Собрание сочинений в 5тт.

Хорошая книга. О людях, об ученых, настоящих и псевдо-. Но прежде всего о Людях. Показаны разноплановые характеры, каждый герой обладает своими, именно ему присущими чертами, за каждым героем пристально следишь на протяжении всей книги, кому-то сопереживаешь, кого-то осуждаешь, кем-то восхищаешься. Может быть книга кому-то покажется скучной, но я прочитал ее буквально за пару вечеров, потому что затронутые проблемы: отношения в коллективе, проблема выбора между человеком и наукой, метания в достижении результата, сомнения в нужности в своей работы и ее полезности - все они близки и интересны.

Помню из старой жизни фильм «Иду на грозу», поставленный по одноимённой книге Даниила Гранина. Смотрела его несколько раз, настолько мне нравилась картина, так были достоверны в своих образах артисты-красавцы. За горящими глазами Василия Ланового — они у него такие живые и заражающие своей энергетикой, хотелось лететь за мечтой, совершать что-то невероятное. А интеллигентному персонажу Белявского мы безоговорочно верили, он же настоящий герой. Вот такими восторженными девочками мы были.

Сейчас предоставился случай прочитать книгу, и снова накрыло той же волной искреннего советского романтизма. Как велик Даниил Гранин! Очень сильная книга. Почему я не удосужилась прочесть этот роман раньше? Он же у нас в шкафу почти всю мою жизнь стоит. Глаз замылился. Как можно было такой великолепный роман нарядить в бросовую скучную обложку, сделать неказистым и неприметным. И стоит невыразительный томик на полке, словно Золушка, открывая своё прекрасное естество как награду отважившемуся прочитать.

Читала с огромным удовольствием с первой фразы. Настолько летящий искренний слог, с первых страниц захватила атмосфера эпохи. Люди, учёные, их ежедневная работа, разговоры только о деле. Это очень аполитичная книга о людях науки и разном служении делу. Время и приметы времени в романе есть, и руководящая сила партии на месте, но это всего лишь антураж эпохи. Главное в романе соперничество и становление личностей в этом противостоянии. Какой выбор делает каждый из нас: карьера или дело, благополучие или бескорыстие. И ничего другого нет.

В центре истории два друга: красавец-счастливчик Олег Тулин и красавец-неудачник Сергей Крылов. Первому всё само идёт в руки, второй идёт к цели по колдобинам, испытывая разочарования и провалы. А вот в вопросе служения всё как раз наоборот: Тулин способен на компромисс, потому что ему важны слава, признание, успех, а для Крылова превыше всего научный результат. Разные приоритеты и сотворили этих людей. На деле за блестящей тулинской обложкой существует рядовой сотрудник среднего ума, продвигающийся по карьерной лестнице в силу весёлого нрава и коммуникабельности, а вот Крылов, при своём неуживчивом характере, по настоящему талантлив и готов ради исследований на жертву.
Очень понравилось, как через противостояние двух молодых учёных показан коллектив научной лаборатории в развитии, насколько люди горят идеями, без профанаторов тоже не обошлось.

Повествование неспешное, атмосфера того времени растекается со страниц и обволакивает узнаванием. Именно так и жили в шестидесятых. Это было время оттепели, надежд и ожиданий прорыва. Очень умная и точная проза о людях науки.

Мир науки всегда был для меня источником особого притяжения, и романы об ученых, словно ключи, открывают двери в этот захватывающий мир неизведанного. На этот раз я погрузилась в атмосферу одного из ленинградских НИИ, где физики, одержимые грозой, творили науку. Ленинград, хоть и незримо, но все же присутствует – в обрывках фраз, в мимолетных размышлениях героев. Эта книга – неспешное повествование, в корне отличное от современных романов, требующее вдумчивого, размеренного чтения. Здесь много физики, много размышлений о природе грозы – явления, некогда столь опасного для авиации, а ныне почти покоренного человеком.

Перед нами плеяда советских ученых 60-х годов, эпохи смелых замыслов и безграничной веры в человеческий разум. Время, когда казалось, что нет ничего невозможного: реки можно повернуть вспять, небо и космос – покорить. Но прежде всего нужно было убедить в реальности своих дерзких идей "старую гвардию", этих вечных перестраховщиков, и получить заветное "добро" на рискованные эксперименты.

В центре повествования – два друга, два коллеги, Сергей Крылов и Олег Тулин. Оба стремятся к одной цели – покорению грозы, но их пути к ней разительно отличаются. Сергею успех дается упорным трудом, он – не гений, не хватающий звезд с неба, а человек, волей судьбы оказавшийся в науке. Ему предстоит пройти через отчисление из института, унизительное крушение на научном семинаре, расставание с любимой, горькое осознание невозможности помочь своему учителю, профессору Данкевичу, пережить трагическую гибель молодого аспиранта Ричарда Гольдина. И это лишь часть испытаний, выпавших на долю Крылова, часть ударов, которые он должен выдержать.

Тулин же – полная противоположность. Напористый, самоуверенный, он с легкостью покоряет и облака, и сердца, убеждает начальство, завоевывает преданность коллег. Его считают талантом, и, возможно, не без оснований. Но за внешней легкостью скрывается недостаток усидчивости, необдуманность идей. Тулин – легок во всем, и в науке тоже. Самоуверенный до небес, он одержим желанием быть первым, покорить грозу, войти в облако – и ему плевать, кто погибнет на этом пути, лишь бы не он сам. Вначале он кажется рубахой-парнем, готовым помочь, прийти на выручку, но постепенно проявляется его истинное лицо, и оно, увы, не вызывает симпатии.

Эта книга – типичный представитель производственного романа, заставляющая задуматься, поразмышлять над поступками героев, оценить их мотивацию, возможно, даже узнать в них кого-то из знакомых. Она написана хорошим языком, хотя поначалу мне показалась несколько скучной. Но вторая часть романа с лихвой компенсировала это, и сухие физические термины отступили на второй план, уступая место захватывающим событиям и драматичным судьбам.

Ночь с 1 на 2 января 1999 года. Кабинет писателя. Мягкий свет от настольной лампы с абажуром из матового стекла. Старомодная пишущая машинка, стопка книг. За столом сидит, сгорбившись и зажимая ладонями уши, седой как лунь старик в домашнем халате.

— Шшшш... Арр... Шшш...

— Ох, старость — не радость! Подумать только: 80 лет мне стукнуло! Как отмечали, так всё было ничего... А теперь то шум, то треск в ушах, а временами как бы и голоса... Что за чёрт!

— Да не чёрт я, а дух воздуха! Арр... Ариэль мне имя! Читал небось обо мне у Шшш... у Шекспира?

— Так это у меня слуховые галлюцинации!

— Да нет же! Просто я настроился на твою ментальную волну.

— Ментальное расстройство! Голоса в голове! Узнают — в психушку запрут...

— Да ладно, какая психушка! Ты что — диссидент? Пётр Григоренко? Валерия Новодворская? Ты же суперблагонадёжный, пробы негде ставить! Ты же символ советского писательского официоза, да и постсоветского тоже! Тебя, даже если вправду рехнёшся, в психушку постесняются отправить.

— Утешил, называется... Я же знаю, что тебя нет!

— Хочешь, покажусь?

— Ой, не надо... Ты же там, у Шекспира, на гарпию похож!

— Я любой облик могу принимать. Или никакого.

— Лучше никакого: не хватало мне ещё зрительных галлюцинаций...

— Ну, как знаешь. Перейдём к делу: мы, духи воздуха, предостеречь тебя хотим от большой ошибки.

— Да что вам за дело до меня?

— О, мы тебя давно знаем: со времён бурного успеха твоей повести «Иду на грозу».

— А-а, славное было время! 62-й год! Потом ещё экранизация была, в 65-м! Какие актёры играли! Успех, успех! Но вам-то что?

— Гроза — это по нашей части: очень мы веселились. Людишки мечтают управлять погодой! Что может быть забавнее! С тех пор и присматриваем за тобой: надеялись, ещё чем-нибудь порадуешь.

— Ну и как?

— Порадовал. Ты так часто и так успешно лазил в щель между совестью и подлостью, что наблюдать было любо-дорого.

— Ну ты всё-таки гарпия. Хоть и невидимая.

— Вижу, помнишь дела свои прошлые. И осталось, конечно, ощущение стыда, позора уступок, понимание, что так нельзя, что всё это гнусно...

— Зато я публиковался! Литератор должен публиковаться!

— Да, но теперь-то ты уже по уши в публикациях! Одних собраний сочинений не то шесть, не то семь! Тебя в классики записали! И всё неймётся: какие-то текстики публикуешь в периодике о Петре Великом... Ну зачем, зачем??

— Затем, что я всю жизнь писал об учёных. Теперь пришло время написать и о человеке, основавшем в России Академию наук. Целая книга скоро будет!

—Не позорься, остановись!

— Почему это?

— Да ведь не по силам тебе задача! Разве ты историк? Твоя фамилия «Павленко»? Или «Анисимов»?

— Я их книги читал! И многие другие! Я даже Нартова читал! И Штелина!

— И Валишевского? ))

— И Валишевского тоже!

— И что ты вынес из всех этих книг, кроме серии занятных сюжетиков? Ты ведь только по поверхности можешь скользить! Ни эпоху не знаешь, ни людей... Вот скажи мне: кто такие Цыклер и Соковнин?

— Известно, кто: два заговорщика, стрелецкие полковники!

— Замечательно! А вот тебе посложнее вопрос: царский денщик Татищев и историк Татищев — это один человек или два?

— М-ммм... Один!

— Ты уверен?

— Да какая разница! Кто из моих читателей будет интересоваться каким-то там Татищевым! Им крупные фигуры интересны. Пётр Андреевич Толстой, Александр Данилович Меншиков...

— Кстати, о Меншикове. Как ты думаешь, какие ордена и медали могли быть на его мундире?

— Медали? Известно, какие: за взятие Нарвы, за Полтаву...

— И ещё, конечно, медаль за город Будапешт?

— Не понял юмора. И нечего тут глумиться над нашей русской воинской славой!

— Кто бы говорил про воинскую славу! Ты ведь даже ход Полтавской битвы не знаешь!

— Разберусь как-нибудь!

— Да куда уж тебе: устарел...

— А для моих целей сугубая историческая точность и не нужна!

— Историческая истина, я думаю, тоже. Ты ведь советский литературный чиновник: любую гнусность можешь оправдать, да ещё и в позе праведника.

— Это ты про исключение Солженицына из Союза писателей? Так он сам нарывался... И при чём тут Пётр Великий?

— При том, что душонка у тебя лакейская, и Пётр Великий для тебя — всё равно что партийное начальство. Ты же его выгораживать будешь, что бы он ни учудил.

— Он всё делал для блага государства!

— Уничтожить всякую законность в порядке наследства и отдать престол на произволение самодержца — тоже для блага государства?

— Тоже! Верховную власть — достойнейшему!

— То-то у вас чехарда была с престолонаследием весь XVIII век... А родного сына вздёргивать на дыбу и полосовать кнутом — тоже для блага государства?

— Именно так! Надо было раскрыть заговор, докопаться до корней!

— Ты сам-то докопался до корней? Ты ведь даже Устрялова не читал!

— Устрялов устарел!

— ...сказал человек, который его не открывал.

— О деле царевича Алексея у Павленко написано вполне достаточно!

— Если так, то зачем ещё и тебе об этом писать?

— Судьба Алексея всем известна, и эту тему не обойти.

— А как ты будешь трактовать причину его смерти?

— Скорее всего, он умер своей смертью. От пыток и побоев.

— Своей смертью. От пыток и побоев... Так, значит, Румянцев не душил его подушкой?

— Нет, это ложная версия. Хотя... Румянцев неотступно выполнял любые поручения. Его первого Пётр выбрал для деликатнейшей миссии — привезти из Австрии беглеца-царевича. Румянцев поехал, разузнал, не так-то просто оказалось вызволить царевича, пребывание его в Австрии было слишком выгодно многим.

— «Вызволить!» Ты так и напишешь?

— Вот назло тебе так и напишу... У меня целая глава будет про Румянцева!

— Может, ты и про то напишешь, как царь Пётр Румянцева женил?

— Я даже центральным событием главы это сделаю. Так и назову главу: «Царское сватовство». Это же счастливая, волшебная сказка!

— Да ну? «Поздравляю вас, гражданин, соврамши!»

— Вот авторитетнейший источник: «Русский биографический словарь», том 17, 1918 года издания.

Гранин вытаскивает из стопки книг на столе толстый том в сером старинном переплёте, открывает заложенное закладкой место, читает вслух:

— «Русский биографический словарь» совсем недавно у вас переиздали: репринт, тираж 5000 экземпляров. То есть он будет во всех библиотеках. Достаточно открыть том 17 не на той странице, которая у тебя заложена, а чуть выше, где размещена словарная статья «Румянцова, графиня Мария Андреевна»... и царское сватовство превратится из волшебной сказки в скабрёзную новеллу. Не боишься, любезный мой сказочник, что твоя репутация пострадает?

—  Моя репутация вполне устойчива, можешь за неё не волноваться.

—И ей уже не повредят ни случайные ошибки, ни прямое враньё?

— Ну, не всякий же такая язва, как ты. Читатели в массе своей очень простодушны: что-то слышали когда-то на уроках в школе, что-то экскурсовод рассказал, что-то видели в кино... Из моей книги они много нового узнают, и будут мне благодарны. Особенно если текст будет занимательным.

— И как же ты сделаешь свой текст занимательным? Ты что, Натан Эйдельман? Король научпопа и гений популяризации?

— Я научпоп не буду писать, я роман напишу!

— Час от часу не легче! Разве ты исторический романист? Чапыгин? Шишков? Алексей Толстой? Или хотя бы Герман?

— Я Герман!

— Ах да: Гранин — это же псевдоним... Но ты не тот Герман! Разве можешь ты написать роман такого уровня, как «Россия молодая»? Какие там характеры! Кормщик Рябов! Таможенник Крыков! Капитан-командор Иевлев! А женщины! Таисья Рябова! Бабинька Евдоха! А мерзавцы и враги! Воевода Прозоровский! Подручный его Мехоношин! Шпион-правдолюб дес Фонтейнес, наконец! А ты? Какие образы ты создал? У тебя же не люди, а картонные фигурки. Более или менее ярко раскрашенные, причём обычно без полутонов.

— Массовому читателю мои книги нравятся! И не только в нашей стране! Многое переведено! На 27 языков народов мира!

— И начальству твои книги нравятся, конечно?

— Да, нравятся! И не вижу тут ничего плохого! Я лауреат зарубежных и отечественных литературных премий, в том числе дважды лауреат Государственной премии СССР!

— Да будь ты хоть нобелевский лауреат, а роман, где надо XVIII век изображать, ты всё-таки не потянешь!

— Так я и не буду XVIII век изображать. Мой творческий замысел оригинален: я книгу об истории превращу в книгу историй.

— Историй о чём?

— О частной жизни и любви.

— А, так ты в грязном белье Петра Великого вздумал копаться?

— Скажем так: я покажу личность Петра в необычном ракурсе. Сделаю упор на раскрытие его внутреннего мира, проводя читателя через калейдоскоп разрозненных событий.

— Ну, эти красивости оставь для аннотации, а мне изволь объяснить по-человечески.

— Дух воздуха, а объяснять ему надо по-человечески...

— Для тебя же стараюсь! Сам поймешь наконец, что именно пишешь, если сумеешь внятно объяснить.

— У меня будет классическая рамочная композиция: в кардиологическом санатории нашего времени встречаются четыре мужика средних лет, представляющие разные слои общества. По вечерам они выпивают втайне от персонала и под хмельком пытаются разобраться в историях из времён петровского царствования, которыми щедро делится один из них — учитель истории с трудной судьбой, исследователь-энтузиаст и пламенный поклонник Петра.

— То есть у тебя вместо действия будут диалоги подвыпивших мужиков?

— Там такие встают вопросы, что без бутылки не разобраться.

— Ну, это понятно: если сам автор книги в чём-то не разобрался, то куда уж его героям...

— Зато моим читателям будет над чем поразмыслить.

— Это вряд ли: для размышления нужна информация к размышлению. Причём достоверная. Но ты же не способен снабдить читателя достоверной информацией! Ты что угодно можешь переврать, вплоть до библейских цитат!

— В России плохо знают Библию, поэтому мои маленькие вольности попросту никто не заметит.

— Допустим. Но герой книги не может быть умнее автора! А ты ведь даже не полузнайка; ты — форменный неуч, воплощение воинствующего невежества. Ясно как день, что твой персонаж-рассказчик будет грузить собутыльников байками. И таких глупостей при этом понамелет, что специалисты ахнут... Если снизойдут, конечно, до твоей бульварной стряпни.

— Байки — это не всегда плохо! «Тьмы низких истин мне дороже / Нас возвышающий обман».

— Вечно вы, русские, прячетесь за вашего Пушкина! А всё оттого, что правда глаза колет.

— Есть убогая правда факта, а есть великая правда жизни. Я покажу Петра как человека большой силы духа, мечтателя и реформатора. Выведу в эпизодах двух чрезвычайно талантливых иностранцев, восхищавшихся нашим царём: Сен-Симона и Лейбница. И непременно расскажу подробно о трёх главных любовных увлечениях Петра: великому преобразователю ничто человеческое не было чуждо...

— Ну, вот мы и добрались до грязного белья! Но хоть здесь-то ты покажешь себя знатоком вопроса? Считается, что долговременных увлечений у царя было только два: Анна Монс и Екатерина, будущая императрица. Обе женщины выведены в популярном романе Алексея Толстого, поэтому известны практически всем. Кто же третья?

— Княжна Мария Кантемир.

— Ну, это ты Валишевского начитался. А он, в свою очередь, опирался на старые байки, слухи и сплетни.

— Валишевский всё это проанализировал и представил целостную версию, вполне убедительную.

Гранин отыскивает среди книг на рабочем столе том Валишевского, открывает заложенное закладкой место, читает вслух:

Как видишь, мой невидимый друг, у Валишевского история последней любви Петра I занимает всего один абзац. А художественно тема совсем не раскрыта: где бытовые детали, где яркие штрихи атмосферы интриг и коварства? Где люди, усилиями которых раскручивалась пружина интриги против Марии? А я из этой истории такую вставную новеллу сделаю для своего романа, что чувствительные дамы плакать будут!

— И как ты вложишь эту новеллу в уста персонажа-рассказчика? Разве что сделать, по примеру Бокаччо, многостраничный монолог, при почтительном молчании слушателей...

— Именно так и задумано. Мой персонаж-рассказчик, в виде исключения, последнюю из своих историй прочтёт по тетрадке. Приберегу его монолог для последней главы, с минимальным рамочным обрамлением.

— Легко предвидеть, что это будет единственный фрагмент твоего романа, сколько-нибудь похожий на литературу. Творческая задача «выбить слезу» тебе по плечу. Вполне соответствует масштабу твоего дарования.

— О масштабе моего дарования позволь судить моим читателям!

— Твоим читателям масштаб твоего дарования подскажет аннотация. Ты, как водится у вас в России, сам будешь её писать?

— Возможно.

— Ну, тогда вот тебе рецепт. Твой текст корявый? Пиши: «блестящий стиль». Твоя рамочная композиция банальна, а повествовательные приёмы допотопны? Пиши: «оригинальный ход обратного повествования». Ты путаешься в деталях событий и плохо знаешь быт эпохи? Пиши: «акцент на детали, неизвестные современной аудитории». Твои персонажи и отношения между ними обрисованы поверхностно? Пиши: «глубокий психологизм». У тебя совсем нет действия? Пиши: «динамизм повествования»...

Гранин, долго терпевший колкости, приходит наконец в крайнее раздражение и повышает голос.

— Думай что хочешь, а большой роман с рамочной композицией я всё-таки напишу! Назло всем духам воздуха, земли, воды и огня! Моя книга будут литературной сенсацией!

— Нет, мой милый: не литературной сенсацией, а литературным недоразумением. Сборной солянкой из недомыслия, невежества, ханжества и сервилизма.

— Ничего такого у меня не увидят! Ни издатели, ни читатели, ни критика! Моё имя откроет мне все двери! Мою новую книгу очень охотно издадут, а потом ещё и переиздавать будут!

— А потом по мотивам твоей душещипательной вставной новеллы про «последнюю любовь Петра» какой-нибудь режиссёр кинчишку снимет...

— Возможно! Мои произведения уже не раз экранизировали!

— И кончится тем, что похабная версия Валишевского, основанная на слухах и сплетнях, пойдёт в народ. Благодаря писателю и кинорежиссёру, двум творческим людям с пониженной социальной ответственностью. Да ваш Пётр Великий от столь дивного внимания к его персоне перевернётся в гробу!

Гранин в ярости смахивает со стола всю стопку книг. Шум падения увесистых томов. Движение воздуха в комнате, удаляющийся смех невидимого существа. Затем тишина.

АННОТАЦИЯ (ПОДЛИННАЯ)

Даниил Гранин — классик отечественной литературы, чьи произведения переведены на 27 языков народов мира, лауреат зарубежных и отечественных литературных премий, в том числе дважды лауреат Государственной премии СССР.

Каждое его произведение — литературная сенсация, и «Вечера с Петром Великим» — еще одно тому подтверждение. Сообразно своему оригинальному замыслу, автор превращает книгу об истории в книгу историй о частной жизни и любви.

Своеобразие романа в том, что личность Петра I показана в необычном ракурсе. Автор делает упор на раскрытие внутреннего мира императора, проводя читателя через калейдоскоп разрозненных событий, из которых постепенно вырисовывается впечатляющая картина быта и нравов далекой эпохи.

Малоизвестные факты, бытовые детали, яркие штрихи атмосферы интриг и коварства складываются в рассказ о Петре I как о человеке большой силы духа, мечтателе и реформаторе. Портреты реальных исторических персонажей: императрицы Екатерины I, шведского короля Карла XII, Ивана Голикова, Анны Монс, Александра Меншикова, Петра Толстого, герцога Сен-Симона, Карла Лейбница — дополнены их письмами, выдержками из документов. Особое место занимает история последней любви Петра I и княжны Марии Кантемир, ставшей жертвой козней Екатерины.

Блестящий стиль, оригинальный ход обратного повествования, акцент на детали, неизвестные современной аудитории, глубокий психологизм, динамизм повествования делают книгу настоящим подарком любителям исторической прозы.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Отрывок будущего «романа» Гранина, под названием «Учитель истории», был впервые напечатан в 1989 г. («Искорка», № 1). Отдельные главы печатались в периодике: «Вечерний Петербург» (1996, 29 нояб.); «Наука и жизнь» (1997, № 1); «Российская газета» (2000, 7 апр.). Впервые полностью — в журнале «Дружба народов», 2000, № 5-7.

Первое отдельное издание «романа»: Гранин Д.А. Вечера с Петром Великим. Сообщения и свидетельства господина М. — СПб.: Историческая иллюстрация, 2000. — 432 с., ил.

В 2001 г. «роман» получил Государственную премию РФ, после чего последовал длинный ряд переизданий.

Включался «роман» и в новые «Собрания сочинений» Гранина.

В 2011 г. режиссёр Владимир Бортко снял по мотивам «романа» Гранина мини-сериал: «Пётр Первый. Завещание». В том же году «роман» был переиздан издательством «Олма», под новым названием («Три любви Петра Великого») и в нарочито бульварном внешнем оформлении (на обложке – кадр из мини-сериала Бортко).

В 2013 г. «роман» вошёл в число финалистов премии «Золотой Дельвиг» в номинации «За верность слову и Отечеству».

Ну что товарищи со всей уверенностью заявляю - эксперимент не удался. Никогда не пылал я особой любовью к совлиту  считая в меру своей зашоренности что ничего хорошего я там для себя не найду. Конечно, это не так и в советской литературе есть множество сокровищ, правда я либо до них не добрался, либо они уж на радость или на беду совсем не для меня. Да даже с этой книгой сложилась парадоксальная ситуация 37 положительных рецензий  с преобладанием отличной оценки. Как? За что? Видимо мне просто в силу возраста не дано этого понять, зато мне, наконец, открылось, что находили советская прогрессивная публика в прозе мною горячо не любимого Аксенова, но по сравнению с этим романом,  Ваксон Аксон был просто мировым классиком. Вот, наверное, так и продают родину персоны играющие джаз. 

Я просто не могу поверить, что можно было писать на столь мертвом языке, что должно было случиться с целой страной,  что бы от живого языка классиков 19 века прийти к  речи газетных передовиц и агитпропа. Я вполне допускаю в своем романе Гранин не грешит против реального отображения состояния  умов оттепельной интеллигенции, к своему стыду сознаюсь что про бары, рестораны и загулы физиков с лириками  мне было бы гораздо интереснее читать чем про марксистко-ленинские агитки и подковёрные игры в пределах одного НИИ. 

Пришло время перейти к сладкой парочке главных героев Крылову и Тулину. О могучий Тор, как же они меня раздражали! На первое место я однозначно ставлю персону Сергея Крылова, всю книгу я хотел задать персонажу один вопрос. Доцент и тебя мама, папа был? Так почему ты таким придурком вырос? Архетип скромного гения этим все сказано. Крылов настолько не в себе что его очень легко заподозрить в аутизме. Крылов просто не приспособлен к той жизни которую он ведет, но парадоксальным образом все устраивается само собой . Как такому человеку могли предложить должность  заведующего лабораторией истинная загадка. Помимо того что Крылов гений еще одной его отличительной особенностью является неуемная тяга к страданию по женскому полу. Готовьтесь Крылов будет страдать часто и многостранично. 
Если есть лишний человек значит должен быть и сверхчеловек коим в данном произведении выступает  Олег Тулин. Тулин такая своеобразная рок-звезда от мира физики, девки его хотят а мужики восхищаться и немного в тайне ненавидят. Тулин одержим целью научиться управлять погодой. Ради этой цели он готов пойти на все чаще добиваясь своего дипломатией, но иногда и умея настоять на своем, чего только стоит сидячая забастовка в генеральском кабинете, которая как мне представляется произойти она в реальном мире привела бы к совершенно противоположному результату. 

Итак, тандем Тулина-Крылова отправляется исследовать грозы методом непосредственного замера с максимально близкого к эпицентру расстояния. У меня только один вопрос ЗАЧЕМ? Опять же может это только из далёкого цифрового 2021 года мысль отправлять самолеты в сердце грозы кажется апофеозом неоправданной глупости, а в романтичные шестидесятые это казалось отличной идеей, но при любом раскладе я даже помыслить не могу что бы этот эксперимент мог закончиться чем то хорошим.
Конечно я понимаю что этот роман  не столько о самой физике сколько о методе и подходе к исследованию в частности и  жизни в целом, об испытаниях и тех решениях что мы принимаем, делая выбор остаться верным принципам или пойти на компромисс. Наверное в чем то "Иду на грозу" это действительно стоящий прочтения роман с массой достоинств, но точно не для меня и  сегодня я выбираю идти по совершенно другим дорогам.

Мне кажется, этот рассказ лучше всего читать, будучи примерно в одной возрастной категории с главными героями, когда юность уже осталась позади, и пусть прожитые годы прибавили опыта и мудрости, но при этом так жаль, что нет уже прежней пылкости и беззаботности.
Думаю, что именно по этой причине он нашел во мне такой глубокий отклик. И хотя была какая-то горчинка, которая не дала мне в полной мере насладиться этим рассказом, все же он мне понравился. Причем, даже не столько сюжетом, сколько потоком мыслей, образов, воспоминаний, которые он во мне всколыхнул.

Юность главных героев пришлась на годы Великой Отечественной войны. Из их большой компании в живых осталось всего 2 человека. Встретившись, они вспоминают своего друга Вадима и решают сделать то, чего избегали уже много лет, - навестить его мать.

Я тоже, пока не переехала, на протяжении нескольких лет, проходя мимо соседнего дома, каждый раз искала глазами знакомые окна на девятом этаже, вспоминала школьную подругу и не верила, что ее больше нет.

Желание прочитать этот роман Даниила Гранина у меня возникло пару лет назад, хотя узнала я о нем в далеком 1988 году, когда вышел номер роман-газеты с хирургом (как я тогда решила) на обложке. Просматривая аннотации к книгам об ученых, исследователях, обратила внимание на "Зубра" потому, что имя героя мне совершенно ни о чем не сказало.
Да, конечно, я не великий знаток всех светил российской и советской науки, но, к примеру, кто такие Кольцов, Вавилов, Вернадский, Мичурин, Капица, я в курсе. А вот кто такой Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский - понятия не имею. В Википедии ученому посвящена довольно скудненькая статья, а Гранин о нем целый роман написал. Интересно.
И оказалось, что это очень неординарная личность. Талантливый биолог, генетик - это само собой разумеется, про бесталанного ученого Гранин вряд ли стал бы писать. Впечатлило меня другое.
Я как-то всегда представляла ученых этакими сухарями, погруженными в свои опыты, исследования, не замечающими окружающего их мира. И как же я ошибалась. И речь даже не об одном Тимофееве - в романе упоминается очень много громких имен, имен с мировой известностью - все эти люди живые, азартные, не чуждые обычным человеческим радостям и слабостям. И Зубр самый живой, самый азартный, самый увлекающийся.
Очень необычная судьба. Как таковых, его открытий не зарегистрировано, но его разработки, результаты его исследований использовали в своих работах многие зарубежные ученые. Он умел вдохновлять на дискуссии, в результате которых рождались интересные идеи, заряжал окружающих своей энергией, энтузиазмом исследователя. Круг его знакомых, со многими из которых он был очень дружен, поражает воображение - рядом со многими фамилиями сегодня стоит "Нобелевский лауреат". Самого Тимофеева, кстати, тоже выдвигали на Нобелевку, но советские власти запрос шведов о судьбе Николая Владимировича проигнорировали - какие премии опальным сынам Отчизны?
Но вот, по словам Гранина, сам Зубр никогда не сожалел о неполученных наградах - он сожалел о пропавших идеях. Если идея не пропала, если ее кто-то подхватил, проработал, довел исследования до логического конца, если открытие состоялось, то Тимофееву было не важно, кто провел и завершил процесс - американцы, китайцы или русские, - важно, что "идея пошла" и что в результате получило человечество.
Очень интересная персона. И мне понравилось, как Гранин написал о нем - чувствуется, что автор любил этого шумного, неистового, иногда невыносимого, но всегда искреннего человека. Но в его любви нет слепого обожания и поклонения, он откровенно рассказывает и о хороших чертах и поступках, и о недостатках и несправедливостях, если Зубр таковые допускал. Рассказывает о том, с какой одержимостью он работал, с какой готовностью и страстью учил всех, кто желал у него учиться, какие невероятные розыгрыши устраивал (одно только похищение наркома чего стоит!). И это подкупает и для меня лично служит подтверждением того, что в описании достоинств ученого писатель ничуть не преувеличил, что Тимофеев-Ресовский действительно был исполинской фигурой на поле русской (советской) генетики и биологии.

Как же жаль, что сейчас так уже не пишут. И как же жаль, что мы не ценим своих писателей советского периода.

В этом году я решила осчастливить участников Новогоднего ФМ своими советами. Но хитрые участники обезопасили себя от моих замечательных советов простой и очень каверзной фразой «не возьму советскую литературу». Под эту формулу при желании можно подогнать львиную долю всей русскоязычной литературы. Я две недели носилась со своими нежно любимыми романами, пытаясь пристроить их в добрые руки. Некоторые удалось, некоторые нет. Но я решила, что те, кто отказались, сами виноваты.

Этих «нехочух», конечно, можно понять. Время такое было, нужно было либо добавить патриотизма и пафоса, либо тебя не печатают и не принимают в Союз писателей. Но некоторые авторы сумели пробить в этой стене брешь и пролезть боком к своему читателю.

Даниил Гранин, безусловно, один из них. Причем тема добавления «кумача» в произведение поднята даже в самом романе «Картина».

Быть может кому-то покажется тема романа скучной, но я уверена, найдутся у него среди современной молодежи свои читатели.
Итак, Даниил Гранин представляет нам руководителя среднего звена во всей красе. Сергей Лосев, председатель горисполкома города Лыков, едет в райцентр на совещание, добиваться дотаций вверенному ему хозяйству. Там он случайно забредает на выставку и видит там картину, пейзаж, на котором изображен старинный дом города Лыкова – дом Кислых в Жмуркиной заводи, который вот-вот снесут, чтобы возвести на его месте филиал фирмы, делающей вычислительные машины. Эта картина настолько поражает Лосева, что он решает купить ее для своего города. После того, как вдова художника дарит Лосеву картину, начинается ее путешествие по судьбам людей.

Каждый человек, который сталкивается с этим пейзажем, становится другим. Даже нет, он становится собой, тем, кем он пришел в эту жизнь – просто человеком, а не председателем горисполкома, учителем рисования, политработником на пенсии. Каждого она заставляет заглянуть к себе в душу.

Лосев решает сохранить Жмуркину заводь и дом Кислых. И вокруг этого его решения и будет развиваться роман. Много людей покажут себя с другой стороны, не с той, какими их знали окружающие. И борьба Лосева будет подобна борьбе с ветряными мельницами, такой бессмысленной она будет казаться всем, а в минуты отчаяния и ему самому.

Но сюжет – не самое главное. Главное язык. Это вам не Донцова, штампующая по роману в месяц и не Э. Л. Джеймс с ее «50 оттенками», тьфу-тьфу-тьфу. Пусть не обижаются на меня поклонники этих авторов, но субъективная шкала литературной ценности произведения в моей голове не дает мне поставить книги Гранина и Донцовой на одну полку. И пусть это высказывание всецело останется на моей совести. Уж если Лосев нашел в себе силы бороться, я как-нибудь переживу недовольство аудитории.

Вот литературная часть в нескольких штрихах.
Много в романе и современного, например, моды на старину:

Очень иронично подан портрет самого главного героя:

Проблема «советизации» всех произведений и пропаганды «светлого коммунистического будущего»:

Красота природы:

Зацикленность нашей жизни:

Особое спасибо за образ Любови Вадимовны – местного библиотекаря. Как она, интеллигентный человек, просила Лосева о льготах для себя:

• Спасибо вам, Сергей Степанович. Мне теперь не нужно.
• Почему? Как так не нужно?
• Говорите, говорите, - сказал фотограф, - не наклоняйте головы.
• Мне тогда приходилось... Платить сиделке... Я не могла. Теперь все. Теперь мама умерла. И ничего мне не надо.

Чем кончилась история картины и дома Кислых в Жмуркиной заводи понятно будет только в самом конце. А вот для Лосева финал навсегда останется открытым. И тут уж каждый решит для себя сам, прав ли был Сергей Степанович, можно ли было решить все по-другому, где грань между сделкой с совестью и долгом начальника.

P.S. Мой долгий путь к книге здесь

Физика... Ещё со школы я с ней не дружна, хоть наука интересная и нужная. Меня книга привлекла, прежде всего, названием. Я грозу боюсь и люблю в то же время. Ощущения, которые испытываешь, когда небо заволакивает чернотой и начинаешь чувствовать запах озона, волнительные. Главное в это время оказаться дома и лучше наблюдать из окна)))) Перед прочтением книги, я надеялась, что больше смогу узнать об изучении грозы и вспомню чуть-чуть физику. В книге много терминов, из-за этого мне было сложновато понимать. Понравились сами исследования грозы, правда, было мало описано. Книга также о любви, дружбе, стремлении в достижении цели. Книга не то, чтобы не понравилась, но мне было скучновато читать, не было таких героев, чтобы зацепили, кроме Тулина. Он мне был немного симпатичен. Нужно ещё другие книги данного автора прочитать, чтобы понять нравится или нет.