Зависть. Три толстяка. Ни дня без строчки

"Он поет по утрам в клозете"
Первая фраза повести Юрия Олеши «Зависть»

Я знакома с первой фразой той повести не знаю сколько лет. Но как-то не случалось узнать, кто этот «он» и о чем пойдет речь дальше. И вот случилось. И что?

На мой взгляд, первая фраза ярче и эффектнее, чем все остальное. Повесть написана ярко и выразительно, она просто перенасыщена сравнениями, метафорами, парадоксами, очень сильно напоминает труды коллег Олеши по знаменитому «Гудку», проглядывают знакомые интонации Катаева , Ильфа и Петрова , а больше всего вспоминался Анатолий Мариенгоф - Бритый человек и почему-то Юрий Герман - Наши знакомые

Но и не более того. Само же копание во внутренних переживаниях Николая Кавалерова раздражало меня неописуемо. Книга без героя, книга, в которой нет ни одного симпатичного персонажа, книга – стон и жалоба, монолог недовольного миром брюзги. Впрочем, и сейчас кое-кто может поддержать и присоединится к герою, но это буду не я.

Простите, Юрий Карлович, не совпали мы.

Три толстяка, обычная сказка для детей советского времени. Что нужно детям герой спаситель, которым являлись Просперо и Тибул и Суок.
Когда в стране в которой ты живешь правят жирные три толстяка, которые забирают у людей все, что они сделали. В которой правят люди, которые имеют пару лишних кг. А как себя ведут обычные барыни и т.д. они ведь тоже унижают обычных рабочих, которые кормят их жирные задницы.
Это не какая-то столица государства, а скорее деревня, которых в СССР было много о которой и пишет нам Олеша. (Конечно в городах люди не работают весь день по 12 часов. Это ответ многим рецензиям о том, что не работают люди от зари до зари). Где убивают тех, кто не согласен с политикой ТТ. Где люди хотят, чтобы и они имели что-то из всех их усилий для хорошей жизни ТТ. А не давали последние деньги цирку с девочкой Суок.
Да ведь, описана наша реальность. Ведь есть люди у которых разница в з/п это астрономическая сумма. Человек, который сидит в офисе и протирает штаны получает больше 30, а кто работает на заводе (в промышленности) могут и 15 не получить. Как не хочется говорить, но это экономическое произведение. Которых не считают никем. А просто людьми, которыми можно потакать. Не нравится — повесить. Нравится - в гвардейцев или в толстых богачей, поддерживай правление ТТ. Как ТТ жирели потому что все время ели, а дать бедным и нуждающимся. Нет. Зачем? Лучше я лопну от еды, чем отдам ее бедным.

В общем, каждый может увидеть в этом произведении свою точку зрения и свое видение. Все мы индивидуальны и каждый видит по-своему.

Эта песня была у меня на видеокассете с детским караоке. И в детстве я очень любила садиться перед телевизором и петь её. Но, собственно, на этом все мои познания о «Трёх толстяках» заканчивались.

Странно, конечно, что я решила добраться до детской сказки только сейчас. С другой стороны, читать сказки никогда не поздно. А Юрий Олеша никогда не был детским писателем. Это произведение он написал лишь для того, чтобы произвести впечатление на возлюбленную и доказать, что легко сможет создать и сказку. И несмотря на то, что «Трёх толстяков» поначалу печатали без особого энтузиазма, но как-то так-то вышло, что именно они стали визитной карточкой автора.

В основе сказки и тема совсем недетская - социальное расслоение и революция, которые по канонам жанра сведены к борьбе добра со злом. По этим же канонам добро и зло здесь чётко разграничены: смелые, готовые пожертвовать собой, уставшие отдавать заработанное кровью и потом угнетателям бедняки дают отпор ленивым, незамечающим ничего в своём обжорстве богачам.

В какой-то момент подумалось, что не только тема, но и некоторые моменты совсем не детские. Слишком уж жестокими они кажутся. С другой стороны, в «Айболите» трамвайчик отрывает зайчику ножки (они же задние лапки, видимо), а в сказке о какой-то из царевен её порубили на кусочки, засолили в бочку, потом сложили этот человеческий пазл обратно и полили живой водой. Поэтому фиг знает, видимо, в контексте сказки у жестокости свои рамки.

Написана книга в очень интересной и необычной форме. В каждом возможном моменте она поддерживает интригу. Нам даются разрозненные частички загадок, которые кажутся абсурдными или, как минимум, невозможными без волшебства. Но потом всё это распутывается, и всему находится логическое объяснение.

Кто-то говорит, что эта история холодная, что слишком технически в ней всё описывается. И отчасти я готова согласиться с этим мнением. Но, даже будучи взрослой, читала я эту книгу увлечённо. И в паре моментов автору даже удалось меня удивить.

Книга “Ни дня без строчки” - это не совсем обычный дневник, который бы создавался с регулярной записью происходящих событий . Это скорее миниатюрные зарисовки, основанные на воспоминаниях и действительно правдоподобных дневниковых записях. Кроме того, по мнению Олеши, в дневниках невозможно изложить до конца всю правду и быть вполне искренним, ведь авторы часто опасаются обычных , посредственных записей, более того, есть вероятность, что они стараются писать лучше , как будто пугаясь, «что кто-то, случайно прочтя эти страницы, подумает, что это написано плохо…» . Он считает, что если писатель создаёт дневник для публикации, дневник, который будет интересен читателю, то в нём «есть что-то глуповатое».

Но о воспоминаниях Юрия Карловича не скажешь, что это примитивные, неискренние тексты. Язык настолько изящен и ярок, что ты действительно ощущаешь себя участником всех событий. Вместе с маленьким Юрой видишь первый в жизни театральный спектакль «Дети капитана Гранта», вместе с ним читаешь первую самостоятельную книгу «Басне людове» . Автор отчетливо помнит, какой ажиотаж вызвало появление первых лампочек и первый одесский трамвай.

Большую часть книги составляют события собственной жизни писателя, но наряду с этим, здесь есть достаточно размышлений о его современниках, о философских вопросах, о смысле жизни.

Например, главы «Золотая полка» и «Удивительный перекресток». «Золотая полка» - это рассуждения о качестве книг, которые могут находиться на ней. Олеша мечтал создать свою «золотую полку» с литературными произведениями, сюжеты которых остаются навсегда в душе человека . В главе «Удивительный перекресток» основное внимание уделено вечным вопросам бытия: о неумолимом течении времени, об истории, о смерти. Вспоминая убийство Кирова, похороны Лидии Сейфуллиной, смерти Фёдора Гладкова и Александра Вертинского, у автора возникает вопрос, что такое смерть, это наказание или избавление? По мнению Олеши, смерть - наказание, но за что, неясно. Но еще труднее объяснить, зачем тогда человек приходит на этот свет.

Книга понравилась неспешным повествованием с изумительными картинами ушедшей истории. Для любителей мемуаров – это просто находка.

У меня сложилось мнение, что этот небольшой роман совсем не о зависти, вернее - не совсем о зависти.
Можно, конечно, разделить героев на представителей старого и нового мира, навесить ярлыки: "плохой", "хороший", но, лично у меня, эти "новые люди" никаких положительных эмоций не вызвали (зависти тоже).
Зато я заметила как Николай Кавалеров - герой, от лица которого ведется повествование в первой части, не может найти место в социуме. Его вышвыривают из пивной, у Бабичева он проживает временно, комнату его заняли. Даже у Анечки ему приходится подвинуться. Именно это чувство ненужности и обреченности роднит Кавалерова с автором. В этом и состоит автобиографичность романа.

Книгу я прослушала в исполнении Валерия Глебова. И о его чтении хочу сказать пару слов. То, что он оговаривается и поправляет себя - пол беды. Я была очень удивлена, когда услышала, когда по ходу чтения декламатор начал вставлять собственные ремарки и комментарии. В моей практике слушателя такое случилось впервые.

Вот, порой и не знаешь, что нужно этим привередам-взрослым. Если взять старые добрые сказочки, то, читая их без детей, взрослые гундят - "какая наивная, пустая сказка...". Если взять другую, сказку, которая в равной степени подходит и взрослым и детям, здесь взрослые тоже критикуют авторов - мол, зачем язвительной или даже ненавязчивой иронией травмировать психику ребенка. Возникает вопрос, а где же золотая середина, какова должна быть такая сказка?

С такими мыслями я начинал слушать "Три толстяка" в исполнении Народного артиста России, моего любимого чтеца, Александра Клюквина. Прочитал он ее феерично. Несмотря на то, что эта сказка Юрия Олеши не является одной из моих любимых (я бы даже сказал, наоборот), с удовольствием остался наедине с книгой до конца. Теперь я до конца понял, почему мне не нравилась экранизация этого произведения. Потому что Олеша написал ее слишком серьезно. Ожидал я золотую середину, а получил, похоже, сказку из второй группы.

Что очень понравилось: сказка настолько современна, что ее можно читать в любое время - как в советское, так и сейчас, и, думаю, также в далеком будущем. А что бы Вы хотели получить в середине торта? Подумайте на досуге! Сильное противопоставление героев - положительные и отрицательные! И не обошлось без странного чудаковатого ученого. Три толстяка как символ всего старого, прогнившего, пресыщенного. Мне кажется, и нет у нас больше такой реалистичной сказки о реальной революции.

Что же получается? Роман, который надо читать три раза и получишь три разных мнения. Вы пробовали? А если нет, то еще есть шанс...

Сначала цитата:

"Сатира  не может быть смешной, - сказал строгий товарищ и, подхватив под руку какого-то  кустарябаптиста, которого  он принял  за  стопроцентного  пролетария,  повел  его  к  себе на квартиру.
 Повел  описывать  скучными  словами,  повел  вставлять   в шеститомный роман под названием: "А паразиты никогда! " 

 Если бы мне вздумалось заменить в этой бессмертной цитате строгого гражданина на детского писателя Юрия Олешу, то знаменитый шеститомник непременно начинался бы сказкой "Три Толстяка". Ну честно, у вышеупомянутого гражданина-аллилуйщика сатира не может быть смешной, а у пролетарского писателя сказка не может быть волшебной. Не должна и все тут! Не надо нам этих ваших чудес, волшебных палочек, колдовства, превращений тыквы в карету! Сказка должна служить воспитанию в народе, укреплению в сердцах,  окончательной победе над , и, наконец, торжеству идей во всем мире.
Сказано - сделано. Правда, Олеше пришлось тащить домой под руку не одного, а парочку знаменитых писателей.  Основа романа списана со сказки
 Г.Х. Андерсена  "Снежная Королева", парочка Герда-Кай служит прототипом парочки Суок-Тутти, а сюжетная линия  девочка-спасает-мальчика-заточенного-во-дворце-Трех-Толстяков повторяет это-же-самое-во-дворце-Снежной-Королевы. Осколок волшебного зеркала в сердце Кая, не мудрствуя лукаво, заменен автором на кусок железа в сердце Тутти. Ничего не подозревающий  шекспировский Просперо скоммунизден  прямо из  "Бури", и "не корысти ради, а токмо"(с) чтобы возглавить революционный мятеж. Но тут автору надо повысить градус повествования, поэтому он, опять таки с подачи Шекспира, вливает сонное зелье в ухо Тутти. 
Как видим, положительные  герои ТТ имеют в основном благородное происхождение,  едят по правилам светского этикета, хотя и за революцию. И только Трем Толстякам сильно не повезло , их Олеша, по видимому, срисовал с антигероя народных сказок Змея Горыныча, но изобразил так, что комар носа не подточит!
Короче, когда этот цирк заканчивается, остается только горькое разочарование без надежды на светлое будущее, даром, что "сказочник" пытается убедить читателя в обратном, изо всех сил сочиняя эпилог. 
Правильно говорят знающие люди - надо всегда предварительно читать детские книжки, вплоть до сказок. Я вот что решаю: не буду я Толстяков  своей дочке читать,  уж очень скучно, лучше пока Винни Пуха почитаю! И вообще, чего я волнуюсь, ведь Гарри Потера  уже придумали! 

Произведения советской литературы 20-х годов не перестают меня удивлять. Каждый раз они оказываются нетривиальными, и небольшой роман Юрия Карловича Олеши не стал исключением. Исключительный по образности язык – только одно из достоинств романа. Впечатляюще показан портрет завистливого человека, Николая Кавалерова, который не может не вызывать отвращения у читателя, – но, с другой стороны, и жалости тоже. Герою, не нашедшему места в советской реальности, невольно сочувствуешь, начинаешь находить в его непрестанных рефлексиях не только резонёрство, но и справедливую критику если не советского строя, то коммунистических идеалов, какими они выглядели в те годы (одно подавление индивидуальности чего стоит). И хотя в целом образ Кавалерова всё-таки негативен, автор не смог противопоставить завистнику симпатичных советских персонажей, пресловутых "новых людей". Разве привлекательны Андрей Бабичев и Володя Макаров, мечтающие о мире людей-машин и всеобщего общепита? Люди с обеих сторон выглядят неполноценными, убогими: бездеятельные интеллегенты против бездушных работяг. Так Олеша не только показывает кажущуюся ему пропасть между старым и новым мирами, но и как бы между строк заявляет о том, что неплохо бы соединить энергию и деловитость нового с душевной тонкостью старого…
А впрочем, роман слишком многогранен, чтобы что-то выпячивать на первый план.

( Андрей Платонов. "Сокровенный человек")

Часть 1 ( для узкого круга друзей)

В чудесных воспоминаниях Олеши "Ни дня без строчки", есть удивительные, почти набоковские строки о его дочери... которой у него никогда не было.
Олеше иногда казалось, что его комната ласково вспыхивала, и сквозь лёгкие, полупрозрачные страницы стен, которые листает ангел, проступают голубые очертания детской: игрушки на полу, сирень обоев.
Да, это комната детей дочери Олеши.
Дверь открывается... старый Олеша входит с тортом в руках... Боже, как он помнит этот белый квадрат торта, похожего на окошко в рай!
Эта боль наваждения писателя в конце жизни... ведь тоже, зависть. Зависть к чему?
Что всё это время в нём жило творческое начало, вполне себе счастливое, холёное даже, создававшее чудесные миры, в которых у мужчин были дети, у детей, чудесные игры в цветах: закрой глаза, протяни руку в тишину белого листа, и ощутишь тёплую улыбку щекотки и счастья - это мураши бегают по стебельку изогнувшегося и тоже словно бы улыбнувшегося пальца...

Подумать только! Ничего этого нет, зима за окном, детей нет, никого нет... а по пальцу бегут мураши, которых толком то и не видит ребёнок, нагнувшийся к цветам.
Открываешь глаза: палец в кляксах чернил, и правда похожих на мурашей.
Чудесная и стройная осанка первой строки на песочке белого листа: цепочка мурашей, прилежно бегущих куда-то, неся на спинке дольку радуги от моей ручки, сквозно и прозрачно блеснувшей на солнце.
А у меня на спине - мурашки.
Закрою глаза... я старый и седой писатель, без детей, страдающий алкоголизмом: боже, если бы я только знал, что в далёком 1927 г., совсем ещё юный, полный сил и надежд, я предскажу в этой книге себя... трагический образ постаревшего и пьющего человека с волочащимися по земле крыльями альбатроса, словно в стихе Бодлера!
Вся жизнь прошла. Все музы, словно мотыльки, разлетелись от гаснущего сердца, похожего на догорающий, перевёрнутый фонарь, забытый кем-то в вечернем поле.

Сколько мурашек на спине, плечах, ногах даже: не меньше чем звёзд за окном!
Если нежно сойти с ума и подойти к себе сзади, с изумлением счастливого идиотизма, то можно увидеть яркие, словно звёзды, мурашки на спине, перемигивающиеся в полумраке комнаты; более того, можно разглядеть Большую медведицу и созвездие Ориона ( слева от проступающей и густой тучки правой лопатки).
Да, закроешь глаза, целиком погрузившись в мурашки.. так что кажется, что тебя, словно раненого ангела, этого звёздного мотылька, несут на своих ярких спинках мириады мурашей-мурашек... несут сквозь уставшие вспышки прозрачных вещей, стены чужих комнат, смех детей и поцелуи влюблённых... несут вон в то открытое в звёзды окно.
Почему у этого творческого начала во мне было всё, а у меня - ничего?
Может.. меня ещё и не было толком на земле? Я не родился ещё вполне?

Часть 2

Кто бы мог подумать, что "подполье", так усердно вырытое героем Достоевского в 19 веке в сумерках человеческого существования.. окажется сквозным, и в 20 веке, в творчестве Сартра, Олеши и Набокова, проявятся мрачные выходы-входы этого подполья, обратившись в дивный и звёздный муравейник: предельная и чудная концентрация в романе поэзии и аллюзий ( да что там аллюзий, многие романы вышли из этого романа, включая Мастера и Маргариту!). Есть в романе одна дивная строка, из которой целиком вышел гениальный роман Саши Соколова "Школа для дураков".
Но ещё более удивительна связь романа Олеши с повестью Набокова "Соглядатай", вышедшего всего через 3 г. после романа Олеши: в некотором смысле их можно назвать разлучёнными в мире искусства братьями.

Напомню, что в повести Набокова, болезненного и маленького человека доводит до самоубийства некто Кошмарин, муж его любовницы. ГГ умирает... но, не понимает толком: умер он, или нет?
Далее повествование ведётся от лица Смурова, в которого вселилась душа гг, страдающего от неразделённой любви.
В романе Олеши, если посмотреть на него соглядатствующим взором его героя - Кавалерова, как бы всецело обратившегося в зрение и напряжённый глаз, лишённый крайней плоти заалевшей складочки век, дело обстоит так же: это роман о мёртвом человеке, реющим душой среди сумерков вещей, он ищет тело, себя, чтобы родиться, но родиться не может: ему причиняет боль сама вещность мира, касаясь его и словно бы смеясь над ним: он так на них похож! - Безмолвие - душа вещей!
А его душа, проплывающая среди отвернувшихся к нему спинами вещей ( молчания!), безмолвна, в немой попытке выразить себя, быть!

Итак, представьте себе беседу Достоевского и Набокова.
Представили? Забудьте...
Далее представьте Татьяну Ларину и Беатриче в Аду.
Декорации сна Татьяны смешиваются с адом Данте.
Беатриче, сама душа - Эвридика, сидит за столом среди настоящих монстров: её бесстыдно и развратно трогают, целуют: она у них в плену, она страдает... но как бы в дурмане опьянения: её опоили, она не помнит, что она - душа, Эвридика!

Её бессовестно пользуют все, вот-вот выдадут замуж за самого главного монстра в аду...
А как же он, её... кавалер? Орфей, поющий ей красоту мира.
Есть ли ему место в этом мире, где... в душу не верят, насилуют её со смехом сытым и мерзки... где душа - боже!, - сама не верит в себя, и... ухмыляясь под развратными ласками, смотрит на Орфея... пятящегося в ужасе назад: каждый её стон - как кнутом по сердцу!

Да, Орфей, несчастный и спившийся, искавший её уже тысячи лет.. в разных телах поэтов, безумцев, влюблённых... нашёл её в вечернем притоне.
Она окликнула его, сама не зная почему... окликнула среди монстров, с улыбками сидящих с ней за столом ( интересно, хватит ли у читателя страдания своей души и эстетического сострадания, чтобы разглядеть эту Эвридику... в поруганной и несчастной женщине в конце романа?)
Орфей оглянулся, уже выходя из этого ада.
Обернулся с кружкой пива... и подошёл к ней, почти уже забыв, что искал её 1000 лет: поверх яркой и тающей пены он посмотрел на женщину: да, вот она.. Афродита, поруганная красота мира, которая должна была спасти мир... и что с ней стало?
Трагический образ Анечки, грустной вдовы, моющейся в своём жалком тазике с мыльной пеной, пожалуй...самый мучительный образ Афродиты в искусстве: это та любовь, которую мы... заслужили.

Разве можно завидовать чудесному шёлковому платью с цветами голубыми на нем? Но когда.. эти искусственные цветы, поглощают душу человека, словно земля, поглощающая тело, когда человек умирает...
Завидовать земле и цветам?
Разве что.. хочется быть такими как цветы... но живыми.
Хочется мотыльковой нежностью розоватых подушечек на лапках кошки чувствовать по весне доверчивую и улыбающуюся теплоту земли!
Нет, это не зависть, а отчаяние... Отчаяние видеть, как эта красота земли изменяет тебе, Орфею, влечётся к другому... к чему-то чудовищному, механическому... которое - боже! - чувствует себя на земле, как у себя дома, а всё нежное и ранимое на ней - словно бы далеко от дома своего: куда обернуться Орфею?
Пещера ада и эпохи осыпается от смеха чудовищ - тьма.

Да, зависть к цветам... лепестки поруганного цветка, как осколки разбитого окна: кто-то хотел выпрыгнуть в небо, прямо из ночи земли?
Если это так, то это чудесная зависть безумных, считающих себя деревьями, цветами, птицами..
Да, умереть, и прорасти цветком из тёмной груди земли.
Не чувствовать, не сознавать добра и зла, насилия и бреда мира; просто прорасти... нет ничего страшнее и прекраснее первых цветов по весне: из разъятых простыней снега, из тёмной и влажной земли, к небу тянутся бледно-розовые ноготки лепестков... так похожих на совсем ещё детские ноготки!
Ах, Эвридика!!

Набоков планировал написать удивительную пьесу о Дон Кихоте. Не сложилось.
Саша Соколов в своей "Школе для дураков", думается, во многом развил этот замысел, но ещё раньше... Олеша в "Зависти" придал этому образу метафизические черты, и, как и в романе Соколова - коня Росинанта заменил - велосипед, блеснувший однажды возле коленочки мальчика, подобно очкам на переносице ангела.

Вы когда-нибудь подставляли ладонь под вечерний и словно бы чуточку ослепший, вечерний дождик под фонарём ( идёт пошатываясь по улице, опираясь ладонью о стену дома и как бы опустив голову, втянув её в плечи), наблюдая за тем, как он, словно полупрозрачный и хромающий на одно крыло в воздухе маленький ангел, словно на батуте растянутого тёплого утра, упруго отталкивается от ладони вашей, с улыбкой крыльев делая сальто назад? Но это ещё нужно разглядеть... А ещё лучше не пить. Да.
Так и с романом Олеши. Здесь будет несколько метафизических сальто: из Карамазовых, Дон Кихота, Медного Всадника и Тараса Бульбы.
С чего начать? С Карамазовых?

Итак: было три брата. Старший - Роман. Революционер, расстрелянный ( Олеша играл с огнём: этот маленький роман и правда был революционным, и если бы критики были повнимательней и поумней, то расстрелять могли, вслед за книгой, братом Романом и самого Олешу, особенно учитывая образ Володи ( о нём позже скажу), с настойчивой символикой рождённой из яичка - Елены прекрасной: Владимир Ленин ( сравнение лысой головы Ленина с яйцом... это сильно. Похоже на экзистенциальную попытку самоубийства из ненаписанного и чудного романа Набокова)
Средний сын - Иван. Эдакий Мармеладов из ПиН, раздавленный лошадью и непутёвый философ, страдающий алкоголизмом и... шизофренией.
И, наконец, младший брат - медвежеподобный Андрей ( из сна Татьяны Лариной!) Гоголь бы сказал - Андрий.
Чтобы написать его в полный рост, потребовалось бы несколько ведёрок жирных красок Рембрандта и несколько кисточек Микеланджелло, только что оторвавшихся от фресок со Страшным судом и покусанных райскими пчёлами несчастных людей, с их бугристостью припухшей плоти.

Андрей - это пушкинский кошмар 20-го века, эдакий Царь Пётр на медном ̶с̶е̶б̶е̶ коне: чудовищный кентавр, наводящий ужас на город и несчастного Кавалерова.
Андрей завидует империей... колбас.(Внимательный читатель подметит экзистенциальную и мрачную улыбку бессознательного в романе: фрейдистская тема "анальное и пустота")
Андрей - эдакий Алёша Карамазов... ставший вполне себе сытым и пышущим жизнью инквизитором, к которому ради хлеба насущного пришли страждущие, положив у его ног свободу, в обмен на хлеб и сытость судьбы.

Андрей подберёт однажды ночью лежащего пьяным на дороге Кавалерова, и заберёт его к себе домой, уложив на диван, похожий на футбольные ворота зелёной замшевой травкой: сбитое сердце, простёртое на дороге, на зебре белой рёбер: Кавалеров лежит лицом на канализационном люке ( довольно новый и экзистенциальный взгляд на посмертный туннель - не забываем и Фрейда).
Это Дон Кихот, сражённый в конце книги Сервантеса на землю.
То, чем заканчивает Сервантес свой роман, Олеша - начинает.
Более того, если Сервантес развенчивает ложный романтизм рыцарства, то Олеша (слёзы сквозь смех!), развенчивает.. ненужные и, видимо, устаревшие в мире - любовь, доброту, поэзию.

Для гурманов искусства: тема футбола вспыхнет в романе эллинической нотой чудесного таинства.
Кавалеров борется против колбасника Бабичева, у которого он временно живёт, ночуя на его диване, который, в свою очередь, принадлежит Володе, влюблённого в Валю, дочку сумасшедшего брата Бабичева - Ивана.
Володя играет в футбол, на воротах, против... немцев, т.е. - колбасников.
Таким образом, внимательный ( ну ладно, и не очень трезвый) читатель понимает, что никакого Володи нет, как нет и Кавалерова: они суть сны ( откуда эта стилистика Ленина в моей рецензии?) несчастного Ивана в доме своего брата Бабичева на обломовском диване).
Но главное в другом: тема поруганной красоты незримо вспыхнет в образе Валентины, в чьём имени - эхо Елены прекрасной.
Футбольный мяч, похожий на яйцо, из которого родилась Елена - избиение красоты её рождения на глазах у всех, под смех счастливых и сытых людей: любовно ловящий его вратарь, грустно прижимая его к груди...

Если бы раскрытые листы книги были ладонями ангела, то буквы были бы силуэтами замерших капель дождя, во всех дивных фазах луны, коснувшихся листа: целые соцветия лунных фаз!
Время остановилось, как и положено в соприкосновении с вечной книгой.
Давайте взглянем на ладонь ангела, на голубой почерк дождя.

Душа умершего брата Романа возвращается обратно на землю, вселяясь в тело пьяного, простёртого на чёрном, как ночь, асфальте, мерцающего усталыми, талыми звёздами.
Три брата вновь воссоединяются. Два из них - замышляют убийство третьего брата, не зная ещё, что они хотят убить брата; братья не узнают и друг друга.
И, как высшая нота этого абсурда, Иван, как и полагается Карамазову, беседует с чёртом, своим братом: а может... он просто говорит со своим безумием?

Бессознательное Олеши делает экзистенциальное сальто, достойное Платонова: образ Ивана - это Христос, трагическое эхо первого "Слова" бога, уставшее и поруганное, пыльное слово, замызганное слово, упавшее на землю, всей грудью и лицом своим - в звёзды отражённые в луже.
И если у Достоевского второе пришествие Христа в Испании 16 века оканчивалось заключением его в тюрьму, то в безумном 20 веке, в России... второе пришествие Христа, грозит закончиться.. в сумасшедшем доме, или же... в вытрезвителе.
Т.е., полусумасшедший Иван общается с чёртом... возможно, с самим собой. Христос общается с чёртом.
Христос сошёл с ума от страданий земли: он общается с собой на два голоса: бога и чёрта.
Это сильно... и до безумия грустно.
Ангел, не плачь, твои ладони страниц дрожат, а я ещё не всё прочитал на них.. в том числе и о тебе.

Олеша персонифицировал мучительную борьбу в мире материи и духа: в разлуке друг от друга - они равно обречены, но слиться, обняться, они могут - по Набокову, - лишь в любви.
А есть ли любовь в мире, где истины нет и красота осуждена на поругание и насилие?
Странная и женская фамилия Бабичев ( чудный обыгрыш Макара Девушкина из "Бедных людей).
Андрей Бабичев... как бы беременен смертью своего брата и мукой его рождения: неужели ему суждено умереть для этого?
Да, он пошляк и без-образен. Его мечты - сны ребёнка в утробе: алая, влажная плоть, сплошной эрос плоти разъятой, ртутные шарики эха зачатия и томления плоти при родах: колбасы... пуповина... похожая на кошмарную сосиску: голодный ребёнок в утробе перекусывает со слезами на глазах пуповину, и, словно космонавт в открытом космосе, оступается с голубой, последней ступеньки Земли, и падает спиною в звёзды, чувствуя, как по руке змеится пустоту спасительный трос: солнечный зайчик округлой тишины от разбитого зеркала звука и слова дрожит в голубой и звёздной траве наступающего утра: раненый солнечный зайчик..
Но что это? зайчик чудесным образом выздоравливает, растёт... это уже холёный солнечный заяц.

Но этот чудовищный андрогин ( жизнь), смутно тянется к прекрасному: так мать касается в ночи лунной округлости своего живота, глядя на звёзды: блаженное и тёплое касание изнутри... словно таинственный сигнал с далёкой звезды.
Но что это будет за новая жизнь? Не причинит ли ей боль новый мир?
Слишком много прекрасного предано насилию, поруганию.
Это не зависть к новому и юному миру... а боль за красоту.
Каждая новая эпоха рождает тех, кто стремится к звёздам... стараясь с жадностью оттолкнуться от земли, опрокинув много прекрасного. Не важно: Достоевский это, Пушкин, Рафаэль, пострадавший от "нового и дивного мира" - Платонов.
В воздухе сверкают залитые светом новые ступеньки-имена, и это прекрасно... но когда глумятся над прежней красотой, над вечной красотой, отражающей звёзды... каких звёзд достигнет новый мир? Тления мира или звёзд в луже, куда он упадёт целиком?

Конь апокалипсиса несётся... каменный гость.
Половодье неба: всё заливает синева. Обнажённая душа, обезумев от страха, грозит чудовищу, прижавшись к кресту на куполе храма, похожего на рею затонувшего корабля.
По разлившемуся небу Невы, по городу Пушкина и Достоевского, плывёт безумная и несчастная Офелия среди цветов - любовь, искусство, покончившее с собой.
Грустный человек идёт по воде, синеве, с облаком подушки в руках, похожей на торт.
Он идёт за Офелией, Афродитой вернувшейся в пену, уносимой течением.
Человек плачет и жалобно, со слезами на глазах обращается к ней: милая моя, вот... я подушечку тебе принёс.
Помнишь... ты спала на ней? Дочка... я люблю тебя.
Что же это... случилось с тобой и... миром?
Вернись, родная!

Кадр из фильма Ларса фон Триера - Меланхолия