Рецензия на книгу

• 

  Аноним15 июля 2024 г.

  Первый раз читала лет в 16-17. Перечитать стоило. Прекрасное ностальгическое произведение о молодости, которая действительно праздник, который всегда с тобой, даже если это только воспоминания. Молодость — это и есть твой личный Париж, твой личный праздник.
  
  Интересны хемингуэевские портреты литературных деятелей, о которых мне рассказывали в университете: Гертруда Стайн, Эзра Паунд, Фицджеральд. Как обычно, человек биографический, человек мемуарный и человек-автор — это вовсе не одно и то же. Да и самого Хэма узнавать с изнанки интересно. Правда, он представляется как раз тем типом людей, которые всегда равны себе в любой ипостаси. Хотя, возможно, это только читательское впечатление.
  
  И, конечно, не могу не отметить, как сладко было читать отрывки о русской литературе, авторитет и глубину которой Хемингуэй многократно подчеркивает.
  
  "С тех пор как я открыл библиотеку Сильвии Бич, я прочёл всего Тургенева, всего, что было, Гоголя на английском, Толстого в переводах Констанс Гарнет и английские переводы Чехова. В Торонто, до того как мы приехали в Париж, мне говорили, что хорошие и даже замечательные рассказы писала Кэтрин Мэнсфилд, но читать её после Чехова было всё равно что слушать манерные истории молодой старой девы после выразительных рассказов знающего врача, который был хорошим и простым писателем. Мэнсфилд была как безалкогольное пиво. Лучше пить воду. Но от воды в Чехове была только прозрачность. Были рассказы, казавшиеся просто журналистикой. Но были и чудесные.
  
  У Достоевского было то, чему можно было поверить, и то, чему невозможно было, но кое-что настолько правдивое, что меняло тебя, пока ты читал; о хрупкости и безумии, пороке и святости, о сумасшествии азартной игры ты узнавал так же, как о дорогах и пейзажах у Тургенева, о передвижениях войск, топографии, об офицерах и солдатах и о боях у Толстого.
  
  По сравнению с Толстым то, как описывал гражданскую войну Стивен Крейн, кажется блестящими фантазиями больного мальчика, который никогда не видел войны, а только читал хронику, и описания боев, и смотрел фотографии Брэйди, - то, что я читал и видел в доме деда. До "Пармской обители" Стендаля я ничего не читал о настоящей войне, кроме Толстого, и прекрасный кусок о Ватерлоо у Стендаля - скорее вкрапление в изрядно скучной книге.
  
  Набрести на целый новый мир литературы, располагая временем для чтения в таком городе, как Париж, где можно было хорошо жить и работать, даже если ты беден, - это как будто тебе досталось целое сокровище.
  
  Это сокровище можно было взять с собой в путешествие, и в горах Швейцарии и Италии, где мы жили, пока не открыли для себя Шрунс в высокогорной долине в австрийском Форарльберге, всегда были книги, так что ты жил в новооткрытом мире снегов, лесов, ледников, с его зимними трудностями, в горной хижине или деревенской гостинице "Таубе", а вечером мог жить в другом, чудесном мире, который тебе открыли русские писатели.
  
  Сперва были русские, потом все остальные. Но долго были только русские".
  

  5

  918