Le Dernier Jour d'un condamné

Отверженный! Ты, скипетром закона,
Помеченный на правом растерзанье!
Где ангелы под масками грифона
Алкают кровью вверить назиданье!

Приговоренный! Лезвием безликим
Источен разум до безумия молчанья…
Лишь взгляд кровавый утаит улики,
Как человек принял Христа страданье.
Blanche_Noir

Неровной поступью, тяжело влача бархатное бремя королевской мантии с горностаевой оторочкой, сжимая в руках рваный флаг Революции, низко сгибая стан под грозовыми вихрями эпох, безумная Франция с ликом мудрой Марианны, медленно восходила по устланному ковру золотых лилий к пьедесталу высшего уровня устройства цивилизации. Нечего греха таить, пренебрегая очевидным: исторический завиток мироздания позволил ей достичь желаемого воплощения притязаний. Но историческая память, подстрекаемая зовом призрачных предков из литературного легиона справедливости, жарко завлекает непосвященного обывателя взглянуть на Францию сквозь увеличительный монокль вневременного стекла. И узреть влажные кровавые бусы, пронзающие изысканный шелк её подола; прикоснуться к её алым ладоням, несущим чашу отравленной крови, чтобы излить негодную у подножия Правды; услышать истошный вопль отверженных приговоренных, скорбящих немой молитвой о Жизни. И почувствовать жестокое иго всеобщего преступления против Бога, сладкой занозы в общественном сознании, пришпиленной к мозгу уродливым законом о смертной казни.

Повесть Виктора Гюго взметнула перед внутренним взором гнетущие образы истлевших страниц календаря французского августа 1832 года. И вот уже липкий первобытный страх проникает скользкой лапкой за пазуху, скребётся острым коготком по коже и, нежно прорвав мягкую плотину плоти, принимается сосать под ложечкой. Нет, я не страдаю от излишней чувствительности. Но эмпаты поймут меня... Ведь не буйная пляска смерти в грязных лохмотьях тягостно сжимает сердце читателя: наш личный белый танец с ней уже заказан. Нет, здесь строки дневника приговоренного щедро разделят с читателем истерзанную душу несчастного, отвергнутого обществом, помеченного законом, попранного природой и, наконец, забытого Вселенной. А что есть Вселенная? Бог? Не знаю. Но коллективная дьявольская кара, общим жертвоприношением, любовно отдаёт тёмную душу человека на вечный алтарь мрачного Харона. Мятущаяся мысль стучит в виски: можно назвать благим делом зло, призванное к отмщению за поруганное добро? Нет. Уж не кривляние ли гнусной толпы породило эти удалые строки в оргиях извращённого удовольствия на Гревской площади? Может быть. Но от поисков истоков не изменится русло ручья жизни отверженного, преградой которому станет высокая стена могущества правосудия.

Дневник приговоренного имеет два подспорья, умело соединяющие мостиком идеи социально-психологический фундамент повести. Стремление Гюго проколоть радужный пузырь сытого довольства законопослушного чиновнического аппарата сводится к изобличению социальных последствий применения смертной казни. Калейдоскоп жутких примеров (не зверских, нет! у животных честная игра за жизнь и смерть!) человеческих пыток ближнего своего вспышками кровавого фонтана орошает сознание. Разве могли иметь, простите, воспитывающий эффект публичные линчевания, повешения, отпиливания и, наконец, гильотина?.. Почему же такой глухой была достопочтенная Франция к мольбам прозревших? Психологический аспект воплощен непосредственно дневником несчастного узника судьбы. Молодой человек благородного происхождения, запятнавший атласные манжеты преступлением, о котором умалчивает Виктор Гюго, подобно каждому из нас имеет душу. И она мечется в плотном склепе тела, бьется о стены его заплесневелой оболочки, падает всё ниже в целебной агонии сознания… Жутко. Сложно оправдать жестокость, но невозможно оправдать такой взаимный акт исцеления общества. Разве отверженный от неба и земли найдет искупление в смерти?

Глубина повести неисчислима, учитывая эпохальный контекст создания. Гюго, как и множество литературных апологетов отмены смертной казни (Вольтер, А. Камю) в привычной манере великого искусства создал манифест борьбы с язвой на теле общественного строя. Долог путь был уготован этому трудному процессу. В недалёком 1981 году французы упразднили кровожадную фрейлину Смерти – Гильотину. Но память про отверженных кровавым законом мерно дышит на полках… В назидание будущему – в беспокойных снах прошлого.

Удивительно, как легко короткая повесть, написанная мастером, может залезть тебе прямо под кожу. Заставить "нервно курить в сторонке" и задуматься о важном и вечном.

В "Последнем дне приговоренного к смерти" вы не найдёте захватывающего сюжета и неожиданных поворотов. Повесть ровно о том, о чем заявил автор. Вместе с человеком, приговоренным к смертной казни, мы проживаем его последний день, надеемся на помилование, теряем веру и идём к эшафоту. Получается, что компания преступника помогает нам прикоснуться к истории, которая давно забыта, но от этого не менее страшна.

Гюго так и не рассказывает нам, почему приговоренный попадает на гильотину. Но за то расщедривается на целое предисловие, в котором подробно рассказывает об истории смертной казни во Франции. Конечно, он выбирает только те фрагменты, которые помогают сказать ему решительное "нет" любому кровопролитию. Но даже этого достаточно, чтобы составить полную картину. В сочетании с этой исторической справкой "Последний день приговоренного к смерти" начинает играть совсем другими красками, и прошлое предстает перед читателем во всем своём первозданном ужасе.

Эта повесть создана для того, чтобы поразмыслить. К сожалению, в свое время она не произвела фурора, который прекратил бы зверства на площадях. Гюго просто родился не в то время, и поэтому его полет мысли не был достойно оценен. Однако потомкам точно есть чему у него поучиться. Например, обычному человеческому состраданию, которое, к сожалению, не было популярно ни тогда, ни сейчас.

Виктор Гюго был противником смертной казни. Он описывает казнь на гильотине. Именно для того, чтобы показать людям негативную сторону казни и муки приговорённого, и было написано это произведение. Сначала люди думали, что это реальные записки приговорённого, но позже оказалось, что их написал писатель.

Примерно 30% книги занимает вступительное слово автора. Тут он описывает своё отношение к казни и делаете попытку разжалобить читателя. Бывали случаи, когда гильотина не отсекала голову и после пяти раз попыток отсечения ножом. Нож застревал и сила удара была недостаточной для серьёзной раны приговорённому. Это лишь один пример отсюда. Ещё в конце этой части есть небольшая пьеса о записках.

Сами записки представляют собой моральные страдания приговорённого, которые он изливает в виде записок. Тут также некоторые моменты из его дела и суда.

Как по мне, смертная казнь должна быть, только за самые страшные преступления. Но сначала должна быть отработанная система выборных судей. Это большое дело. В нынешних реалиях лучше нам жить без смертной казни. А вот это о том, что чувствует смертник и что чувствует приговорённый к пожизненному сроку:

То есть, сейчас высшая мера, это пожизненный срок. А смертник о таком только мечтает. Слышал одного с пожизненного. Он говорит, что человек к любому привыкает, а на пожизненном какая никакая, но всё же жизнь.

Что касается моральных страданий приговорённого. Думаю, нам не должно быть это интересно, если принять в расчёт доказанное преступление. Если оно безоговорочно доказано, значит кара должна постичь преступника. Тут его моральные терзания должны отойти на второй план.

В записках говорится о том, что он невиновен? Нет. Он лишь говорит о том, что ему мало уделили внимания на суде. Мол, присяжные просто хотели спать от бессонной ночи.

Зеваки на площади, где приводили приговор в исполнение действительно не получали никакой прививки от преступления. Для них это было всего лишь зрелище, пусть и кровавое.

Но если взять и поставить под сомнение виновность этого человека или даже поставить себя на его место, то тут получается совсем другая ситуация. Терзания его становятся более понятны и даже несправедливы.

Как известно, у монеты две стороны. И такая ситуация не исключение. Есть справедливость человеческая, есть моральные принципы, есть закон и есть милосердие. Всё это имеет место быть. Я думаю, должна быть прежде всего справедливость.

Гюго. Борец. Только вместо трибуны у него письменный стол. Предисловие к этой повести почти такого же размера, как и сама повесть. Хотя назвать это предисловием язык не поворачивается, потому что перед нами не вступительные слова, даже не статья на волнующую автора тему, а гневная обличительная речь, которую непременно нужно читать вслух, потрясая кулаками. По крайней мере, мне всё это так видится. Если честно, то в написанном виде она слабее, да и объём неоправданно велик для одной небольшой мысли: смертная казнь — это плохо. К концу "вступительного слова" уже начинаешь молиться, чтобы началась, наконец, сама повесть. Радуешься только приятному упоминанию дикой варварской Руси в самом конце.

Между набухшим вступлением и собственно произведением — крошечная прослойка желчной пародии на робких обывателей того времени, которые должны, по логике вещей, плеваться на это произведение. Очень актуально. Замените фамилию "Гюго" на любого более-менее талантливого, но спорного в выборе тем автора, и хоть сейчас можно пускать в печать.

А само произведение... Хорошее. Навевает ассоциации и с "Посторонним" Камю, и с Достоевским, и с Кафкой. Хорошее, но не потрясающее. Не знаю, насколько чётко Гюго смог выписать мысли человека, приговорённого к смерти, запертого в ужасном помещении и ожидающего со страхом своего часа, но лично мне было очень сложно сочувствовать главному герою из-за того, что о нём было столь мало информации. Да, у него есть чудо-дочка, жена и планы на жизнь... Но он сам говорит, что убийца. А кого он убил? Может, ребёнка? Может, десять беззащитных старушек? Неизвестно. При всём моём уважении к Гюго, не могу с ним согласиться. Есть преступления, за которые следует наказывать смертной казнью. Автор сам пишет, что преступники идут на это не из-за природной порочности, а из-за недостатков общества, которое их так воспитало и совратило (понимаю, что в одном предложении эта мысль смотрится куце и убого, но не хочется сейчас рассусоливать это на полстраницы, и так понятно). Ну и что же? Убрать гильотину, чтобы мерзавцы продолжали свои грязные делишки? Не вижу логики. Если бы он призвал к очистительной революции, чтобы общество взяло под опеку асоциальных личностей и что-нибудь ещё в этом духе, то было бы понятно. Но так — детский лепет какой-то, демократия ради слова "демократия", ради идеи, а не для людей.

Ну а если про атмосферу книги... То она воссоздана с душой и талантом, как будто мы ходим с несчастным безымянным осуждённым по всем этапам его хождения по мукам. Замкнутое душное пространство, бездеятельное и застывшее, по контрасту с бурями, бушующими в сознании главного героя. Книга контрастов. Герою выносят приговор, согласно которому его голова будет отрублена грязным лезвием и скатится в ивовую корзину, заливая всё вокруг кровью, на глазах у тысяч зевак, а в это время поют птички, распускаются цветы, дует приятный прохладный ветерок (вспоминаем уроки школьной литературы, ведь в такие моменты обязательно должна быть буря, гром, зловещая молния, рассекающая небеса пополам). Но нет никакой бури. На смерть этого преступника отправляют обычные люди (а разве подписание смертного приговора не есть тоже убийство, спрашивает Гюго), такие же привычно-равнодушные люди пытаются исповедать его в грехах, везут его к месту казни, дают последнее слово...

Да, это страшная тема, страшная и интересная. Но с мыслями Гюго по поводу смертной казни я не согласна. Виновата не сама гильотина, а судьи, которые отправляют на неё невиновных, руководствуясь, наверное, принципом, который провозгласил когда-то Швейк в "Похождениях бравого солдата Швейка..." Гашека — он утверждал, что война дело хорошее, потому что вместе с множеством хороших людей перестреляют и изрядное количество мерзавцев, вот и тут так же, повесим сотню человек, авось среди них окажется пара-тройка подлецов. И всё же главный герой пролил кровь. Мы не знаем чью, но вот мне это, например, важно.

Потрясающая книга.Было ощущение,что этот последний день провела рядом с приговоренным,видела его страдания своими глазами,настолько ярко Гюго описал трагедию.Страшный день.Одно дело,когда человек умирает внезапно,не зная что его ждет впереди,а другое ждать,ждать и ждать...Это сравнимо неизлечимой болезни,говорят что уже нет надежды,остается только то немногое время жизни и больной каждую минуту думает о том,что ему предстоит.Обрывки детства,воспоминания о первой любви,горечь за родных и близких,всё что успел оставить после себя главный герой.Не ожидала,что Виктор Гюго настолько понравится.

Данная книга, несмотря на время написания, достаточно актуальна и сейчас. Да, у нас нет гильотин и публичных казней на площадях, но вопрос отмены смертных приговоров продолжает волновать общество.
Правда, вряд ли современному читателю Гюго открыл что-то новое, скорее, это произведение всего лишь повод для размышления, хотя стоит отметить историческую ценность этой книги. Но при этом в ней многое спорно,

Вообще, меня автор не смог убедить, что смертная казнь хуже, чем пожизненная каторга, ведь и сам герой в книге говорит "нет, лучше уж смерть", видя, в каких условиях живут каторжники. Так же остается открытым вопрос, за что казнят этого преступника. Конечно, если он убил по неосторожности или в качестве самозащиты, наверное, можно его пожалеть. Хотя герой романа вообще не упоминает о чувстве вины перед тем, кого он убил. Сожаления о своём поступке я тоже не увидела. Но при этом в книге описывается множество убийц, которые губили невинных людей и не задумывались, что им тоже не хотелось умирать, что остались без кормильца их семьи и какое горе испытывают любящие их люди.
Да и довод, что каторжники могли бы содержать свои семьи, а так, будучи казненными, они оставляют родных без денег, тоже весьма сомнителен, ведь за каторжные работы никогда много не платили.Так же, как и вопрос репутации: казненный родственник или родственник-каторжанин - все это одинаково несмываемое пятно на репутации.
Так что мой вывод - человеколюбие, конечно, хорошо, но аргументация автора не очень убедительна и это произведение недостаточно сильное, чтобы действительно поменять чьи-либо взгляды.

Последний день жизни человека, знающего об этом.
Мука, каторга, истязание, агония.
Медленное, ни с чем не сравнимое мучительное ожидание, когда с каждой минутой из тебя вытекает жизнь и, здесь же, ускоряющийся ход времени, убыстряющийся только потому, что этот день последний - всё, больше он никогда не повторится. Жутко.

Кто этот человек?
Он – преступник? Да. Убийца.
В романе нет никаких подробностей о совершенном преступлении. Думаю, что это преднамеренный ход автора. Ведь уже из предисловия ясна главная мысль Гюго – лишать человека жизни, даже если это преступник, нельзя. Не имеет права человек или группа людей морального права на это. Даже если принять это за аксиому, возникает следующий вопрос: а у преступника какое было право, разве ему позволительно убивать?!
Нет, никогда, ни в каком социуме не удастся получить на все эти вопросы однозначного ответа. Понять и принять можно совершенно полярную точку зрения, в зависимости от того, по какую сторону баррикад ты находишься.
Да, не приведи Господи, влезть в шкуру человека, знающего о своей судьбе. А вы попытались войти в положение тех, кто потерял своих родных по вине преступника? Замкнутый круг. Из него нет выхода. Я не вижу.

Ну да ладно, это все эмоции. А за свою точку зрения, высказанную подобным образом, с присущим ему выразительным стилем я благодарна автору. Ощутить, прочувствовать этот ад получилось.
Это тот Гюго, которого я люблю с детства. Объема только не хватило:)

Небольшая повесть на 90+ страниц от величайшего французского классика, одного из главных представителей романтизма, а также общественного (и политического) деятеля, для которого затронутая тема отнюдь не простой звук, но предмет философских и человеческих размышлений, отзывающийся в нем почти надрывно. Виктор Гюго, сторонник человеческих свобод и противник смертной казни, создает в 1829 году мистифицированный дневник, где во всех эмоциональных подробностях описываются загнанные в угол, затравленные псами правосудия мысли осужденного человека - осужденного и приговоренного к смерти.

Гюго намеренно не разглашает читателю, в чем виновен заключенный и виновен ли он вообще (ведь жертв судебного произвола во все времена хватало с лихвой), но это и неважно - французский мыслитель рассуждает не о невинно осужденных, а о недопустимости смертной казни вообще, по отношению к кому бы то ни было. Почему допускается возможность лишить человека жизни, которая есть у него по естественному праву рождения, маскируя убийство буквой закона? И как можно считать подобное милосердием, когда само знание приговора, ожидание его исполнения - это невыносимая пытка для личности, живой и здоровой, в венах которой струится кровь, для человека, которому еще бы жить да жить? Такими вопросами задается Виктор Гюго в "Последнем дне".

Но что такое казнь вообще? Во все времена, далекие и самые близкие она всегда оставалась театральным представлением. Менялись декорации и фон, но сюжет, главное лицо и зрители оставались прежними, лишь с небольшими допустимыми косметическими изменениями. При ролях же оказывались все - судьи и присяжные, священники и надзиратели, палачи и, конечно, сам народ.

Последняя воля? Да, пожалуйста. Некоторые поблажки в режиме и питании? Почему бы и нет. Обходительное, чересчур вежливое обращение? Само собой. Только не забудьте явиться на премьеру, без вас спектакль не состоится. Но вы не переживайте, об этом мы позаботимся. Вам лишь стоит сыграть свою роль в смерти. Билеты уже раскуплены, и зрители, толкаясь, стремятся занять свои места.

Иронично, но справедливо. "Билеты" на публичные казни действительно часто продавались, но даже без привычного товаро-денежного отношения народ стремился созерцать лишение жизни. И нет, переход к "приватности" казни нисколько не сделал ее благородной - представление как было представлением, так им и осталось, только разыгрываться стало "за кулисами" и/или для избранного круга лиц.

Итак, "Последний день приговоренного к смерти" увидел свет. Однако несмотря на острую тему и интересный подход (и даже в определенной мере благодаря им), отношение современников к повести было не совсем однозначным. Если первоначально опубликованный анонимно "Последний день", как будто на самом деле написанный неким неизвестным заключенным, вызвал у читающей публики ошеломительный успех, то после "открытия" настоящего авторства на Гюго посыпались тонны критики, снисходительных и даже уничижительных комментариев. Только запущенный литературно-культурный механизм уже было не остановить, и повесть не просто заняла свое место во французском наследии, но оказала влияние на подвижные умы и последующие мировые произведения. В частности, Федор Достоевский отмечал высокую роль "Последнего дня" и даже вспоминал это произведение, ожидая расстрела.

До сих пор исследователи ищут параллели в творчестве различных писателей и повести Гюго, иногда обоснованно (как в случае с Чарльзом Диккенсом), иногда сомнительно (как в случае с Владимиром Набоковым. Все-таки в своем знаменитом Владимир Набоков - Приглашение на казнь  он обращался к общему, сложившемуся образу заключенного и тюрьмы).

Но, к сожалению, во мне это произведение Виктора Гюго не отозвалось. Красивый слог, острая тема, но... Возможно не хватило психологизма, возможно не хватило всего. Познакомиться как с важным явлением в литературе было, безусловно, важно, нужно и интересно, однако в отрыве от влияния и наследия повесть показалась какой-то пресноватой. Первоначально даже поставила "нейтральную" 3/5, но по размышлении подняла до "зеленой" 3,5/5, правда все-таки за внесенный вклад в будущее культуры и словесности.

3,5/5

P.S. В процессе чтения успела подумать о других произведениях, где не на последнем месте фигурирует феномен казни, и поняла, что большее впечатление на меня произвел рассказ Франца Кафки  Франц Кафка - В исправительной колонии  .

Что значит для человека смерть и так ли страшно её потерять? Видит ли смертник всю свою жизнь за мгновение до того, как лезвие гильотины навсегда положит конец его бренному существованию? Это те вопросы, ответы на которые не найдёте в книге, но которые наверняка будут вас интересовать. И так ли вообще законно отнимать её – эту жизнь. Любому, ведь он – тот другой – её не дарил.

Виктор Гюго всегда был мастером психологической прозы. Мрачно, ненавящиво, да так, что ещё долго размышляешь над прочитанным. И всё же мне показалось – автор подобрал какой-то слишком односторонний подход. Его позиция ясна, но мы видим лишь то, что сам Гюго хочет нам показать. У медали ведь всегда есть обратная сторона. Герой страдает и понимает, что поступил неправильно. Что ту самую смерть заслужил, но не это гложит его. А жена, дети, близкие, которые также будут страдать, ведь лишатся своего единственного кормильца. Читатель так и не узнает, что совершил преступник. Он совсем не переживает за тех, кого сам лишил кормильца. Ему не жалко жертву. Зато очень много стенаний о себе самом, о некомфортной тюрьме, мрачных и злых охранниках… Как-то не очень он задумывался об этом перед тем, как своё злодеяние совершить.

Читатели уже очень много рассуждают о смертной казни, и я не буду вступать в их ряды. Это философский вопрос, который решали давно и будут биться ещё очень долго. Сама же книга совсем небольшая, хотя и читать её пришлось относительно долго. Слушал её в формате аудиокниги, чего вам очень не советую. Постоянный кашель, посторонние звуки, сбивчивая интонация или вообще отсутствие таковой.

Долгое время памфлет представляли как реальный дневник приговорённого к смерти. Хотя это, конечно, по вполне понятным причинам совсем невозможно. Выступая против смертной казни, сам Гюго в обширном предисловии приводит многочисленные жуткие примеры, правдивость которых, мягко говоря, вызывала сомнение.

Я люблю Гюго за его плотность повествования. Читаешь и не видишь лишнего, не видишь сквозных моментов. Благодаря этому, восприятие текста получается более глубоким, а эмоции сильнее.
Смертная казнь. Как легко было лишить человека жизни. Многие-то были неповинны. Но даже если это доказывалось, то вернуть ни чего было нельзя. Смертная казнь, с помощью палача, гильетины или повешения, своеобразное шоу. О человеке будут плакать только единицы, остальные пришли поглазеть от скуки, любопытства. Как только голова катилась в сторону, интерес пропадал.
В своём повествовании Гюго привёл несколько примеров того, как, казалась бы сиюминутная смерть превращалась в пытку. Пять раз палач ударял и все время промахивался нанося смертнику невыносимые боли. Описывать смерть этого человека я буду, там вообще жесть. А люди стояли и смотрели, когда он кричал о помощи и прощении.
Наш герой приговорен к смерти. Конечно у него был шанс на всю жизнь стать каторжником, но там такая участь, что и врагу не пожелаешь. Приговор вынесен и с этой минуты жизнь разделилась на до и после.
Очень подробно описаны его мысли и переживания на маленькую дочку, которую ему разрешили увидеть перед смертью. Но трёх летний малышка, год не видевшая отца, его не узнала и называла дядей. Его желание в последний день помолчать, окунуться в свои мысли передавалось со страниц.
Очень поразил охранник своей тупостью. Конечно, на его счёту таких смертников куча, но подойти к человеку, который доживает последние часы своей жизни с такой дуристикой, ещё больше показывает, что человеческая жизнь ни чего не стоит.
Сложное, глубокое произведение, да Гюго других и не пишет.