Праздник, который всегда с тобой. Прощай, оружие!

Тема потерянного поколения, актуальная после Первой мировой войны, ассоциируется у нас с такими авторами как Ремарк, Олдингтон, Фицджеральд и, безусловно, с Хемингуэем.
Герой романа Генри, учавствуя в войне, чувствует там себя лишним, не сколько из-за своего иностранного происхождения, сколько из-за неприятия бессмысленности происходящего. Всё яснее он понимает, что должен быть не здесь, а рядом со своей возлюбленной Кэт.
Будущее, которого они ждут, так и не наступает. Кэт умирает во время родов, вместе с ребёнком.

Если вам интересно, как бы выглядел любовный роман в моем стиле – возьмите «Прощай, оружие!». Это автобиографический роман про любовь британской медсестры и американского медбрата на полях Первой мировой. Сюжет донельзя прост – парень влюбляется в девушку, несколько раз находит ее, они вдвоем пытаются уйти от войны как можно дальше, забыть про нее.

А в чем же хтонь? В том, что эскалация конфликта происходит на наших глазах. Вот друзья с фронта с Италии обмениваются впечатлениями, когда война кончится. А ты точно знаешь, что как было на Западном фронте без перемен, так и будет! Что как затянется война до скончания веков, так оно и будет. Уставай, не уставай, ничего не поделаешь, одна сторона отступит, начнет наступать другая.

Да, кстати – на мой взгляд, войны здесь раз, два и обчелся. Это, в первую очередь, городской роман, написанный невероятно простым языком, но обсуждательный – чтобы так посидеть за чарочкой ️

Любовь в этом романе показана очень реалистично – в один прекрасный момент она просто выключается. Ты перестаешь чувствовать эмоции, которые чувствовал до этого и ничего не можешь с собой поделать.

«Прощай, оружие!» — это не просто антивоенная история любви на фоне войны. Это крик души о бессмысленности насилия и попытка найти человечность там, где её почти не осталось. Хэмингуэй пишет просто и сдержанно, но за этим стилем скрываются глубокие чувства и сильные переживания. Роман заставляет задуматься о цене войны и о том, как важно сохранить человечность даже в самых трудных условиях.
Книга трогательная и сильная, она оставляет глубокое эмоциональное впечатление и надолго остаётся в памяти.

Первый роман на тему потерянного поколения я прочитала в 11 классе - "На Западном фронте без перемен" Э. М. Ремарка. Сейчас мне трудно назвать любимого писателя, но 3 года была под сильнейшим влиянием его романов.

До Э. Хемингуэя дошла недавно, хотя роман "Прощай, оружие!" долгое время был в планах.

Писатель использует принцип айсберга - всё уходит в подтекст, в этом заключается его индивидуальный стиль.

Тема войны тесно связана с темой дезертирства. Проблематика войны и любви в книге развивается параллельно, однако, на мой взгляд, любовная линия даже  затмила ужасы битвы. Интересно, что в сочетании farewell to arms слово "arms" обозначает и оружие, и руки.. Война - часть жестокости, так как у Хемингуэя враг - воля. Сквозным символом является образ дороги, которая в финале сталкивается с заброшенной деревней - путём в никуда. А трагический финал = отсутствие будущего. Как же болезненно трагично изображена сцена родов...

После прочтения долго была в круговороте переживаний.

За всю эту книгу, написанную в виде мемуаров, тронуло за живое не так много.

Откровенно напрягало, как Хэмингуэй жалуется на отсутствие денег, сложность писательского дела, а потом идет на скачки и все спускает, потому что у них с женой видите ли хобби такое.

Понравился большой кусок про Зельду и Фитцджеральда. Одно время я им зачитывалась. Про лухари общество, про переход из грязи в князи, да и вообще про жизнь среди богемы. Для меня мтало открытием, но Великий Гэтсби был написан со Скотта и его жены. Захотелось побольше прочесть про заболевания и жизнь семьи Фитцджеральдов.

Когда же речь зашла про "вторую жену"...и так не в восторге от Хэмингуя, а тут еще и это.

Нравятся некоторые очень жизненные цитаты по книге. "боишьсяли ты умереть? иногда да, иногда нет"(с) и не поспоришь же.

Первый раз читала лет в 16-17. Перечитать стоило. Прекрасное ностальгическое произведение о молодости, которая действительно праздник, который всегда с тобой, даже если это только воспоминания. Молодость — это и есть твой личный Париж, твой личный праздник.

Интересны хемингуэевские портреты литературных деятелей, о которых мне рассказывали в университете: Гертруда Стайн, Эзра Паунд, Фицджеральд. Как обычно, человек биографический, человек мемуарный и человек-автор — это вовсе не одно и то же. Да и самого Хэма узнавать с изнанки интересно. Правда, он представляется как раз тем типом людей, которые всегда равны себе в любой ипостаси. Хотя, возможно, это только читательское впечатление.

И, конечно, не могу не отметить, как сладко было читать отрывки о русской литературе, авторитет и глубину которой Хемингуэй многократно подчеркивает.

"С тех пор как я открыл библиотеку Сильвии Бич, я прочёл всего Тургенева, всего, что было, Гоголя на английском, Толстого в переводах Констанс Гарнет и английские переводы Чехова. В Торонто, до того как мы приехали в Париж, мне говорили, что хорошие и даже замечательные рассказы писала Кэтрин Мэнсфилд, но читать её после Чехова было всё равно что слушать манерные истории молодой старой девы после выразительных рассказов знающего врача, который был хорошим и простым писателем. Мэнсфилд была как безалкогольное пиво. Лучше пить воду. Но от воды в Чехове была только прозрачность. Были рассказы, казавшиеся просто журналистикой. Но были и чудесные.

У Достоевского было то, чему можно было поверить, и то, чему невозможно было, но кое-что настолько правдивое, что меняло тебя, пока ты читал; о хрупкости и безумии, пороке и святости, о сумасшествии азартной игры ты узнавал так же, как о дорогах и пейзажах у Тургенева, о передвижениях войск, топографии, об офицерах и солдатах и о боях у Толстого.

По сравнению с Толстым то, как описывал гражданскую войну Стивен Крейн, кажется блестящими фантазиями больного мальчика, который никогда не видел войны, а только читал хронику, и описания боев, и смотрел фотографии Брэйди, - то, что я читал и видел в доме деда. До "Пармской обители" Стендаля я ничего не читал о настоящей войне, кроме Толстого, и прекрасный кусок о Ватерлоо у Стендаля - скорее вкрапление в изрядно скучной книге.

Набрести на целый новый мир литературы, располагая временем для чтения в таком городе, как Париж, где можно было хорошо жить и работать, даже если ты беден, - это как будто тебе досталось целое сокровище.

Это сокровище можно было взять с собой в путешествие, и в горах Швейцарии и Италии, где мы жили, пока не открыли для себя Шрунс в высокогорной долине в австрийском Форарльберге, всегда были книги, так что ты жил в новооткрытом мире снегов, лесов, ледников, с его зимними трудностями, в горной хижине или деревенской гостинице "Таубе", а вечером мог жить в другом, чудесном мире, который тебе открыли русские писатели.

Сперва были русские, потом все остальные. Но долго были только русские".