Le Dernier Jour d'un condamné

Страшно представить, что когда-то описываемое было реальностью, что существовала эта жуткая язва на теле общества - смертная казнь (кое-где и сейчас существует, но всё же постепенно изживает себя). А во времена написания повести это была суровая реальность, и Гюго бичует её со всей силой своего таланта.

Никто не знает, насколько"гуманен" тот или иной способ казни, никто не пережил это, чтобы рассказать: отличный способ, ничего лучше можно не придумывать! Как это чудовищно: медленно умирать от ужаса сначала в ожидании приговора, затем - смерти... И как фальшива эта вежливость и предупредительность тюремщиков и палачей по отношению к осужденному, как будто это что-то может сгладить или изменить...

Читая такие книги, понимаешь, в чём одна из главных задач литературы, в чём её сила - в способности со всей ясностью обнажать и бичевать пороки, создавать резонанс и менять вектор развития общества.

По сути эта книга Виктора Гюго стала выражением его позиции против смертной казни, которая тогда еще применялась во Франции. Много исторических примеров о том, как осуществлялось тогда это действо на площадях, приводятся жуткие примеры. Во многом книга утратила, как показалось художественную силу в связи с агитационной направленностью. Однако, ее социальная польза от этого, думается уменьшилась мало и она сыграла свою роль в борьбе за гуманизм.
Главный герой в тюремных камерах вспоминает моменты прошлой жизни, дико переживает о семье, пытается вырваться на волю, однако, шаги тюремщика уже зовут его на площадной помост.
Книга о милосердии в первую очередь.

Одна из путевых мыслей человечества... приговор на смерть - одно из самых страшных испытаний и дело не в самой смерти, а в том, что разум уживается с ее осознанием. Все произведение пропитано глубочайшим страстным романтизмом, который отдергивает руку циничной справедливости от рычага гильотины... Это именно протест, исполненный глубокого значения в жизни общества... не просто роман, бросающий вашу душу в пропасть, как "Преступление и наказание"... нет это звучащий лозунг, который призывает отложить это насилие над разумом... оттолкнуть в пропасть кровавое наследие пережитков времени, и воспеть радость человеку новому и современному... И привет этот из далекого прошлого! Еще Пушкин не убит на дуэли, а эта эпитафия уже кричит... она орет, она звучит яростным стягом, связывая остатки французских голов, переживших реформацию Робеспьера и бойни Наполеона.
Наказание перед обществом - гнет, болезнь, слабость, сдача у Достоевского... или наказание обществом - смятение, непонимание, отрешение, смирение... у Гюго... Мысли противоположно обращенные... Гюго толкнул людей на отказ от смертной казни... обратил внимание на статус аффекта у жертвы, Достоевский наоборот на согласие с ее необходимости... эфемерность наказания в случае слишком лояльного отношения общества... лучше ее на всякий случай сохранить, как например во многих американских штатах...
Чувствуется некоторое дрожащее искреннее смятение в его работе... но то был один из самых откровенных мстительных призывов чего-то свободного в душе писателя... ведь тогда ему было только лишь двадцать семь лет... И вся душа его кричала и звучала наполненная желанием изменить, сдвинуть этот ужасный камень с души человечества.

Эта книга навевает размышления в чем-то схожие с Альбер Камю. Падение , где один из героев произносит следующие слова:

Размышления о казнях придуманных человеком, о бесконечном разнообразии пыток и способов унижения, о преступлениях, рождающих другие преступления. Наконец о самой общественной системе, не дающей человеку шанс на исправление, кормящейся за счет преступлений и поощряющей зрелище казни.
Хотя в этой книге нет излишних натуралистических подробностей, в нее не стоит заглядывать детям, беременным женщинам и излишне впечатлительным натурам. Но в принципе ее прочитать стоит.

Поговорим о свободе личности?
Это очень глубокопсихологичная книга. Написанная великолепным языком автора, что само по себе делает ее хорошей, она еще и тонко поднимает очень и очень важные вопросы. Разбирает психологию на составляющие части - тут очень много всего. На самом деле это страшное произведение. Пугающее. Если представить себя на месте героя - можно поседеть за ночь. Дрожь пробирает от этого текста, если пропускать его через себя.

Сильнейшая вещь. Всем советую!

Прочитал, чтобы сравнить с "Сашей, привет!" Дмитрия Данилова (в одном из интервью он сказал, что на идею его натолкнула именно повесть Гюго).
Ну, прочитал. Не скажу, что был сильно впечатлён.
После самокопания героев Достоевского, после лагерной прозы, после отражённых и осмысленных в литературе мировых войн (и не только) эта повесть выглядит несколько, скажем так, беззубо и вегетариански.
Для понимания литературного процесса, наверное, это важное произведение, но сильного впечатления не произвело.

Название говорит само за себя, и мы проживаем последние дни и часы вместе с главным героем, приговорённым к обезглавливанию. Надо отметить, что Виктор Гюго выбрал очень интересную форму подачи сюжета, при которой имя героя, подробности жизни и (самое главное) его проступок остаются неизвестными читателю. Герой лишь вскользь (во время ведения дневниковых записей) упоминает, что на его руках кровь человека, но кто именно был его жертвой - тайна. Тем самым Гюго старается передать мысль о том, что сама суть преступления второстепенна в сравнении со смертным приговором и не может быть важнее тех переживаний и предстоящей катастрофы, которая обрушивается на осужденного.

Как мы помним, сам Виктор Гюго выступал за отмену смертной казни и считал, что ни одно преступление не достойно столь жестокой меры пресечения и человек не имеет права осуждать на смерть другого, вне зависимости от совершённого проступка.

Важно отметить, что хотя нашему герою и был вынесен смертный приговор, всё-таки это решение идёт вразрез с его образом и поведением. Он до последнего момента надеялся на помилование и, вероятно, у него могли быть на это основания.
Вполне возможно, что он стал заложником обстоятельств и был осуждён незаслуженно (он мог убить человека нечаянно, или с целью самозащиты, или спасая кого-то ещё).
Но приговор обжалованию не подлежит. И вот уже наш герой подходит к концу своего жизненного пути и пытается то примириться с грядущей смертью, то мысленно оттолкнуть её от себя, то представить, что же скрывается за ней.
Но чем ближе час кончины, тем сильнее в нём страх смерти, и он отчаянно цепляется за жизнь.

Надо помнить, что Виктор Гюго - автор произведений отнюдь не для развлечения, и в его книгах нужно на время "утонуть", чтобы проникнуться атмосферой происходящего и прочувствовать переживания персонажей. И хотя этот роман по объему совсем небольшой, он оставляет сильное послевкусие и погружает в размышления.

Я противник смертной казни и часто в разговорах с её сторонниками у меня не хватает аргументации, чтобы отстоять свою точку зрения. Рассуждения о человеколюбии, гуманизме и прогрессе прекрасны, но этого бывает недостаточно—нужен простой и чёткий ответ: почему нужно сохранить жизнь даже отъявленному мерзавцу, но такого ответа в книге нет.
Автор пытается через переживания героя передать всю гамму противоречивых чувств, которые испытывает человек, знающий о скорой смерти, автор пытается передать ужас бездушного механизма(суд-охранник-священник-палач) по законному лишению человека жизни и автор неубедителен. Все переживания героя какие-то поверхностные и описаны общими фразами "Неужто правда, что я умру? ах... смерть, как ужасно". По задумке автора, воспоминания о жизни обреченного должны растрогать читателя, ведь он такой же человек как и другие, не лучше и не хуже, а следовательно не стоит лишать его жизни, но его воспоминания нисколько не берут за живое, некоторые из них просто неинтересны . Если "Повешенных" Андреева хочется закрыть от щемящей сердце грусти, то "Последний день" Виктора Гюго хочется закрыть за скучность.
С другой стороны, в книге есть главное— автор, не раскрывая подробности преступления и личности приговорённого к смерти человека, убедительно объясняет, что, в первую очередь, смертник—человек, вселенная! Только богу дано право отнимать жизнь, суд не может и не должен брать на себя роль бога, но суд может обязать человека работать на общество. Всякий труд возвышает. Трудом и молитвой возможно прийти к исправлению.
Не меньший интерес представляет предисловие, написанное самим автором. Виктор Гюго будучи противником смертной казни рассказал о причинах, побудивших обратиться к этой теме, о том насколько несправедливо и жестоко применяются смертные приговоры, его повесть—манифест.

Несмотря на всё, книга мне больше понравилась, чем не понравилась. Ожидание смерти всегда наполнено трогательной печалью: воспоминания о прожитой жизни, первом поцелуе, о судьбе детей, но всё исчезает, как только ключ начинает скрипеть в замке. Пришли. Мольбы о пощаде перед равнодушными шестерёнками механизма, последний шанс ухватиться за соломинку жизни. Неужели это—всё?

Я уже бралась за "Человека, который смеётся" на французском языке и спустя несколько глав, поняла, что это для истинных знатоков французского. Я с моим vocabulaire спотыкалась буквально через каждые пять слов! В итоге роман был отложен до лучших времён. Но эта книга прочиталась просто на ура! Если Виктор Гюго - ваш любимый писатель и вы хотите читать его в оригинале, но боитесь, что ваш французский недостаточно "силён", начните с "Последнего дня приговорённого к смерти" - это прекрасная книга для начала осуществления этой цели!

В течении нескольких лет моя лучшая подруга часто упоминает об этом произведении, расхваливая его всеми возможными словами. Вот наконец-то и я до него добралась.
Несомненно, Гюго талантливый писатель, атмосфера повести воссоздана великолепно. Тема выбрана занимательная, волнующая.
Но не получается у меня сопереживать даже самым отъявленным, отвратительным и жестоким преступникам. Не могу я быть до мозга костей гуманистом, как Гюго. Поэтому, собственно, не получилось полностью проникнуться книгой.
Пожалуй, мне не хватило истории жизни, которую так хотел поведать заключённый своей дочери. Может быть, она бы что-то изменила. Главный герой всё-таки человека убил, за что и нёс это шестинедельное бремя, и мне — возможно, из-за утерянной возможности его оправдать, глубоко проникнуться сочувствием, возможно даже, из-за собственного любопытства, а, возможно, из-за всего сразу — было действительно нужно услышать ту самую предысторию.