Тысячекрылый журавль

Пусть читателя не обманет небольшой объём произведения – на менее, чем трёхста страницах мы становимся свидетелями глубокой драмы человеческих отношений, опутанных паутиной скрытых пороков и душевных страданий.

Действие разворачивается в послевоенной Японии, когда мир находится на стыке старых пережитков и новых реалий. Протагонист, молодой человек Кикудзи Митани, уже четыре года переживает смерть своего отца и старается избегать шумного людского общества. Однако приглашение бывшей любовницы отца Тикако посетить её чайную церемонию неожиданно вызывает любопытство Кикудзи – она собирается познакомить его с одной девушкой, её ученицей.

Связь отца с Тикако продлилась недолго, а Кикудзи на момент их отношений было десять лет. После смерти отца он примирился с существованием Тикако и даже по-своему жалел её, поэтому в посещении устроенной ею чайной церемонии ничего предосудительного для него не было. Но вот кого он действительно никак не ожидал увидеть в гостях у госпожи Куримо, так это Оота-сан, ещё одну любовницу отца, появившуяся уже после Тикако. Кикудзи удивлён: он не только не чувствует ни малейшей враждебности к госпоже Оота, отнявшей, по сути, у семьи внимание отца и мужа, но ему приятно с ней общаться, воскресая таким образом воспоминания об отце.

На той же церемонии Кикудзи видит Юкако Инамура, ту самую ученицу Тикако Куримото. Увидев у неё розовый фуросики, традиционный платок, с белым журавлём, он про себя называет её "девушка с тысячекрылым журавлём". Юкико прекрасна, и от её изящной красоты веет мягкой свежестью и нежной юностью. Для Кикудзи она —недостижимый идеал, для которого нет места в недостойных мыслях, поэтому свою мучительную страсть он отдаёт госпоже Оота.

По сути, этот роман об отношениях между мужчиной и женщиной. Каждая из женщин в жизни Кикудзи играет особую роль в его судьбе, и каждая олицетворяет его страхи, которые ему предстоит либо преодолеть либо продолжать жить с ними. Пожалуй, цепочка взаимоотношений Кикудзи и его женщин, созданная автором, не отличается чистотой и непорочностью, но доказывает, что человек, порой, может стать рабом своих инстинктов. Так, к примеру, вступив в связь с госпожой Оота, бывшей любовницей отца на двадцать лет старше самого Кикудзи, он сначала пытается причинить душевную рану женщине, завладевшей его отцом, и отомстить за себя и за мать, но постепенно втягивается в противоестественные отношения и даже по-своему любит госпожу Оота. Иначе складываются его отношения с Фумико, её дочерью. Любовь к ней рождается постепенно, но имея все предпосылки расцвести полным цветом, заканчивается по желанию девушки, которая сбегает, оставив Кикудзи в растрёпанных чувствах. И тут на сцене снова появляется Девушка с тысячекрылым журавлём, прекрасное создание, готовое залечить душевные раны отвергнутого мужчины. Можно ли желать большего?

Если говорить откровенно, Кикудзи напоминает бревно, которое просто плывёт по течению. Куда оно повернёт – туда и поплывёт Кикудзи. Женщины приходят в его жизнь и уходят из неё, оставив глубокий след или лишь призрачные воспоминания. И только госпожа Тикако Куримото остаётся величиной неизменной, символом приземлённости жизни и её материальной сущности. Она как заноза в жизни Кикудзи, но если бы не её навязчивое присутствие, его жизнь была бы пресной и серой. Ведь чтобы бревно поплыло, его тоже надо пнуть.

Ясунари Кавабата создал прекрасный роман, в котором грубая проза жизни прекрасно сочетается с эстетикой неосязаемого. Его метафоры полны меланхоличной лирики, а каждая вещь, будь то чайная чашка 16-го века или крепдешиновый фуросики, наделена историей и обладает душой. Хрупкость сиюминутного здесь противопоставляется философии сакраментального, а поэзия природы банальности повседневности.

Продолжаю своё знакомство с автором, как же все-таки приятно расслабиться и заземлиться с его текстами. Повествование размеренное и спокойное, словно плывешь на волнах и созерцаешь окружающий мир.

Был определенный страх не понять, особенно, после прочтения Мисимы, который вдохновлялся в своём творчестве работами Кавабаты. С одной стороны, теперь понимаю почему он это делал, с другой стороны, когда смотришь за завесу сюжета, открывается множество интересных смыслов и мыслей.

Молодой человек теряет отца, в придачу к наследству ему достаются и любовницы покойного. Казалось бы, ну узнал он о любовницах, а дальше то что. Но Кикудзи начинает рефлексировать и физически обладать. Оота-сан словно символизирует греховное искушение, а Куримото голос разума, который он яростно отталкивает от себя.

Повесть строится на зарисовках разных эпизодов, постепенно выстраиваясь во что-то целостное и гармоничное. Ключевым же аспектом в работе стала память в разных своих проявлениях. Она может быть и тяжелым грузом сожалений и разочарований, и символом приятных воспоминаний, и объединяющим звеном, неким мостом для двух людей.

Остался ли Кикудзи счастливым? Сомневаюсь. Сделал ли он счастливой Юкико? Однозначно нет. Груз воспоминаний настолько его задушил и сковал, приведя к вопросительному финалу.

Совсем недавно писала рецензию на другого японца и что там, что тут мне на ум приходит сравнение литературного произведения с зарисовками, этюдами, чем-то зыбким, акварельным, расплывчатым. Видимо, это национальное, присущее многим, а то и большинству японских произведений. Сюда же можно, пожалуй, отнести и символичность, такое ощущение, что каждая вещь, встречающаяся в тексте, упоминается не просто так, а с каким-либо подтекстом, скрытым смыслом. Например, кружка это не просто предмет, из которого пьют чай. Это и воспоминания как о приятных, так и о неприятных моментах, это и вещь, прошедшая через руки всех основных героев романа, подчеркивающая их странную, местами противоестественную связь, это и противопоставление мира неживых вещей, которые могут прожить сотни, а иногда и тысячи лет, миру людей, которые столь хрупки и недолговечны и в любой момент могут умереть. Или, например, журавль давший имя роману, всего лишь деталь, изящное украшение женской сумочки. Это на первый взгляд, а стоит присмотреться, кому именно принадлежит эта вещь и с чем его обычно ассоциируют в японской культуре и снова все наполняется символами и намеками.

Многогранный, многоуровневый роман, в нем как минимум три пласта повествования, один переплетается с другим и дополняется третьим, и это только то, что смогла найти и увидеть я, вполне возможно их там больше. Отношения молодого парня Кикудзи с любовницей его покойного отца, в которые оказываются вовлечены еще несколько человек - это основной пласт повести, порочные, болезненные связи этих людей, которые разрушают их самих, внушают им мысли о грехе и грязи, мешают жить нормальной жизнью. Второй пласт - это размышления о жизни и смерти, о живых и мертвых, тут и ранний уход из жизни по независящим от человека причинам, и самоубийство от невозможности жить счастливо, и сомнения, терзания и угрызения совести тех, кто был близок умершим, попытки понять уже навсегда покинувших нас людей, не было ли моей вины, все ли я успел, а правильно ли я понимал... Третий пласт - природная гармония; жить в мире с собой невозможно без понимания окружающего нас мира, отсюда и столь пристальное внимание к чайной церемонии, ведь в ее основе заложены гармония и эстетика, неспешность и созерцательность.

А упомянув природу, уже невозможно не переключиться на мое восхищение слогом автора. Как же прекрасно он описывает любую природную картину или явление, будь то горы или море, ночное небо или ливень, все моментально оживает в воображении читателя. Тот случай, когда писатель может говорить о чем угодно, а я буду слушать, развесив уши и млея от удовольствия. И даже некая обрывочность финала абсолютно не испортила моих впечатлений от первого знакомства с автором, здесь и не могло быть другого законченного итога, мы просто, отодвинув ширму, ненадолго погрузились в жизнь героев и, понаблюдав украдкой, деликатно эту ширму снова задвинули, оставив их разбираться с миром и собой, ведь еще не все иероглифы их жизни написаны...

В основном, я расскажу несколько "общих мест", характерных и для данной повести.
Необычное взаимодействие эстетики, стиля и художественного пространства – вот, пожалуй, те вещи, которыми в первую очередь удивляют тексты Ясунари Кавабаты, и "Тысячекрылый журавль" среди них не исключение. Такой подход позволяет автору решить сходу несколько основополагающих для него проблем: душевная жизнь персонажей, взаимодействие человек-природа, и всежизненный поиск прекрасного. Приведя эти три уравнения к одному, умножив на общий знаменатель весьма продуманной структуры, которая, при общей неторопливости повествования, удерживает читательский интерес, Кавабата задал мне непростую задачку, ибо разделить их, и рассказать обо всём в отдельности, нет никакой возможности. Это тоже один из его творческих принципов.
Хочу сообщить ещё одну особенность, которая косвенно может дать представление о творчестве этого писателя. Ясунари Кавабата в творчестве – идейный противник Юкио Мисимы. Не знаю, правда ли это или нет, но я слышал, что в жизни они были друзьями, по крайней мере, мне доводилось видеть запись, где они спокойно сидят за одним столом, давая интервью какому-то скучному (дохленькому) японцу.
Кавабата – певец светлой грусти, японец до мозга костей, что видно даже из названия повести, пытался в письме обрести прекрасное; его тексты - это скорее "развернутое хокку", а сам он - поэт японского серебряного века (для них было характерно обращение к наследию запада). Но автор не только осуществляет идеал японской поэзии, он развивает его. Вы, наверняка, знаете, что большинство японских стихотворений безличны, в них крайне редко появляются люди, но и они не обладают выраженной индивидуальностью (на которую буддизму наплевать), и даже сам размер стиха едва ли позволяет сказать больше, чем какой-нибудь "уставший путник...".
Герои Кавабаты – индивидуальности, со сложной, порой противоречивой, душевной жизнью, часть которой автор забирает, скрывает от читательских глаз, растворяя её или, лучше сказать, намекая на неё не только с помощью сюжетных ходов, но и с помощью описаний природы, времени года, установившейся за окном погоды, красок, самого ритма текста (очень тесная взаимосвязь!). Всё растворяется во всём – это то, о чём я говорил в начале.
В "Тысячекрылом журавле" (в отличие от «Снежной страны») такой подход хоть и присутствует, но слегка приглушен, затушёван, но при этом на стол выбрасывается ещё одна карта – символ. С этим связанна определённая сложность, так как большинство символов (в первую очередь эстетические!) – чисто японские. Можно ли надеяться, что у внешних они вызовут ту же гамму чувств, переживаний, опасений (а Кавабата в этой повести выразил опасения относительно того вульгарного, что привнесла современность в чайную церемонию).
О сюжете же я умолчал сознательно, не обессудьте.

Попытаюсь написать по горячим следам. Пока эмоции не улеглись.
Я в сторонке от восторгов. Я среди тех, для кого эта книга оказалась недоумением. И не помогли ни красивый слог, ни прекрасные описания природы, ни изысканные чайные церемонии.
Не люблю героев, которые сами не понимают, чего они хотят от жизни, при этом подминают под свои метания окружающих людей.

Как Кикудзи, который в свои 28 лет находится в каком-то душевном неравновесии и полном раздрае. У него детская травма, нанесённая отцом, приведшим однажды сына к своей любовнице госпоже Тикако с родимым пятном на груди. И это пятно на всю грудь, так и стоит у Кикудзи перед глазами. Но главное то, что эта женщина никуда не делась из жизни юноши. Она была вхожа в дом при живых родителях, и сейчас без всякого стеснения распоряжается его домом и его судьбой. Тяжёлая, токсичная, невероятно назойливая особа, которой неведомо слово «нет». Но и Кикудзи не может категорично отвадить эту женщину. Надо сказать (хотя я уже писала) он словно потерялся в каком-то неведомом ему пространстве. То ли он любит бывшую любовницу отца, ещё одну любовницу (ага, отец тот ещё казанова), ли ли ему мила её дочь Фумико, то ли он решил жениться на протеже Тикако Юкико…
И между всем этим чайные церемонии, яркие кимоно, и бесконечное прости, нескончаемые рефлексии по поводу прежних грехов, настоящих желаний и предстоящих ошибок… Напрягает

Когда живёшь в постоянном напряжении, когда не знаешь, что принесёт завтрашний день, такое как-то непроизвольно напрягает. Боги, было б о чём страдать!

"Я даже по телефону слышу тишину вашего дома" – встретив где-то эту цитату, я тут же добавила книгу в вишлист. И выяснила, что слишком она для меня созерцательная, слишком похожа на чайную церемонию, в которой пристальное внимание уделяется даже сочетанию напитка и чашки и сопровождающим вековой ритуал цветам. Всё многоцветие повести заключено в деталях: в недосказанных словах и недоговорённых фразах, в панорамах природы, в окружающем быте, в самом методе повествования автора.

Жил один японский мужчина, у которого были жена и маленький сын. И недолгая любовница. А затем ещё одна, до самой его смерти. Тайными отношения не были, но слона в комнате предпочитали не замечать. В большом мире прошла война, мальчик вырос, а любовницы состарились. Первая продолжает навязчиво опекать сына бывшего любовника, вторая растит дочь от умершего мужа, почти ровесницу мальчика.

Кикудзи, теперь уже молодой мужчина, в полном душевном раздрае. Он постоянно преследуем одной любовницей отца, заводит краткий роман со случайно встреченной другой, вступает в невнятные отношения с её дочерью, думает ещё об одной девушке... Он совершенно не понимает, в каких отношениях находится со всеми этими женщинами и в каких должен находиться. Дети несут в себе то, что "заварили" их родители, и, отравленные этим, не могут найти в себе силы начать строить что-то своё. Ясность конфликтов в повести не совсем очевидна, мотивы персонажей туманны, а их поступки и слова часто вызывают полное недоумение. Не по душе мне такая выкрученная на максимум невнятность.

Как узнаю –
Души ли робость,
Змеи объятья,
Или оковы сковали меня,
Так что слёзы рекой?
Акико Ёсано (1878-1942)

Недавно я наткнулась в одной из соцсетей на знакомую, которую не видела много лет. Я помню её юной девицей, худощавой, бодрой и миловидной. Помню также, что у неё были большие проблемы с маменькой - женщиной объёмной, нервной и плаксивой. И вот вижу я фотографию из серии "однажды двадцать лет спустя", и не верю глазам. Девушка стала точной копией мамаши, притом что была непохожа вообще. Всё один к одному вплоть до кудряшек и всполошенного выражения лица. Поневоле подумаешь, что в нас гораздо больше от наших родителей, чем порой кажется.
Вот и герой Кавабаты вольно или невольно повторяет судьбу своего отца. Мало того, что отцовская любовница переходит к нему "по наследству", он не может отрешиться от воспоминаний даже после её смерти. И переносит связанные с ней эмоции на её дочь. Больше того, "по наследству" отходит к нему и первая любовница отца. Правда, здесь ничего эротического - бедный парень никак не может избавиться от старой ведьмы, которая жаждет устроить его судьбу по собственному усмотрению. А ведь есть ещё молодая жена...
Повествование, как обычно у Кавабаты, тягуче размеренное. Разговор об эротике стыдливо откровенный. Мужчины понятны. Женщины загадочны. Атмосфера осенняя, с острым запахом хризантем.

«У самой галереи цвело персиковое дерево...». Стоило погрузиться в крылатые страницы сей повести, как настигло оно: узнавание. И вновь – окно поезда, озарённое багровым закатом, и вновь – терзания по смутному, и вновь – воспевание прекрасного. Изящные гвоздики в элегантной вазе, яркая утренняя звезда, убаюкивающая песнь ночного дождя... Ветер приносил чудесный цветочный аромат, листья о чём-то шептались, в небеса взмывал белокрылый журавль, а Кикудзи тем временем пребывал в том состоянии, которое и словами-то описать сложно, но оно отзовётся многим. «Утренний туман омыл зелёные деревья. Наверное, потом он вошёл в его голову и тоже всё промыл там дочиста. В голове не осталось ни одной мысли». Это был даже не страх, это было ощущение самого страха, нечто между тревогой и стыдом, и грязное это было чувство, скверное, гнусное. Не всегда по наследству передаётся слава или богатство, порой дети заполучают от родителей бремя такой тяжести, что и не знаешь, как с ним справиться. Воспоминания донимали юношу, домыслы истязали его, он вершил такое, что потом будет долго его мучить... А природа тем временем очаровывала его своей прелестью, даря не забвение, но успокоение. «Белый олеандр и красный олеандр... Пунцовые цветы в густой тёмной зелени горели, как полуденное солнце, а белые источали прохладу».

«Проходя мимо неё, он почувствовал едва уловимый запах стоявших в вазе белых пионов...». Узнавание проскальзывало и здесь: герой опять решительно ничего не понимал, а героини вновь неистово страдали. Впрочем, пусть Кикудзи и не вызывал симпатии, сердце у него не сказать что пустое, что-то в нём всё же жило... Женщин же было жаль. Всё это действо со слезами, метаниями и мольбами о прощении и впрямь было очень грязным, и начал его человек, который совсем не думал о последствиях, когда, будучи женатым, ходил от одной любовницы к другой, да не один, а с сыном, а когда страну разрывала война, он спокойно принимал помощь от маленькой девочки, которая добывала ему – а точнее, для его сына, – лакомства. И вот спустя столько лет всё вновь вернулось, только вот с плодами бездумных действий отца пришлось разбираться уже его сыну. «Очень тихо там у вас... Я даже по телефону слышу тишину вашего дома». Не сказать, что у него получилось. Не был он ни умным, ни деятельным, да и думал в первую очередь о себе и своих желаниях, посему и попал в такую ловушку. Но именно это вызывает пусть и не сочувствие, но что-то очень близкое к нему, потому что кое-какие выводы он, надо признать, сделал. Радостно в итоге лишь за Фумико, хотя опять же, назовёшь ли это освобождением?.. «В нём было всё, в этом аромате: и длинный день, и летний зной, и сама жизнь».

«Белые и бледно-розовые цветы... Белое с розоватым отсветом сино... Розы, гвоздики и керамика растворялись друг в друге, поглощали друг друга...». Чайная церемония и драма человеческая и правда в этой истории поглотили друг друга. Горечь Ясунари Кавабата была ощутима; традиции умирают, это так печально... Но это ли должно печалить? А может, стоит грустить из-за поведения мужчины, который без зазрения совести использовал женщин? Или из-за омерзительного отношения к “старым” и “уродливым” женщинам? Какой бы прекрасной ни была чайная церемония, всей этой гнили она не скроет, как ни пытайся. Время идёт, человек умирает, как и некоторые традиции, посуда же остаётся... «На пиале бледно-синяя глазурь в одном месте переходила в бледно-жёлтую. Создавалось впечатление лунного пейзажа на грани ночи и рассвета». Умирание традиций не так страшит, как суждение других. Гармония, чистота, спокойствие, уважение – вот что должны соблюдать во время традиционной чайной церемонии, и вот что погибло в первую очередь, а не оплакиваемое традиционное, которым так любят прикрывать неприглядное. Читая такое, радуешься, что многое меняется. Жить вот так и считать это нормой... нет, благодарю. А чай в хорошей компании – это, конечно, другое дело. «Зелёный чай в тёмной чашке – как это прекрасно! Невольно приходит сравнение с молодыми весенними побегами».

«На горном склоне росла дикая азалия, покрытая нежной завязью бутонов...». И всё-таки это хорошая повесть, в ней нет ярко выраженного начала или конца, она как хайку – тонкая и изящная, с множественными намёками и подтекстами. Даже раздражение из-за действий героя притупляется, а потом и вовсе стирается, ибо замечательно было показано, к чему в итоге приходит тот, кто так ошибается. И пусть у Кикудзи и не было гармонии с собой и окружающими, у него была гармония с природой, это, пожалуй, одна из главных ветвей – и одна из самых прекрасных. «Жалкое занятие – собирать черепки, когда над головой сияет такая живая, такая свежая звезда!». Возможно, этим следовало ему заняться – продолжать любоваться серебряным морем, по которому проходилась звёздная рябь, посиживать в густой тени граната, которая дарила столь желанную прохладу, вслушиваться в птичье пение, что таило в себе столько очарования, – а не продолжать то самое традиционное отцовское, которое ему навязали. Пусть финала как такового и не было, ясно, что ничем хорошим эта история кончиться не может. Это вызывает грусть, но что с этим сделаешь, это выбор, выбор человека, а не судьбы, на которую так любят ссылаться. Это жизнь. Только и всего. «В токонома в плоской вазе стояли ирисы. И на поясе девушки были красные ирисы. Случайность, конечно...».

Один из любимых авторов снова приятно удивил. Чудесное атмосферное произведение, тонкое, манящее своей недосказанностью, столь присущей для японской литературы. Витиеватое неспешное повествование и чтение между строк, красота слога, ничем не опошленная и дарящая умиротворение. Японская самобытность в красно-белой цветовой гамме с ароматом чая, теплом деревянных купален и традиционными кимоно. Природные картины, ярко рисующиеся воображением, спокойствие и частое одиночество.

Во главе угла - чайная церемония и, конечно же, взаимоотношения. Ситуация непроста: Кикудзи Митани, потеряв отца и мать, живет уединенно. Каждый год он получает по почте приглашения на чайную церемонию от Тикако Куримото, женщины лет 50-ти, некогда помогавшей по хозяйству его матери (нечто среднее между компаньонкой и служанкой). Каждый раз Кикудзи игнорировал приглашение, но в этот раз принял его, т.к. Тикако заинтересовала его упоминанием о некоей девушке, которую она собиралась показать на церемонии.

Белого тысячекрылого журавля Кикудзи увидел изображенным на розовом крепдешиновом фуросики одной из девушек, спешащих на чайную церемонию. Ею оказалась Юкико Инамура, которую Тикако наметила в жены для Кикудзи, о чем ни он, ни она не подозревали. Но была среди гостей женщина примерно одного с Тикако возраста - госпожа Оота, пришедшая вместе с дочерью Фумико...

С этого, собственно, вся история начинается, хотя не только начинается, но и, как оказывается, продолжается. Скелеты в шкафах, тени прошлого. Тикако некогда была любовницей отца Кикудзи, затем любовницей стала Оота (ее дочери Фумико тогда было не больше 10 лет). Брошенная Тикако стала постоянно бывать у новой пассии ее бывшего возлюбленного и изводить всеми способами. Но, помимо этих двух женщин, страдала еще и третья - мать Кикудзи.

Спустя несколько лет, уже после смерти родителей и после того злополучного вечера, когда состоялась чайная церемония, начали развиваться очень неоднозначные события. Кикудзи влюбился, да так, что свет стал не мил, ибо избранницей его стала та, на которую никто и подумать не мог, в том числе и он сам. В него же влюбились еще две, одна из которых вскоре сыграла в его жизни важную роль, а на второй ему навязывали женитьбу. Стоит ли говорить, что трагедии не заставили себя долго ждать. И вновь пришла мысль о том, что всё как-то нелогично, и снова пришлось вспомнить о том, что книга японского автора, а посему мысли и поступки героев имели особое обоснование. Многое в персонажах немного удивляло. Злоба, язвительность и наглость Тикако выводили на очень сильные эмоции во время чтения. Периодически задавалась вопросом: как Кикудзи может выносить эту женщину, которая протискивается в его жизнь, словно змея под любой приглянувшийся ей камень? Еще часто примеряла сложившуюся ситуацию на представителей Америки, Европы и т.д. и каждый раз исход был разный. Но это Япония и здесь всё совершенно иначе...

Повесть безусловно хороша и займет достойное место в коллекции любителей японской литературы.