Полное собрание романов в двух томах. Том 2. Преступление и наказание. Подросток. Братья Карамазовы

Наконец, спустя более 10 лет с первой попытки прочесть это произведение в школе, я дошла до него и могу сказать, что дошла очень вовремя. Такие вещи можно понять только имея достаточный эмоциональный интеллект и опыт, насмотренность, начитанность, наслушанность. Если бы я в 16 лет не отложила книгу, она бы, возможно, просто прошла мимо меня, хотя уже тогда я очень интересовалась классикой.
«Преступление и наказание» — доказательство того, что Достоевский — истинный знаток человеческой души, гений психологизма и мастер повествования. Несмотря на относительно небольшой размер произведения, каждый герой прописан до странного реально и полно. Нелепое убийство старушонки Раскольниковым, безответственное пьянство Мармеладова, горячечное сумасшествие Катерины Ивановны, великолепная игра Порфирия Петровича и многое другое — все это как будто бы Достоевский не только видел своими глазами, но и прожил жизнь каждого в его шкуре. Браво!
Терзания Раскольникова — отдельный восторг. Ну как, как тот, кто никогда не проливал кровь, не обливался холодным потом в нерешительности и не обмирал от ужаса, смог выразить все так просто и так правдиво? Здесь нужно очень хорошо чувствовать человека, знать его душу, его мысли и сердце. И ведь каждый иногда думает о том же: что он лучше остальных, значит и право имеет на что-то такое же дерзкое, и что он, напротив, вошь, расходный материал, который посмел попробовать дерзнуть и все равно сплоховал. Каждое движение души, ее метания, сомнения, противоречия — все это гениально.
Петербург Достоевского — пыльный, жаркий, гнетущий —идеальное место для того, чтобы сойти с ума. Никогда я еще не ощущала такого присутствия нищеты, давящих стен, темноты и болезненного напряжения. Мне посчастливилось прочесть этот шедевр, живя в Санкт-Петербурге, и это, конечно, только усилило атмосферу.
Натягивая тетиву повествования до отказа, Достоевский все ждет подходящего момента, чтобы отпустить ее с облегчением. Этим облегчением стал до странного простой, но неожиданный финал. Любовь победит все, а любящий все простит.

После прочтения, закрыв последнюю страницу, включая примечания понимаешь, что эмоционально раздавлен, вывернут наизнанку, просто выжат.

Не хочу ничего говорить о содержании, думаю, многие наслышаны о сюжете главного и последнего романа Достоевского. Лучше прочитать примечание Л. П. Гроссмана с пояснениями. Это очень интересно, глубже раскрывается вся история, приходит понимание истоков драмы.

Произведение не для всех. Несколько раз порывалась бросить. Читала почти две недели. Главная канва, связанная с отношением к России, народу, особенно религии и вопросам веры давались нелегко. А вот герои, характеры которых раскрывались от странице к странице - не отпускали до конца.

Роман держит в эмоциональном напряжении не только в книге “Надрывы”, а на протяжении всего повествования. Диалоги, переходящие в монологи с истерикой или горячечным бредом, падение в обморок или нервное перевозбуждение, заканчивающееся длительной болезнью пережили практически все герои от главных до второстепенных. После очередной истории на надрыве хочется глоток свежего воздуха, красивых описаний или тихого повествования, но не будет этого, не отпустит автор до конца.
Возникла ассоциация с огромным молотом и наковальней. Он оглушительно бьет и бьет, и нет от него спасения.
Показалось, что речь защитника из Петербурга Фетюковича на суде и есть этот момент, когда просто восхищаешься и радуешься, предвкушая финал. Но похороны Илюшечки просто растерзали меня и только финальная речь Алеши Карамазова у камня, обращенная к мальчишкам - катарсис и слезы облегчения.

Потрясло отношение к детям, это самые трогательные моменты для меня. Все мальчишки такие хорошие, милые. Коля Красоткин и его история, Илюшечка - просто сердце радуется и чувствуется отношение автора, такое нежное к детям. Прочитав примечание, стало понятно, что это последствия незаживающей раны Достоевского после потери трехлетнего сына Алеши.

Эмоции переполняют, особенно от осознания того, что состоялось знакомство, так давно запланированное с главным романом Достоевского.

Братья Карамазовы - последний и, пожалуй, самый известный роман Достоевского в Европе и США. Создавался Достоевским около двух лет, т.е. труд фундаментальный.
Произведение затрагивает важные глубинные вопросы. На мой взгляд это самый осознанный, самый «взрослый» ребёнок Фёдора Михайловича.
Пересказывать содержание не буду, скажу только, что любителям развлекательного чтива роман читать не стоит, потому что, во-первых, он сложно написан, состоит из множества частей и книг, если бы не закладки и мой читательский дневник, который периодически перечитывается мною, то я бы окончательно запуталась.
Герои кажутся неправдоподобными и слишком вымышленными, не имеющими отношение к реальности, но Достоевский любил утрировать черты характера персонажей, накалял страсти и драму до белого каления. Таков достоевсковский стиль. Его можно принимать или нет, любить или ненавидеть, но равнодушных точно не будет.
Мои более старшие товарищи говорят, что это произведение нужно перечитывать несколько раз в жизни и каждый раз он читается по-новому, каждый раз читатель находит новое для себя. Возможно, так и есть. Первый раз я читала «Братьев» в старших классах школы, второй раз неделю назад. Последнее прочтение оставило более тёмное впечатление. Я повзрослела и стала воспринимать всё острее. В юности относишься легкомысленно к литературе, классике и прочим мирским наследованным вещам.
Жизнь прожить – не поле пробежать. Два года работы и получился замечательный роман, прославивший русскую литературу на все времена и на всех континентах!

Изумительное произведение, пожалуй, самый сильный, самый масштабный по рассматриваемым проблемам, и наиболее тяжелый для восприятия роман Достоевского (ИМХО).

Я склонна воспринимать этот роман как горькую исповедь-терзание автора, нарисовавшего в «Подростке» своеобразную энциклопедию современного ему, стоящего на перепутье общества, преисполненного лицемерия и гнили.

Филигранно прорисованные образы на гнетущем фоне противоречий, сумасбродств, грязи и психологических клубков режут глаза, резко меняя окрас от черного до невыносимо светлого. Здесь смешаны в удивительный сплав романтика и пошлость, боль и злопамятность, страсть и неуклюжесть, слепота и зрячесть, любовь и неприятие, самоуверенность и всепоглощающий страх, искренность и страдания, банальность и своеобразность, мечущиеся души и закоснелые черепки, заменяющие сердца, псевдоисключительность и продажность, нравственность и порочность, деньги и жестокая игра, юношеский максимализм и даже некоторый намек на юродивость,..

Первоначально Достоевский начал писать роман от первого лица. Это должна была быть исповедь убийцы. Но к счастью, манеру он вскоре изменил, обратившись к повествованию от третьего лица. Мы смотрим на мир глазами Раскольникова, следим за всеми его душевными терзаниями, он будто не ясен до конца.

И вот за эту недосказанность я очень крепко уцепилась.

Заметили, что у Достоевского отсутствуют описания природы? Если и есть пейзаж, то он больше идейный и не относится к чувственному восприятию. Фёдор Михайлович характеризует своих героев с помощью ситуаций, конфликтов, психологических состояний, душевных переживаний и т.д.

Встречая на страницах нового героя, знакомясь с ним, представляя его, можно быть уверенным, что к описанию его внешнего облика автор уже не вернётся. Непривычно, но другого и не требуется.

И что самое интересное, герои "ПиН" не меняются. Они будто стабильны. Единственное, что кружит вихрем вокруг - это сюжет. Он постоянно в движении, то потянет в одну сторону, то в другую, отчаянно рвётся вперёд, как неугомонное создание, нуждающееся в свободе, но никогда не стоит на месте. Новые герои, новые обстоятельства, некогда и дух перевести.

Откровенно говоря, впервые русская классика держала меня в ТАКОМ напряжении, что воздух вокруг искрил. Очень на руку сыграл тот факт, что "ПиН" я читала в далёкие школьные годы и, видимо, совсем бегло, так как в памяти абсолютно ничего не задержалось. Сейчас, в свои почти 30 лет, я открыла для себя гениальнейшего писателя и никак не могу отойти от этого опьяняющего восторга.

Чего стоят одни герои: Раскольников со своей идеей о свободной воле и праве самому создавать для себя нравственные законы, его сестра, готовая к самопожертвованию, добродетельная и, одновременно, грешная Соня, совершившая нравственное преступление, страдающая Катерина Ивановна, хитрец Лужин, похотливый и обреченный Свидригайлов...

Как тонко Достоевский позволяет читателю их прочувствовать. Насколько глубоко он заталкивает в того или иного персонажа, в его шкуру. Насколько близок ты к нему. И никакой ты не читатель уже, а самый настоящий герой его романа - вот заносишь топор, вот трясёшься в лихорадке в своей каморке, вот ты стоишь в толпе и слова "я убил!" уже готовы слететь с языка...

Непередаваемые ощущения!

Темы греха и искупления, безнадёжности, озлобленности, бедности будоражат мысли. Проблемы нравственности и общества, как видно, актуальны всегда! На примере самого Раскольникова Достоевский показывает, насколько разрушительным, в первую очередь, для преступника, может быть насилие, как способ изменить мир.

И самое главное, что человеческая душа имеет право на спасение...

Вот одна из важнейших книг моей жизни. Составила себе подробный конспект - в какой главе какие откровения искать. И буду перечитывать это произведение время от времени. В нём есть всё, абсолютно всё. Жизнь, Вселенная, 42 и более того. Этот роман поистине велик. Глуповато писать о нём рецензию, и занимаюсь я этим делом исключительно, чтобы по-фаустовски поймать мгновение. Я была редкостно счастлива, читая "Братьев Карамазовых": потому что существуют такие книги вообще, потому что я умею читать по-русски и потому что уверена, что стала немного добрее. Нельзя прочитать эту книгу и не стать лучше, чем был.
На первый взгляд начало романа - философский трактат о вере, а продолжение - остросюжетный триллер без хепиэнда. На самом деле, думаю, это учебник человечности: сперва теоретическая часть, потом тренинг повышенной сложности. Я начинала читать его в 22 и бросила сразу после смерти старца Зосимы: стало противно. Сейчас понимаю: чрезмерно целомудренным идеалистам лучше подождать, пока жизнь не превратит их в весёлых циников, и уж тогда читать, не дожидаясь, пока впадут в толкование собственного пищеварения.
Было у Фёдора Карамазова три сына, выросших безо всякого отцовского внимания и любви. Самоубийственное потакание сиюминутным капризам, шаткость моральных принципов объединяют их интенсивнее, чем кровное родство. Однако младший Карамазов - не таков. Он - вроде театрального софита, позволяющего рассмотреть поступки и мысли его семейных во всех подробностях. Алёшу любят за честность и безыскусность, он живёт по-божески, но не чужд мирским страстям, не осуждает, редкий эмпат, умеет великолепно слушать... Под его внимательным сочувственным взглядом после ряда несчастливых обстоятельств, на фоне растущих взаимных обид происходит убийство Карамазова-отца. Сына арестовывают по подозрению в совершении этого ужасного преступления. Я, человек, обожающий спойлеры, впервые потребовала, чтобы мне не рассказывали, кто убил. Оно стоит того - пострадать вместе с героями, измучиться сомнениями, подозревать, надеяться на разоблачение настоящего преступника - и испытать нежиданное потрясение от мотива преступления!
Не вдаваясь в подробности следствия, напишу только о том, что поразило больше всего. Дальше - спойлеры и моё личное, необъективное мнение.
Что творилось в голове у Смердякова?

Меня также очень заинтересовали речи прокурора и защитника на суде.
Почему одна из них убеждает, а вторая - нет?
Мне кажется, речь первого, цветистая и утрировано-психологичная (автор прямо-таки забавляется, "цитируя" её), - достигает цели. Она проще, чем речь адвоката! В ней меньше логики, зато она запоминается лучше. Она похожа на рекламный блок, а уж цитата про "птицу-тройку", та вообще выглядит китчево.
А вот речь адвоката требует концентрации внимания, логического осмысления, вникания в детали. Большинство присяжных, думаю, не то, чтобы неспособны на это, нет, они не дают себе труда проделать всю эту трудную работу. Думаю, всё решается спонтанно, интуитивно. Поэтому присяжные принимают известное решение.
И наконец, бесценные мысли Достоевского о воспитании детей заслуживают того, чтобы их прочитали все родители и собирающиеся стать ими. Думаю, семья Илюши и его отца, их нежность и бережное отношение друг к другу, описана автором именно в противовес Карамазовым. И в финальной речи Алёши замечательно, исчерпывающе высказывается кредо Достоевского о том, как нужна детям любовь, как нужна она всем нам.
Книга наполнена до краёв темами для размышления. Оставлю здесь несколько, чтобы вернуться к ним позже, когда буду перечитывать.

Ещё:

Здорово!
Очень неоднозначно рассуждение о трёх искушениях Христа в пустыне. Надо будет прочитать этот эпизод внимательнее, найти логические неувязки. Вообще, эта часть сама по себе заслуживает отдельного семинара по богословию - или по антропологии.
Текст украшают небольшие, но чудесные драгоценности. Например, притча о протянутой луковке пункт в пункт повторяет рассказ Акутагавы "Паутинка". 1880 год у Достоевского, 1918 год у Акутагавы... Думаю, ничего в этом страшного нет. Старые сказки путешествуют, не зная границ.
Последний бриллиант (не в тексте, там их ещё много, но об этом конкретном не упомянуть было бы несправедливо):
Почему для Дмитрия было таким невыносимым позором, что он отделил с самого начала и растратил только половину катиных денег? Не всё, а только 1.5 тысяч! Дмитрий горячо, болезненно объясняет странную "гусарскую" логику, по которой растрата не всей, а только половины суммы - бОльшее бесчестье. Мне же этот момент напомнил "Русские соболя" О Генри. Герой рассказа, "шикарный парень, презирающий дешёвку", точь в точь "инфернальная душа", Митя Карамазов, не желающий признаться, что кутил с оглядкой, экономил.
Завершив чтение, я тяжко задумалась, почему старец Зосима поклонился именно Ивану, не Дмитрию. Хотелось бы получить объяснения, конечно. Возможно, этот вопрос слишком сложен не только для меня. Чтобы понять этот момент до конца, надо быть Зосимой. То есть, Достоевским.

И ныне есть еще пророки,
Хотя упали алтари,
Их очи ясны и глубоки
Грядущим пламенем зари.
Но им так чужд призыв победный,
Их давит власть бездонных слов,
Они запуганы и бледны
В громадах каменных домов.
И иногда в печали бурной,
Пророк, не признанный у нас,
Подъемлет к небу взор лазурный
Своих лучистых, ясных глаз.
Он говорит, что он безумный,
Но что душа его свята,
Что он, в печали многодумной,
Увидел светлый лик Христа.
Мечты Господни многооки,
Рука Дающего щедра,
И есть еще, как он, пророки —
Святые рыцари добра.
Он говорит, что мир не страшен,
Что он Зари Грядущей князь…
Но только духи темных башен
Те речи слушают, смеясь.

(Николай Гумилев).

Алексей Федорович, признаюсь, что я хотела Вас князем назвать (как однажды назвала Грушенька). Думаю, что Вы - пророк и это уж истинно. А удержусь от рассуждений на данную тему не от того вовсе, что я слишком уж не уверена в подобном мнении (тем более, что я в нем не одинока), а от того, что Вы мне не близки. И именно по этой причине мне сложно Вам писать, хотя я и отношусь к Вам хорошо и во многом могу понять. Но, все-таки, Вы мне не близки и потому сердце мое столкнулось едва ли не с большим препятствием, чем разум. Тем не менее, я должна Вам сказать одно хорошее словечко.

Во время прочтения романа я все пыталась понять, кто Вы такой, и, сказать по правде, столкнулась с весьма волнительным результатом. Проблема моя в том, что мне не хватает знаний для понимания некоторых фундаментальных вещей, о которых писал Федор Михайлович касательно Вас (и не только Вас) и посему я опираюсь в мнении моем более на то, что подсказывает мне сердце, на интуицию, на безграничную мою веру в Достоевского и на некоторые неоспоримые факты, которые Федор Михайлович, все же, дал нам в «Братьях Карамазовых». Конечно, я сейчас имею в виду не только убийство Федора Павловича (о нем я напишу далее).

Высокая миссия, возложенная на Вас старцем Зосимой, пошла вовсе не по предначертанному сценарию. Не остались Вы с братьями вашими, не уберегли их от катастрофы, разразившейся в доме Карамазовых. А для того ли приходили? Чтобы повидать могилу матери. А далее уже в огромной Вашей вовлеченности в общение с Зосимой многое творилось и думалось.

Размышляя о Вас и Зосиме, как не припомнить слова о сути старчества. Признаюсь, они меня поразили.

Итак, что же такое старец? Старец – это берущий вашу душу, вашу волю в свою душу и в свою волю. Избрав старца, вы от своей воли отрешаетесь и отдаете ее ему в полное послушание, с полным самоотрешением. Этот искус, эту страшную школу жизни обрекающий себя принимает добровольно в надежде после долгого искуса победить себя, овладеть собою до того, чтобы мог наконец достичь, чрез послушание всей жизни, уже совершенной свободы, то есть свободы от самого себя, избегнуть участи тех, которые всю жизнь прожили, а себя в себе не нашли.

Это испытанное и уже тысячелетнее орудие для нравственного перерождения человека от рабства к свободе и к нравственному совершенствованию может обратиться и в обоюдоострое орудие, так что иного, пожалуй, приведет вместо смирения и окончательного самообладания, напротив к самой сатанинской гордости, то есть к цепям, а не к свободе.

Проповеди Зосимы, безусловно, были проникнуты самым искренним и правильным религиозным чувством и подлинным пониманием того, какой должна быть христианская вера. На примере старца, Федор Михайлович показал, каким должен быть истинный служитель, способный поселить в сердцах и умах людей братскую любовь друг к другу без которой немыслимо спасение рода человеческого . Он не изобрел какого-то иного собственного христианства, он лишь отделил свет от тьмы, зерна от плевел, показал и рассказал (через Зосиму) какой должна была быть христианская вера. Но только к чему это привело? Надвое раскололся мир в романе: с одной стороны -трагедия семейная, с другой- трагедия веры. И с удивлением читатель видит, что даже в пределах монастыря неверие и недоверие не искоренены, а напротив, царствуют. Каково же было наблюдать реакцию иных на тлетворный дух после смерти Зосимы. Нашлись те, кто возрадовался от неверия, но были и те, кто при вере возрадовался падению старца, ибо у нас любят иногда падение праведника. Ваша реакция на событие сие была воплощением непринятия того фарса, что разыгрался в монастыре после смерти Зосимы. Вера Ваша не была поколеблена, а лишь только негодование справедливое воцарилось в душе. Вы не перестали веровать, но только опечалились тем, почему Он допустил такое.

Думается, далее не избежать мне и пары хороших словечек о Ваших братьях. Прежде скажу об Иване Федоровиче. Удивил он меня, и выбор души его (вполне свершившийся) думаю, удивил и порадовал Вас. Сколько метаний было в душе его, сколько сомнений и страданий, что стоило бы подивиться. Едва рассудка не лишился Иван Федорович. Простой ли он человек? Без сомнения, не простой, а меж тем, он - человек и думая о нем, я прихожу к выводу, что именно в том то и состоит его главнейшая суть. Вечные метания меж верой и безверием и вечный вопрос «Како веруеши али вовсе не веруеши?»

Касательно Ивана Федоровича важнее всего будет припомнить несколько его особенных сочинений. Проследить, скажем, как его статья о церковном суде связана с его же поэмой «Великий инквизитор». И как они «дополняются» сочинениями также особенными и важнейшими в романе – с «Легендой о рае» и «Геологическим переворотом». Все эти сочинения объединены единой смысловой сутью и единой же целью, а также имеют еще одну важную особенность - все они (кроме статьи о церковном суде) никогда не были записаны, а воспроизводились практически как импровизация в момент их непосредственного рассказывания. Самые гениальные и великие произведения Ивана (включая «Великого инквизитора») рождались именно в виде беседы с теми, на кого были направлены основные цели этих сочинений.

Иван Федорович оказался человеком крайне мучимым своим главным вопросом (справедливо тогда это заметил о нем Зосима) и его речь на суде, а также поведение после последнего свидания со Смердяковым, явно наметили происходивший в душе этого великого страдальца перелом.

Дальше...

Брата Вашего Дмитрия Федоровича мне не всегда просто было понять и часто чрезмерная его эмоциональность попросту сбивала с толку и даже раздражала. Такой уж это человек- с невероятно сильной связью с землей, притом именно с родной землей. Потому я и уверена, что ни в какую Америку, он, конечно, никогда не сбежит и Вы тоже об этом всегда знали. Вся его душа полна души народной, он словно бы вобрал в себя сам дух русского народа, с его безднами (как верхними, так и нижними), с его благородством (за которое и полюбили Дмитрия Грушенька и Катерина Ивановна) и с его же слабостями, эмоциональностью и безудержностью. Да и роль Карла Мора досталась ему вовсе не зря.

Во время суда над Дмитрием мы видим последнее замирание у последней черты. Все верят, что он убил и все рады тому, но меж тем иные (и очень многие, по примеру Лизы) мечтают, чтоб Дмитрия оправдали, утвердив таким образом апофеоз беззакония и аморальности. А убил ли брат Дмитрий, али нет, разве в том суть для них? Они о том и не думают. Что мы видим на примере Скотопригоньевска из событий, рассказанных в романе? Момент Апокалипсиса, ту самую Русь, которая затуманилась и плачет по старым богам и готовится к приходу новых. Слышите? Они уже идут: Ракитин (который вовсе не так прост и безопасен, как кажется) и Коля Красоткин с его мальчиками. «Новые» люди уже на подходе и они пустят своего Ивана Царевича, когда придет время. Принято считать, что должно было последовать продолжение, что судьбы братьев Карамазовых еще не определены до конца, что некое главное событие последует далее. На стороне белых или красных окажутся братья? Опять, разделятся, конечно, в своем извечном недоверии к друг другу и к вере друг друга. И кабы знать, на какой стороне в этот момент будете Вы. О, это - центральный, главнейший вопрос.

Скажу и о Смердякове. Знаете, каким бы он не был, а однако же жестоко Вы (братья Карамазовы) с ним обошлись. Вы все до единого его ненавидели и презирали. Ваш брат Иван Федорович люто злился на Смердякова и с отвращением глядел на кровного брата, называя его идиотом, мерзавцем, смердящей шельмой, банной мокротой и вонючим лакеем. И не от того ли Иван Федорович так перепугался, когда понял, что Смердяков его ловко для своих целей использовал? Не только и не столько от того, конечно, но и эта мысль малость была в его голове, это уж наверно. А Дмитрий Федорович? Он использовал грубо и нагло Смерядкова в своих целях наблюдения за домом отца, угрожал убить и за человека не ставил. Ни разу ни один из вас и не подумал, чтобы его братом назвать. Ни разу, никто. А ведь раньше, чем не сделаешься в самом деле всякому братом, не наступит братства. И Вы, Алексей Федорович, ни разу не остановили Ваших родных, когда они, озлившись, поливали помоями лакея, тяжко оскорбляя того. Вы, видимо, думали, что Смердяков не восприимчив был к таким вещам. А меж тем, нет. Он же сам говорил, что предпочел бы на свет не появляться вовсе, лишь бы только не слышать в свой адрес всех этих страшных слов о том, что он вышел из банной мокроты и произошел от смердящей. Не думайте, что я хоть в какой-то мере пытаюсь его оправдать, мне и самой этот человек крайне неприятен. Но, все же, любопытную роль он сыграл в этой истории.

Федор Карамазов был не просто убит, он был именно осужден, его покарали и вполне справедливо. Событие это, ставшее центральным эпизодом всего романа, безусловно, имеет огромнейшее значение и не только с точки зрения восстановления справедливости и демонстрации сути и ужаса семейной трагедии Карамазовых, которая находит свое отражение на самых разных смысловых пластах романа (от психологических до социальных), но и с точки зрения того, что событие данное раскрывает сущность каждого из братьев ваших и Вашу сущность тоже. Часто мы можем путаться, пытаясь понять Вас, потому как герои Федора Михайловича никогда не бывают просты и ограничены. Их души и характеры всегда в движении, их выбор, их жизненная позиция, их внутренние психологические и духовные кризисы, все это – совокупность сложнейших переменных. И только такие вот ключевые события, как смерть Зосимы или убийство Федора Павловича (в рамках романа «Братья Карамазовы») и открывают нам некие основные черты, суть, стержень героя и мы можем увидеть ваши лица в неискаженном виде. Это крайне ценно.

Алексей Федорович, поймите меня, о главнейшем писать очень трудно и в данном случае стоило бы сделать это в духе изложения по пунктам, но не могу же я в письме опускаться до такой банальности. Посему, я просто скажу Вам, что все, что должно было свершиться, свершилось верно. Сами припомните, как в ту ночь, целуя землю, пали Вы слабым юношей, а встали твердым на всю жизнь бойцом. Стало быть, все предшествовавшие события произошли именно в нужный момент и с определенной целью.

Скажу хорошее словечко и о женских героинях романа. Что касается Катерины Ивановны, то не зря она носит свою высокую фамилию, ох не зря. Показал нам Федор Михайлович во всей красе образ святой спасительницы-благодетельницы и результаты ее попыток спасти всех вокруг тоже ярко продемонстрировал. На том и закончу о ней, ибо не имею желания что-то особое прибавить. Скажу лишь, что она в величии своем, и правда, временами прекрасна.

Аграфена Александровна тоже мне не слишком близка и я немало поломала себе голову, прежде чем сумела уж догадаться, кто она такая в этом романе. Спасибо за рассказ о луковке. Вы спасли Грушеньку, Вы ей луковку протянули и это важно. Вы ее душу на свет вывели и, думается, она спасется. Чувство ее к Дмитрию и ее же ревность, вспыхнувшие с такой силой в этой мятежной и неспокойной душе, весьма впечатлили меня. Эта женщина действительно изменилась из-за событий, произошедших с ней. Ее бесконечное раскаяние в содеянных грехах и глубокое понимание степени ее нравственного падения, переживания из-за недостойной ревности и чрезмерно эмоционального поведения - все это показывает в ней истинно раскаявшуюся в своих грехах блудницу, которая получила свое спасение прежде всего благодаря вашей любви и сопереживанию.

Лиза Хохлакова, признаюсь, меня удивила еще и при первом чтении романа. И Вас она тоже удивила, думается мне. Странное она создание и весьма пугающее. Довольно неожиданным для меня стали ваши причудливые отношения и даже вероятность возможного брака, о перспективе которого в финале романа ничего не было сказано, посему не стану предполагать разошлись бы ваши пути али нет. Невероятная злость и жестокость этой девушки, ее сложный, неоднозначный и глубокий внутренний мир, странности ее поведения при осознании ее же юного возраста наводят на весьма любопытные размышления, о которых, впрочем, стоило бы написать другое письмо.

Алексей Федорович, на этом заканчиваю свое послание, ибо не имею ничего добавить сверх того, что уже изложила. Давеча я думала о том, что писать Вам будет очень сложно и не ошиблась. Но, все же, письмо написано и думается, я сумела в нем передать хоть малость от того, что намеревалась.

Ольга (Beatrice_Belial)

Не припомню на своей памяти книги, по ходу чтения которой у меня были бы такие ожесточенные внутренние споры, а текущая оценка так часто менялась на диаметрально противоположную.
С началом романа у меня совсем не задалось. У Достоевского непростой стиль повествования, очень длинные предложения на полстраницы и абзацы в несколько страниц, в которых начало мысли легко затерять в куче сопутствующих объяснений. Чем-то смахивает на стиль Бальзака, тоже достаточно сложный для восприятия. Но человек такой феномен, что ко всему приспосабливается. Вот и я после первой трети книги приспособился и дальше пошло гораздо легче.
Автор с ходу макает читателя с головой в рассуждения о религии. Понятно его отношение к этому вопросу. Особенно после того, как погибают физически или духовно все персонажи, отрицающие Бога - Федор Павлович, Смердяков и Иван Федорович. Только в вере он видит спасение души человеческой. Через спасение души же видит и светлое будущее у России. Свое отношение Достоевский презентует через отца Зосиму и Алексея Карамазова, противоположную же точку зрения через Ивана и его притчу о великом инквизиторе. Вообще, главы "Бунт" и "Великий Инквизитор" это попадание прямо в цель. Я думаю, что многих зацепили именно эти главы. Потрясающая честность. Понравилось, что автор именно всесторонне рассматривает проблемы религии. Он дает нам возможность взглянуть на религию не только со стороны праведников, но и глазами грешников. Вот только праведный взгляд уж очень утопичен, и Достоевский оказался не прав, говоря о том, что:

Не спас в 1917 году, хоть и веры было не мало в народе. Конечно, автор явно увлекся темой религии и местами целые куски текста смахивают на буклеты сектантов. Особенно претили фразы, подобные этой:

Эта фишка с виной за все человечество на самом деле крайне опасное заблуждение. Дело в том, что мир устроен таким образом, что чувство вины неминуемо потянет за собой наказание от мироздания. Чем это может кончится для человека, зависит от глубины самого чувства, а на деле запросто реализуется или через болезнь, или через несчастный случай. Очень пакостная вещь - чувство вины. Потом все удивляются, почему хорошие люди страдают по жизни от всяких напастей больше, чем бессовестные негодяи и подлецы. Но тут уж у нас свобода совести, поэтому каждый выбирает шапку по себе.
Хотелось бы еще отметить героев книги. Это старая добрая традиция русских классиков - прорисовывать персонажи до мельчайших подробностей так, что даже третьестепенные герои типа Хохлаковой или Перхотина выглядят вполне себе полноценными личностями, а не блеклыми тенями. Так вот, все герои очень яркие, многогранные, объемные, но уж больно истеричные. Складывалось такое ощущение, что все они находятся в высшей степени какой-то экзальтации, буквально на грани помешательства. Вот и получается такой парадокс, что герои у Достоевского получились "настоящие", но "нереальные". Я хоть и не могу объективно судить о нравах, привычках и поведении людей того времени, но очень сомневаюсь, что в реалиях люди настолько сильно истерили.
Конечно, нужно сказать и о финале книги.

Это сказано сразу про всю Россию целиком. Ведь в каждом русском, говорит Достоевский, присутствует эта "карамазовщина". И вот два пути: первый - понять и простить, проявив христианскую добродетель и сделав тем самым правильный выбор, а второй - осудить, тем самым совершив ошибку. Намек более, чем прозрачный. Вот только мы зачастую ненавидим сами себя, где нам уметь полюбить ближнего. А чаяния Федора Достоевского хоть и прекрасны, но очень утопичны, ведь история доказывает нам, что движемся мы по пути, предсказанным Великим Инквизитором.

Человек он умный, но чтоб умно поступать — одного ума мало.

Как говорится, все мы крепки задним умом, но чтоб вот сразу правильно поступать - это нет. Как легко нам бывает ошибиться, сделать неверный выбор, опрометчиво шагнуть не в ту сторону... Как часто мы считаем, что один поступок может изменить нашу жизнь, сделать ее лучше, а в итоге или ничего не менялось, или все становилось намного хуже, чем раньше. А еще чаще мы мним, что мы являемся не совсем обычными людьми, людьми, рожденными для великих свершений, как Наполеон или Гитлер, но великие свершения для каждого свои - для кого-то великим свершением будет захватить мир, а для кого-то - воспитать хорошего ребенка. Нельзя ведь всех под одну гребенку, нельзя, потому что все разные.

Достоевский у меня всегда читается сложно, но удовольствие, которое я получая от чтения его книг ни с чем иным не сравнимо. Его дождливая мрачность и серость, его герои, в умах которых он ковыряется, словно в тарелке с лапшой... Нет писателя, который был бы лучшим психологом, чем Федор Михайлович. Вот если бы я вдруг решила пойти к психологу, то, несомненно, выбрала бы именно Федора Михайловича, правда. Вот берешь его книгу, погружаешься в мятущиеся души героев, что напоминают заблудших овечек, и начинаешь немного лучше понимать самого себя.

А в "Преступлении и наказании" мне более всего прочего понравилась концовка. Все было настолько мрачно, что казалось, тучи уже никогда не исчезнут, но в конце читателю дарят лучик света, который, словно прожектор, освещает будущее героев, говоря, что все еще может быть хорошо, что все еще может измениться. И, знаете, это вселяет надежду и на то, что в реальной жизни такой лучик обязательно рано или поздно появится на горизонте, что осветить дорогу.

Почему-то на произведение Федора Михайловича Достоевского у меня получаются довольно странные рецензии... Наверное, это потому, что в случае с Федором Михайловичем, надо читать не рецензии на его книги, а сами книги. Обязательно.