о неверности, неопределенности, жертвенности — чтобы ощутить героя живым, не обязательно быть согласным с его философией. 

Говоря о философии, меня радовали многочисленные аллюзии и ссылки, так как это избавляло повествование от возможных нагромождений, но придавало ему необходимую огранку, направление — поучаствовали Ницше, Парменид, Бетховен, Толстой, Фрейд, Платон, Кант, Декарт и… Бог? Набор, при всей своей стандартности, удачно вписался в художественную мозаику, и произведение по своей форме приблизилось к форме свободного размышления.

Должно быть, книга, при всей своей взбалмошности, понравилась по той причине, что встряхнула во мне внимательность, заразила вопросами, позволила сострадать, будучи с чем-то несогласной. В этом и есть жизнь — в сомнении, в повторении и закономерности мыслей, в следовании случайностям, в сетовании на судьбу, в страдании и принятии, в метании и сомнении, в жертвенности, смирении, стыде и усталости. Можно найти в себе сочувствие к сомневающимся и страдающим героям, если нащупать в себе неопределенность и тоску. И тут, определенно, мне удалось найти пересечения и послушать, как в голове рождаются новые мысли и вопросы.

Для меня книга представляется удачной не в том случае, когда автор подтвердил мое единственно верное, лучшее, правильное мнение, не тогда, когда все герои в стройной шеренге подводят читателя от завязки к кульминации, а тогда, когда во мне что-то родилось, даже если на конце этого создания — знак вопроса. Сомнения, конечно, сильно усложняют жизнь, но только сомнение может служить подлинным подтверждением существования.

«Невыносимая легкость бытия» - основной лейтмотив книги описывает именно ее название. Что лучше, ощущать светлую легкость, смирившись со случайностью и невозвратностью нашего бытия? Или обременить себя его тяжестью, ища во всем смысл, предназначение, анализируя правильность и неправильность поступков? У Милана Кундера своя точка зрения. Я с ней несколько не согласна, поскольку ключевой аспект гармонии, на мой взгляд, - это соблюдение баланса. 

Философские размышления автора  вплетены в банальные отношения между мужчиной и женщиной.  Язык повествования у Милана Кундера довольно легкий и элегантный, поэтому, когда к середине произведения все чаще стали встречаться эротические и физиологические подробности, возник резонанс. Конечно, двойственность тела и души наглядно демонстрируется описанием именно физического взаимодействия пары, но мне куда больше понравился пример, когда в момент радости и волнения души, у Терезы вдруг раздалось журчание в животе.

Фоном служит ввод войск СССР в Чехословакию в 1968 году. Конечно, военные действия всегда сопрягаются с жестокостью и трагедиями. Но показалось, что автор утрирует события, поэтому его субъективное восприятие истории читать было не легко. 

Самой приятной и трогательной частью для меня была Улыбка Каренина. Она несколько сгладила впечатление от середины произведения, и показалась удачным завершением книги.