Добыча. Чрево Парижа (эксклюзивное подарочное издание)

До прочтения у меня было очень смутное представление о стиле и манере изложения Золя. Да и от названия — "Чрево Парижа" — веяло чем-то грубым. Но я обманулась. Натурализм "Нана" и "Чрева" имеет столько же общего, сколько дети одного отца от разных матерей. Пространные описания в "Чреве Парижа" самобытные, пестрые, слегка утомительные по своей насыщенности. Золя изумительно скрупулезно подобрал эпитеты и сравнения к рыбе, сырам, овощам, зелени и цветам, увязал состояние прилавков с чувствами людей. Он четко разделил (и подчеркнул это разделение в словах Клода) человечество на тех, кто живет для жратвы, и тех, кто живет, потому что иногда удается поесть. И неслучайно провел границу между понятиями "жратва" и "еда".

Среди тех, кто жрет, Кеню и Луиза (она же прекрасная Нормандка) наименее отвратительны. Кеню потому, что увлечен своим колбасным делом (по сути его существование все равно подчинено жратве, помним об этом); Луиза потому, что помимо жратвы отвлекается на тщеславие и сладострастие. Ее интересы хоть как-то, хоть краешком выходят за пределы продажи/приобретения/поглощения пищи. Их двоих не совсем покинули эмоции, в частности, тонкая этика. Однако толстокожесть велика и прирастает.

Красавица Лиза не просто отвратительна. Она не человек в философском понимании этого слова. Ее легко — и в общем-то справедливо — назвать шаром мяса. Горой жира. Отходами деятельности, запакованными в белоснежное белье и черное платье. Ее жизнь исполнена чисто рационального смысла: менять телодвижения на жратву, работать и есть заработанный хлеб, существовать так, чтобы не из-за чего было выхватить кусок у нее изо рта. На протяжении года, который Флоран провел в ее доме, она напоминала желейную колбасу, дрожащую на веревке после легкого толчка. Неприязнь Лизы к Флорану строилась исключительно на разных подходах к еде. То Флоран ест слишком мало и обижает ее этим; то Флоран, оказывается, ел на каторге тухлое мясо и стал, разумеется, сам от этого тухлятиной; то Флоран, напротив, объедает ее (при том, что он боится в ее присутствии испачкать соусом тарелку и уронить лишнюю крошку хлеба, то есть ест по-птичьи); то Флоран приносит лосося, подаренного Нормандкой, чтобы поделиться им, и Лиза уже не обижена, а оскорблена — будто у них без подачек нечего перекусить. Когда выстраивается целая цепочка таких небольших конфликтов, замысел Золя становится прозрачнее некуда. Для Лизы все, кроме потребления, лишено толка. Естественно, что Флоран, существующий будто в совершенно ином мире, в котором нашлось место чувствам тоньше, чем чувство голода, мечтам, оторванным от реальности, смущал ее. Бесил. Снова и снова пихал в желейный бок и заставлял колыхаться.
Отдельно стоит похлопать умению Лизы не пачкать руки о собственную грязь. Донеся на Флорана, она моментально успокоилась, услышав, что донесла не первая. Это значило для нее, что на ее совести не останется страданий человека. Жаль, что нельзя посмотреть в ее толстую рожу и зловещим голосом известить, что останется. Мразь.

Из тех, кто ест, хотелось бы упомянуть Клода и Клер.
Клод чудо и напоминает Шубина из "Накануне" Тургенева. Он питается впечатлениями каждого дня и перерабатывает их в своем воображении, чтобы выплеснуть на холст. Искусство ради искусства. Еще Клод великолепен тем, что зло направляет лишь внутрь себя, а радость — наружу. Рядом с ним легко.
Клер неоднозначна, но ее симпатия к Флорану тонкая, нервная и такая прелестная! Неподражаемое сочетание ревности и жалости. Если бы не мадемуазель Саже в тот раз, когда Флоран увидел ее в открытую дверь полуобнаженной, с пылающими щеками, я бы дала сто франков на спор, что из них вышла бы пара.

Флоран в комментариях не нуждается. Или нуждается, но я ничего осмысленного на его счет выдавить не способна.

Прочитала эту книгу почти сразу после "Года в Провансе" и удивилась, как мне подряд так повезло попасть на гастрономические книги. Потому что главный герой этой книги, без сомнения, рынок! Рынок во всем его многообразии и великолепии красок, завораживающие картины овощных рядов в лучах рассвета в начале книги и они же удрученно мокрые, стоящие без навеса под проливным дождем, в середине книги. И уж если овощные ряды дурманят взгляд героя книги, то уж как на него действуют мясные ряды, или мясная лавка его брата, а необходимость работать в рыбной лавке и вовсе сводит с ума.
Но если в Провансе все виды продуктов описываются с наслаждением и любованием ими, то в этой книге они олицетворяют собой сытость буржуа, заботящихся только о том, чтобы вкусно и недорого поесть. И это категорическое отталкивание подобного образа жизни и толкает нашего героя вернуться туда, откуда он с таким трудом вырвался. Хотя внешне ничего в нем не может быть склонно к насилию, непременно сопровождающему все революционные идеи, но он видить спасение вырваться из мира сытых и довольных, думающих только о еде, мира, которого он не приемлет, только этим путем. Но все его попытки борьбы обречены выглядеть лишь каким-то фарсом, окруженный людьми, ищущими только выгоду или разглагольствующих для развлечения, он, преданный всем, раздираемым сплетнями и слухами кварталом, исчезает там же, откуда и приходил, и после его исчезновения воцаряется прежняя мирная тишина и довольствие.

Оригинальное название романа фр.«La curee» - это охотничий термин, который означает внутренности убитого животного или птицы, предназначенные на съедение собакам. Герои романа их поступки так же неприятны как и значение названия. Пороком заражено все общество "Добычи" независимо от социального положения, и совершенно не в ком найти утешения, некому подарить уважение.
Аристид Саккар жаждет богатства, он даже, кажется, достиг цели, живет в роскоши, но его богатство - это река, которая стремительно несет свои золотые волны в неизвестном направлении. Аферы Саккара просто удивительные по наглости, к сожалению сегодня уже не вызывают никакого удивления, и это, пожалуй, самое грустное.
Рене Саккар ищет удовольствий, прекрасно осознавая в кого превращается, она катится все ниже, и каким-то образом в этом находит удовольствие. Но когда она достигает дна, оказывается, что всем на нее наплевать и мужу, и горничной, и любовнику, и портному, всем нужны ее деньги и никому не нужна Рене, в тот момент мне было ее жаль.
Максим Саккар - бесполое, бесхребетное, и самое главное безнравственное существо. Он продолжение этого жадного и порочного рода, просто омерзителен.
Как же мне удалось прочесть эту неприятную книгу? Проблески сознания Рене меня удерживали. Я все надеялась, что она прекратит эту ужасную гонку, перестанет скатываться все ниже...
Я не люблю книги без героя, но автор подкупает реализмом, ведь этот роман Эмиль Золя мог закончить совсем по-другому, он мог утопить Саккара в его золотой реке, но позже решил опустить мораль:

Не в добрый час строгой диеты взялась я слушать эту книгу. Но кто же мог подумать, что название ее следовало понимать так буквально! Я думала "чрево" - дно, среда, где живут инстинктами, подноготная... Что угодно, но не желудок в прямом смысле!

Эта книга о еде! То есть, разумеется, не только о ней - но на 50 процентов она состоит из еды. Еды и тошнотворных запахов - ужасных, проникающих под кожу читателям. Жир, рыбный дух, и снова жир, много гадостного, отвратного жира... Золя описывает Кеню на самом деле с восхищением - но этот вечный жир, всюду - снаружи и внутри, ужасен. Я имею в виду внутри буквально. Потому что политические воззрения Лизы - лучшее, что есть в этой книге. За них я была готова поставить оценку "четыре", но потом поняла, что это не совсем справедливо по отношению к моим истинным впечатлениям.

Но если бы люди судили так, как Лиза, в этом мире было бы куда меньше кровопролитной бессмысленной резни. А никчемные ленивые выродки и неудачники не гробили бы судьбы целых стран и народов... И негодяи тут только они, а "все эти порядочные люди" - нормальные, здравомыслящие и ничем не могут возмущать кого-бы то ни было...

А Флорана мне не жаль. Он отвратителен. Наивен и глуп, при этом неблагодарен - он будто нарочно хотел портить жизнь тем, кто пытался полюбить его и помочь. Не было в нем ни одной позитивной черты. Ворвался в чужой благополучный монастырь с твердым желанием или отправить всех монахинь на каторгу, или положить в кровавой перестрелке, или сгноить в нищете в случае "победы"...

В последних строках автор пишет так, чтобы читателя передернуло от ужаса - но нет же. Нормально это, нормально, когда люди счастливы. А революция - бред и безумие, химера, самая лживая из всех возможных...

И в который раз я поражаюсь мастерству Золя. В отличии от предыдущих книг мной прочитанных, где описывались в основном низы общества, в этой книге мы поднимаемся на самую вершину: царство аристократов. В этом абсолютно обособленном царстве вы найдете все виды людских пороков. Тут люди купаются в золоте, но все равно продолжают тянуться выше, прямо через людские головы. В центре повествования Рене Саккар, вторая жена Аристида Саккара (в прошлом Аристида Ругона, знакомого нам из книги "Карьера Ругонов"). Она, окруженная всей роскошью, о которой только можно мечтать, все равно желает чего-то большего. Желая убить скуку она готова пойти на все.
Говорят, что цель оправдывает средства - не в этом случае… Второй главный герой повествования Максим Саккар. Нет, он ставится не в противовес Рене, даже наоборот они дополняют друг друга. Ничем не стесняемый, Максим, будто притягивал к себе пороки. Они сами находили его, где бы тот не был. Нашла его и Рене, последней каплей в чаше греха стал роман с собственным пасынком. Роман, не имевший ничего общего с любовью, лишь выгода и спасение от скуки со стороны Рене и абсолютная покорность, кому бы то ни было, Максима. Даже сам Золя называл Максима : "Существом среднего пола. Существом созданным из пороков". В результате высоты и низы оказались абсолютно идентичными с тем лишь нюансом - материальным положением. Где одни не имели ничего, а другие имели все, но не ценили этого.

Тут будет не совсем пересказ, но больше, чтобы не забыть, т.к. как обидно забывать детали. С Аристидом Саккаром знакомились в "Карьере Ругонов" (там он был еще Аристидом Ругоном, пишущим революционного толка статьи в местную газету Плассана, обиженного на недоверие брата Эжена и матери). Он внук Аделаиды (тетя Дида). Женился еще в Плассане на Анжеле Саккар (как утверждает автор, главным для нее было - вкусно поесть). В Париже она проводит время играя дома со дочерью. С ней же был Аристид, когда фантазировал о переделе Парижа у окна ресторана - о том переделе, что подсмотрел в архиве, куда был устроен своим братом Эженом Ругоном (занимающим теперь, кстати, весьма значимое положение). Именно служба в Ратуше и послужит плацдармом для будущих блестящих спекуляций, а второй брак - удачное "капиталовложение" в светский облик - возможность красиво зажить и пустить пыль в глаза.
История о том, как перестраивался старый Париж, как легко получали большие быстрые деньги предприимчивые люди (как живо и актуально звучит даже в проекции на распад Союза). И как во всем этом блеске вседозволенности (без морали и религии как сдерживающих факторов) губят себя легко и без обремененности мыслями (так делают все - почему не могу я?) молодые красивые создания - Рене. Показательно сцена раз(о)детой Рене в своей комнате перед зеркалом, несчастной во внезапном осознании того, в какое чудовище она превратилась. Она не понимает, как это могло с ней произойти. Меж тем отец и сын - достойные плоть-и-кровь друг друга - связь Аристида и Максима не прервется, т.к. они далеки от душевных терзаний жены/мачехи в лице Рене.
Опять-таки повторюсь: Золя и тут звучит актуально.
Париж, середина к концу 19 века. №2 из цикла "Ругон-Маккары".

Книга прочитана в рамках "Новогоднего флешмоба 2025".
Читала долго. Впечатление как будто окунули в липкую массу. Не одного положительного героя, кругом порок, жажда наживы, махинации.
Аристид Саккар одержим властью и деньгами, он даже не задумывается о нормах морали и человечности. И окружают его такие люди готовые на все ради выгоды, забывая о совести.
Его жена Рене развратная женщина, меняющая любовников. И даже  сын мужа попал в её любовники. Само общество порочно, у сына и отца одни женщины, лесбиянки, гей.  Удивительно, что так откровенно автор пишет. Я думала, что в те времена не принято было так писать.
В целом слог неплохой и читается легко, но вот с моральной точке зрения тяжеловато.